Книга Коллекционеры смерти онлайн - страница 10

Глава 9

– Как долго Мари Гилбо была с вами, сестра? – спросил Гарри.

Настоятельница монастыря Вилла Мадонна сестра Беатрис смотрела вдаль. На глазах ее блестели слезы.

– Более тридцати лет, – сказала она, вытирая щеку ладонью. – Как быстро они пролетели.

Сестре Беатрис, вероятно, было за семьдесят. Глаза у нее были зеленые, как листья дуба у нас над головами а кожа лица обветрилась так, что лишь добавляла возраст. На голове ее красовалась густая шапка коротких серебристых волос. Если бы я не знал, что она монахиня, то по ее мешковатым, выцветшим джинсам «левайс» и белой хлопковой рабочей рубахе мог бы решить, что она какой-нибудь ковбой из Оклахомы на пенсии. Когда мы приехали сюда пятнадцать минут назад, она по нашим лицам сразу все поняла и сказала: «Давайте выйдем на улицу. Не хочу, чтобы печальные вести оседали на этих стенах».

Она провела нас через большое главное здание на просторное заднее крыльцо под навесом из теса. Перед нами был цветник – неистовая палитра из белых, желтых и пурпурных полевых цветов. За ним расстилался луг, заканчивавшийся рощицей персиковых деревьев. В отдалении две женщины занимались ремонтом ограды: одна держала столб, другая прибивала к нему проволоку. Вокруг них суетилось с десяток коз. Некоторое время я смотрел на этих животных; они выглядят счастливыми, подумал я, насколько счастливыми могут быть козы.

– Я не знаю, как у вас происходят такие вещи… – запинаясь, начал Гарри, после того как сестра Беатрис поведала нам о годах, проведенных Мари Гилбо в монастыре. – Она пришла к вам сразу после школы или колледжа?

Сестра Беатрис сидела в кресле-качалке, а мы с Гарри – на большой деревянной скамье. Каждые несколько секунд она закрывала глаза, словно стараясь отгородиться от того ужаса, который мы принесли в это мирное убежище.

– Она была подкидышем, детектив Наутилус.

– Отказным ребенком? Вроде тех, которых оставляют на ступеньках?

– Действительно, ее нашли на наших ступеньках. Но она уже не была ребенком; по крайней мере, хронологически. В тот день, когда я открыла дверь навстречу этой плачущей отчаявшейся девушке, ей было двадцать два. Но Мари чувствовала себя потерянной, словно маленькая девочка в трущобах Рио или Калькутты. Я спросила ее, почему она пришла к нам. Знаете, что она мне ответила?

Гарри наклонился вперед.

– Что?

– Она сказала, что пришла на свет. И сказала это очень серьезно.

Гарри кивнул.

– Трудно отказать такому в приюте.

– Она начинала как волонтер. Мы предоставляли жилье в обмен на работу. Она трудилась безостановочно, как мул. Я говорила ей: «Успокойся, Мари, сделай перерыв. Эта работа никуда от тебя не убежит». Но в ответ она налегала еще сильнее, будто ей постоянно надо было быть в движении. Позднее она призналась, что постоянная работа приглушала ее воспоминания.

– Воспоминания о чем?

Сестра Беатрис смущенно отвела взгляд в сторону луга.

Две женщины перешли к следующему столбу изгороди. козы следовали за ними.

– Перед тем как она отправилась учиться, мы с ней говорили обо всем. Но все эти разговоры останутся между нами. Ее жизнь до… не предусматривала огласки.

За этими ее словами мне все же послышалась необходимость поговорить.

– Я уважаю ваши правила, сестра, но, возможно смерть Мари как-то связана с ее прошлой жизнью, той что превратила ее в ту потерянную маленькую, девочку много лет назад.

В глазах сестры Беатрис вспыхнул злой огонек, голос ее стал жестким.

– Ее бросили с самого рождения, детектив Райдер. Ее отец был зажиточным развращенным мужчиной, щеголявшим своим образом жизни. Мать же, напротив, – сдержанной и безразличной. Мари была случайным, нежеланным ребенком, и родители постоянно укоряли ее этим фактом, пока, в конце концов, не выставили за дверь, когда ей исполнилось семнадцать.

Гарри тяжело вздохнул, отведя глаза в сторону. Истории, которые так начинаются, редко имеют хороший конец.

– Поначалу свобода для робкой, но умной девушки стала неожиданным приключением, – продолжала сестра Беатрис. – Но отверженные непроизвольно ищут себе суррогатную семью. Она нашла ее в группе студентов академии искусств, которые были несколько старше ее. Они стали…

– Академии искусств в Париже? – перебил я ее, и словно холодная сталь коснулась моей спины.

Сестра Беатрис посмотрела на меня удивленно. И подозрительно.

– Как вы догадались?

– Не знаете ли вы, был ли среди этих студентов некто по имени Марсден Гекскамп?

Сестра Беатрис резко встала; пустое кресло-качалка мерно раскачивалось, постукивая о пол.

– Что вам об этом известно? – понизила она голос почти до шепота;

– Немного, имя и кое-что из его деяний. В качестве убийцы.

– Детектив, Мари никому не причинила вреда. Она лишь последовала за этой группой из Франции, и к этому времени зубы Марсдена Гекскампа уже рвали ее душу. Я знаю, что некоторые из последователей этого негодяя тоже были убийцами. Другие – просто наблюдателями. Гекскамп – этот цветок зла – любил всевозможные… эротические развлечения. Именно для этого он и использовал Мари. В других более темных действах этого ужасного человека – в убийствах – она не участвовала.

– Это она вам об этом рассказала? – спросил я.

– Мари отдала себя в руки Господа. После этого у нее не осталось никаких тайн. Она перестала смотреть в глаза дьявола и заглянула в глаза Бога. Я приняла ее отречение от позорного прошлого, и она говорила со мной обо всем, потому что стала свободной.

Я наклонился к ней поближе.

– Возможно, вопрос покажется вам грубым, но это очень важно. Была ли она когда-нибудь проституткой?

Сестра Беатрис странно посмотрела на меня.

– В классическом смысле этого слова – нет. Ее отец выплачивал ей немалое содержание для жизни вне дома. Первоначально именно наличие денег и привлекло к ней эту студенческую группу. Она не продавала себя за деньги незнакомым людям, но говорила так: «Для Гекскампа я была шлюхой». В этом смысле, мне кажется, она чувствовала себя проституткой.

– Расскажите про ее последние дни жизни здесь.

– Вставала до восхода солнца и работала, как всегда. Она любила трудиться в саду, консервировать фрукты кормить маленьких козлят. Как обычно, она была несколько взволнована предстоящей поездкой, главным образом, возможностью встреч с новыми людьми. Мари уехала, и больше мы о ней ничего не слышали.

– Можем мы осмотреть ее комнату? – спросил Гарри.

– Конечно.

Мы прошли за сестрой Беатрис через весь дом, мимо широких дверей тихой часовни с массивными деревянными скамьями, полукругом стоявшими перед большим распятием. Лучи солнца, пробивавшиеся сюда через цветные оконные витражи, были окрашены особенным алым цветом. Иисус, опустив глаза, смотрел вниз, несгибаемый в своих страданиях. Я поймал себя на мысли, что шел на цыпочках, пока мы не свернули в длинный коридор с дверьми по обе его стороны.

– Вот ее комната. Была ее…

Здесь все казалось обычным и безмятежным: в желтом свете, льющемся из большого окна, плясали золотистые пылинки; кровать, большой книжный шкаф, комод с выдвижными ящиками, письменный стол, стул, на полу небольшой плетеный коврик. Над столом висело распятие – уменьшенная версия того, что стояло в часовне. Меня привлекла одна деталь: венец размером со свадебный с острыми, как иголки, шипами.

– Может быть, вы обнаружили что-то, объясняющее исчезновение Мари? – спросил Гарри.

– Я посмотрела у нее в столе, но ничего там не нашла. Несколько дней назад приезжала полиция округа, но это было еще до того, как… как ее нашли…

Сестра Беатрис разрыдалась. Гарри подвел ее к стулу и помог сесть. Я осматривал книжные полки. Религиозные тома и биографии святых перемежались книгами по садоводству и животноводству. Здесь же – несколько детективов в бумажных обложках. В шкафу висела рабочая одежда, несколько платьев и брючных костюмов, две рясы. В комоде я тоже не нашел ничего предосудительного. Гарри умело встал между мною и сестрой Беатрис пока я рылся в белье сестры Мари, простом и без прикрас. Я заглянул под кровать, под матрас – ничего.

Далее – письменный стол. Небольшая пачка обтрепанных конвертов. И один нестандартный коричневый, на котором печатными буквами был написан только адрес монастыря.

– Это ее почта, сестра Беатрис?

– Да, за последние пару дней.

– Не возражаете, если я…

– Нет, прошу вас, делайте то, что считаете нужным.

Я вытащил из кармана куртки латексные перчатки и взял со стола коричневый конверт. Он был толщиной около сантиметра, проштампован в Мобиле в прошлую среду, на следующий день, после того как был снят номер в «Уютных хижинах». Я распечатал его и вытряхнул содержимое на стол.

Еще один конверт. Тоже коричневый, напоминающий тот, который, по описанию Лидии Барстоу, пришел Рубину Койлу.

– Почему-то мне кажется, что я знаю, что там внутри, – сказал Гарри.

Я вскрыл второй конверт и вытряхнул на ладонь два кусочка картона, склеенных между собой липкой лентой. Сняв ее, я разделил картонный сэндвич.

На руку мне упал кусочек чего-то яркого и красочного. Это был фрагмент рисунка на обрывке холста размером не больше почтовой открытки. Красные, белые и синие мазки, покрытые глазурью, имели удивительную глубину и объемную реалистичность. Он был поразительно красив. Присмотревшись повнимательнее, я заметил белую черточку, напоминавшую осколок кости, из которой сочится вязкое содержимое. По поверхности извивалось нечто, похожее на золоченых червей. Сестра Беатрис потянулась к рисунку, словно испытав действие магнита.

– Он прекрасен, – сказала она, пораженно замерев на месте. – И все же…

Гарри посмотрел на часы.

– Вот уже три часа, как мы выехали из Мобила, – сказал он. – Почему бы тебе не позвонить этому Уиллоу и не сказать, что компания продолжает действовать.