Рецензии на книгу История глаза
Вторая повесть в сборнике французской маргинальной прозы первой половины прошлого века так же, как и предыдущая, была опубликована под псевдонимом. Даже не под псевдонимом, а под кличкой — Lord Auch — более подходящей затюканному школьнику, рассылающему сообщения о ложных минированиях, нежели «мыслителю-теоретику», как отрекомендован составителями сборника её автор Жорж Батай, и кем он на самом деле являлся. Только после ухода писателя из жизни «История глаза» стала публиковаться с именем Батая на обложке.
Собственно о содержании повести я имею сказать лишь то, что это около 50 страниц дичайшей порнографии, когда-либо мною прочитанной. Причём, если в моём представлении порнография должна приводить к сексуальному возбуждению потребителя, то «История глаза» ничего, кроме отвращения, как мне показалось, вызвать не может, так как всё в ней гиперболизировано до уже невыносимой степени. Я не уверен, была ли такова авторская идея, но что получилось, то получилось. Маргинальная проза на все 100 процентов.
Тем любопытнее, как много в произведении находят глубоких смыслов и прочих удивительных граней профессиональные вивисекторы текстов! Тут стартовая точка отсчёта пост-модернизма, феномен обезличивания текста до степени «смерти писателя», да и «смерти читателя» тоже, тут научный подход в проведении стилистических экспериментов. Это крайне интересно, и я готов согласиться, что недостаточно образован и интеллектуально развит, чтобы всё самостоятельно понять. Но остаётся вопрос: а мне нужно ли вот это понимать, будь то самостоятельно или при помощи литературоведов и гуру литературного анализа? Я отвечаю: нет.
Ещё более меня удивило довольно бледное языковое исполнение «Истории...». Там где, к примеру, у Арагона под плёнкой нецензурщины и истерики очевиден большой писательский дар, то у Батая лично я не вижу ничего. Такую повесть мог бы написать я, могли бы написать вы, да кто угодно мог бы написать при условии достаточно изощрённо-извращённого воображения, знаний грамматики и нормального словарного запаса. Хотя я, естественно, могу ошибаться. Я уже признавался выше, что обладаю посредственной способностью к интерпретации текста.
Возможно, заслуга Батая, написавшего не только «Историю глаза», но и другие произведения, уже более крупного формата, схожие по проблематике, заключается в том, что на разожжённый им огонь пошли другие. Мне стало интересно, читал ли Батая Владимир Сорокин? Потому что есть у него в стиле что-то батаевское, как я сейчас вижу; прежде всего в «Сердцах четырёх». Только сложнее сконструированное и красивее изложенное.
Если в этом сборнике из четырёх произведений французских авторов маргинальность идёт по нарастающей, ей-богу, я боюсь читать дальше!
