Книга Белый ворон онлайн - страница 4

5

Когда я проснулся, было серо и холодно. Василь сидел у погасшего костра и, тихонько позванивая пряжками, обувал солдатские ботинки. Мои лишь чуть просохли.

– Ну ты и силен спать!

– Да я уж совсем дошел. Последние дни в городе глаз не мог сомкнуть, – ответил я.

Мы вышли в синеватый полумрак. Поломанные жерди ограды да наши вчерашние следы – вот и все, что тут было. Цепочка нерегулярных дыр в снегу поднималась вверх по склону и терялась в молочно-чернильной взвеси из снега и воздуха.

– Дойдем до леса и там подождем, когда станет светло.

Я ничего не ответил, просто не хотелось поддакивать. Через несколько минут мне уже стало тепло. Я подобрал горсть зернистого снега и стал осторожно кусать. У него был вкус сосулек, вкус наших хрупких кинжалов. Мы использовали их для кратких театральных поединков. Оружие ломалось уже при первой схватке, превращалось в леденцы. Ксендз в черной сутане выходил из низенького строения и кричал: «Третий класс, на занятия! Быстрей, быстрей, а то письки отморозите!» Мы усаживались за парты из некрашеного дерева; слои древесины от многих тысяч прикосновений обрели гладкую, стеклянистую структуру; мы сидели и зачарованно наблюдали за тем, как за сорок пять минут ксендз опоражнивает пачку сигарет наполовину. И из-за этих голубоватых клубов каждения текла к нам теодицея, пронизанная смелыми уподоблениями, что-то о Боге как о хлебе, но, упаси Господи, не как о колбасе, «потому что, черт побери, без колбасы можно обойтись, если только ты не Малиновский, сиречь будущий безбожник».

Я никак не мог привыкнуть к виду нашего ксендза во время богослужений. Там он не курил и не жестикулировал. Умер он от курения, алкоголя и чрезмерного темперамента.

Я почувствовал, что горло у меня занемело, и отбросил остекленевший комок. Мы миновали можжевельники. Остановились среди первых деревьев. Долину внизу наполняли клубы тумана. Ветер рвал его, гнал, загонял в крутые ущелья на противоположном склоне, где текли ручьи.

– Видишь, внизу проходит дорога. Нам придется перейти ее, заодно поглядим, есть ли какие-нибудь следы.

Через полчаса мы спустились по крутому склону между поваленных ветром буков на берег речки, верней, к слиянию двух речек.

– Вон та, слева, это Угриньский, а справа Черный Поток. Нам надо идти направо. Причем по воде. Так что пойдем по Черному. По сути эта долина – тупик. Когда-то тут была дорога, точней сказать, тропа, но произошел оползень. Так что посуху пройти не удастся.

Мы вошли в речку и переправились на другой берег. Течение было будь здоров. Глубина изрядно выше колен, и нас едва не сбило с ног. На берегу Василь остановился:

– Видишь, тут вот брод и дорога к лесной сторожке.

Никаких следов не было. Вообще ничего.

Мы повернули направо и пошли вдоль Черного Потока то по воде, то прыгая с камня на камень. Однако акробатика эта здорово замедляла продвижение, и в конце концов мы плюнули и дальше брели по колено в воде. Как-никак это был конец наших блужданий. Через какое-то время Василь счел, что мы можем вылезти на берег. Дальше мы шли по дну узенькой сужающейся долинки. Речка еще раза три преграждала нам путь, потому что текла она извилисто. А потом я почуял дым. Василь глянул на меня, усмехнулся и кивнул:

– Ну, еще с километр.

Долина все сужалась, и наконец склоны ее сошлись. В самом ее остром конце стоял почти невидимый, скрытый несколькими елями пастушеский балаган.

– Красивое место, – сказал я.

– Тихое. Вот летом тут действительно красиво.

Снег перед входом был истоптан.

– А вот отливать могли бы и подальше, – буркнул Василь при виде желтых дыр в снегу.

В балагане было полутемно и дымно, и мы не видели ничего, кроме костра. Поднялась какая-то фигура и пошла к нам. Это оказался Гонсер. Веки у него были красные, лицо серое, однако он улыбался своей обычной улыбкой чуть-чуть исподлобья.

– А мы со вчерашнего дня ждем вас. Что-нибудь случилось?

– Ничего особенного. Навигационные приборы малость забарахлили. Пришлось заночевать тут неподалеку.

За спиной Гонсера стоял Малыш и закрывал собой все пространство балагана.

– Голодные?

– Немножко ухайдакались, – сказал Василь. – Дорога – сплошная мокреть.

Мы уселись у выложенного камнем огнища. В свисающем с проволоки красном котелке бурлила вода. Буковые чурки давали такой жар, что усидеть рядом было невозможно.

– Кофе?

Малыш налил в алюминиевые кружки кипятку, сыпанул растворимого.

– Сахара нет, – сообщил он и показал початую бутылку спирта «Рояль», – но зато есть это.

– Вот уж дерьмо, – покачал головой Бандурко.

В одной руке я держал кружку и пил, а второй развязывал шнурки на ботинках. От них шел пар, и ногам стало горячевато.

А потом, когда кофе чуток остыл, я подлил в кружку добрых полсотни грамм этой контрабандной отравы. Гонсер подал нам по ломтю хлеба, указал на кусок сала, висящий в дыму над огнищем, и вручил нож. Я жрал, чавкал и отодвигал босые ноги от огня. А Гонсер рассказывал:

– Тут после пастухов много дров осталось. Наколотые, сухие. Ночью, если побольше положить в огонь, вполне сносно. Даже ведро для воды нашлось. Вот топор бы не помешал. А если еще щели позатыкать, вообще дворец будет. Я бы притащил с реки камней, обложил бы кострище, чтобы вроде печки было. Камни бы тепло держали, а то под утро просто колотит от холода. В будке рядом я даже гвозди нашел. Вилы были, лопата…

– Вас никто не видел? – прервал его Бандурко.

– Да вроде нет. Разве что кто-то из деревни мог нас увидеть. Из автобуса вышли только мы. Он повернул на Незерку или как там ее. А мы пошли прямо. Да мало ли куда мы пошли… Около заброшенной усадьбы свернули в лес. Как раз в том месте дорогу, видно, переходили олени, потому что так было натоптано, точно целое стадо свалило с горы. Поначалу мы даже заметали свои следы ветками. А потом плюнули. По краю леса пришли сюда. Часа за три…

Василь еще о чем-то спрашивал. Но я уже не слышал. Я залез в черный спальный мешок, свернулся клубочком и, засыпая, подумал, что перед сном не покурил.