Страницы← предыдущаяследующая →
Анна сидела у окна в огромном кресле, таком глубоком, что боковины его, казалось, обнимают ее, загораживая остальную часть комнаты; широкими подлокотниками можно было пользоваться как столиком. На одном из подлокотников стоял стакан с шипучим напитком, а на полу возле кресла валялось полотенце.
Она сидела голая, подобрав под себя ноги и отбросив с лица мокрые волосы. Кожа ее была чистой, без косметики – чисто вымытая, кожа блестела, как у ребенка. Выглядела она утомленной, но спокойной. Казалось, она разглядывает что-то за полуоткрытым окном, но разглядывать там было нечего. Поздней ночью даже город угомонился. Флоренция раскинулась под ними вдали, и городские огни были подобны дальним созвездиям. Она чуть-чуть двинула правой ногой, и бедро ее, отлипнув от левой икры, издало чмокающий звук Она провела пальцами по задней стороне икры и почувствовала, что кожа потная. Плоть дрогнула от прикосновения. Она не помнит, чтобы раньше так остро чувствовала свое тело. Нет, неправда. Помнит, и очень ясно.
Анна увидела себя возвращающейся домой к Лили после первого свидания. Они распрощались в номере отеля в центре Лондона, и она покатила по Вестуэй тихим ранним утром, таким похожим на сегодняшнее, добавив свою машину к числу редких машин на улицах. В дом она вошла очень тихо. Патриция спала наверху в гостевой, Лили – в своей постели. Ей мучительно хотелось вновь увидеть дочь. Не для того, чтобы облегчить себе сознание вины, предательства, а просто из потребности обнять ее и увериться, что все осталось по-прежнему. Хотелось принять ванну – кожа пропахла его запахом, – но ванная была рядом с комнатой Патриции, и шум льющейся среди ночи воды разбудил бы ее. Анна разделась, вычистила зубы и тихонько заползла в постель, из-за всех этих ухищрений на секунду почувствовав себя неверной возлюбленной.
Лили, как ракета с тепловой самонаводкой, моментально нащупала мать, придвинулась. Хлопчатобумажная ночная рубашка девочки сбилась и задралась на талии, тельце ее было теплым и нежным. Ребенок вслед за взрослым, женское вслед за мужским – контраст был столь же разителен, сколь и приятен. «Я люблю тебя», подумала Анна. А то, что сегодня произошло, ничего не меняет. Ее тянуло разбудить девочку, чтобы сказать ей это. Она пошевелилась, высвобождаясь из детских объятий, и Лили кашлянула – раз, другой, и, закашлявшись сильнее, проснулась.
– Мама?
– Да, дорогая, что ты?
– Привет! – Голос девочки был хриплым, поскрипывал, как расщепленная древесина.
– Привет. Ты кашляешь?
– Мм... – Она еще не проснулась окончательно, но новый приступ кашля был похож на сердитый лай.
– Ты здорова?
– Хочу водички.
Анна слезла с кровати и налила девочке стакан воды из-под крана в ванной. Лили ждала ее сидя в постели, моргая и тараща глаза, серьезная, строгая! Схватив стакан обеими руками, девочка шумно выглотала воду. Анна слышала, как булькает у нее в горле струя воды.
– Ты пахнешь по-другому, – сказала Лили, возвращая ей стакан, и сморщила носик.
– Правда? – сказала Анна, удивляясь безошибочному, как радар, нюху девочки. – На улице жара. Я вспотела.
– Где ты была?
– Работала.
– Тебе было приятно?
– Ничего, – ответила она, бодро укладываясь рядом с Лили. – Ну, ложись же. Забирайся под конверт.
– Знаешь, я плакала перед сном.
– Плакала? Почему?
– Скучала по тебе.
– Глупышка! Ведь Патриция была здесь.
– Мм... Она тоже сказала, что я глупышка. А потом разрешила мне лечь в твою постель.
И ты успокоилась?
Да.
– Понятно.
– Но плакала я не за этим.
– Конечно же, нет! Ну, хватит, давай засыпай!
– Похоже на сигареты.
– Ты это про что?
– Про то, как ты пахнешь. Элеонорин папа так пахнет. Элеонора говорит, что он скоро умрет, но что ей на это наплевать. – Теперь она совсем проснулась и пустилась фантазировать, радуясь этому неожиданному бодрствованию среди ночи.
– Хм... Все мы умрем раньше или позже. Но думаю, что папа Элеоноры не так уж много курит, чтоб умереть.
– Нет, он курит так много. Она достает из мусорного ведра пустые пачки.
– Маленькая лазутчица. – Что такое «лазутчица»?
– Ничего. Слушай, сейчас поздняя ночь. Неужели ты не устала? – сказала Анна, но без должной серьезности. Ей нравилась болтовня Лили, нравилось ее любопытство, и эти тайные их доверительные беседы по ночам доставляли ей самой удовольствие не меньшее, чем дочери.
Секунду Лили лежала тихо. Затем последовало:
– Мама, Пол мне вроде как папа, да?
– Да, дорогая. Вроде как папа. Пауза.
– А теперь Майкл будет вторым папой?
– Нет. Майкл – это просто друг. Тебе он нравится?
– Да, ужасно! Он такой забавный. Но второго папу я не хочу. Хватит одного.
В темноте Анна прижала к себе дочь.
– Да, хватит одного. Ну а как насчет мамы? Хочешь подобрать себе новую, про запас?
– Нет, глупенькая! – прощебетала она, по-обезьяньи обвивая Анну руками и ногами.
А Анна потом лежала без сна, думая о том, с какой легкостью переместилась она от него к ней, как разделены, не смешаны в ней оказались мать и любовница, подобно тому, как не смешиваются вода с растительным маслом – только в ней это был результат процесса скорее биологического, чем химического. Наутро, возвращаясь после того, как отвела Лили в школу, она услышала еще из-за двери телефонный звонок. Она знала, что это звонит он. Он спросил номер ее телефона, не пожелав сообщить свой. Она знала, что будет говорить ему. Смятение этой ночи научило ее всему, вплоть до того, что, как она подозревала, было их взаимной ложью.
– Доброе утро! – Голос, уже ставший знакомым, интонация первой фразы, по которой она сразу его узнала. Она удивилась той нежности, которую пробудил в ней этот голос. – Как чувствуешь себя?
– Усталой.
– Я тоже устал. – Он помолчал, и паузу вдруг заполнили его руки. Ей вспомнилось, как пальцы его скользнули ей под юбку, как гладили ее живот, чертя вдоль него линию. – Ты работаешь сегодня?
– Да. И уже собираюсь уходить.
– Жаль. Слушай. Выяснилось, что на той неделе мне опять надо быть в Лондоне. Ты сможешь освободиться?
Благодари Бога, но не его, помни это. Но было слишком поздно. Вместе со многим другим, что подарила ей эта ночь, она внезапно разожгла в ней желание большего, страсть к продолжению. Потом она придумает, чем оправдать это перед собой. Она попыталась, чтобы голос ее звучал строго и резко.
– Ладно. Только у меня есть несколько условий. Никаких обязательств, обещаний, всех этих глупостей. Знакомиться с семьей не нужно, и каждый из нас имеет право бросить все в ту же минуту, как только пожелает. Согласен?
– Совершенно согласен. – Казалось, ситуация его забавляет. – Что-нибудь еще?
– Есть и еще кое-что. Ресторан должен быть подешевле. У меня не так много денег, а чтобы платил ты, я не согласна.
– Чудесно. А в сексе нашем ты тоже хочешь что-то изменить или, может быть, в чем-то одном у нас все в порядке?
– Надо подумать. Но пока можно все оставить как есть.
– Слава богу. – Пауза. – Мы ведь подходим друг другу, правда?
– Это ведь только начало, – сказала она. – Не торопи события.
У нее за спиной из ванной донесся звук отключаемого душа. Она закрыла глаза. Через секунду она услышала шлепанье его шагов по кафельным плиткам. Войдя, он сел перед ней на корточки. Она не пошевелилась. На нем был темный купальный халат, а на руках и ногах в волосках застряли капельки воды. Он с улыбкой отвел с ее лица влажную прядь волос, выбившуюся из-за уха. Она по-прежнему не реагировала. Было темно, и она почти не видела его глаз. Он нежно поцеловал ее, потерся губами о ее губы, ожидая, что она подхватит игру и сделает то же самое. Начав, она внезапно отстранилась. Вновь откинулась на спинку кресла, закрыла глаза.
Склонившись к ней, он снова поцеловал ее, на этот раз поцеловал ее лоб. Она поморщилась, словно ей стало больно. Открыла глаза и устремила их вверх, к его склоненному лицу. Он взял ее руку и провел его у себя под халатом, между ног, где уже ощущал возбуждение. Оба улыбнулись – и его призыв, и ее прикосновение намекали скорее на уют, чем на вспышку страсти.
– Ты такой прохладный, – сказала она.
– Это ненадолго. Тебе уже опять жарко.
– Мм... – Она не то вздохнула, не то тихонько застонала.
– Ты не плохо себя чувствуешь? Ответила она не сказу.
– Не знаю.
– Почему бы тебе не лечь?
– Мне все-таки надо было позвонить. Он провел пальцем по ее лицу.
– Все хорошо. С ней ничего не случится. Ты же сама говорила. А утром позвоним.
– Ты должен был разбудить меня.
Он улыбнулся.
– Ты проспала всего-то около часа. Ты была такая усталая.
Она проигнорировала его слова.
– Я чувствую себя виноватой перед ней.
На секунду он задержал на ней серьезный взгляд.
– Знаешь, что я думаю, Анна? – сказал он, медленно проводя пальцем по ее плечу. – Я думаю, что виноватой ты себя чувствуешь потому, что, положа руку на сердце, не имеешь ничего против того, что ее здесь рядом нет.
– Ну... – Она сидела неподвижно, переживая этот удар под дых. Близость их позволяла ей признать его правоту и не отнекиваться. – Если так пойдет, то еще немного – и я, наверное, стану бояться тебя.
Он улыбнулся.
– Что ж такого? Не привыкла к соперничеству?
– Не льсти себе.
Она огляделась. В сумраке кафельный пол можно было принять за каток – ледяная поверхность, покрытая бледной туманной изморозью. Кажется, такой соблазнительной прохладой веет от нее, подумала она, но это обманчиво. Так вот и тонут люди. Путают восторг и безопасность.
Встав, он хотел было уйти.
– Нет! – Она преградила ему рукой путь. – Не уходи!
– Я устал, Анна, – мягко возразил он. – Я хочу спать и хочу, чтобы ты тоже легла и спала рядом со мной.
Когда в последний раз лежала она рядом с мужчиной, с которым бы ей хотелось проснуться в одной постели? Во всяком случае, так давно, что не упомнишь.
– Я еще не могу лечь. Не знаю, как перебраться через этот пол.
Если слова ее и показались ему странными, виду он не подал. А может быть, он и понял ее. Он опять уселся у ее ног, на этот раз положив голову ей на колени. Волосы его были прохладными, влажными и холодили жар ее ног и живота. Она положила ладонь ему на затылок и медленно гладила его голову, а потом, наклонившись, притянула к себе его всего. Долго они оставались в этой позе. Свет в комнате переменился, ночной сумрак стал редеть, наполняясь первыми предвестниками летнего рассвета. Руки ее скользнули ему под халат и гладили его спину, ласково массировали, ниже и ниже, пока не достигли расщелины между его ягодицами. Она надавила сильнее, проникая пальцем в самое отверстие. Он застонал от этого прикосновения и, подавшись вверх, ринулся ей навстречу, обхватил ее. Когда тела их тесно соприкоснулись, он распахнул халат и прижал ее к себе под халатом.
– Идем в постель.
– Ладно. Только не спать. Он засмеялся.
– Думаю, шансов на это у нас маловато. Знаешь, мы будем вести себя как давным-давно женатая пара. Я поставлю будильник.
После они уснули, свернувшись калачиком в разные стороны, разомкнув объятия лишь в поисках более привычного простора для сна, или же, возможно, из-за жары.
На рассвете он тихонько встал и закрыл наружные ставни, чтобы солнце не мешало им. В комнате опять стало темно. Она не проснулась. В 6.37 утра слишком многие во Флоренции встают одновременно, и напряжение в сети не выдерживает – начинаются секундные отключки. Радиобудильник возле кровати замигал – выключился, затем опять включился, стирая из электронной памяти данное ему до этого распоряжение, цифры на нем хаотически запрыгали. Раздался сигнал – печальный, виноватый. Никто не проснулся от этого сигнала.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.