Книга Парящий дракон онлайн - страница 5

5

– Ты хочешь пойти. Я знаю, что ты хочешь.

– Я совершенно никуда не хочу идти. Господи, Ронни, я хотел, пока ты не заболела.

– Там будут все твои друзья.

– Я вижу всех моих друзей каждый день в участке. А пропустить кино, которое будут крутить в театре, не большая потеря.

– В прошлом году ты так хорошо провел время.

– В прошлом году ты была здорова. Ради Бога, Ронни, ты даже не притронулась к еде.

– Я не ем еще и оттого, что переживаю за тебя. Я не хочу, чтобы ты превращался из-за меня в домоседа. Я все равно больна, и не имеет значения, пойдешь ты на вечер или нет. Поэтому ты должен пойти.

– Господи, Ронни. Я буду ужасно себя чувствовать, если действительно пойду туда. Я хочу быть дома и заботиться о тебе.

– Заботиться о старой больной леди, – повторила Ронни и, повернув голову, зарыла лицо в подушки.

Старая больная леди – вот на кого она теперь похожа, думал Бобо. Он заметил, как высохла за время болезни ее кожа, как запали щеки, как резко обозначилась линия челюсти. В девять часов вечера, сидя около Ронни, Бобо автоматически передвигал на подносе тарелки, к которым она так и не притронулась. Ронни лежала, закрыв глаза, и опустившиеся веки напоминали огромные серые могильные камни, что легли на ее лицо. Она вздохнула и зарылась еще поглубже в подушки. Морщины прорезали лоб, пролегли глубокими складками в углах рта. На мгновение Бобо задумался: сможет ли он и вправду прожить остаток жизни с женщиной, которая настолько старше его? Жить с женщиной и видеть во что превращается такое знакомое и родное лицо? Паутина морщин испещрила кожу, словно задавшись целью полностью скрыть лицо под этой вуалью. Бобо захотелось сбежать – он чувствовал себя сиделкой в доме для престарелых. Но уже через минуту эти мысли ушли. Он осторожно погладил ее руку, чувствуя нарастающую вину.

– Иди, – сказала Ронни. – Не позволяй мне усесться тебе на шею.

– Посмотрим, – ответил Бобо, и для него в этих словах заключался двойной смысл.

Он взял поднос и отнес его на кухню. Позади вновь вздохнула Ронни. От боли, подумал он.

Проблема заключалась – Бобо ударил кулаком по раме кухонных дверей – проблема заключалась в этих убийствах.

Они как-то отравили город, выплеснувшись на улицы Хэмпстеда, они изменили его. Бобо теперь уже не получал удовольствия от ночных дежурств по городу, он видел на них слишком много сумасшедших вещей: по несколько раз за ночь ему приходилось прекращать загадочные драки; разняв сражающихся, он пытался выяснить, почему они вступили в бой, но оказывалось, что никто из участников сражения не помнит, почему оно началось. Многие жители Хэмпстеда со странным воодушевлением принялись разбивать стекла окон, и Мэйн-стрит часто выглядела так, будто недавно ее взяли на абордаж. Бобо сам выезжал на место происшествия, когда аптекарь Тэдди Олсон врезался на автомобиле в группу школьников и убил четверых из них. Бобо, сам не понимая почему, твердо знал, что если бы в Хэмпстеде не произошли эти убийства, то Тэдди до сих пор занимался бы приготовлением лекарств у себя в аптеке, а не ждал бы суда в бриджпортской тюрьме.

Сейчас в Хэмпстеде, думал Бобо, жили сотни людей разных возрастов и разного пола, которые выглядели достаточно ненормальными для того, чтобы их можно было подозревать в убийствах. Часть их составляли копы – это была вторая часть проблемы, которая заставила Бобо ударить кулаком по дверной раме. Целое отделение полиции потихоньку превращается в сумасшедший дом оттого, что не может найти убийцу, да и полиция штата выглядит не лучше, продолжая беспомощно кружить на одном месте. Но самым тяжелым для Бобо было смотреть в глаза молодых полицейских вроде Марка Йоханссена и его друга Ларри Вайка. Взгляд этих ребят ясно говорил, что каждому, кто осмелится перейти им дорогу, не поздоровится. Но если бы дело ограничивалось только взглядами! Вайк с безумной жестокостью избил двоих людей, разнимая драку на стоянке машин по Мэйн-стрит.

Один из них более или менее удачно избежал травм, а второму Вайк выбил несколько зубов. Но самым ужасным было даже не это, а то, что, приехав на место происшествия и взглянув в глаза Ларри Вайка, Бобо обнаружил, что тот с удовольствием застрелил бы этих двоих, вместо того чтобы избивать их.

Бобо выкинул не съеденную Ронни еду, помыл тарелки.

В первый раз с того времени, как начались убийства, Бобо пришла в голову странная мысль: в то время как все будут сегодня ночью кричать, веселиться и пить пиво, быть может, было бы лучше, чтобы Йоханссен, Вайк и еще несколько ребят пошли в какой-нибудь тихий бар.

6

Те полицейские, которые остались живы после своей второй ежегодной встречи, так и не смогли объяснить, как случилось, что события так быстро приняли такой скверный оборот. Они, так же как и Бобо, не могли понять, как произошло, что просмотр фильма в театре Натмега обернулся разрушением и гибелью; так же как и Бобо, они были в ужасе, но при всем желании им не удалось восстановить последовательность событий, которая привела к тому, что полторы сотни полицейских в течение получаса истерически палили друг в друга. Правда, все выжившие сходились в одном: буквально за несколько минут до этого безумия Ларри Вайк разделся и выпрыгнул на сцену перед натянутым экраном. Пожилой патрульный Род Фратни начал орать, что он видит Дики Нормана. И все тридцать два оставшихся в живых полицейских подтвердили, что человек, сидевший в дальнем правом углу театра, пропал, как только Фратни выкрикнул имя Дики. Они сошлись и на том, что Ларри Вайк был первым, кто погиб, но одиннадцать человек утверждали, что Вайка убил Фратни, шестнадцать заявили, что Вайка пристрелил какой-то неизвестный полицейский, четверо рассказали, что оба эти человека одновременно стреляли в Вайка, и наконец, только один человек рассказал Грему Вильямсу, что пули, выпущенные Фратни и неизвестным полицейским, попадали в полотнище экрана. Вайка убили – тут человек замялся – какие-то огни, что неожиданно стали спускаться из-под потолка и окутывать стоящего перед экраном Ларри.

– Когда они накрыли его, – говорил полицейский Грему, – я увидел такое, что никто и никогда не видел. Даже железная многотонная плита так бы не расплющила его, и вот с этого момента ребята ошалели.

Для Грема это прозвучало совершенно естественно – такая выходка вполне в стиле Дракона, тем не менее он обошел остальных выживших и спросил, уверены ли они в том, что Вайка застрелили двое полицейских.

В бриджпортском баре "Билли Оз" сорокатрехлетний сержант по имени Джерри Джером внимательно взглянул на Грема:

– Вы имеете в виду эти огни? Вам кто-то рассказал об огнях?

– Нет. Расскажи-ка.

– Мы выпили пару-другую кружечек пива. Должен сказать, что до этого я никогда не видел, чтобы его так быстро глотали. И через минут пятнадцать мы уже были готовы к просмотру картины. Все утихли, в зале потух свет. Йоханссен и несколько парней – Малони, Вилл и еще кто-то, кого я не .знаю – еще стояли в проходах между рядами кресел, но все остальные уже сидели. Можно было услышать, как пролетит комар, – ведь мы все так давно ждали именно этого момента.

Когда занавес открылся, несколько ребят захлопали, но большинство – черт! как бы это сказать… – они как-то подсознательно напряглись, понимаете?

Джерри Джером глотнул приличную порцию "Джека Дэниелса", посмотрел на Грема Вильямса и продолжил:

– А вам кто-нибудь рассказывал про лиггера?

Когда Грем отрицательно покачал головой. Джером слегка улыбнулся и сказал:

– Это произошло позже, и вот потому-то я и думал, что все эти огни были только в моем воображении. Потому что если бы тот парень, который так веселился, видел то, что видел я, то он бы уже не смог шутить. Я все еще пытался разобраться, не сошел ли я с ума. Слушайте, если сейчас вы засмеетесь, когда я вам расскажу, что видел, то я выплесну вам в лицо содержимое этого стакана, ясно? Ясно. Что ж, я думаю, то, что там появилось, было северным сиянием. Понимаете? Потоки света, переливаясь, двигались от потолка к экрану – словно сверкающие огненные мечи, что ли. Голубые, желтые и красные.., они блестели и казались какими-то наэлектризованными. Я видел их, парень. Я испугался так, что сам себя обзывал дерьмом; мне показалось, что весь театр объят пламенем. Все это мне напомнило ночь в армии, когда проводилась учебная артподготовка. Воздух словно звенит вокруг тебя, понимаете? А потом… Когда я увидел Вайка, – он сделал еще один глоток, – я понял, что с ним творится что-то неладное.

С негром вроде бы все было понятно. Все выжившие сошлись на том, что пошутил не Йоханссен – его юмор не был таким грубым. Видимо, это сделал Малони, Арти Малони, который вернулся из Вьетнама с полной коробкой медалей. Временами, как следует набравшись, он начинал демонстрировать их и рассказывать военные истории. Похоже, что именно Малони закричал: "Лиггер!" – в тот момент, когда на экране появился первый темнокожий человек, который не был полицейским: "Лиггер! Полулатинос, полуниггер!"

Ребята словно ошалели. Эта шутка эхом отдавалась в зале театра. Но ведь правда заключалась в том, что она, мягко говоря, не была удачной. Такую грубость мог позволить себе разве что полупьяный двадцативосьмилетний коп из Ирландии, да и то только в баре, где все напились настолько, что уже никто никого не слышит. Да и не было никого, кроме разве что старых служак вроде Рода Фратни и Джерри Джерома, которые могли слегка улыбнуться, кто отреагировал бы на подобную выходку.

Почему же эта дурацкая шутка Малони имела такой успех? А может быть, не один только Джерри Джером видел сияние, что спускалось с потолка на экран, подумал Грем.

Может быть, намного большее число людей увидели его – все, кроме Арти Малони, – и все они решили, что сошли с ума? Выкрик "Лиггер!" вернул их к реальности, они пришли в себя, пытаясь преодолеть охватившее их странное ощущение растерянности.

Похожее на то, что рассказал Джерри Джером в бриджпортском баре, Грем услышал и от молодого двадцатилетнего бывшего полицейского. Наверное, в форме Майк Минор выглядел вполне уверенным в себе, но, сидя в кухне родительского дома в майке и шортах, он все еще казался подавленным происшедшими в театре событиями. Слишком большие для его лица глаза, одно веко чуть заметно подергивается, словно он лукаво подмигивает собеседнику. Он ушел из полиции в сентябре и думал съездить куда-нибудь на курсы по подготовке для работы на компьютерах.

– То, что я видел, напоминало паутину, что-то вроде мерцающих тонких переплетенных световых линий… Они парили в воздухе… – Майк судорожно сглотнул. – Не хотите выпить что-нибудь?

Он открыл холодильник и вытащил банку пива, откупорил ее и тут же осушил примерно наполовину.

– Я не могу понять, как получилось, что Ларри вдруг начал раздеваться. И не смогу сказать, зачем он начал это делать. В то мгновение он был похож на безумное животное, вот так бы я сказал, если бы вы попросили меня правдиво описать Ларри Вайка.

Майк Минор нервно, двумя большими глотками, допил остаток пива.

– Когда он вышел из этих черно-белых теней, сам похожий на одну из них, меня охватил ужас. А когда Род Франти от страха начал вопить и завопили остальные парни, сидящие рядом, я просто чуть не наложил в штаны. Потому что я знал, что это действительно он – он был там, недалеко от нас, – Майк взглянул на Грема, который понимающе кивал. – Вайк увидел его. И старина Род. И я.

– Дики Нормана, ты имеешь в виду? – Грем ожидал этого.

– За две ночи до того, как все это произошло, я патрулировал свой район. И я потерялся. Я находился где-то рядом с Академией, но уже не ориентировался. Какая-то дорога – узкая дорога без единой отходящей от нее улицы. Я даже не мог вспомнить, как оказался на ней. Словно в плохом сне, понимаете? На мгновение я просто запаниковал. Как же так, я – коп и даже не могу врубиться, куда и как я попал?! Вокруг ничего, только огромные деревья. Я не мог припомнить даже, в какой части города я находился до того, как оказался здесь. Я решил отправиться назад и двигаться в обратную сторону до тех пор, пока не увижу что-то знакомое, развернул машину и внезапно в зеркале заднего обзора.., увидел Дики Нормана. Его кожа выглядела красной в свете фар. Он только что вышел из-за деревьев на дорогу, и казалось, что он спит или пребывает в каком-то трансе: одной руки у него практически не было, и на ее месте торчала белая кость, круглое большое лицо было серым, уставшим и.., мертвым. Он двигался прямо ко мне. Я дал газ и выжал из машины все, что возможно.

– Так что, когда Ларри Вайк оказался среди теней около экрана… – Грему не пришлось побуждать парня рассказывать дальше.

– Да, я понимаю, что никто не сможет уже спросить Рода Фратни, но я уверен, да, уверен, он тоже увидел его. – Майк бросил взгляд на пожилого человека за кухонным столом, а потом принялся вертеть в руках алюминиевую банку из-под пива.

– Я тоже уверен в этом, – успокоил парня Грем. Тот подозрительно посмотрел на него. – Я и сам видел столько невероятного в июле и августе…

– Да, – Майк вновь кивнул, – масса невероятных вещей…

А кто-нибудь рассказывал вам о фильме?

Об этом не говорил ни один из оставшихся в живых. Грем посмотрел в напряженные, взволнованные глаза парня.

– Расскажи мне о фильме, Майк. – У Грема засосало под ложечкой, и он крепко сжал руки в кулаки, чтобы Майк не заметил, что они дрожат.

– Я не знаю, что конкретно я смогу рассказать, – парень замолчал на несколько минут. – Понимаете, вроде этот фильм был про нас… Но он был странный, какой-то другой… – Майк вновь запнулся.

Грем терпеливо ждал, пока парень подыщет нужные слова.

– Какой-то другой, сказал ты?

Парень выпрямился на стуле; свет, падающий из окна, лег на лицо, на щеки, он побледнел. Внезапно Грем увидел, что он постарел лет на двадцать.

– Фильм стал объемным. Я смотрел на экран так, словно заглядывал в обычную комнату. Приглядевшись, я понял, что это за комната. Это уже не был обычный полицейский участок, о котором рассказывалось в фильме, – я понимаю, что это звучит странно, но я долго приглядывался и пытался узнать его. И наконец узнал. На экране появилось хэмпстедское отделение полиции. То, из которого мы совсем недавно ушли. Мо Честер, оставшийся на дежурстве, и его напарник Маккон… Не могу сказать почему, но меня совсем не обрадовало появление на экране нашего участка. Я пригляделся и обнаружил, что в участке собрались все наши копы, даже те, кто не пришел сегодня в театр. Ройс Гриффен.

Его я заметил первым: ярко-рыжие волосы Ройса Гриффена. И только потом я увидел его спину и голову.

Майк закинул ногу на ногу и подпер ладонью бледную, словно покрытую изморозью щеку.

– Они были похожи на гамбургеры. Только огромные.

Я еще раз внимательно оглядел всех и понял, что все эти парни мертвы. Это сидели мертвецы, и их кожа переливалась всеми оттенками зеленого… – Майк дрожал. Грем прекрасно понимал его, он и сам еле удерживался оттого, чтобы не затрястись. – Вот что я видел.

– Больше ничего?

– Еще кое-что, но только очень короткое время. У нас на участке есть камеры, в которых мы ночью держим пьяных. Иногда в них сидят подростки, до тех пор пока за ними не приезжают родители. Шесть камер, расположенные одна за другой. Не знаю, был ли в них кто-то этим вечером, потому что в этот день я патрулировал город, но фильм показал три первые камеры. Больше всего это смахивало на мясную лавку. Разрезанные тела, вспоротые животы, из которых вывалились внутренности, и кровь, повсюду кровь… Одежда перемешалась с их внутренностями. – Майк Минор обхватил колени. – Это случилось как раз после того, как я увидел Дики Нормана, пляшущего на фоне экрана.

Голос парня задрожал.

– Ребята орали и плакали… Справа от меня сидел Гарри Честер, брат Мо; одна пуля попала ему в горло, а следующая снесла полголовы. Я бросился на пол и выхватил свой пистолет. Я был уверен, что Дики Норман идет ко мне, и начал стрелять по направлению входа в зал… Наверное, я застрелил несколько человек, не знаю…

Грем встал и подошел к дрожащему мальчику. Поколебавшись, он снял с полки бутылку виски, налил немного в стакан и протянул его Майку Минору:

– Все в порядке, сынок. Все в порядке. Все закончилось.

Те, кого уложил ты, уложили и сами не меньше дюжины человек.

***

Когда он узнал достаточно, чтобы начать расспрашивать об этом фильме остальных уцелевших, он услышал дюжину вариантов истории Майка Минора. Каждый видел свое, но уже через первые несколько минут «Хор мальчиков» не видел никто. Кто-то видел своих жен и дочерей, занимающихся любовью с другими копами, кто-то – тела детей, которые качало на мягких волнах. Большинство видело мертвецов, которые двигались точно живые. Три или четыре человека, с которыми говорил Грэм, видели рыжеволосого Ройса Гриффена. Многие видели мертвых детей, от бледных лиц которых исходил жуткий холод. Коп по имени Лью Хольц сказал Грему:

– То, как они выглядели… Понимаете, я видел их лишь минуту-другую, но.., они выглядели жутко. Это больше не были детишки, это было что-то другое, что-то, что вы бы никогда в жизни не захотели увидеть, мистер, да и я тоже.

Они выглядели так, словно их дергали за ниточки – вот как!

В отличие от Джерри Джерома Хольц не видел необыкновенного сияния; как и большинство остальных, он думал, что Ларри Вайка убил Род Фратни, хоть Род и считался худшим стрелком во всей хэмпстедской полиции. Правда, к тому времени, когда Грем беседовал с Лью, вопрос о том, кто именно убил Вайка, больше не интересовал его.

Поэтому он еще раз поговорил с Бобо Фарнсвортом о том, что ему удалось выяснить насчет этой ночи, и спросил:

– Когда вы прибежали в театр со станции, вы случайно не видели изображение, которое было на экране?

Дело в том, что, когда Бобо прибежал в театр, фильм еще крутился – кинооператор, сраженный шальной пулей, лежал на полу в своей будке. Он был жив, но не мог пошевелиться, экран превратился в лохмотья, но "Хор мальчиков" – или то, что там Дракон показывал вместо него – все еще мелькал на обрывках экрана и на пустой сцене за ним. И Бобо, который стоял на возвышении в темном кинозале, заполненном трупами, видел это.