Книга Время Малера онлайн - страница 2

II

Пронзительный свист разрезал темноту. Рука привычно вытянулась и выключила будильник. Половина восьмого! Давид открыл глаза, сбросил гнет сновидений, сел.

Шел дождь. Капли ударяли по стеклу и стекали прозрачными кругами, разрывавшимися книзу. Голова раскалывалась. Во рту и где-то глубоко внутри все пересохло. Давид прокашлялся, откинул одеяло и выполз из кровати.

Голова закружилась, но лишь на несколько секунд. Он сразу же вспомнил про формулы: да, все были здесь, пока все здесь. Подошел к окну и распахнул створки. В лицо повеяло влагой, Давид зажмурил глаза. По улице сновали раскрытые зонтики, какой-то мужчина укрылся газетой, ребенок в дождевике прыгал по луже, потом задрал голову, и на мгновение их взгляды встретились, ребенок засмеялся. Дворник подметал осколки стекла, с его плаща ручьем стекала вода. Рядом возвышался обезглавленный фонарь.

Давид отступил назад, закрыл окно и тяжело опустился в кресло. Долго не сводил глаз с письменного стола. Потом бросился к телефону.

– Да? – Фрау Виммер по-прежнему приходила в институт раньше восьми.

– Это я, – сказал Давид, – сегодня я не смогу. Плохо себя чувствую.

– Грипп?

– По всей вероятности. Вы должны подыскать мне замену.

– Доктор Малер, но сейчас действительно никого не найти.

– Придется. Я не могу!

Давид услышал тяжелый вздох фрау Виммер и, опередив ее, положил трубку.

На секунду он задумался. Потом взял карандаш, потыкал грифелем бумагу и приступил к работе. Следовало все записать. Какое-то мгновение он медлил: клетки на бумаге расплывались, искривлялись, наезжали друг на друга. Потер глаза. Линии опять собрались в крошечные и одинаково пустые ячейки. Квадратики, ожидавшие только того, чтобы их заполнили. Готовые вместить в себя все его знания.

Давид писал.

Время от времени поднимал голову: ветер крепчал. Лил дождь, барабаня по стенам и в окна домов; на улице скрюченные человечки, опустив головы, боком продвигались вперед, некоторые забегали под козырьки подъездов и ждали. Дворники на стеклах автомобилей без остановки шмыгали туда-сюда. Мимо пробежали три девочки, открыв рты и подставив небу мокрые лица. За ними проследовал прилизанный пес. Неожиданно дождь кончился. Но только несколько минут спустя сложился первый зонтик, за ним еще один, а потом все остальные. Белесая слизь затянула небо, она росла, раздаваясь вширь, словно под воздействием химической реакции серый цвет превратился в расплывчатую светящуюся дымку. Удушливый белый пар поднимался от асфальта. В луже резвилась собака, постепенно ее осушая. Тучи разорвались, и в просвете голубого неба наконец-то выглянуло солнце, бледным кружком отразившись во всех лужах и стеклах. Собака выползла из мутной воды, застыла на секунду, полакала из лужи и убежала. На краю тротуара, будто кривое зеркало, блеснуло стеклышко, это оказался осколок разбитого плафона.

Давид испугался. Мороз пробежал у него по коже. Несколько долгих секунд он вообще не понимал, где находится. Что-то произошло. Как если бы тело дало трещину и он лишился какой-то части себя. И вдруг почувствовал движение, что-то надвигалось. Перед ним на столе лежала стопка бумаги – тридцать листов, исписанных крупным нервным почерком: чуть покосившиеся столбцы цифр, чертежи, графики, извивающиеся на бумаге большими кривыми, бессмысленные на первый взгляд диаграммы, помеченные значками, названия которым пришлось выдумать; но стоило только вникнуть в эту систему, и она поражала своей удивительной ясностью. Сколько же прошло времени? Солнце слепило глаза и здорово припекало, на лбу у Давида выступила испарина.

Он поднялся. Все тело ныло, ноги как ватные, пальцы с трудом разгибались. Часы по-прежнему лежали на ночном столике. Показывали почти три.

Он включил кофеварку. Отправился в ванную, несколько минут рассматривал в зеркале свое лицо. Толстое и красное, с широким носом и сильно оттопыренными ушами – еще ни разу при виде этой физиономии он не испытал чувство удовлетворения. Он побрился, умылся и побрел на кухню, где выпил три чашки кофе, с беспокойством прислушиваясь, как учащенно бьется сердце.

Вернулся к письменному столу. На книжной полке стояли, выстроившись в рядок, труды Ньютона, Больцмана, Маха, Эйнштейна, Пригожина, Валентинова. Среди них все «Грани физики» за последние десять лет, подшитые в пять толстенных папок и изученные от корки до корки. В буквальном смысле от корки до корки: Давид знал каждое слово. Он взял трубку и набрал номер.

– Да? – послышался голос Марселя. – Что? – Дело сделано. Я нашел разгадку.

– Ты не совсем кстати, Давид. Я как раз собирался уходить.

– У меня есть решение.

Марсель помолчал. Потом откашлялся:

– Правда?

– Да.

– Поздравляю, – сказал Марсель. – Может, встретимся завтра, в десять?

Давид не ответил.

– Прекрасно, тогда до завтра! Это нужно отметить. Вот мы к сделаем это завтра. Мои поздравления!

Послышались гудки: Марсель положил трубку.

Давид подумал секунду и набрал новый номер.

На другом конце не подходили, сработал автоответчик. Раздался гудок, потом шипение, аппарат внимательно его слушал.

– Скорее всего ты не поверишь, – протянул Давид. – Но вчера… то есть сегодня я совершенно случайно нашел решение. Мне удалось… Это изменит все. Я подумал, тебе это будет интересно. Может, встретимся.

Он помедлил.

– Пойду прогуляюсь. Извини, я немного… Давид положил трубку.

Второпях натянул носки, брюки, свитер. С ботинками неожиданно пришлось повозиться: никак не удавалось справиться со шнурками и завязать бантики. На лестнице с ним поздоровались, Давид не ответил. Засунул руки в карманы и вышел на улицу.

Остановился, запрокинул голову и почувствовал теплое прикосновение круглого горячего и расплывающегося солнца; за закрытыми глазами наступили оранжевые сумерки. В желудке урчало, хотелось есть. Кто-то грубо задел его плечом, чья-то собака тыкалась мордой в его башмаки. Разбитый фонарь остался за спиной, Давид ощущал его присутствие так же ясно, как больное место на теле. Он мог точно сказать, когда солнце выглядывало, когда пряталось и появлялось снова, словно подавало кому-то знак.

Он медленно тронулся с места. Земля под ногами казалась твердой и не совсем гладкой, люди с плакатов, расклеенных вдоль дороги, пристально смотрели на него сверху вниз; честное слово – они смотрели только на него; Давид смутился, почувствовав себя в центре всеобщего внимания. «Ну уж нет, – сказал он сам себе, – это ошибка, этого не может быть!» Свернул за угол и очутился посреди широкой грохочущей улицы.

Он догадался обо всем за несколько секунд до того, как можно было что-нибудь увидеть или услышать. Нагнул голову и съежился. Раздался металлический скрежет. Обойдя вокруг, Давид увидел, что зеленый грузовик выехал на тротуар и врезался в жилой дом. Какая-то женщина закричала, вторя ей, заревел мужчина, люди разбегались, удирали во все лопатки, пес волочил за собой никому не нужный поводок, автомобильный вой нарастал, пока не повис в воздухе, слабо вибрируя… мгновение остановилось.

Накренившийся грузовик спокойно балансировал на двух колесах, легко сохраняя равновесие. Казалось, он так простоит еще долго. Даже люди застыли на месте. Посреди улицы, на ходу, под сопровождение автомобильных аккордов. Только голубь, плавно взмахивая крыльями, чинно парил в небе.

Потом оцепенение прошло. Машина со скрежетом повалилась на бок. Люди опять обратились в бегство, заглушая криками гул машин, голубь скрылся из виду. Давид встал на цыпочки, чтобы лучше наблюдать картину всеобщего бегства, но вдруг толпа отступила, подалась назад… что же могло ее напугать? Вскоре все прояснилось.

Люди бежали подальше от прозрачной жидкости, распространявшей сладкий запах. Она растекалась и образовывала разрастающийся полукруг; в некоторых местах уже вспыхивали живые языки пламени. Их становилось все больше. Они загорались повсюду – вокруг перевернувшегося грузовика и внутри его. Вдруг дверь кабины водителя приоткрылась. В нее протиснулся человек в синем комбинезоне, спрыгнул вниз, с трудом встал на ноги и побежал. Усы и длинные волосы, по лбу бежала тонкая струйка крови. Растерянный взгляд, перекошенное лицо… водителю почти удалось…

Но пламя успело его настигнуть. Комбинезон насквозь пропитался жидкостью, и вскоре огонь полыхал уже везде. Давид попятился назад, он отступал шаг за шагом и ни на секунду не выпускал из поля зрения мужчину, который исполнял немой танец, скача вверх – вниз, вверх – вниз (только почему-то не кричал), кружился волчком и снова подпрыгивал; желтый шарик, вылетевший из рук ребенка, медленно и беззаботно поднимался в небесную синеву.

Кто-то прибежал с огнетушителем: струей била белая пена, пламя меняло цвет, какое-то мгновение еще сопротивлялось, а потом стало медленно гаснуть, вспыхивая все реже и реже, и в конце концов превратилось в тлеющие красные огоньки. Несколько мыльных пузырей отделились, незамеченными проплыли в воздухе и лопнули. Ветер разносил чудовищно едкий запах, Давид прикрыл нос рукой, на секунду зажмурил глаза и оказался один на один со зловонием, беспомощно колотившимся сердцем, замершим от ужаса дыханием, и в голову к нему закралось странное подозрение. Он открыл глаза.

Мужчина лежал лицом вниз и не шевелился. От комбинезона ничего не осталось, он превратился в свет и тепло, да еще черный дым, который, поднимаясь вверх, постепенно рассеивался, пока не исчез совсем. Шарик улетел так далеко, что виднелось лишь цветное пятнышко. В нескольких местах жидкость еще горела, но вот уже и ее потушили, и дышать стало легче. Давид повернулся и скрылся за углом.

Солнце клонилось к западу. Все приняло свой прежний вид, совсем будничный, словно ничего не произошло. С плакатов смотрели одинаковые люди с одинаковыми лицами, расплывшимися в дежурных улыбках и возомнившими, будто он, Давид, не замечает их слежки. «Это еще ничего не значит, – тихо сказал он самому себе, – ничегошеньки, совсем ничего!» Еще раз свернул и подошел к своему дому. Около двери кто-то стоял.

– Где тебя носило?

– Ты… давно ждешь? – спросил Давид в ответ, стараясь скрыть раздражение. В эту страшную секунду он ее не узнал. Катя тяжело дышала, ее волосы растрепались, лицо было красное, даже краснее обычного; похоже, она бежала. Девушка бросила сигарету.

– Да уж порядочно. Ну и видок. Что-то случилось?

Он пожал плечами:

– Нет! Нет, а что? Пройдемся?

Рядом с ними тянулась бесконечная стена домов, которую сменили их собственные отражения в витринах. Отражения узколицей брюнетки, прогуливающейся с упитанным господином на фоне радиоприемников, журналов, обуви и снова на фоне радиоприемников. Издалека долетали завывания пожарных сирен.

– Ты мне не веришь?

– Верю, что ты думаешь, будто сделал открытие, – ответила она.

Он усмехнулся:

– Э-э, как загнула.

– А не может ли быть, что это только тебе все кажется правильным, а на самом деле какая-нибудь ошибка…

– Нет, – отрезал Давид.

Они замолчали. Крыши отсвечивали красным, солнце уже готовилось закатиться.

– Речь идет о времени?

– Не совсем. О его направлении. Понимаешь, прежде всегда что-то упускали. Упускали самое главное.

На волне вечерней зари показалась одинокая ворона: отлетела в сторонку, каркнула и устроилась на перекладине телеантенны.

– Хочешь, пойдем туда?

Катя проследила за его взглядом и увидела, что они стояли перед кинотеатром. На афишах позировали всякие знаменитости. Предложение ошарашило девушку, и она согласилась.

Фильм был о бандитах, перебивших друг друга; в полупустом зале пахло маслом и попкорном. Главный герой бежал по улице, а потом скрылся в подъезде какого-то дома; один тип гнался за ним, так как он обладал тем, чем не следовало обладать, или знал то, чего не следовало знать. В момент их стычки улица почти опустела. Лица, показанные крупным планом, разрослись до нескольких метров. Давид зажмурился. Снова почувствовал запах гари, а может, это просто разыгралось воображение.

Охваченные вспышками света краски смешивались, расплывались, рассеивались по залу, прямиком устремляясь к нему, к Давиду. И вдруг, когда герой уже навел на врага свой серебристый пистолет, прищурил глаз и прицелился, вот-вот собираясь выстрелить, – и выстрел действительно раздался-таки, хлопок ураганом пронесся по рядам, – в эту секунду Давид почувствовал движение. Что-то подступало. Неуклонно приближалось к цели; и это было… Давид чуть не вскрикнул.

Когда они выходили из кино, уже смеркалось. Фонари и витрины, фары и освещенные окна отбрасывали на улицу желтоватый глянцевый свет. Между крышами выглядывало темное небо.

– Что случилось? – спросила Катя. – Что-нибудь болит?

Давид покосился на девушку, в какой-то момент он был почти готов раскрыть ей свои объятия и притянуть к себе; но потом стало ясно, что он не сделает этого: ни сейчас, ни позже, вообще никогда. Он отступил назад и бросил беспомощный взгляд на спутницу. За спиной послышалось бормотание; Давид с облегчением вздохнул: предлог показался вполне благовидным, и он позволил себе отвернуться.

На тротуаре, прислонившись к стене, сидел старик с длиннющей засаленной бородой и с бутылкой в руке. Опустившийся и грязный, он быстро шевелил губами, словно обращался к самому себе или к невидимому собеседнику. Потом поднес ко рту бутылку. Отпил, поставил в сторону, простонал и снова что-то забормотал. Давид отвел взгляд.

В луже поблескивало отражение самолета: его выдавало треугольное расположение огней. Давид вытянул ногу и носком ботинка слегка коснулся воды. Самолет увеличился, расплылся, а потом исчез. Давид запрокинул голову, думая найти его в небе. Но там его не оказалось. Как внимательно он ни всматривался, самолет оставался невидимым.