Книга Студия пыток онлайн - страница 5

5. Лесли

Одной ногой в могиле,

другой на банановой шкурке.

Джеймс Прайд, вождь Клана Макабр

Дуги предположил, что на снимках все могло быть подстроено. Теперь нужно найти человека, который разбирается в таких вещах. Я повернул туда, откуда пришел, к Парк-роуд. Парень в спецовке преградил мне дорогу и стал просить денег. Он выглядел так, словно кто-то натер его вскрытыми пакетиками от картофельных чипсов. Все в нем было блестящим, кроме ботинок., и манер. Я заплатил мзду, проскользнул в парадное и набрал номер по мобильному.

– Лесли? Это Рильке.

– Рильке. – Мягкий, хрипловатый голос, бас Марлей.

– Значит, ты дома.

– Да, ну а раз ты теперь это знаешь, можно я вернусь к работе, или тебе надо еще что-то?

– Просто хотел спросить, можно заскочить к тебе?

– В такую погоду мы как-то особенно вежливы, да, Рильке? Почему бы тебе просто не постучать в дверь?

– Хотел кое-что выяснить сначала. Ты один?

– Пока да. – На линии зависла подозрительность. – А что?

– Хочу что-то тебе показать.

– Рильке, если бы я в свое время не перестал говорить двусмысленно, у меня сегодня был бы отличный день. Короче, заходи и показывай, что хочешь.

Он положил трубку до того, как я успел сказать «пока».

Мне потребовалось пятнадцать минут, чтобы добраться до Лесли. Замок на двери, выходящей на лестничную клетку, выглядел так, словно его недавно взломали и вставили обратно. Я три раза коротко нажал на кнопку под буквой Л, дверь с писком отворилась, и я прошел дальше. Дверь в квартиру Леса была незаперта. Я прошел через темный коридор в гостиную.

Тяжелые бархатные шторы были задернуты, в комнате царили преждевременные сумерки. Я задержался у дверей, привыкая к полутьме и осматриваясь. По комнате словно пронесся ураган. Мебель отодвинута от стен, книги сброшены с полок, ящики вынуты, а их содержимое перевернуто вверх дном. Все в полном беспорядке: лазерные диски, бумаги, одежда, обувь и парики свалены в кучу. Сам Лес, в черной плиссированной юбке и свитере с высоким горлом, сидел на краю сдвинутой с места кровати и курил. Он, видимо, уже начал уборку, сдвинул стулья вокруг журнального столика, но робкая попытка потонула в хаосе. Над камином в громоздкой золотистой пластиковой раме криво висела картина-обманка: широко улыбающийся мексиканец. Философский ответ Леса бренности человеческой жизни. Посмотрите немного левее – смеющийся череп в сомбреро с бахромой сосет сигару; теперь чуть-чуть сместите взгляд – Лес в сомбреро, с сигарой. Я потянулся к картине и выровнял ее. Лицо – череп – лицо. Лес рассмеялся у меня за спиной. Его бандитский смех, похожий на крик осла, обычно заканчивался мокрым кашлем.

– Молодец, Рильке, так действительно лучше.

Лес никогда не был красавцем. В свои лучшие годы – скажем, лет в семнадцать-восемнадцать – в нем было что-то от эльфа. Он был недобрым эльфом, насмешником, держащимся за юбку злой феи и подстрекающим ее на пакости. В сорок его лицо стало зеркалом всей его жизни. Глубоко посаженные глаза с тяжелыми веками, высокие скулы, тонкий, крючковатый нос и широкий тонкогубый рот. Для одного лица – слишком много, кажется, будто какая-то черта лишняя. Но когда он одет и если смотреть издалека, его можно принять за кого угодно. Он снова закашлялся, часто и грубо, как шестидесятилетняя старуха.

– Только что звонила Роза, искала тебя. В характерном состоянии… Я сказал, что не видел тебя несколько дней. Не знаю, поверила она или нет, но ты лучше позвони ей и не забудь набрать 1411. Не хочу, чтобы эта безбашенная тетка ворвалась сюда и устроила сцену.

– Я думал, вы оба любите сцены.

Он скривился:

– Я давно это перерос. К тому же, когда доходит до сцен, Роза всегда выигрывает. Хочешь пива?

– Давай, а что тут случилось?

– А как ты думаешь?

Он неуклюже поднялся с кровати, потирая поясницу и медленно выпрямляясь, словно просидел так очень долго. На кухне царил тот же хаос – банки с крупами валялись на полу, чечевица перемешалась с овсом и рисом. Ящики выдвинуты, все их содержимое разбросано. Кастрюли и сковородки свалены в одну кучу. Он кое-как обошел свалку, пробрался к холодильнику и протянул мне банку.

– Вчера ночью у меня был обыск Они перевернули вверх дном всю квартиру и, как всегда, своим идиотским способом – книги с полок, вещи из шифоньера, ящики на пол.

– Они нашли что-нибудь?

– Нет, конечно. Неужели я бы с тобой говорил, если б нашли? Нет. – Он засмеялся: – Я спрятал их в шотландской сумке, привязал к крючку на потолке. Пока двое копов крушили тут все вокруг, третий убеждал меня признаться. Они, дескать, знают, что у меня это есть, и я ведь такой умный парень, простым признанием сэкономлю им время и сам избегу лишних хлопот. Его смущало мое платье. Он не мог смотреть на меня. И все это время сумка висела у них над головами. Была еще собака, большая немецкая овчарка. Бедная тварь с ума сходила, прыгала, дергалась, лаяла – просто измучилась. А хозяин все время одергивал ее, приказывал сидеть и молчать. Она из них – единственное существо с мозгами, говорю тебе. Боже, я изо всех сил заставлял себя не смотреть вверх. Эта чертова красная шотландская сумка. Клянусь, мне казалось, она сама сейчас заговорит с ними. Откроет свою «молнию»-рот и заорет: «А я вот где! Тут как тут. Приятно познакомиться!»

– А сейчас она где? – Он мотнул головой, указывая на потолок, нет – на сумку, качавшуюся тихонько на веревке.

– Лесли, они все еще в ней?

– Ну, я же не знал, что теперь с этим делать. Я весь день за порог не выходил. Говорю тебе, я в самом деле перепугался. Потому и обрадовался, когда ты позвонил. – Я не стал его перебивать. – Но бог с ним, ты-то с чем пришел? Дозняк ищешь? У меня хватит. – Он засмеялся и смеялся, пока снова не закашлялся. – Боже мой, просто «Дама с камелиями». Но ведь не кашель сводит в могилу, а гроб, в котором тебя туда снесут, правда?

– Мне нужны контакты.

– Да?

– Лесли, у тебя ведь много знакомых.

– Такова работа.

– Мне нужен тот, кто разбирается в порнухе.

Он сел к кухонному столу, жестом пригласил сесть меня и отпил пива из банки.

– Покупаешь или продаешь?

– Покупаю.

– Слава богу. Я уж подумал, что ты собирался увековечить на пленке свои костлявые члены. – Он взял папиросную бумагу и стал сворачивать курево. – Что же тебя интересует?

– Нужна информация.

– Рильке, парню в моем положении хуже ты не мог ничего сказать. Информацию? Ты, конечно, можешь говорить мне такое, потому что мы знаем друг друга сто лет, и я могу тебе доверять, но что касается наркотиков, порно, всяких операций, связанных с большими деньгами и законом… Есть люди, которые готовы убить меня за содержимое этой сумки. Знаешь, сколько это стоит? Конечно, знаешь – штуку баксов. Это ничто. Но есть люди, которые сделают за это мне… – Он сложил пистолет из пальцев и приставил указательный к моему виску: – Бах! Лишь бы заполучить… – Я отстранился, а Лес осклабился и подул на ствол, отгоняя воображаемый дымок, как Энни Окли.^[6] – Я защищен и имею связи, но все же… один раз напортачишь – и все тебя бросили. С этим обыском у меня все пошло кувырком. Я должен поделиться с Гарри, а если он не получит свою долю, я в большом дерьме. Ты ведь знаешь Гарри. Он безумец. Обычные правила к нему неприменимы. Я буду должен ему не только его долю, но и долю с дохода. Так что за информация тебе нужна?

Тут я понял, что он предлагает мне сделку.

– Мне нужен тот, кто разбирается в фотографии. Кто может определить подделку.

Слишком часто общаясь с опасными личностями, Лесли привык делать бесстрастное лицо, но, прежде чем заговорить, он все же нервно поиграл с колечком от пивной банки.

– Может, скажешь мне, что за фотографии? Он протянул мне сигарету, я взял ее, потом вынул конверт и положил снимки на стол.

– Нашел в одном из домов.

Он стал медленно просматривать их, хихикая над первыми и поворачивая их то так, то эдак, стараясь разобрать, кто где.

– В очередной раз убеждаюсь, что ничего нового под солнцем нет, да ведь?

– Ты смотри, смотри, Лес…

– Не переживай, мальчик. Тетю Лесли тошнит не часто.

Потом он увидел их. Лицо оставалось спокойным, но улыбка исчезла. Он медленно затянулся и еще раз взглянул на последние четыре снимка, затем повернулся ко мне.

– Ну и что ты хочешь?

– Узнать, как были сделаны эти снимки.

– В смысле?

– Мне нужно выяснить, подделка это или нет.

– Зачем?

– Это мое дело.

– Да, твое дело, но, если ты хочешь, чтобы я помог тебе, придется довериться.

– Да не знаю я, Лесли. Скажем, я не могу просто взять и бросить ее. Я хотел бы узнать, кто это с ней сделал, – мне это кажется важным.

– Ошибаешься, Рильке. Если это действительно произошло – это ужасно, но ведь случилось так давно. Не все ли равно, кто это сделал? Она давно мертва, и ты ничего не изменишь. Прошлое есть прошлое. Если хочешь знать мое мнение, хоть ты, конечно, и не сказал, что хочешь его знать, – все равно бесплатно даю тебе совет – так вот, если хочешь знать: то, что случилось с этой беднягой, имеет отношение только к прошлому. Плюнь на все. Вы с Розой вроде неплохо себя чувствуете на рынке скарба. Не стоит без всякой причины связываться с неприятностями и неприятными людьми.

– Я очень ценю твой совет, Лес, но мне все равно интересно.

– Так и знал. – Он положил фотографии в конверт и протянул его мне. Чудаковатая улыбочка вернулась на его лицо: – Я дал тебе бесплатный совет, Рильке, но в этом мире не так много бесплатного. Тебе ли не знать, ты же деловой человек.

– Сколько?

– Помоги вытащить наркоту из дома, и я сведу тебя с человеком, который тебе поможет.

– Нет уж, Лес.

– Ну давай, давай, парень. Я уже все обдумал. Я размышлял над этим с прошлой ночи. Мне нужен только еще один человек, и ты тут как тут. Послушай, это элементарно.

– Незачем мне слушать, потому что я не собираюсь делать это.

– Рильке, прошу тебя. Я сейчас между молотом и наковальней. Если полиция меня возьмет, мне грозит три года, а если за неделю до суда передознется подружка какого-нибудь фараона, то еще больше. Если же я напортачу с Гарри – останусь без яиц. – Он опять хохотнул. – Не многим я могу доверять, Рильке. Если бы ты не позвонил мне, я бы сам позвонил тебе.

– Просто ты сейчас в отчаянии, Лес, и любой план кажется тебе хорошим.

– Неправда. Если меня поймают, то поимеют. Но если поймают тебя, ты скажешь, что это я тебя оболванил. Мы ведь сто лет знакомы.

И он произнес эти семь слов, которые, должно быть, и зажгли сигнальные лампочки.

– Ты ведь знаешь, что можешь мне доверять.

– Послушай, Рильке, нам с тобой неизвестно, наблюдают они за зданием или нет. Надо полагать, наблюдают, но кто знает, что происходит в полиции. Я для них мелкая рыбешка. Отдел уголовного розыска, вероятно, выкурит это все за неделю. Нет, они усердно потрудились ночью и вернулись ни с чем. Скорее всего смотали удочки, занимаются сейчас чем-нибудь другим. Ну, может, один какой-нибудь в штатском наблюдает за домом приличия ради. Итак, я выхожу из парадного с подозрительной сумочкой. В сумочку вложена еще одна, завернутая в десять газетных листов, а внутри дурацкий китайский фарфор, который нам подарил эльзасец Фрэнсис, когда у меня был Нерон. К тому времени, когда они распакуют эту кучу, ты будешь уже на задах и совсем далеко.

Похоже, он остался доволен собой.

– Это и есть твой гениальный план? Ты отвлекаешь, а я рву когти с криминальным товаром?

– Все гениальное просто. Встретимся у тебя, я позвоню Гарри и дам тебе любую информацию. Боже, я даже готов пойти с тобой на встречу. Можем выпить по пинте, когда все провернем.

– Они же видели, как я входил.

– Рильке, в здании девять квартир, в шести из них живет куча народу. А эта часть Глазго перенаселена одинокими мужчинами среднего возраста, похожими на алкашей. Они вряд ли обратили на тебя внимание.

– Все равно ни за что, Лес.

– Я сведу тебя с нужным человеком. Этот парень в бегах, и без меня ты его не найдешь. После четырех банок пива и трех «косяков» Лесли вручил мне ключи.

– Два замка на внутренней двери, и убедись, что хорошо закрыл внешнюю. Не хочу, чтобы разные придурки забегали покурить.

Он завернул дешевый китайский фарфор в газеты, попробовал отыскать скотч в свалке на полу и с отвращением сдался.

– Ненавижу, блин, ненавижу, зачем этот бардак? Могли бы осматривать вещи и ставить их на место. Знаешь ведь, зачем они это делают? – Он выдержал паузу. Лес, как и Роза, был мастером риторических вопросов. – Психологическое давление. Нацисты проклятые. Что за больные недоумки идут в полицию?

– Джеймс Андерсон.

– Ты знаешь, что я об этом думаю. Просто хороший человек испортился.

– Я видел его вчера.

– Да? – Лесли откопал картонную коробку из-под стерео и теперь резал ее ножом. – Он записал все твои данные?

– Да.

Он остановился, нож замер в руке.

– Господи, он… Я-то думал, он надежный во всех отношениях. Думал, это так, дурака повалять, подрочить на школьном дворе, за гаражами для велосипедов.

– У нас в школе не было гаражей.

– Да ладно тебе. Меня переполняет девчачье любопытство.

– Теперь это так называется? В участке ничего особенного не было. Меня задержали в парке прошлой ночью. Андерсон забрал меня у них из-за стола и увел поговорить.

– О, супер! Отли-блин-чно. Ты даже в парке прогуляться не можешь, чтобы тебя не забрали в каталажку. Это наполняет меня уверенностью.

Он упаковывал коробку в несколько сумочек, складывая ручки и связывая их вместе.

– Может, кого-нибудь другого привлечешь вместо меня?

– Слушай, я просто болтаю чепуху. Конечно, я доверяю тебе. Ты гладко работаешь, я знаю. Просто попробуй не попасться, ладно?

Он вложил сверток в последнюю сумку и ласково ее погладил.

– Ну вот, им придется над этим попыхтеть. – Он снял с двери расклешенное пальто и надел полусапожки. В таком наряде ему все равно не выиграть конкурса красоты. Но он повернулся и широко улыбнулся мне: – Готовы!

– Ты действительно собираешься выходить в таком виде средь бела дня?

– А я постоянно это делаю. Никто и не смотрит, а если и смотрят, думают, что я просто страшная женщина. В любом случае, некоторые из нас, подлых гомиков, умеют драться. Ну, готов?

– Ты ничего не забыл?

Он остановился, пробормотал: «Боже родимый!» – рассмеялся и потянул за веревку.

– Нет, Лесли, ни за что.

– Давай. Это счастливая сумка. Прошлой ночью она висела прямо над головой у полицейского, и он не заметил. Это ж чудо гребаное! Как только вернусь, позвоню священнику и попрошу освятить этот мешочек.

– Слишком бросается в глаза. Я бы не стал ее носить с собой. Такая сумка не в моем стиле.

– Ну, ради меня, Рильке.

Я вышел из подъезда и осмотрелся. Задний двор дома Лесли был четвертым. Чтобы добраться до улицы, нужно пересечь три задних двора и перемахнуть четыре шестифутовые стены.

Джереми Бентам изобрел свой тюремный паноптикум, чтобы надзирателю удобнее было надзирать. Камеры располагались по кругу, и он из будки в центре мог наблюдать за ними под любым углом. Как это соотносится с его системой великого счастья, я не знаю, но идея имела успех у школьных архитекторов. Внутренний двор Леса не был круглым и не походил на тюрьму, но я был уверен, что за мной наблюдают из семидесяти квартир. Первые две стены я миновал удачно и побрел дальше – беспечной походкой, с шотландской сумкой, постукивающей по бедру. Около третьей, под сохнущим на веревке желтоватым бельем, кругами вертелся маленький мальчик на трехколесном велосипеде. Он уставился на меня в упор.

– Я ключ посеял, малыш. – Перескочив через стену в его двор, я спросил отеческим тоном: – А почему ты не в школе?

Мальчик с подозрением на меня покосился. Его молочные зубы походили на маленькие надгробные плиты.

– Я еще маленький. Мне еще пяти нет. В школу Кайл ходит. Он большой мальчик. – Он перевел взгляд с меня на окно второго этажа и заорал сиреной: – Мамаааа! Тут дядя только что перелез через забор!

Окно распахнулось, и я понял, в кого у него такой голос.

– Молодец. Стой где стоишь, я звоню в полицию. – Я заметил, как она хватает телефон, набирает 999. При этом она истошно вопила: – Я знаю, чего тебе надо! Не подходи к ребенку. Извращенец. Тыришь чужое нижнее белье! Теперь-то я тебя запомнила! В другом месте поищи себе женские трусы, долбаный урод! Извращенец!

В соседних домах стали открываться окна. Я прикрыл лицо Леслиной счастливой сумкой, перескочил через последнюю ограду и сбежал.

Чем я занимаюсь? Я ведь должен зарабатывать на жизнь тем, что не приведет меня в каталажку. Я замедлил шаг, стараясь выглядеть, как парень, который всю жизнь ходит с шотландскими сумками. Худой парень в черном костюме, покрытом оранжевой кирпичной пылью. Обычный парень, который только что накупил в гастрономе мяса на неделю. На улице никто не обратил на меня внимания.

Лес ждал:

– А ты не торопишься. Я уже начал дергаться. Проблем не было?

Я открыл дверь, и мы оба вошли.

– Нет, не было. – Я очень утомился. – А у тебя?

– Супер-пупер. – Голос его подрагивал: интересно – это адреналин или просто запыхался? Мне было все равно. Он продолжал: – Я проехался на метро, чтобы убедиться, что нет хвоста. Потом вышел раньше и остаток пути прошел пешком. Правда, теперь лучше не высовываться. Чем быстрее сбуду это с рук, тем лучше. Поздравляю, милый. Я у тебя в долгу.

Он обнял меня, одновременно забирая сумку из рук.

– Я бы предпочел забрать должок сейчас.

На лице Леса появился вопросительный знак: одна бровь поднялась, а рот опустился вниз. Он шаркнул ногой, как боксер, еще не остывший после схватки.

– В смысле?

– Знакомство.

– А, да. Ты этого точно хочешь?

– А ты думал, я помогаю тебе благотворительности ради, Лесли?

– Да, уговор дороже денег.

Он вытащил из сумки мобильник и набрал номер.