Книга Что случилось с Гарольдом Смитом? онлайн - страница 5

Запретная трапеза

Так я получил свою первую в жизни работу. И не просто какую-то там, а работу с перспективой.

Ведь если очень постараться, года через три младший помощник юрисконсульта становится помощником юрисконсульта, а лет через шесть – юрисконсультом. И если выкладываться на полную катушку, то к концу тысячелетия можно стать самым что ни на есть солиситором.

Просто голливудская мечта.

Но ничего, ничего. Не так все и плохо. И даже совсем неплохо. И где-то даже просто замечательно.

Потому что именно здесь я познакомился с Джоанной.

Я помню тот день, как будто он был вчера. Нет, не так. Кто из нас помнит, что было вчера? Да никто. Любое сегодня назавтра превращается во вчера. Ничего особенного.

Так что тут особый случай.

Как это было.

Утро. Готовый завтрак «Витабикс» (три порции).

Проверка полной готовности. Взгляд в зеркало: маминой парфюмерией прижигаю назревающий прыщик. Прыскаю волосы лаком – на случай ветра. Выхожу из дома пораньше – ах! – чтобы успеть на 88-й автобус, отъезжающий с Мэнор-Топ.

Причина столь тщательных сборов – вовсе не служебное рвение. Просто надеюсь снова столкнуться в автобусе с китаянкой номер два. Она тоньше, красивее и изысканнее одета, чем китаянка номер один, в которую я врезался в бассейне под водой, отчего ненадолго оказался влюбленным. Китаянка номер два – любовь текущей недели.

Китаянки номер два в автобусе не оказалось, да к тому же я сегодня приду на работу не на две минуты позже, а намного раньше. Что меня тоже не устраивало. Поэтому я сошел за три остановки до работы и просидел на скамейке до 8.57. Если идти отсюда быстрым шагом, укладываешься в пять минут и приходишь как обычно – в 9.02.

С двухминутным опозданием. Идеально.

И тут. Ч-черт.

В 8.57 я вспомнил, что мои часы пролежали в джинсах, стирались вместе с ними в стиральной машине и сушились в центрифуге. В результате чего стали отставать на три минуты. Пять минут пешком до работы быстрым шагом – приду в 9.05. Катастрофа.

Опыт показал, что мистер Несбитт, следуя понятной только ему перекошенной логике, легко прощал опоздание на две минуты. Но вот на пять минут… Это уже патология, выговор, публичное порицание, нервы.

Так что моя освежающая прогулка до офиса превратилась в бешеный пробег: добавим сюда тот факт, что пошел дождь, а зонт я оставил дома, поэтому на работу примчался мокрым, потным, растрепанным, лишенным всяческих сил. Но вовремя.

Хорошенькое начало рабочего дня.

Ладно. За дело.

Прошел час. Назрела необходимость заглянуть в фотокопировальную комнату: необходимость назревала, собственно, с самого моего прибытия на работу. Нет, не затем, чтобы скопировать дело «Регина против Хартли». Я отправился в фотокопировальную комнату совсем по другой причине. В моем носу, будто улитка в раковине, застряла большая толстая козявка.

Я до сих пор краснею при одном воспоминании о том, что произошло дальше. Уверяю вас: я, покрасневший от стыда сейчас, – бледное подобие меня, покрасневшего от стыда в тот момент.

Итак, я зашел в фотокопировальную комнату, сморкнулся и вытащил из левой ноздри козявку.

Я держал ее пальцами и восхищался ее художественным сходством с улиткой. Длиной в целый дюйм, с подсохшими краями. Она подрагивала, а я трепетал в предвкушении. Потом взял и проглотил ее.

– Что, проголодались? – вдруг раздался голос.

И тут я увидел, что рядом со мной стоит хорошенькая, не сказать красивая, девушка. Очевидно, она только что вошла в комнату и, следовательно, наблюдала мой пытливый интерес к содержимому левой ноздри.

И дегустацию оного.

Так я познакомился с Джоанной.

Очень романтично.

Так что же, в конце концов, случилось с Гарольдом Смитом?

Я знаю, о чем вы подумали.

Пролетело уже столько страниц нашего повествования, но что вы знаете о главном герое? Только то, что он спятивший старик и живет в доме для престарелых. Ну и что же такого случилось с этим Гарольдом Смитом?

По правде говоря, мне и сказать-то нечего.

В настоящее время с моим отцом все в порядке, и он, наверное, занимается тем же, чем и прежде, когда еще жил дома. Отец рано вышел на пенсию. Он обычно сиживал в гостиной, в своем любимом кресле. В халате и тапочках. Курил трубку и смотрел телик.

Может, он и сейчас смотрит свою любимую программу.

«Шоу Роланда Торнтона».

Помните такого?

Роланд Торнтон, воистину йоркширец

В те дни на голубом небосклоне телеэкранов Южного Йоркшира по понедельникам, средам и пятницам светила одна, и только одна звезда. Имя ей было – Роланд Торнтон.

Роланд Торнтон был воистину лицом своего графства, воплощением всего лучшего, что только можно наскрести в жителях Южного Йоркшира. Да, грубоват, неотесан. Да, называл вещи своими именами, чем и гордился. Кастрат есть кастрат, чурка есть чурка, пизда есть пизда.

Он был человеком из народа, и никакая слава его не брала. Никакой на свете серебряный микрофон не мог заткнуть ему рот. Торнтон не забирался наверх ни по чьим головам, никого не подмазывал и прочее. Он стал тем, кем стал, благодаря самой обычной вещи.

Труд называется.

Ну и, конечно, благодаря поддержке и любви простых людей, честных работяг. Он был их голосом, он говорил с ними, для них, о них.

Роланду было всего-то чуть-чуть за тридцать, но взлетел он, как метеор. Блесной на воде засверкал его талант в рекламной колонке газеты «Ширклифский Рыболов». Эту работу он быстро перерос, забрасывал удочку и в других не менее престижных печатных органах, пока наконец, преодолев жесточайшую конкуренцию, не устроился репортером «Сканторп Ивнинг Газетт». Писал о простом – о местных новостях: о свадьбах и кончинах горожан, о проблемах, угрожающих их здоровью, о кражах и тому подобном. Писал столь виртуозно, что обратил на себя внимание Теренса Бойла, главного редактора и владельца газеты. Торнтона допустили в самое сердце газеты, в ее святая святых, на территорию, где прежде мог резвиться только Старик Бойл, и никто другой.

Первая Полоса. Рубрика «Говорит и рассказывает "Сканторп Ивнинг Газетт"».

А все почему? А все потому, что Бойл угадал в Торнтоне своего преемника, такого же неугомонного йоркширца и пламенного самородка. Торнтон был тем парусом, под которым газета могла продолжить свое плавание в 70-е и дальше в будущее.

Очень скоро первая полоса «Сканторп Ивнинг Газетт» стала знаковой. Торнтон поражал своей прямолинейностью, напором, противоречивостью. В каждой публикации он рвался в бой, снова и снова обитателям Сканторпа и его окрестностей открывал глаза на жизнь, тыкал их носом в правду. С этой правдой он входил в каждый дом и становился своим.

Методика была очень проста: Торнтон начинал говорить о чем-то незначительном, обыденном. Брал обычную местную новость, распалялся, давая волю языку, мертвой хваткой впиваясь в человеческие пороки.

Расскажу для примера. Когда на просторах Сканторпа был замечен гомик, вышедший на промысел, Торнтон написал разгромную статью, и в городском парке сразу же прикрыли мужской туалет. Справедливо заклеймив несчастного педераста как «любителя задирать мужские рубашки», Торнтон предложил посадить его «на кол собственного причинного места». Далее он жестко очертил географические границы педерастии. Житель Йоркшира не может быть гомосексуалистом, утверждал Торнтон, и любой подобный инцидент в пределах графства объясняется «заразой», попавшей к нам либо специфическим путем (из Ланкастера), либо неспецифическим (с юга/из-за рубежа). И если бы Господь имел замысел сотворить человека гомосексуалистом (продолжал Торнтон), он назвал бы своего сына не Иисусом, а просто Джесси. Торнтон никогда не бросал слов на ветер и сразу предложил простое решение для борьбы с педерастами – операцию по пересадке анального отверстия в область пупка, чтобы «каждый обходился собственными силами, не обращаясь за помощью к ближнему своему».

Просто, да? Кто-то даже скажет, чересчур просто, но ведь есть в этом некая правда, а?

Иные восклицали, что этот Роланд Торнтон нарочно слишком лихо закручивает, торопится юноша, наращивает себе популярность. Но где смельчаки, что высказали бы ему это в лицо?

Несмотря на громкий успех первой полосы, тираж «Сканторп Ивнинг Газетт» (который в 1967-м составлял 3567 экз.) к 1972 году упал до 562 экземпляров, и со смертью Бойла газета сказала своим читателям слезливое прощай.

Но на головокружительном восхождении Торнтона это едва ли отразилось. На местном радио у него уже было свое шоу в прямом эфире. Вскоре подключилось телевидение, и в 1975 было создано телевизионное «Шоу Роланда Торнтона». Оно стало выходить три раза в неделю и называлось «Торнтон сегодня»…

ПАВИЛЬОН: СТУДИЯ. ШОУ «ТОРНТОН СЕГОДНЯ» – ВЕЧЕР

Сегодня в гостях у местной шоу-звезды Роланда Торнтона ПИТЕР ПРИНГЛ со своей марионеткой, страусоподобным ДЖЕРРИ-ЖИРАФОМ.

Джерри-Жираф зловеще пялится на Роланда.

ПИТЕР ПРИНГЛ

Ой, он на вас уставился, Роланд.

РОЛАНД ТОРНТОН

Как бы он не клюнул меня в колено.

ПИТЕР ПРИНГЛ

Почему в колено? Слишком костляво для страуса. Страусы предпочитают скорее яйца.

РОЛАНД ТОРНТОН

Понимаю. Птица есть птица.

ПИТЕР

Мягкие, нежные, мясистые яйца!

До Роланда доходит смысл каламбура.

РОЛАНД ТОРНТОН

О нет, прошу вас, нашу программу смотрят дети…

Джерри-Жираф накидывается на Роланда и мертвой хваткой впивается в его ширинку. Не отпускает. Роланд взвывает от боли и падает со стула.

Все трое – Роланд, Питер Прингл и Джерри-Жираф оказываются на полу. Все пыхтят.

ПЕРЕБИВКА

ГАРОЛЬД СМИТ сидит у телевизора и смотрит шоу. Ухмыляется.

Ой

Ой. Кажется, меня опять занесло. Прямо неудобно перед вами. Я собирался вести повествование про Гарольда Смита. А припомнилось это старое, всеми забытое шоу. Опять все по верхам да по верхам.

Но вообще это вроде как подтверждает мою мысль.

И я ничем не обидел отца.

Посему предлагаю: оставим его, пускай мирно дремлет в кресле, перед телевизором. Пусть себе посидит.

Давайте-ка лучше поговорим о