Книга Неизвестные в доме онлайн - страница 3

Глава 3

Нетерпеливо, а потом и с раздражением ждала Доминика проявлений страха, а может быть, и раскаяния, но вместо этого стала свидетельницей вспышки ярости. И ярость эта прорвалась так неудержимо, с такой первозданной силой, что некоторое время Доминика не понимала, что происходит.

Шел уже пятый день после похорон, а до сих пор еще ничего не случилось.

Погода не менялась, по-прежнему припекало солнце, и только часам к трем пополудни небо ежедневно затягивала серая пелена, воздух делался еще тяжелее, нездоровые испарения клубились по улице, захлестывая пса Одбалей, возлежавшего поперек тротуара; все машинально поглядывали наверх с надеждой, все надеялись, что рано или поздно это нависшее небо наконец разразится дождем – но, хотя порой издали как будто доносилось неясное громыхание, грозы все не было или она бушевала далеко от Парижа.

Все эти пять дней возбужденная Доминика только и делала что ждала и под конец уже не понимала, что принесло бы ей большее облегчение-взрыв или еще какое-нибудь событие, которое она подстерегала часами, не в силах предвидеть, что именно это будет, но понимая, что оно не может не произойти.

Трудно было представить себе, как живет Антуанетта там, напротив, оставаясь в этой неопределенности, словно в гостинице или на вокзале.

Пытаясь себя образумить, Доминика твердила: «Она не прочла записки. Или прочла, но не поняла. Может быть, не знает, как называется это растение…»

Антуанетта снова слала в широкой супружеской постели, той самой, в которой болел ее муж, в которой он умер. Она редко выходила из дому. Когда выходила, надевала траур, но дома по-прежнему расхаживала в нарядных домашних туалетах, какие ей всегда нравились, из плотного, богато отделанного шелка.

Вставала она поздно, лениво завтракала в постели. Обменивалась парой слов с Сесилью, и ясно было, что женщины не слишком ладят между собой. Сесиль держалась настороженно, угрюмо. Антуанетта обращалась к ней с нескрываемым нетерпением.

Она слонялась по квартире, убирала в ящиках шкафов, складывала одежду покойного, звала служанку и приказывала ей отнести стопку вещей в какой-нибудь дальний чулан.

Она читала. Много читала – раньше за ней такого не водилось, – и ее редко можно было увидеть без сигареты, дымившейся в длинном мундштуке слоновой кости. Как долго она могла просидеть в углу дивана, полируя себе ногти или сосредоточенно выщипывая брови перед зеркальцем!

Ни единого взгляда на окна напротив. Она не подозревала о существовании Доминики, не помнила об улице за окном, бродила по комнате, по своему временному мирку, и ни о чем не заботилась.

И только на пятый день, часов в девять утра, произошла история с чемоданом, – вернее, истории с чемоданом было две; по странному совпадению в квартире у Доминики тоже не обошлось без чемодана.

До этого Доминика ходила за покупками. Произошло легкое недоразумение. В молочной Одбаля у белого мраморного прилавка собрались несколько женщин.

Владелица молочной сначала стала обслуживать Доминику, не потому, что отдавала ей предпочтение, а просто некоторые покупательницы любили немного постоять и поболтать, пока продавщица занимается менее важными клиентами.

– Что для вас, дамочка?

– Восьмушку рокфора.

Голос Доминики звучал невыразительно, резко. Она не хотела стыдиться своей бедности и нарочно смотрела кумушкам прямо в глаза.

Г-жа Одбаль взвешивала сыр. Женщины смолкли.

– Тут немного больше… Франк пятьдесят…

Это было слишком. На сыр она могла потратить не больше франка. Все расходы были заранее рассчитаны, и она храбро произнесла:

– Будьте любезны взвесить мне ровно восьмушку фунта.

Никто не сказал ни слова. Никто не засмеялся. Но все же по магазину явно прокатилась волна безжалостной насмешки, пока продавщица с точностью до последней крошки отрезала крошечный кусок рокфора.

Ступив под арку своего дома, Доминика наткнулась на Альбера Кайля, который спустился в пижаме за почтой. Он казался удивленным, озадаченным и упорно рылся во всех ящиках подряд.

Она поднялась к себе, почистила немного овощей, а потом услышала, что в комнате у Кайлей шушукаются. Лина вскочила, привела себя в порядок гораздо быстрее обычного. Парочка собралась меньше чем за десять минут – тут-то и возник первый чемодан. Доминика услышала два металлических щелчка, с какими запирается небольшой дорожный чемоданчик.

Она испугалась, подумав, что жильцы собираются съехать; приоткрыв дверь в гостиную, она устроилась напротив щели и вскоре увидела, как парочка выходит. У Альбера Кайля в руке был чемодан.

Она не посмела их задержать, окликнуть. Ограничилась тем, что закрыла за ними входную дверь на засов, вошла в их неприбранную комнату, потом заглянула в ванную, заметила зубные щетки, грязную бритву, развешанное белье, в стенном шкафу обнаружила смокинг, а потом ей стало неловко, потому что там, наверху, торчала у окна старая Огюстина, и она вернулась к себе.

Зачем жильцы унесли чемодан? Накануне они, вопреки обыкновению, не ходили обедать, а между тем, когда вернулись домой, Доминика не заметила у них пакетов с покупками, какие приносят с собой люди, решив наскоро перекусить дома.

Г-жа Руэ-старшая была на своем посту, или, как говорила Доминика, на своей башне, то есть сидела у окна как раз над той самой комнатой, где умер ее сын. Высокое окно начиналось от самого пола, как все окна в доме, так что старуха была на виду с головы до ног, все в том же кресле, с палкой на расстоянии вытянутой руки; время от времени она звонила, призывала одну из горничных, отдавала распоряжения кому-то невидимому или, повернувшись в темную глубину комнаты, наблюдала за тем, как по ее приказу делают какую-то работу.

Прошло несколько минут, а Доминика еще не видела Антуанетты: та, вероятно, была в ванной, потом внезапно появилась, одетая в светло-зеленый пеньюар, слегка растрепанная; она помогла Сесили вытащить на середину комнаты довольно тяжелый чемодан.

Сердце у Доминики забилось.

«Она уезжает… «.

Вот почему Антуанетта оставалась так спокойна! Ждала, когда будут выполнены формальности. Накануне приходил господин в черном, наверное семейный нотариус. Г-н Руэ, вопреки обыкновению, остался дома. Антуанетта поднялась в квартиру свекра и свекрови. Скорее всего, там состоялось что-то вроде семейного совета, на котором решили, как уладить все дела.

А теперь она уезжает – и от нетерпения Доминика перешла к отчаянию, граничившему с яростью. Ее осаждали тысячи мыслей, а между тем она не могла бы толком объяснить, почему ей так тяжело смириться с отъездом Антуанетты Руэ, почему она готова всеми силами этому препятствовать.