Страницы← предыдущаяследующая →
Тяжелая посудина качалась под порывами ветра.
Это было судно, напоминающее по своим размерам старинный средневековый корабль. На борту «Святой Маргариты» находилось сто десять человек экипажа и девятьсот пассажиров.
На носу корабля, облокотившись о бортовые перила, одиноко стояла молодая женщина, и ее тонкий черный силуэт четко вырисовывался на фоне темно-синей глади пролива, окруженного кольцом золотистых скал.
Освещенный весенним солнцем остров Мальта постепенно сливался с горизонтом.
С мостика, находящегося на корме, капитан, бывший родосский рыцарь, с видимой легкостью руководил маневрами этого морского чудовища, водоизмещением в тысяча шестьсот тонн.
– Отдать швартовы! Марсель! Подтянуть брамсель!
Словно не слыша окружающего шума, треска парусов на четырех мачтах, рева запертого в трюме-стойле скота, восклицаний пассажиров, столпившихся на нижней палубе, мяуканья кошек, взятых на борт для охоты на крыс в трюмовых отсеках с зерном, ржания лошадей, уже начавших страдать от морской болезни в своих «конюшнях», приказов капитана, молодая женщина в черном, казалось, превратилась в скорбную статую.
Единственным признаком жизни были тихие слезы на ее матовых щеках, катившиеся из глаз, способных соперничать своим изумрудным цветом с морской пучиной.
Когда корабль вышел в открытое море, поднявшийся ветер, ледяной не по сезону, заставил ее зябко поежиться и накинуть на свои золотисто-рыжие волосы капюшон длинного плаща.
– Улыбнись! Крошка! – каркнула большая черная птица и с фамильярностью близкого друга устроилась у нее на левом плече. Молодая женщина оторвала, наконец, свой горестный взгляд от земли. Подчинившись приказу птицы, она быстро утерла слезы, затем грациозно подобрала нижнюю юбку, всю в шуршащих фижмах, и собралась вернуться на «галерку», привилегированное место на судне, где на верхней задней палубе располагались роскошные каюты.
Если бы в этот момент молодая женщина взглянула наверх, то увидела бы, как какой-то матрос с тонкими чертами лица сверлит ее взглядом.
Держась за конец троса, он с легкостью добрался до середины мачты. Когда женщина поравнялась с ней, тяжелая бухта каната рухнула к ее ногам.
– Эй, парень! Осторожнее! Ты мог ушибить ее светлость! – тут же раздался суровый голос.
Матрос жестом извинился и словно обезьяна вскарабкался на ванты.
– С вами все в порядке, сударыня? – с беспокойством осведомился офицер.
– Да, мессир, – ответила молодая женщина.
– Меня послал за вами его преосвященство!
В сапогах, шляпе, в красной кирасе, украшенной белым крестом, офицер, молодой рыцарь из ордена госпитальеров святого Иоанна Иерусалимского, склонился перед путешественницей.
– Его преосвященство желает видеть меня сейчас? – удивилась та.
– Если это не затруднит вашу светлость! – ответил рыцарь, на которого, судя по всему, красота собеседницы произвела большое впечатление.
Чуть заметно поколебавшись, женщина легким движением освободилась от птицы.
– Лета, Гро Леон!
Захлопав крыльями, птица вспорхнула на верхушку мачты, где находился «неловкий матрос», и со всей силы прокаркала:
– Simagrées! Sardanapale[1]!
Рыцарь поднял к небу свое обветренное лицо и посмотрел на птицу-пересмешницу.
– Эта забавная пичуга – ворон или сорока? – спросил он.
– Нет, мессир, ни то, ни другое. Она из породы галок, но прежде всего, это друг, самый смелый и верный друг, – ответила молодая женщина и добавила:
– Я готова следовать за вами, мессир.
Если иерусалимского рыцаря и удивил ответ пассажирки, которая говорила о птице как о разумном существе, то он из вежливости ничем этого не показал.
Когда молодая женщина проходила рядом с бизань-мачтой, судно качнуло, и она потеряла равновесие. Она ударилась бы головой о высокие, искусно отделанные перила, если бы рыцарь не подхватил ее твердой рукой. Оглушенная женщина невольно прижалась лбом к кирасе. Рыцарь задержал ее на мгновение дольше, чем нужно. Она резко высвободилась.
– Благодарю, мессир…
Ее бледность обеспокоила молодого человека.
– Вам нехорошо, сударыня. Средиземное море может быть очень жестоким к тем, кто не привык к скачкам его настроения…
– Я чувствую себя превосходно, мессир. Не будем заставлять ждать его преосвященство! – сухо возразила она.
Рыцарь поклонился и, вновь взяв на себя роль проводника, направился к «цитадели», находившейся в конце верхней палубы.
– Княгиня Фарнелло! – шепнул он на ухо вооруженному стражнику, стоявшему в коридоре возле резной деревянной двери.
– Надо посмотреть, закончил ли его преосвященство молитву!
Сержант удалился в комнату, но почти сразу же вышел, и в ту же минуту раздался звучный голос:
– Войдите, дочь моя!..
В сопровождении рыцаря Зефирина, княгиня Фарнелло, вошла в самую просторную комнату на корабле.
Справа стояла кровать под балдахином, в центре на ковре возвышался массивный стол, на котором лежали пергаментные свитки и морские карты. Слева, под распятием, находилось кресло черного дерева и скамеечка для молитвы.
Когда Зефирина вошла, со скамеечки поднялся мужчина лет шестидесяти с коротко остриженными волосами, седеющей бородой. Лицо его было сурово, однако при виде посетительницы оно осветилось улыбкой.
Это был Вилье де Лиль-Адан, великий магистр ордена святого Иоанна Иерусалимского[2].
– Довольны ли вы тем, как вас разместили, дорогая княгиня? – спросил Вилье де Лиль-Адан, знаком приказав выйти рыцарю и вооруженному слуге.
Зефирина склонилась в реверансе, благодаря великого магистра.
– Заботами вашего преосвященства моего ребенка, моих людей и меня разместили в великолепной каюте… «Не такой роскошной, как эта», – чуть было не добавила Зефирина, чья природная дерзость придавала ей особое очарование и была хорошо известна всем знавшим ее.
– Прекрасно. Если вам что-либо понадобится, сразу же предупредите Фолькера, рыцаря из нашего братства, которого я посылал за вами. Это прекрасный молодой человек, он из семьи Хозертаунфен, насчитывающей шестнадцать поколений дворян, как и положено по уставу нашего ордена.
Продолжая говорить, Вилье де Лиль-Адан указал княгине Фарнелло на стул с высокой спинкой, а сам сел в кресло под распятием.
Глава ордена выглядел величественно, в черной сутане иерусалимских рыцарей и в красной кирасе с восьмиконечным крестом на одной стороне груди и геральдическими лилиями на другой.
Зефирина с признательностью смотрела на этого человека, который после ужасной катастрофы в Этне[3] приютил ее у себя на Мальте и вместе с маленькой дочерью Коризандой поручил заботам братьев – врачей, которые спасли их от гнилой лихорадки, грозившей смертью им обеим.
– Если Богу будет угодно, дней через тридцать мы достигнем берегов Испании, – произнес Вилье де Лиль-Адан. – Капризные ветры Средиземноморья, кажется, благоприятны для нас. У нас четыре галеры, которые обеспечивают нашу охрану, так что, думаю, неверные не осмелятся напасть на нас…
Великий магистр откашлялся, и Зефирина поняла, что сейчас он скажет то, для чего позвал.
– Дочь моя, что вам делать в Валенсии? Ваша судьба связана с Францией. Почему бы вам не отправиться туда? Я готов высадить вас в Марселе. И даже дать несколько рыцарей, которые бы проводили вас до Турени…
Зефирина кусала себе губы, чтобы не закричать, Франция… Долина Луары… Победа Франциска I при Мариньяне… «Золотой лагерь»[4]. Ее жизнь, жизнь девушки, избалованной отцом и ненавидимой мачехой Доньей Герминой де Сан-Сальвадор… Все эти события были такими далекими и одновременно такими близкими.
Ужасная болезнь, терзавшая ее в течение долгих месяцев на Мальте – с бредом, горячкой и беспамятством, сделала Зефирину очень ранимой.
На глаза навернулись слезы. Она попыталась овладеть собой.
– Вернуться во Францию вдовой, ваше преосвященство… носить, словно старуха, траур по супругу, смириться с исчезновением сына… Нет… Я хочу искать справедливости у короля Испании.
Волнение было слишком велико. Она с трудом удержалась от рыданий.
Вилье де Лиль-Адан добродушно взирал на молодую двадцатилетнюю женщину, такую прекрасную и бесстрашную. Он видел на этом тонком лице следы глубоких потрясений: после поражения в битве при Павии отец заставил ее выйти замуж за итальянского князя Фульвио Фарнелло, «спесивого кривого ломбардца» по прозвищу «Леопард».
Боже, она так ненавидела своего мужа, что сбежала от него, а затем с презрением отвергала все его попытки к примирению, но в один прекрасный день узнала в нем незнакомца из «Золотого лагеря»… и признала свое поражение! Она стала женщиной в его объятиях на Сицилии, в их владениях, где им пришлось после разграбления Рима скрываться от гнева Карла V.
Забыв о войне и борьбе партий, князь и княгиня Фарнелло познали один короткий год счастья.
Зефирина ждала ребенка. И, поскольку, она всегда поступала не так, как все, на свет появились двое близнецов: Коризанда и Луиджи.
Князь Фарнелло чуть не лишился разума от гордости и счастья.
Шесть дней спустя после рождения детей армия Карла V атаковала дворец Фарнелло, чтобы покарать мятежного князя, который, поддержав Священную лигу папы и Франциска I, осмелился восстать против императора. Во время боя началось извержение вулкана Этна, обратившее испанцев в бегство и вынудившее осажденных бежать морем.
Вот тогда и произошло самое ужасное.
ЛУИДЖИ ИСЧЕЗ ИЗ КОЛЫБЕЛИ!
Отправившись на его поиски, князь Фульвио так больше и не вернулся. Потоки кипящей лавы приближались к сицилийскому дворцу. Зефирину, прижимавшую к сердцу дочь Коризанду, силой посадили на лодку.
Она получила приют у рыцарей госпитальеров, которым также пришлось покинуть Родос после ужасной битвы с султаном Сулейманом и искать убежища на «арабском озере» – другими словами, на Средиземном море. Счастье Зефирины, что она обрела в лице Вилье союзника, обладающего хоть какой-то властью.
В бреду она бормотала одно и то же:
– Фульвио… Луиджи…
Когда-то, в году 1524, в Италии великий магистр познакомился с князем Фульвио Фарнелло. Это произошло до женитьбы его на Зефирине. Очарованный обаянием князя Фарнелло, его смелостью и умом, столь же своеобразным, сколь просвещенным, Филипп Вилье де Лиль-Адан сохранил о нем впечатления как о человеке необыкновенном.
Тронутый страданиями молодой вдовы и обеспокоенный тем, что она без конца повторяла: «…они живы… я чувствую… я знаю… мой муж жив… и сын тоже, его похитили», Вилье попытался вразумить ее:
– Но, дорогая княгиня, необходимо признать очевидное… Вулкан все уничтожил. От Сиракуз до Катаньи все опустошил вулкан.
– Они живы… Я чувствую это…
Не успев еще восстановить силы, Зефирина хотела вернуться в Сицилию, чтобы начать поиски мужа и сына. Желая успокоить ее, великий магистр послал двух рыцарей навести потихоньку справки. Днем позже они вернулись, не узнав ничего конкретного, но обнаружив след, дающий слабую надежду: люди видели, как в порту, чудом уцелевшем от извержения, на испанскую галеру взошла какая-то женщина в черной вуали в сопровождении карлика.
– Донья Гермина де Сан-Сальвадор… Моя мачеха… А с ней Каролюс… – простонала Зефирина. – Не было ли у нее на руках младенца?
Об этом, к сожалению, рыцари ничего не могли сказать. Но зато они раздобыли другие сведения у одного человека, принадлежавшего к мафии (тайное общество). У этого мафиози в бухточке был домик. Он утверждал, что его разбудил шум сражения: высокий безоружный человек отбивался кулаками от дюжины солдат Карла V. Те с большим трудом взяли над ним верх и, связав, бросили в лодку. Мафиози полагал, что «товар» ожидает с другой стороны бухты легкая «carabo a vela»[5] поскольку заметил три мачты, покачивающиеся на волнах при свете луны.
Он бросился за подмогой, но предрассветное море было спокойным и пустынным, а на горизонте – ни паруса.
Промахнувшаяся чайка ударила крылом в иллюминатор каюты.
Зефирина нервно подскочила. Вилье де Лиль-Адан, который не желал прерывать молчания, чтобы не нарушить ход ее мыслей, мягко проговорил:
– Вы отважная женщина, княгиня Фарнелло. Если такова ваша воля, то я попытаюсь помочь вам, хотя и не одобряю этого… Дитя мое, как вы рассчитываете получить доступ к императору?
Зефирина провела по лбу исхудалой рукой. После болезни ее мучили головные боли и обмороки.
По словам Фульвио, она была самой образованной и умной женщиной своего поколения, но теперь чувствовала себя отупевшей.
– Я думаю, – начала с усилием Зефирина, что пойду ко двору и попрошу аудиенцию у его величества и… объясню ему суть дела…
– Тс-с-с, – Вилье де Лиль-Адан поднялся и принялся расхаживать взад-вперед под распятием. – Карл V то в Толедо, то в Вальядолиде… Все время в путешествиях, с ним только небольшой эскорт, дитя мое. Дело в том, что его католическое величество не путешествует по-королевски со всем двором, мебелью, посудой…
Великий магистр иерусалимских рыцарей взглянул на распятие и, помолчав, продолжил:
– Я собираюсь увидеться с императором, чтобы попросить у него пристанища на Мальте для нашего ордена. Он единственный, кто обладает для этого властью.
– Ваше преосвященство возьмет меня с собой к Карлу V? – попросила Зефирина, преисполняясь надеждой.
Вилье де Лиль-Адан, остановившись, покачал головой.
– Должен напомнить вам, дочь моя, что орден братьев госпитальеров приносит тройной обет послушания, бедности и целомудрия…
При этих последних словах Зефирина, не выдержав, покраснела. Филипп Вилье де Лиль-Адан лукаво усмехнулся, заметив смущение собеседницы.
– Мы, дорогая княгиня, прежде всего монахи, воины христовы, и я сильно сомневаюсь, что император, который очень строг в вопросах религии, будет доволен, увидев, как я схожу с корабля в сопровождении столь молодой и красивой женщины…
Замешательство Зефирины стало еще более заметным. Великий магистр снова принялся прохаживаться возле иллюминатора. В голубой морской дали Зефирина заметила белую пенную струю.
– Нет, думаю, у меня есть лучшее предложение для вас, дитя мое. Вы не задавались вопросом, почему мы назвали этот корабль «Святая Маргарита»?
Вилье де Лиль-Адан понизил голос:
– У нас будет что-то вроде свидания с мадам Маргаритой…
Зефирина вытаращила глаза:
– Ваше преосвященство хочет сказать, что… герцогиня Алансонская… родная сестра короля…
– Да, княгиня Фарнелло, я доверяю вам государственную тайну. Маргарита Ангулемская, в ближайшем будущем королева Наваррская, «Маргарита из Маргарит», жемчужина из жемчужин[6]… Принцесса Маргарита – гордость семьи Валуа, должно быть, уже взошла на корабль в Эг-Морте. В этот самый момент она плывет в Испанию. Ее королевское высочество намеревается вымолить у императора Карла помилование для своего брата!
Несчастье эгоистично. За своими бедами Зефирина совершенно забыла, что король Франциск I все еще томится в плену у Карла V в Мадриде!
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.