Книга Томек в стране фараонов онлайн - страница 2

II
В Каире

Решение о том, чтобы отправиться на каникулы в Египет вместо того, чтобы испытывать неудобства в очередной профессиональной экспедиции, было принято в далеком Манаусе, в Южной Америке. Поляки и их друзья только что вернулись из измотавшего их напряженного путешествия по перуанским горам, пустыням и джунглям через охваченную революционным брожением боливийско-бразильскую границу. Эта экспедиция не походила на все предыдущие, может быть, только одна черта сближала ее с ними: так же, как и всегда, приходилось превозмогать собственную слабость в самых разных географических и климатических условиях – привычный, известный каждому путешественнику риск. Однако к этому прибавились еще напряжение, опасения за здоровье и жизнь друзей, нехватка всего, что нужно для жизни, необходимость рассчитывать лишь на слепую судьбу, на удачу. Экспедиция эта с самого начала была спасательной, ее и предприняли для того, чтобы вытащить знаменитого ловца зверей и загадочного путешественника Яна Смугу. Во время экспедиции по воле случая в беду попали не только спасаемые, но и спасатели. Так что когда Томек на прощальном вечере в Манаусе вспомнил о давно уже откладываемых каникулах, поездка в Египет показалась неслыханно привлекательной.

Больше всего обрадовалась, конечно, Салли, учившая археологию: она уже давно мечтала увидеть Долину царей. К молодежи охотно присоединился отец Томека, Андрей Вильмовский, он уже порядком устал от той постоянной необходимости рисковать, что неразрывно была связана со способом, каким он зарабатывал на жизнь. С той поры, как он бежал из занятой русскими Варшавы, среди непрерывного напряжения тянущихся одна за другой экспедиций в самые экзотические страны мира, его не оставляло чувство, что он все еще от чего-то бежит. Ему захотелось побывать где-нибудь просто на отдыхе. Пусть это будет Египет. Вильмовского привлекала эта страна, особенно ее сухой климат, о нем говорили, что он помогает в лечении все чаще докучавшего ему ревматизма. Этот довод он и привел в разговоре со своими детьми и друзьями.

Тадеуша Новицкого, когда-то боцмана, а теперь капитана и, со времени пребывания в Альвару, счастливого обладателя прекрасной яхты, – дара часто вспоминаемой махарани, не надо было понуждать участвовать в любом деле, если оно сулило какие-то приключения. Он давно уже считал Томека и Салли своими родственниками и без крайней нужды не расставался с ними. На предложение Томека он откликнулся с энтузиазмом, ведь из Англии в Египет они могли плыть на яхте, а он ею так гордился.

К сожалению, Карские не могли позволить себе каникулы, слишком важной представлялась Збышеку Карскому, двоюродному брату Томека, постоянная работа в каучуковой компании «Никсон-Риу Путумайо». Она обеспечивала ему и его жене Наташе, после стольких трудных лет, нормальное существование в ближайшем будущем. Вильмовские хорошо их понимали.

С некоторым сожалением пришлось примириться с известием, что с ними не будет Смуги, его, как и Збышека, задерживали в Манаусе новые серьезные обязанности. Со времени окончания последней экспедиции он стал партнером в «Никсон–Риу Путумайо».

Все-таки те доводы, что так убеждали в случае с Карским, не казались столь вескими, когда речь шла о Смуге. Однако тот лишь кратко заметил, что немного теряет, поскольку «в Египте уже бывал», а затем по своему обычаю молчал и попыхивал трубочкой.

Не в первый уже раз жизнь так разводила их, но все равно она же их в конце и сводила, поэтому Вильмовский и Новицкий отбывали в Лондон полными надежды, в хорошем настроении.

Однако в Лондоне начали громоздиться большие и мелкие трудности, а дальнейшая поездка все откладывалась. Сначала оказалось, что верному спутнику ловческих экспедиций, псу Динго, предстоит длительное лечение в ветеринарной клинике. Нарыв на левой лапе – память о Бразилии – никак не хотел заживать. Не все было ладно и с яхтой Новицкого, отданной во временное пользование знакомому Гагенбека^[18], который отправился на ней в плавание по Средиземному морю. Оказалось, что во время шторма яхта была повреждена, ей предстоял долгий дорогостоящий ремонт. Знакомый Гагенбека, чувствуя свою ответственность, предложил купить яхту, и Новицкий предложение это принял.

– Собственная яхта у моряка с Повислья? Да это все равно, что цветок приколоть к полушубку, – беспечно бросил он, старательно скрывая от друзей, как он расстроен, и тут же купил билет на пассажирское судно, идущее на Александрию.

В самые последние дни перед отплытием из Манауса неожиданно пришла телеграмма. В ней Ян Смуга уведомил о возникновении новых обстоятельств, позволяющих ему поехать в Египет, просил ему в этом помочь. Он предлагал, чтобы Вильмовские с Новицким ждали его в Каире, где он уже нанял для них удобную частную квартиру. Плывя на корабле, заинтересованные друзья его перебрали немало догадок о том, что могло склонить Смугу к такой неожиданной перемене. Новость эта, разумеется, очень подняла настроение Томека и Новицкого – сейчас, когда они уже сбросили с себя усталость, в глубине души обоих не покидало опасение, как бы чисто туристическая поездка в Египет не оказалась слишком спокойной и монотонной. Перспектива приезда Смути развеяла все призраки скуки.

Они уже так хорошо знали Яна Смугу, столько вместе пережили и, тем не менее, в каждой следующей экспедиции узнавали о нем что-то новое. Так, они выяснили, что он познал тайны негритянских тамтамов в те времена, когда он помогал племени ватуси сражаться с немецкими колониальными войсками на южном побережье озера Виктория. В другое время обнаружились его связи с выдающимся путешественником-исследователем, до них дошли сведения о его рискованных экспедициях вместе с пандитами^[19], обследовавшими страны Центральной Азии. А в последней экспедиции друзья убедились, что Смуга находился в дружеских отношениях с вождями индейских племен, сопротивлявшихся белым поработителям. И сколько еще крылось таких сюрпризов в извилистых путях его судьбы? Может быть, какой-то из них связан с Египтом?

Неожиданная перемена планов и сообщение, что он рассчитывает на помощь друзей – все это могло означать только одно: происходит нечто необычное. И лишь в этом можно быть уверенным. Не напрасно отец Томека, дольше всех знавший Смугу, неоднократно говаривал, что за Смугой как тень тянутся необыкновенные события.

Вот уже скоро три недели они отдыхали, терпеливо осматривая Каир. Наконец, как-то утром пришло известие, что судно, на котором Смуга отправился из Англии, вот-вот прибудет в александрийский порт. Андрей Вильмовский поспешно выехал в Александрию, чтобы поскорее встретить друга, А немного уже уставшие от Каира молодые Вильмовские, чтобы скоротать время, придумали себе ночную прогулку в Гизу под «надзором» Новицкого. Никак они не ожидали, какой интересной окажется эта прогулка.

Светало, когда они на извозчике возвращались домой.

«Кто не видел Каира, тот не видел ничего», – вздохнула Салли.

– Что ты говоришь, синичка? – рассеянно спросил Новицкий.

– Я просто повторяю старое арабское присловье, – ответила Салли. – Знаете ли вы, что «Каир» означает «город победы»?

– Ну, раз ты это говоришь… – притомившийся Томек не выказал особого энтузиазма.

– Вся история началась… с голубки, – Салли не обиделась на отсутствие интереса. – Но сперва здесь была крепость под названием Вавилон.

– А позднее тут правили римляне, – вставил Томек.

– Совершенно верно. Наконец, сюда пришли арабы. Их предводитель, Амар Ибн эль-Ас, в 640—м году заняв Александрию и тогдашнюю столицу Мемфис, двинулся на восток.

– И остановился в окрестностях сегодняшнего старого Каира. Да, там, где Нил делится на рукава, образуя дельту. Он стал в том месте, где росли полузасыпанные песком пальмы.

– И здесь он разбил свой лагерь? – дал втянуть себя в разговор Новицкий.

– Совершенно верно. Воскликнув «победа», что по-арабски «Эль Кайрах», он вскинул усыпанный драгоценностями меч. Мечом же провел линию на песке и отдал приказ: «Здесь будет мой шатер». А утром оказалось, что наверху шатра свила гнездо голубка. Это признали добрым предзнаменованием и поставили на этом месте мечеть под названием Аль-Фостат, Шатер. А вокруг храма разросся самый старый квартал Каира.

– С какого времени город носит свое нынешнее название? – допытывался Новицкий.

– С десятого века, когда власть перешла к династии Фатимидов. Легенда гласит, что над Фостатом появились идущая от планеты Марс светящаяся полоса, и поэтому столица получила название имя «Город победы».

Открытая извозчичья пролетка, влекомая тощей, костлявой клячей, неспешно катилась под утренним солнцем в полосе прибрежной зелени. Среди садов и пальм над каналом белели виллы, потом появились старые обшарпанные дома, а ближе к реке – современные многоэтажные кварталы. Пролетка въехала на мост, соединяющий западный берег Нила с островом Рода. Внизу, по мутной илистой воде плыли фелюги^[20] и огромные баржи с высоко задранными носами, нагруженные разным добром: сеном, дуррой, арбузами, зелеными дынями, сахарным тростником, глиняной посудой. Для того, чтобы пропустить их высокие мачты с большими, надутыми ветром треугольными парусами, у всех каирских мостов через Нил средние части были подъемными.

Едва пролетка въехала на остров, как араб-извозчик повернулся к пассажирам и на ломаном английском гортанно возвестил:

– Остров Рода! Здесь есть ниломер недалеко, на южном мысу, не хотите посмотреть?

– Нет, не надо, поезжай и пришпорь свою клячу, мы хотим побыстрее оказаться дома, – ответил ему по-английски Новицкий и, обращаясь к сидящим напротив Вильмовским, добавил по-польски: – Не стоит канителиться, может сегодня придет известие от отца? Вообще-то я слышал кое-что о египетских устройствах для измерения уровня воды в реке. Вдоль Нила тянется сеть их, и за пределами Египта тоже.

– Ничего удивительного, Нил – это жизнь или смерть для египтян, – заметил Томек. – Еще древнегреческий историк Геродот писал, что Египет – это дар Нила, а его существование полностью зависит от этой одной единственной реки, у которой нет притоков, которую не поддерживают дожди, реки, что тысячу пятьсот километров течет по одной из самых страшных пустынь на Земле. Если бы Нил исчез, хотя бы ненадолго, Египет ждала бы полная катастрофа.

– Я читала, что египтяне меряют уровень воды в Ниле с незапамятных времен. Основываясь на тщательно записываемых результатах измерений, они определяют будущий урожай и величину податей, – вставила Салли. – Эти записи ведутся непрерывно с шестьсот двадцать второго года, нигде в мире нет ничего подобного. Ниломеры устанавливали в каждом храме, во всех городах и селениях, расположенных у самой реки. Результаты же посылали в Каир.

– А что, ниломер на острове Рода самый старый? – полюбопытствовал Новицкий.

– Да нет, но он построен в семьсот шестнадцатом году, первым во времена арабов, – пояснила Салли.

Извозчичья пролетка ехала узкими запущенными улочками и вскоре достигла моста, соединяющего остров Рода с расположенным на восточном берегу Нила Старым Каиром. Они быстро переехали не очень широкую в этом месте реку. Далее шла длинная улица Каср аль-Айни, она тянулась параллельно набережной и доходила до юго-западного квартала.

В городе, как и всегда, с самого рассвета царили шум и оживленное движение. В толпе прохожих, облаченных в длинные белые и полосатые галабии, тюрбаны и фески, попадались по-европейски одетые мужчины, это были служащие учреждения и фирм. Женщин встречалось немного, все в черных длинных платьях, с лицами, прикрытыми платками. Перед лавками, часто вообще лишенными передних стен и витрин, открытыми прямо на улицу, торговцы громко расхваливали восточные и западные товары. Некоторые раскладывали их на тротуаре, развешивали по стенам домов. Брадобреи, портные, сапожники, чистильщики ботинок, вообще ремесленники работали прямо на улице, располагались на тротуарах. На переносных лотках громоздились цитрусовые, овощи, жарились нанизанные на шампуры куски баранины, рыба. Воздух наполняли запахи оливкового масла и чеснока.

Не меньшая суматоха царила и на проезжей части. По улице уже ходил электрический трамвай, он курсировал от площади Тахрир до Старого Каира. Египтянам полюбился этот вид транспорта, более удобный, чем конка. Трамваи были увешаны пассажирами; не взирая на опасность, люди толпились на подножках вдоль всего вагона. Трамваю приходилось ехать медленно, он то и дело останавливался, водители отчаянно звонили, пытаясь очистить рельсы. Совсем рядом тянулись тяжелые возы на двух высоких колесах, влекомые ослами, лошадьми или верблюдами. Возницы флегматично покрикивали на неосторожных пешеходов. Нередко за арабом-возницей восседали его жены. В клубящейся толпе повозок и людей с цирковой ловкостью лавировали ребятишки, несущие на головах громадные круглые корзины со свежим хлебом, они браво поддерживали их одной рукой в неустойчивом, но неизменном равновесии. То тут, то там проталкивались характерные фигуры разносчиков воды с большими кувшинами, меланхолично проплывали ослы, навьюченные корзинами с овощами, ворохами пшеницы, соломы, с кирпичом. В ногах путались собаки, кошки, дети в куцых рубашонках. Улица была полна говора, криков, воплей.

Ночная прохлада отступала, становилось все жарче. Извозчик, старый араб, снял абайю^[21], остался в традиционном галабии. С самого начала поездки он мерил подозрительным, сверлящим взглядом одетых в арабские одежды европейцев и сопровождавшую их женщину с открытым лицом. Он ничему не удивлялся, за свою извозчичью жизнь чего он только не повидал, однако неприязнь его к пассажирам возросла, когда они отвергли предложение посмотреть на ниломер. Тогда он попробовал подступиться иначе:

– Вы христиане? – спросил он.

Когда Новицкий ответил утвердительно, он предложил:

– Здесь недалеко есть домик, там жил Иисус^[22] с семьей. В коптском квартале…

– В другой раз, добрый человек, – отделывался от него капитан, – сейчас мы хотим вернуться домой.

Араб пожал плечами, пробормотал себе что-то под нос. Ужасно разочарованный, он подумал, что это какие-то странные чужеземцы, раз выдают себя за арабов, таскаются по ночам и вдобавок куда-то спешат – да какие они туристы? Может, у них нечистая совесть, может, они не заплатят за проезд? Правда, такого с ним сроду не случалось, но в тот день старик-араб был в исключительно плохом настроении.

Едва лишь жуткое подозрение сформировалось в его голове, как он внезапно натянул поводья тощей клячи. Не готовых к такому повороту ездоков сперва прижало к сиденьям, а потом швырнуло вперед. Если бы Томек не успел ее подхватить, Салли бы наверняка оказалась под колесами экипажа.

– А, черт возьми! – выругался по-польски Новицкий. – Ты что вытворяешь?

Араб сорвался с козел и начал что-то выкрикивать, энергично махая руками. В его невнятной речи легко разбиралось слово «бакшиш».

– Чего тебе надо? Что случилось? – не менее лихорадочно спрашивал его Томек.

Вокруг извозчичьей пролетки собралась орущая толпа. Арабы, египтяне, турки грозили кулаками, кричали все громче. Салли заметила, что одно слово повторяется все чаще – «даншавай».

– Томми! Томми! – позвала она мужа, поспешно совавшего старику деньги. Тот же, получив плату, сам стал успокаивать соотечественников.

– Томми! Скажи им, что мы не англичане, а всего лишь поляки!

Томек тут же подхватил:

– Ноу инглиш! Поляк! Поляк! Боланда!^[23] Осталось неясно, что именно поняла из его слов раскричавшаяся толпа. Во всяком случае так же внезапно, как и возникнув, суматоха успокоилась.

Новицкий, все это время державший руку на рукоятке револьвера, сейчас вынул ее из кармана и отер пот со лба.

– Все из-за этого старого дурня, – негромко сказал он Томеку. – Надо его вразумить.

– Остынь, Тадек! Мы сами виноваты. Что они должны были подумать, увидев нас переодетыми в арабов?

– Они так враждебно отнеслись к нам потому, что приняли нас за англичан, – нервно объяснила Салли. – Я поняла это из того, что они выкрикивали название местности в дельте Нила, там пять лет тому назад во время охоты английский офицер застрелил крестьянку. Об этом писали в газетах. В беспорядках были ранены трое египтян и трое англичан, один из них позднее умер. Британцы посчитали это выступление бунтом и арестовали больше десятка феллахов^[24]. А четверых повесили, – голос ее на минуту ослабел. Помолчав, она добавила спокойно:

– Мне кажется, что, несмотря на весь этот крик, толпа соблюдала порядок. Все так внезапно началось и так же кончилось, как будто кто-то этим руководил.

– Вот именно, – согласился Новицкий. – Я уже собирался было вытаскивать револьвер… Обратите внимание, что они не осмелились напасть на нас. Это была лишь демонстрация.

– Из этого следует, что методы англичан оказались…

– Ошибочными, Томек, ошибочными, – закончил за друга моряк. – По моему мнению, тяга к свободе в Египте усиливается.

– Все это так, только для одной ночи этого слишком много, – поморщилась Салли.

– Совершенно верно, синичка! Хорошенького понемножку, – подвел итоги Новицкий.