Книга Орлеанская девственница онлайн

Для своей поэмы Вольтер использовал один из драматических эпизодов Столетней войны между Францией и Англией – освобождение Орлеана от осаждавших его английских войск. Замысел поэмы возник, очевидно, в 20-е годы XVIII в. Работал над ней Вольтер медленно, с большими перерывами. Первые песни были написаны к началу 30 – концу 40 гг.

Первое анонимное франкфуртское издание «Орлеанской девственницы» датируется 1755 г. В текст этого издания было вставлено много фривольных строк и эпизодов, искажены отдельные мысли, что очень возмутило Вольтера. Второе анонимное издание, предпринятое в Париже в 1756 г., также пестрело инородными вставками. По совету друзей поэт отказался поставить свое имя на книге. Поэма была издана в 1762 г. у братьев Крамеров в Женеве, в таком виде она переиздавалась несколько раз. Для этого издания поэт заметно смягчил сатиру на священнослужителей. Тем не менее сразу же после выхода «Орлеанская девственница» была занесена в «Индекс запрещенных книг».

В.И.Пащенко

ПРЕДИСЛОВИЕ ОТЦА АПУЛЕЯ РИЗОРИЯ БЕНЕДИКТИНЦА

Будем признательны доброй душе, благодаря которой у нас появилась «Девственница». Как известно ученым и как явствует из некоторых черт самого труда, эта героическая и назидательная поэма написана около 1730 года. Из письма 1740 года, напечатанного в собрании мелких произведений одного великого государя, под именем «Философа из Сан-Суси»^[1], видно, что некая немецкая принцесса, которой дали на время рукопись только для прочтения, была так восхищена осмотрительностью, с какой автор развил столь скользкую тему, что потратила целый день и целую ночь, заставляя списывать и списывая сама наиболее назидательные места упомянутой рукописи. Этот самый список наконец попал к нам. Обрывки нашей «Девственницы» уже неоднократно появлялись в печати, ценители здоровой литературы всякий раз бывали возмущены, видя, как ужасно она искажена. Одни издатели выпустили ее в пятнадцати песнях, другие в шестнадцати, восемнадцати, двадцати четырех, то разделяя одну песнь на две, то заполняя пропуски такими стихами, от которых отрекся бы возница Вертамона^[2], прямо из кабачка отправлявшийся на поиски приключений^[3].

Итак, вот «Иоанна» во всей своей чистоте. Мы боимся высказать слишком смелое предположение, назвав имя автора, коему приписывают эту эпическую поэму. Достаточно, чтобы читатели могли извлечь назидание из морали, скрытой в аллегориях поэмы. К чему знать, кто автор? Немало есть трудов, которые ученые и мудрые читают с наслаждением, не зная, кто их написал, как, например, «Pervigilium Veneris»^[4] – сатира, приписываемая Петронию^[5], и множество других.

Особенно нас утешает, что в нашей «Девственнице» найдется гораздо меньше дерзостей и вольностей, чем у всех великих итальянцев, писавших в этом роде.

Verum enim vero^[6], начать с Пульчи, – нам было бы очень досадно, если бы наш скромный автор дошел до тех маленьких вольностей, которые допускает тот флорентиец в своем «Morgante». Этот Луиджи Пульчи, бывший почтенным каноником, написал свою поэму в середине XV века для синьоры Лукреции Торнабуони, матери Лоренцо Медичи Великолепного^[7]; и передают, что «Morgante» пели за столом у этой дамы. Это была вторая эпическая поэма Италии. Ученые много спорили о том, серьезное это сочинение или шуточное.

Те, кто счел ее серьезной, основывались на вступлении к каждой песне, начинающемся стихами из Писания. Вот, например, вступление к первой песне:

 
In principio era il Verbo appresso a Dio:
Ed era Iddio il Verbo, e'l Verbo Iui.
questo era il principio al parer mio, ets
 
 
В начале было Слово – Слово Бога,
Бог Словом был, и Слово было Богом,
Все началось от этого порога, и т. д. (ит.).
 

Если первая песнь начинается Евангелием, то последняя кончается «Salve regina»^[8], и это оправдывает мнение тех, которые полагали, что автор писал вполне серьезно: ведь в то время театральные пьесы, ставившиеся в Италии, извлекались из «Страстей» или из «Житий святых».

Те же, кто рассматривал «Morgante» как шуточное произведение, обратили внимание лишь на некоторые слишком большие вольности, там допущенные.

Моргайте спрашивает Маргутте, христианин он или магометанин:

 
Е se egli crede in Cristo о in Maometto.
 
 
Rispose allor Margutte: A dirtel tosto,
Io non credo piu al nero che al azzuro;
Ma nel cappone, о lesso о vuogli arrosto;
…………………………………………..
Ma sopra tutto nei buon vino ho fede;
E credo che sia salvo chi gli crede.
Or queste son tre virtu cardinale,
La gola, e'l culo, e'l dado, come io t'ho ditto
 
 
Кто свят ему – Христос иль Магомет?
 
 
Маргутте отвечал: «Ни в чох, ни в сон
Не верю я, – но верую в цыпленка,
Когда на славу подрумянен он.
…………………………………..
А пуще верю я в стакан вина,
Душа той верой будет спасена.
Три главных добродетели мне святы:
Зад, глотка и игра. Вот мой ответ (ит.).
 

Заметьте, пожалуйста, что Крешимбени^[9], нисколько не затрудняющийся поместить Пульчи в ряду настоящих эпических поэтов, говорит, в его извинение, что это самый скромный и самый умеренный из писателей своего времени: «il phi modesto e moderato scrittore». В действительности он был предшественником Боярда^[10] и Ариоста. Благодаря ему прославились в Италии Роланды, Рено, Оливье и Дюдоны^[11], и он почти равен Ариосту чистотой языка.

Недавно вышло очень хорошее издание его con licenza de'superiori^[12]. И, конечно, это не я его выпустил; если бы наша Девственница говорила так же бесстыдно, как этот Маргутте, сын турецкого священника и греческой монахини, я бы поостерегся ее печатать.

В «Иоанне» не найти и таких дерзостей, как у Ариоста; здесь не встретить святого Иоанна, обитающего на Луне и говорящего:

 
Gli scrittori amo, e fo il debito mio,
Che al vostro mondo fui scrittore anch'io.
…………………………………………
E ben convenne ad mio lodato
Cristo Rendermi guiderdon di si gran sorte, etc
 
 
Мне сочинителей любить пристало:
Я в мире вашем сочинил немало.
…………………………………….
По праву наградил меня Христос
За то, что так его я превознес… (ит.).
 

Это заносчиво; и здесь святой Иоанн позволяет себе то, чего ни один святой в «Девственнице» себе никогда не позволил бы. Выходит, что Иисус обязан своей божественностью только первой главе Иоанна и что этот евангелист ему польстил! Подобное утверждение отдает социнианством^[13]. Наш сдержанный автор не мог бы впасть в такую крайность.

Также весьма для нас утешительно, что сей скромный автор не подражал ни одному из наших старинных романов, историю которых написали ученый епископ Авраншский Гюэ и компилятор аббат Ланеле. Доставьте себе удовольствие прочесть в «Ланселоте с озера»^[14] главу под заглавием: «О том, как Ланселот спал с королевой и как она вернулась к сиру де Лагану», и вы увидите, как целомудрен наш автор в сравнении со старыми нашими писателями.

Но quid dicam^[15] о чудесной истории Гаргантюа, посвященной кардиналу де Турнону? Известно, что глава «О подтирках» – одна из наиболее скромных в этом произведении.

О произведениях современных мы не говорим; скажем только, что все старые повести, сочиненные в Италии и переложенные в стихи Лафонтеном, также менее нравственны, чем наша «Девственница». В общем, мы желаем всем нашим строгим цензорам тонкие чувства прекрасного Монроза; нашим скромницам, если только они существуют, простодушие Агнесы и нежность Доротеи; нашим воинам – десницу мощной Иоанны; всем иезуитам – нрав доброго духовника Бонифация; всем управителям в хорошо поставленных домах – распорядительность и умение Бонно.

К тому же мы считаем эту книжечку отличным средством против ипохондрии, угнетающей в настоящее время некоторых дам и некоторых аббатов; и если мы окажем обществу хотя бы только эту услугу, мы сочтем, что потратили время не даром.