Книга Подвижные игры для принцесс онлайн - страница 10

Глава 10

Оставив меня заниматься экипировкой к нашему «визиту», Алеис отправился на разведку.

Постирушка заняла целый час. После третей смены воды, я поняла, что больших успехов мне не добиться. Все что удалось, это из буро-пятнистой, сделать одежду равномерно бурой. Пойдет. Переусердствовать тоже нельзя, не то, в общей массе замызганной прислуги, будем как оперная пастушка в розовом с рюшами платьишке, гоняющая украшенным бантом посохом стадо грязных баранов.

Развесив «туалеты» по всей комнате для просушки, я решила выйти «в люди» – посидеть в общем зале, послушать о чем говорят. Еще на лестнице до меня донесся тихий перебор струн и негромкое пение, показавшееся мне смутно знакомым. Ну-ка, ну-ка. Знаю я парочку менестрелей, а этот голос и вовсе навевает кой-какие воспоминания. Я заспешила вниз.

Так и есть! За центральным столом, низко склонившись над лютней, почти завесив ее своими длинными черными волосами, сидело самое большое разочарование нашего деревенского кузнеца – его старший сын Огал.

Этот парень был явлением воистину уникальным. Начать с того, что на менестреля он был похож как дикий медведь на комнатную собачонку благородной леди. Под два метра ростом, с размахом плеч, лишь немного ему уступающим. Когда в свою бытность подмастерьем кузнеца ему доводилось с отцом выбираться в город, вербовщики пускали слюни при виде его могучего телосложения. Но батяня был бдителен и оттаскивал чадо за одно из развешанных тем ушей, подальше от очередного армейского зазывалы, искушающего неокрепший разум заманчивыми перспективами спасения принцесс и заполучения в собственность прекрасных дворцов, в обмен на краткосрочную (лет двадцать) службу на благо сюзерена. И все же, самую фатальную ошибку в воспитании отпрыска, совершил именно кузнец. Решив, что образованность пойдет на пользу делу и поможет найти клиентов в высших кругах, он отправил сына учиться грамоте к деревенскому жрецу. На его беду, двухметровый детина Огал оказался очень впечатлительным. Научившись складывать буквы в слова, он открыл для себя мир удивительных историй и волшебных сказок. Перечитав все книги, что были у жреца, Огал добрался до библиотеки моей мамы. Здесь он обнаружил несколько томиков стихов и – пропал. Поэзия сразила его в самое сердце, начисто отбив здравый смысл. Когда кузнец опомнился, было поздно – Огал заболел стихами. Перечитав все, до чего смог добраться, он сам взялся за перо. Следствием чего, стало повальное «вымирание» деревни, стоило только бедняге поэту замаячить на горизонте. Часами слушать его плохо срифмованные вирши о любовных муках, своими симптомами смахивающие на желудочные колики, желающих не было. Чем больше затягивала поэзия, тем меньше времени мученик искусства уделял своим обязанностям в кузнице. Осознав весь ужас совершенного им воспитательного промаха, кузнец принялся рьяно исправлять ситуацию. Увы. Не помогло даже универсальное средство внушения правильных ценностей – хворостина. Правда, в случае с сыном кузнеца ее заменил дрын весьма солидных размеров, но даже к его гласу доморощенный рифмоплет остался равнодушен. Тогда был применен другой способ отвлечения несознательной молодежи от бредовых идей. Папаня загрузил дитятко работой. Но Огал не сдался. Он продолжал творить. Иногда по ночам, но чаще во время работы: раздувая меха или долбая молотом. Случалось, так увлекался сложением очередной оды в честь местной флоры (цветочки и кустики присутствовали в каждом творении без исключения), что напрочь забывал про дело. Испорченных им заготовок хватило бы на десяток бестолковых учеников. Батяня всякий раз приходил в ярость, а местные получали возможность насладиться видом разгневанного кузнеца, гоняющего непутевое чадо оглоблей по деревне. Следующим стратегическим шагом по возвращению блудного сына на путь истинный, стала его женитьба. Кузнец здраво рассудил, что необходимость содержать жену, отвратит мечтателя от глупых идей и заставит заняться настоящим делом. Видимо поэтому, в невесты выбрали девицу поупитаннее – чтобы труднее прокормить было. Огал не стал возражал против женитьбы, напротив, принялся со всей страстью ухаживать за нареченной, посвящая ей дифирамбы собственного производства. Не прошло и варда, как девица послала подальше и жениха и его папашу. Невеста оказалась безнадежно глуха к прекрасному и не оценила вдохновенного сравнение своих женских прелестей с сочными копченными окороками. А уж иносказательное уподобление страсти возлюбленного «упыриной жажде крови» и вовсе расценила как признание им, своих нестандартных гастрономических пристрастий. Прикинув, что лучше уж всю жизнь в девках проходить, чем рано или поздно стать главным блюдом на столе супруга, девица решила отказаться от перспективы такого семейного счастья. Указав женишку на дверь, невеста на этом не остановилась, а сообщила всей округе о несоответствии возраста Огала его умственному развитию, выразившись всего одной фразой: «Он полный идиот и извращенец!». После такой характеристики, других кандидаток на роль супруги «идиота и извращенца» отыскать стало практически невозможно. Слухи расползлись даже по соседним деревням. Коварный отец приуныл. Пока он измышлял другие способы повлиять на дите, используя в качестве стимулятора фантазии универсальное народное средство – самогон, случилось страшное. В деревню забрел бродячий менестрель. Дитятко, тихо мирно кропавшее стихи для собственного удовольствия, узрело, что этим еще и на жизнь зарабатывать можно, а если повезет – то и славу сыскать. Пока папа в пьяном угаре жаловался всем на неразумную молодежь, эта самая молодежь собрала пожитки и ломанулась к менестрелю просится в ученики. Тот окинул взглядом фигуру просителя и согласился, даже не прослушав его, что и понятно: с этакой оглоблей не пропадешь. Даже если таланта не обнаружиться, можно на подсобных работах использовать. И спокойнее с ним – супротив такого быка не всякий попрет, это вам не щупленького менестреля обидеть. Так и ушли вдвоем.

Огал тогда только со мной и попрощался. Я единственная, кто его потуги на творчество слушал и не плевался. С тех пор уже почти шесть лет прошло.

Лютня в богатырской длани Огала казалась детской игрушкой. Но играл он на ней вполне прилично. И голос его оказался для барда подходящим. Даже раньше, когда он в деревне на праздниках пел, девки аж млели, а после уроков у менестреля и вовсе заслушаться впору.

Я подкралась на цыпочках сзади и попыталась прикрыть его глаза своими ладошками. Ага, еще бы под патлами их найти, глаза те. Огал сграбастал обе мои ручонки одной своей.

– Даська, ты уже освободилась?

Даська? А наверное Дасила, кажется так зовут здешнюю служанку. Ай-яй, Огал, да она же тебе в мамы годиться. Впрочем, положение обязывает… Это ж какой позор менестрелю, если он хоть одну юбку пропустит! А если в ней сморщенная что сморчок старушенция с кучей правнуков, значит – не повезло. Но от обязанностей это никоим образом не освобождает. Да, тяжелая у них жизнь. Так ведь никакого здоровья не хватит.

Не убирая рук, я склонилась туда, где по моим прикидкам должно было быть его правое ухо и пошептала.

– Не угадал. Еще попытаешься?

– Лима? … Дори? … Вария? … Таника? … Морита? … Альвия? … Исар?

Э, да он может справочник женских имен писать. Если когда-нибудь я решу обзавестись потомством и родится девочка, непременно менестреля позову, чтобы имя помог выбрать.

Я отняла руки.

– Безнадежно. Если ты и дальше угадывать будешь, мы здесь до зимы просидим.

Он обернулся ко мне и несколько мгновений с улыбкой рассматривал. Вот что значит профессиональная привычка. Сколько лет прошло, наверняка не узнал. Хорошо если сам вспомнит. Другой бы выглядел озадаченно, а этот, эдак нежненько улыбается. Правильно, а вдруг какая давняя возлюбленная? Так сразу не вспомнишь, а показывать, что запамятовал никак нельзя. Еще обидеться. А хуже обиженной женщины, только разгневанный ежик.

Вспомнил. Спустя всего пару вздохов. Его лицо озарила совершенно счастливая улыбка и уже через мгновение я была зажата между ним и лютней.

– Ринка! Ах ты маленькая ведьма! Как же давно я тебя не видел.

Я бы может что и ответила, только в полу раздавленном, полу задушенном состоянии общаться, как выяснилось сложно. Потребовались неимоверные усилия, чтобы выдавить из себя хрип. Это произвело должное впечатление и объятья слегка ослабли. Однако свободы я не получила. Он плюхнулся обратно на лавку и водрузил меня к себе на колени. Храбрый! Последний такой герой, помниться остался сладко спать у стены кабака в Холбе.

– Ты какими судьбами здесь?

– Учиться еду. В Дакоран.

– Ничего себе кругаля даешь! Экскурсию по Фанаиру устроить решила?

– Точно, с посещением всех злачных мест. Может, как знаток посоветуешь чего по этому поводу?

– Тащи свиток побольше. Все не запомнишь.

– Выходит, в историях о распутных менестрелях, есть все же зерно истины?

– Еще чего. Наглая ложь! Все от зависти к таланту.

– Какой кошмар! А твой список сомнительных заведений, чтоб ненароком туда не забрести?

– Увы, в этом трагичность нашего ремесла. Больше всего клиентов именно там. Вот и приходится страдать.

Огал скорчил мину мученика за святую идею и тяжко вздохнул. Я рассмеялась.

– Бедненький. А столько женских имен ты, где выучил?

– Поклонницы. Просто проходу от них нет. Даже в собственной комнате. Только зазевался, дверь на засов забыл закрыть, глядь… уже кто-то просочился и покушается на мою добродетель. Хоть телохранителя нанимай!

В этот момент, мимо пробегала ранее помянутая Огалом Даська. Одарив меня взглядом каменной горгульи, она сделала попытку споткнуться и дополнить мой наряд какими-то объедками с подноса. Но, вместо живописного приземления ко мне на колени, поднос завис в воздухе у нее перед носом. Дасила ойкнула, побледнела и умчалась прочь, со скоростью жреца, спасающегося от нечисти. Огал сцапал забытый инвентарь и плюхнул его на стол.

– Все магичишь, ведьмочка?

– Куда ж я без этого. А ты? Все стишки кропаешь?

– Теперь все больше баллады. Разве только какой лордик решит зазнобе в любви признаться стихотворно и мне закажет написать, тогда можно и стишком побаловаться. А так. Не прибыльное это дело.

– А как же тяга к искусству?

– Юношеский идеализм умер с голоду. Хочешь есть – зарабатывай на пропитание. Люди жаждут развлечений. После третей кружки пива им героические баллады подавай, а не декламацию сентиментальных стишков с описаниями природы. А еще лучше непристойные куплеты. Это тоже всегда в тему. Даже знатные дамочки краснеют, а слушают. Бывает, и среди покойничков ценители попадаются. Один раз прибегает ко мне пацаненок, говорит, народ менестреля требует. Прихожу – гульба идет, аж дым коромыслом. Ну, я как положено весь вечер подгулявший народ развлекаю, да все больше всякую похабщину пою, потому как требуют. А на утро оказывается, что это похороны были! Какую-то блудницу земле придавали. Она по жизни веселая баба была, и похоронить себя завещала соответственно… Так вот и живу: есть спрос – пожалуйста, нет – не обессудьте.

– Повзрослел, значит? Домой не тянет? Не жалеешь о своем выборе?

– Бывает. Хочется, мамку проведать, братьев, сестренку. Да батька вряд ли мне обрадуется. А жалеть о прошлом… И такое случается. Особенно когда дела плохо идут и денег на воду с сухой лепешкой не наскребешь. Начинаю тогда думать, что кузнец-то без дела никогда не сидит. Но как вспомню, что хоть и не сидит, да все на одном месте остается, так уж лучше поголодать. Привык я перекати-полем жить. Тесно мне на одном месте.

Он грустно вздохнул.

– Как хоть мои живут-то?

– Нормально. Все живы здоровы. Братья ремеслу выучились. Женились. Детьми обзавелись. Средний в город перебрался, а младший отцу помогает. Батька твой очень на тебя поначалу осерчал. Запретил родственникам даже имя вспоминать. Но мать все равно всех приезжих расспрашивала. Вдруг кто слышал чего? Да и сестра случалось обмолвится. Она, кстати, за Варку-хромого замуж вышла.

– За Варку? Он же ее на два десятка лет старше. Неужели кого лучше не сыскалось?

– Были кавалеры. Девка выросла хоть куда. Первая на деревне красавица. Но… Любовь у них. Отец твой тоже сперва упирался, да мамка уломала. И ничего, счастлива твоя сестрица. Муж хоть и хромой, да работящий и не пьет. С жены пылинки сдувает. На прошлый солнцеворот с ярмарки нарядов да украшений привез столько, что половина наших баб чуть не удавилась, а мужики собрались ему всей гурьбой накостылять. Женушки ихние, на сестру твою глядючи и от зависти косея, супружников своих чуть совсем в муку не перетерли.

– И как, накостыляли?

– Вспомнили, где Варка хромым стал, и сразу охота пропала. Королевскому гвардейцу, хоть и бывшему, так просто плюх не навешаешь. Он ведь может ответную любезность оказать. Собирай потом зубы по кустам.

– Да уж, крепкий парень и рука тяжелая.

– Ну, с тобой ему не тягаться. Помнишь, как Дорана приласкал. Он до сих пор среди зайцев свой – такой же косой и ухо размером с башмак.

– Нечего было при сестренке непотребства всякие говорить. Она ж совсем соплячка малая была, тут же захотела узнать, что же это значит. А как прикажете объяснять? Она ж девчонка все-таки.

Огал погрустнел. Все ж тяжело ему без семьи. И мое явление только разбередило старую рану.

– А батька так и серчает на меня?

– Отошел уже. Сперва жену за расспросы ругал, а теперь сам как к твоему брату в город ездит, все пытает его, не слыхал ли тот чего о непутевом родственнике. Ты бы им написал. А то они не ведают, какому богу молится за тебя – Саргору(Саргор – бог-покровитель путников и обездоленных)или Саару(Саар – бог мертвых).

– Напишу. Или наберусь храбрости и сам съезжу. На племянников посмотрю.

– Сам-то еще женой и детьми не обзавелся?

– Я ж менестрель. Какая баба за меня пойдет? Вам ведь что надо? Дом, устроенность, обеспеченность, чтоб муж рядом был. А я на месте не сижу и дохода постоянного не имею. А дети? Может и есть. Я ж говорил, от поклонниц проходу нет.

Он хитро подмигнул.

– А сама-то как? Охомутала кого?

В этот момент, как по заказу отворилась дверь, и в зал вошел Алеис. Почти сразу его взгляд наткнулся на меня, удобно устроившуюся на коленях Огала. Бровки моего «мужа» сошлись на переносице.

«Он рассердился?!» Похоже на то.

Пройдя через зал, он остановился возле нас, разглядывая сверху. Я стала тихонечко стаскивать свое седалище с Огала.

– Алеис. Уже вернулся?

Перед уходом лорда Олланни на осмотр главной здешней достопримечательности (замка), я плюнула на условности и предложила ему перейти на ты. Тот уперся и ни в какую. Его воспитание, видишь ли, не позволяет тыкать дамам. Где он даму-то нашел? Пришлось напомнить ему, что мы вроде как муж и жена. А в Фанаире благородные и те со своими половинами на «вы» не разговаривают, что уж о других говорить. Поскольку сейчас мы могли претендовать на звание благородной супружеской пары, не больше, чем называться королевской четой, ему пришлось согласиться с моими доводами. Небольшая тренировка повергла меня в уныние. Он то сбивался на вы, то заикался, то полчаса строил фразу, чтобы не ошибиться. Как следствие, стал выглядеть человеком с проблемами умственного развития.

Ему определенно надо больше тренироваться. Не то скоро у меня самой из-за официоза проблемы будут. Нервного характера. На людей кидаться начну.

«Особенно если они станут смотреть на меня как этот недобитый бандитами лордик.»

– Рина? …Т-ты… не представишь меня своему…знакомому?

Он одарил нас убийственным взглядом. Запинки и заикания (привычка быть вежливым с дамами) производили впечатление с трудом сдерживаемого гнева. Выглядело это внушительно. Даже Огал напрягся и попытался слегка отодвинуться от нас. А ведь он мог размазать лорда Олланни ровным слоем по всей таверне, не вставая с лавки! С другой стороны, если он будет тузить всех оскорбленных его поведением мужей, с карьерой менестреля придется покончить – на пение у него просто времени не останется.

У меня начали гореть уши. Все правильно, сама виновата. Ежели изображаю приличную замужнюю даму, то с такими сомнительными личностями как менестрель, через стенку разговаривать должна и в присутствии десятка свидетелей, готовых подтвердить мою добродетельность. Н-да. Как это со стороны выглядит? Муж за дверь, а я тут же к певуну на коленки – плюх. Алеису, при виде нас, впору макушку ощупывать – не пробиваются ли рога?

Не люблю врать. Это ж о скольких вещах забывать нельзя!

– Алеис, это мой старый знакомый, Огал. Мы с ним росли вместе. Он менестрель.

Огал протестующе вскинул вверх руку.

– Огаллиус. Огал слишком по-деревенски. У менестреля должно быть звучное имя.

– Огаллиус, это мой…

Уже говорила, что не люблю врать? Так вот, особенно не люблю врать друзьям! Я замялась.

– Это Алеис.

– Ее муж.

Алеис моральными терзаниями мучиться не стал. Никак из вредности. У Огала аж глаза на лоб полезли.

– Муж? Ну ты Ринка даешь! Вот уж не думал, что во всех Внутренних королевствах найдется столь отчаянный парень, что возьмет тебя в жены.

– Это почему же?

Глаза у меня загорелись недобрым светом.

– Так ведьма же?

– И что? У магичек тоже семьи бывают.

– Так то магички. А ты ведьма. И не в даре дело. Вспомни беднягу мельника.

Да, было о чем вспомнить. За пару месяцев перед уходом Огала, посватался ко мне мельник наш. Молодой парнишка, всего на год меня старше. Его отец по весне на речку рыбачить пошел, да так больше и не вернулся. Мельница сыну досталась. Он, возомнив себя взрослым и устроенным в жизни мужиком, решил для полного счастья супругой обзавестись. Уж почему его выбор на меня пал, того по сей день понять не могу. Мне всего-то пятнадцать было. Впрочем, наши девки и того раньше замуж выскакивали. А вот я о замужестве даже не думала. С парнями в лес или на рыбалку сходить, это запросто. Но никаких романтических бредней ни с кем из них ни-ни. Они относились ко мне, как к одной из них. Даже про девок при мне трепались и совета спрашивали, которая по моему мнению лучше. А тут на тебе! Женишок, с предложением руки и сердца. И нет, чтобы со мной поговорить – сразу к маме пошел. Дескать, я тут так, пустое место. Как родительница скажет, так и будет. Ага, как же! Мама у меня свободу личности блюдет превыше добродетели. Главный принцип: твори что хочешь, но отходить меня хворостиной, это уже ее право. В общем, послала она его… Ко мне. Ежели говорит, Рина захочет, станет твоей, а нет, так ничем помочь не могу. А сама мне рассказала о свалившемся на меня «счастье». Пока я эту информацию переваривала, тут и сам женишок заявился. И что вы думаете, на колени встал в любви до гроба признался? Как бы не так. Он мне с порога заявил, что берет меня в жены. Радуйся Ринка, свезло, так свезло! Такое самомнение, аж завидно стало. Впрочем, причины у него были. На мордашку он очень даже пригожий уродился, а тут еще и дело свое. Наши девки свадебного возраста за ним косяком ходили. Вот он и решил, что я тоже сплю и вижу, как бы такое счастье заполучить. Ладно, думаю, сам напросился. И так осторожненько сообщаю, что я, мол, ведьма, к ворожбе склонность имею. Это чудо мукомольное решило, что я себя хаю и так утешительно заявило, что это не беда, колдунья в хозяйстве пригодится. От хворей вылечить, речку почистить, чтоб вода к мельнице свободно текла… Я от его слов просто дара речи лишилась. Всю жизнь себя наглой считала, а тут сама себе дитем неразумным в этой области показалась. Ну ничего, отошла помаленьку и давай ему кружева на уши вязать, такие, что заглядишься. Заверила его, что просто от радости места себе не нахожу, да вот беда – ведьма за всякого замуж идти не может. Потому большинство из нас одни свой век и кукуют. Мужик должен быть подходящий, иначе не будет ему жизни с ворожеей, до срока немочи одолеют и в могилу сведут. Кавалер мой побледнел малость и спрашивает, как определить подходящий ли мужик? Тут я и повеселилась от души. Если, говорю, три моих задания выполнишь, значит годишься. Но задания не из легких. А ему отступать некуда, он уже всей деревне раззвонил, что на мне женится. На попятный пойдешь – засмеют. Делать нечего, согласился себя попытать. Перво-наперво, отправила я его в лес корешок один целебный добывать. Меня как раз мама попросила его поискать. Травка эта редкая, можно долго по лесу шляться, прежде чем найдешь. Самой лень, вот думаю, женишок и пригодится. Рассказала ему, как ту травку определить, еще и картинки из маминого травника показала. Только говорю, сразу, как найдешь, не копай, дождись полнолуния. И только тогда, три дня перед тем попостившись, в полночь, голышом его добудь. А я, дескать, из корешка того отвар сделаю, как его на свадьбе примешь, так половина несчастий из-за женитьбы на ведьме и отпадет. Ерунда полная. Корешок тот от желудочных болезней только и помогает, а копать его можно в чем угодно и когда угодно. Но раз уж я взялась учить это горе уму разуму, так надо, чтоб надолго запомнил! Ушел. Два варда его никто не видел. Наконец вернулся, вест исцарапанный, в синяках и комарами изъеденный так, что глаз не видно. Но добыл корешок. Я ему даже спасибо не сказала. Для себя ведь старался. В его отсутствие, следующее задание измыслила. Велела ему целый жбан бабочек-капустниц наловить. Дескать, их крылышки, лучшее средство от большинства мужских недугов, кои от ведьмовского темперамента начаться могут. Опять же, ловить их не как придется, а руками и ни в коем случае мужскую одежу на себя цеплять нельзя. И это он проглотил. Целый вард вся деревня со смеху покатывалась, глядя как он, в одной простыне по дворам за бабочками бегает. Сколько раз ему от баб наших доставалось за потоптанные грядки, не сосчитать. Тетка Лакина, помоями окатила, а бабка Мара (восьмой десяток старухе) узрев его в первый день в своем саду, решила что он ее «ссильничать» пришел и нет, чтобы в крик – за ним кинулась. А уж псам-то какое развлечение! Добрая половина из них отхватила себе на память по кусочку его тоги. Один, особо везучий, сандалету в личное пользование заполучил. Но самая большая польза для сельского хозяйства вышла: бабочек, что урожаи портят, в половину меньше стало. Деревенские наши, уже смекнули, что к чему и с нетерпением ждали продолжения. Особо догадливые, даже советы давали на следующее задание. Такой список составила, на два десятка женихов хватило бы. Ну да у меня только один, и того выше крыши. А значит, третье испытание он провалить должен был обязательно! Наконец притащил он мне бабочек отловленных. И вижу… не горит он уже энтузиазмом по поводу женитьбы. Но отступать так сразу не спешит, благовидный предлог ищет. Дай, думаю, подсоблю. Залила принесенных насекомых кипяточком, пару часиков настояла и ему сую. Пей мол. Ему б отказаться, на том дело и кончилось бы. Но нет. Выдул он этот супчик даже не скривившись. Толи оголодал, толи и впрямь поверил, что от мужских болезней первое дело. Ну и ладненько. Повела я тогда его к нашему болоту. А оно у нас тьфу, одно название. Два десятка шагов в поперечнике. Гляжу, туда уже местные подтягиваются. Даже бабки, что ели ходят и то, чуть не трусцой бегут. Еще бы, такое развлечение в нашей глухомани не каждый день. Подождала я, пока зрители займут места, согласно купленным билетам, стянула с пальца колечко и в болото, в самую середку закинула. Вот, говорю, если боги против нашей свадьбы не возражают, то найдешь мне кольцо. И как только ты его на мой палец обратно нацепишь, так к жрецу за благословением на семейное счастье и пойдем. Легко скажете? Как бы не так! Как найти то чего нет? Не было кольца! Морок на камешек наложила. Как только болотной жижи коснулся, обратно камешком и стал. Нечестно? А мою судьбу за меня решать честно? В общем, два варда он из того болота не вылазил. Его уже лягушки узнавать стали и в семью приняли. Как же, кормилец! Столько комаров приманил, что самая тощая квакушка и та размером с кошку вымахала. Но не оценил мой женишок их расположения, уже к концу второго варда стал все позже «домой» приходить да раньше деру давать. А потом и вовсе плюнул на это. А через месяц он на Стешке женился. Я у них на свадьбе слезу пустила, жениха обняла, жаль говорю, что не судьба. Невесте рассказала, как ей завидую черной завистью: «не муж – мечта», не забыв про себя добавить – «идиота». И абсолютно счастливая, сбежала с этого погребального обряда, где молодую красивую девку заживо хоронили в рутине и быте замужества. Но история та еще долго обсуждалась. До соседей дошла. С тех пор меня в деревне и окрестностях стали частенько ведьмой звать и лишний раз не злили без надобности.

Пока я предавалась воспоминаниям, Огал успел сцапать свою лютню и теперь тихо напевал что-то, глядя на Алеиса. Я прислушалась. Мать честная! Этот пакостник успел про мое невестенье целую песнь сваять. Имена опустил, кое что приврал, жениху несколько «милых» черт, вроде сластолюбия добавил. Концовочку изменил. Но в целом история была та самая. И между прочим, довольно неприличная. Когда он закончил, то вместо оваций первым делом получил от меня по макушке.

– Ах ты врун несчастный! Значит я – коварная совратительница, голышом у мельнице в полнолуние купаюсь? Чтобы бедных мельников потом изводить?! Я сейчас одного менестреля изведу, будешь у меня как тот несчастный до конца дней своих в болоте квакать!

Огал, не будь дурак, отскочил от меня подальше и спрятался за стол. Правильно! И я бы не хотела иметь дел с разъяренной ведьмой, пусть и недоучкой.

Менестрель жалобно посмотрел на моего «мужа».

– Я же говорил – ведьма! К тому же деревенская, дремучая как бор. В искусстве ничего не понимает.

Поднос с объедками «забытый» Даськой сорвался со стола и опустился точнехонько на темечко Огалу.

– Да уж, в таком искусстве я не знаток, меня все больше к живописи тянет. И как ценитель скажу: этот соус отлично гармонирует с твоей рубашкой, оживляет ее унылую расцветку. А хлебные крошки прекрасно оттеняют мочалку, которую ты называешь шевелюрой!

Менестрель Огаллиус печально оглядел свой подпорченный внешний вид.

– Эх, Ринка, Ринка. Это была моя лучшая рубаха. В чем мне теперь перед князем петь?

Мы с Алеисом переглянулись. Я решила повременить с проявлением своих чувств до поры.

– Здешним князем?

– А что, нынче князья как поганки, на каждом углу встречаются?

Князья не князья, а принцесс и сыновей герцога из далекой Андарры, если поискать, найти можно.

«И даже если не искать.»

– Когда же состоится выступление?

– Сегодня вечером. В замке прием намечается. Меня пригласили народ развлекать, а в таком виде, мне даже петь не придется, итак все с хохоту поумирают. Не заплатив гонорара.

– Не боись, отстираю я твое рубище. За сегодня, у меня в этом деле большой опыт образовался.

– А не врешь?

– А зачем?

– Да кто ж вас ведьм знает.

– Еще раз ведьмой назовешь, точно будешь в лягушачьем хоре ведущие партии исполнять.

– Ладно, ладно. Нервная ты какая-то стала. На шутки плохо реагируешь.

– Так может шутки такие? Дурацкие?

– Мы с тобой и хуже откалывали. Или это на тебя так замужество действует?

– Ну-у-у… Хотя отчасти ты прав. Компания у меня в последнее время что надо. Не мудрено странностям обзавестись. Пора лечится. Травки успокоительные попить. В глуши лесной пару лет поотшельничать. Глядишь, перестану на глупое вранье всяких менестрелей обижаться.

– Так ты обиделась?

– А не похоже было? Только что блудницей и развратницей перед мужем не обозвал. Всего лишь намекнул.

– Это ж песня! Художественный вымысел. И не про тебя вовсе, не надейся. Ты всего лишь прообраз.

– Так ты бы уточнял. Сам покукарекаешь и слиняешь, а мне потом семейные скандалы утрясать.

Я посмотрела на Алеиса, наблюдающего за нашей перебранкой, открыв от удивления рот. Эх, не стоило, наверное, травмировать воспитанного лорда сценами дружеских простолюдинных побоищ. Он же не знает, что нам с Огалом друг другу гадостей наговорить, что другому пирожок с малиной стрескать – и вкусно и полезно. Еще примет все за чистую монету. С него станется заступника поизображать. Интересно, за кого вступиться решит? Двухметровый менестрель против ведьмы. Ваши ставки господа! Кого его благородство посчитает более слабым противником?

– Ладно, пошли твои шмотки стирать. Заодно последние сплетни расскажешь. Вы, менестрели, обо всем осведомлены. Порой даже лучше функционеров тайного сыска.

Я потянула Огала за собой, заметив краем глаза как Алеис развернулся в другом направлении. Он что рехнулся? Подтолкнув певуна к лестнице, я схватила за рукав пытающегося улизнуть лорда.

– Ты куда?

Алеис изобразил удивление и пожал плечами.

– Не хочу вам мешать.

– И ты оставишь жену одну в комнате с менестрелем?!

Он понизил голос

– Но ты же мне не жена? А вам, наверное, есть о чем поговорить.

– Если ты хочешь рассказать о нашем обмане, то сделай это прямо сейчас. Иначе, о тебе весь город будет судачить. Не удивляйся потом, если детишки на улице попросят показать свои развесистые рожки.

Лорд Олланни опять порозовел. Всемогущие боги, как же он такой чувствительный при дворе-то жил?

– Я буду вас смущать.

– Нас с Огалом, даже голым волосатым жрецом не смутишь. К тому же, наш менестрель может рассказать что-нибудь важное. А я, в силу своей придворной необразованности, не обращу на это внимания.

Поколебавшись немного, но больше как мне показалось для виду, он последовал за мной.

* * *

Пока я изображала добропорядочную работящую жену, отстирывая в лохани Огаловское тряпье, эта птичка певчая и мой «супружник», уже кувшин вина на двоих выхлестали и всю еду до крошки подмели. Обо мне, ясное дело, даже не вспомнили. А зачем? Женщина кто? По пунктам… Домохозяйка – раз, кухарка – два, нянька – три, постельная грелка – четыре. Человек? Личность? Фи, какие глупости! Вот так всегда, пока сама о себе не позаботишься, никто о тебе даже не вспомнит. Ладно, это дубье деревенское, отягощенное менестрельским себялюбием, но наш благородный лорд?! Это и есть его хорошее воспитание?

Эх, как хотелось макнуть их в мутную водичку и пару раз по стиральной доске личиком провести. Сидят, культурно общаются, а ты паши тут, как единственный на две деревни мул. Обидно…

Менестрель взял кувшинчик и разлил остатки вина на двоих. На меня даже не посмотрел. Ах так, ну ладно… Огал поднял свой кубок и хлебнул из него. В следующую секунду вся набранная в рот жидкость выплеснулась на кровать, заменяющая трапезничающим стол. Рожица рифмоплета приобрела насыщенный фиолетовый оттенок, а из глаз полились слезы. Проплевавшись от остатков вина, уважаемый менестрель Огаллиус укоризненно воззрился на меня.

– Ринка, ты чего? С дерева брякнулась?

Алеис осторожно понюхал свой напиток, а потом с опаской пригубил. Его передернуло, а лицо перекосило. Он присоединил свой недоуменно-обиженный взгляд к укоризненному менестреля.

– Рина? – он приподнял бровь.

Демонстративно встряхнув мокрой рубашкой и окатив брызгами весь коллектив, я бросила ее на спинку кровати. Скрестив руки на груди, обернулась к изображающей оскорбленную невинность компании.

– Двадцать один год Рина. Дальше что?

– Ты зачем? – Огал ткнул кубком в мою сторону. – Хорошее же вино было.

– Да ты что? Может расскажешь насколько хорошее? Страсть как интересно. С удовольствием послушаю… Раз уж попробовать не довелось.

Эта парочка переглянулась, а потом до них наконец-то дошло, что увлекшись сплетнями они поступили несколько… некрасиво по отношению ко мне. Оба потупились, стараясь не смотреть мне в глаза.

– Ну? Где ж ты свой сказительский талант потерял? Не можешь в прозе, я и на стихи согласна.

Огал вжал голову в плечи.

– Ринка, ты того… Ну извини. Я сейчас мигом сгоняю, еще принесу.

Не дожидаясь моего ответа, он подскочил и ломанулся проч. Я толком сообразить ничего не успела, а его шаги уже смолкли на лестнице. Брошенный на мое растерзание Алеис, попытался изобразить часть обстановки, но к его несчастью неубедительно. Зато скульптурная композиция под названием «Раскаявшийся» очень даже впечатляла.

Я решила не опускаться до мелочных упреков, только презрительно фыркнула и отвернулась. Пожалуй, для лорда Олланни было бы лучше, начни я канючить и качать права. Он хоть что-то смог бы возразить. Но мое пренебрежение добило его окончательно. Как я отметила уголком глаза, он съежился и поник в полнейшем отчаянии.

«Нет, Ринка, ну ты и стерва!»

А я ему хоть слова сказала? И потом, он заслужил. Не только за сегодняшний обед, а за все наше путешествие. А то взял моду на меня свысока смотреть.

Не знаю, дошел ли лорд Олланни в своем самобичевании до стадии «Я полный негодяй не имеющий права жить», но его несчастное лицо отразило что-то подобное и пробудило во мне ответные угрызения совести. Неизвестно, до чего бы мы оба дотерзались, не появись наконец Огал с подносом заваленным едой на целую разбойничью ватагу и огромным кувшином в середине. Если они заставят меня съесть хотя бы половину, то послеобеденный сон я буду смотреть уже в морге (если только здесь есть подобное достижение цивилизации).

Менестрель со сноровкой опытного официанта, расставил принесенные яства на столе, налил в бокал вина, пододвинул к столу табуреточку и заискивающе уставился на меня. Я покосилась на трехногого монстра мебельного мира и решила, что навернуться с него и свернуть себе шею – это слишком глупая смерть. А посему, покидав все обратно на поднос, плюхнулась рядом с Алеисом на кровать и наполнила свою тарелку.

М-м-м. Люблю вкусно поесть. Вот только две пары глаз наблюдающих за процессом пережевывания, несколько мешают процессу глотания. Умильно так наблюдают. Как собачка в рот хозяину смотрит. Я ж подавится могу! Та-а-к, надо эту парочку чем-то занять, пока аппетит не попортили… Чтобы придумать?

Для начала, что мы имеем? Двух… э-э-э … ну в общем итак понятно… Двух крайне невоспитанных молодых людей познакомившимися с муками совести… Ринка! Да это же такой шанс! Из них же сейчас веревки вить можно. Особенно если актерские способности есть…

Ну-у-у, мне столько веревок ни к чему. Этого добра итак хватает. А вот менестреля к делу припахать – это мысль.

– Достопочтимый Огаллиус, что ты там про князя плел. Про намечающийся банкет. В честь чего торжества?

– Можно подумать князю для пьянки непременно повод нужен. Может душа праздника захотела?

– Если верить слухам, у правителя местного не то финансовое положение, чтобы все свои желания удовлетворять.

– Ты не сравнивай его денежные трудности со своими. На его безденежье, ты пол жизни припеваючи жить сможешь.

– Так у него и расходов не в пример больше.

– Как бы то ни было, недавно у него снова золотишко зазвенело. Вот он и шикует. Сколько тех денег не знаю. Главное, чтоб мне на гонорар хватило. А по моим прикидкам, только на деньги бухнутые в сегодняшний банкет, я мог для князя целый год соловьем заливаться. Я скромный, мне много не надо. Мои аппетиты с княжьими не сравнить.

– Да уж, куда ему до тебя… Так ты у нас выходит знаменитость? Большие шишки выступать приглашают. Наверняка свои, придворные певуны имеются. Ан нет, тебя подавай!

– Твоими бы устами… Увы, увы. Мне просто повезло. Сейчас в Парине из менестрелей только я и Каттис. А он алкаш, каких поискать. Последние полгода, его трезвым застать даже любовнице не удается. А ведь она каждое утро с ним просыпается. Когда трезвый, он так поет… – Огал восхищенно закатил глаза. – Мне за ним даже лютню не таскать. Зато когда накачается – его пение, что баранье блеянье.

– А ты в замке раньше бывал?

– Не-а, не доводилось. Но одну служаночку оттуда пару раз балладами по ночам развлекал.

– А не мог бы ты у своей служаночки поинтересоваться, не приезжал ли в замок два дня назад господин с девушкой, переодетой пажом?

Огал, как гончая почуявшая след тут же принял стойку. Его глазки заблестели любопытством и предвкушением.

– А что за девица? Чья-то сбежавшая женушка?

«Ох уж эти менестрели!»

– Нет, моя подруга. Вляпалась в историю. Ее похитили, а мы теперь спасаем. Подробности не спрашивай, все равно не расскажу. Тайна!

Огал обиженно засопел. Сказать барду слово тайна, значит подложить ему не просто свинью, а огромного откормленного борова. Он же теперь места себе от любопытства не найдет. Пока все не выяснит, не успокоится.

«Нам же лучше… Будет помогать. В надежде развести на откровенность.»

Нехорошо друзей в темную использовать. Впрочем, будь это моя тайна, я бы ему все-все рассказала. Но… меня саму доверием совсем недавно осчастливили и, …судя по настороженности Алеиса – не до конца.

– А она красивая, подруга то?

Да уж, вопрос по существу! Я тут ему про беды и печали, а он о своем, …о наболевшем.

«Озабоченный!»

– Красивая. Только не про твою честь. Она из благородных.

– Подумаешь! У меня тех благородных было, что у собаки блох. Чем эта от них отличается?

На стремительно бледнеющем лице лорда Олланни стали проявляться желваки. Ой-ой-ой. Сейчас кого-то бить будут. Надо спасать…

«Кого?»

А-а-а… Э-э-э… Пожалуй Огала. Он конечно шкаф, но Алеис вооружен и почти невменяем. Вместо мозгов – чувство долга.

– Тем, что ради других, я тебе рожицу бородавками разукрашивать не стану, а если к Лине ручонки потянешь, всю оставшуюся жизнь будешь только по ночам из дома выходит, чтоб народ не пугать. И вообще, прежде чем слюни распускать, ее найти надо. Мы тут кое-чего затеяли. Собираемся вечерком в замок наведаться. Поискать где получится. Но и твоя помощь была бы кстати. Ну, так как? Поспрашиваешь?

– Ради прекрасной дамы, что угодно.

– Я сказала, она красивая. Про прекрасную речи не шло. Понапридумываешь сейчас…

– Так я не о ней. Я о той, что затмевает звезды.

Этот шут плюхнулся передо мной на колено и поцеловал руку. Я щелкнула его по лбу и отобрала обслюнявленную конечность.

– Нашел тоже прекрасную.

Он задумчиво посмотрел на меня.

– Эх, дура ты Ринка! Хоть и колдунья.

По крайней мере, ведьмой не назвал. И на том спасибо.