Книга Час убийства онлайн - страница 6

Глава 6
ПЕРВАЯ ПРОПОВЕДЬ ДЛЯ КАППИ

Лита шла впереди, шелестя подвешенными к ее поясу стручками. За ней следовали трое воинов Боннаккута – Кайоми, Стэллор и Минц, известные задиры и забияки еще со времен моего детства, а замыкали шествие Рашид, Стек и я.

Рашид все время обнимал Стек за плечи, даже в тех местах, где тропинка была настолько узкой, что они наступали друг другу на пятки. Очевидно, ему хотелось, чтобы нейт постоянно находилась под защитой фиолетового сияния, исходившего от его доспехов. Предосторожность Рашида была вполне разумной – если бы Стек хоть на мгновение оказалась беззащитной, Боннаккут наверняка бы выстрелил ей в спину. Поскольку я шел позади нейт, а Боннаккут – впереди меня, я был рад, что ему не представится шанса воспользоваться подарком, поскольку сам находился прямо на линии огня.

Когда дорога стала достаточно широкой для того, чтобы по ней могли идти рядом друг с другом трое, я поравнялся с Рашидом и Стек, так чтобы не оказаться между нейт и пистолетом.

– Еще раз приветствую. – Рашид улыбнулся. – Ну, как дела? Очухался от слезоточивого газа?

– Все в порядке, – ответил я и добавил чуть тише: – Жаль, что ты использовал его против меня, а не Боннаккута.

– Там, у ручья, – сказал он, – вы со своей подружкой готовы были продырявить кишки моей спутнице – пришлось принимать радикальные меры. Но на поляне Стек находилась под защитой моего силового поля, так что мы вполне могли подождать, чем закончится дело. Кроме того, я был без шлема. Если бы я пустил в ход газ, со мной случилось бы то же, что и с остальными.

– И поделом, – буркнул я.

– Хватит ворчать. Ты сам только что сказал, что прекрасно себя чувствуешь. Лучше расскажи поподробнее о себе и о Тобер-Коуве. Тебе сколько лет?

– Двадцать, – ответил я.

– То есть завтра, в Предназначение, ты выбираешь себе постоянный пол?

– Совершенно верно.

– И ты в самом деле менял пол каждое лето с тех пор, как родился?

– В первое лето пол не меняется, – вмешалась нейт. – Госпожа Чайка слишком мягкосердечна для того, чтобы разлучать младенцев с их семьей. Детей забирают только после того, как им исполнится год.

– Вполне справедливо. – Рашид пожал плечами и снова повернулся ко мне: – Ты родился мальчиком или девочкой?

– Девочкой, – ответил я.

– Значит, ты стал мальчиком на следующее лето после того, как тебе исполнился год, девочкой – когда тебе исполнилось два, опять мальчиком – когда тебе исполнилось три…

– Именно так. – Я хотел, чтобы по моему тону он понял, до какой степени мне наскучил разговор на эту тему.

Впрочем, мне уже приходилось давать объяснения. Во всем мире наш маленький уединенный поселок – единственное место, где боги позволяли детям ежегодно менять пол, так что каждый раз, отправляясь в город играть на скрипке, я вполне мог ожидать, что меня неоднократно спросят об этом. Вот, например, Йоскар, плотник, с которым у меня в свое время был роман, просто закидывал меня вопросами: неужели я и в самом деле год назад был мужчиной? Стану ли я им снова после солнцеворота? Когда я перестану быть женщиной, будут ли мне нравиться мужчины? Или я все время люблю мужчин, или и мужчин, и женщин, или как…

Я никак не мог решить, считать ли подобные вопросы неприличными или же просто банальными. Никто же не интересуется у женщины: «Ну и каково это – иметь грудь?» или у мужчины: «Не странно ли это – иметь пенис?» На таком уровне о себе просто не думаешь…

Однако Рашид не принадлежал к числу тех, кто прекращает задавать вопросы лишь из-за того, что собеседник не проявляет интереса.

– И еще, – продолжал он, – Стек сказала мне, что все жители Тобер-Коува рожают детей в возрасте девятнадцати-двадцати лет.

– Да, в последний год перед Предназначением, – кивнул я. – Завтра в полдень несколько юношей отправятся в Гнездовье с Господином Вороном, а на закате все они вернутся уже беременными женщинами. Через пять-шесть месяцев на свет появятся дети.

– Конечно, – добавила нейт, – отцом детей считается Господин Ворон… хотя ребенок, когда подрастет, часто оказывается удивительно похожим на кого-то другого из жителей поселка.

Я бросил на нее сердитый взгляд. Кому, как не бывшему тоберу, знать, что Господин Ворон специально делал этих детей похожими на других, чтобы они ничем не выделялись среди своих ровесников. Потомство Господина Ворона и без того пользовалось немалым авторитетом по сравнению с теми, чьими отцами были люди, так что никакая особая внешность им не требовалась.

Но у меня не было никакого желания препираться с нейт. Я лишь сказал Рашиду:

– Господин Ворон становится отцом для детей тоберов для того, чтобы каждый из нас испытал, что такое рожать, кормить грудью и так далее, прежде чем выбрать себе в Предназначение тот или иной пол. Мы должны знать все о том, что такое быть женщиной, и все о том, что такое быть мужчиной.

– Вы рожаете детей… и, как я полагаю, у вас поощряются сексуальные отношения…

– Особого поощрения для этого не требуется. – Стек усмехнулась.

Я яростно уставился на нее, чувствуя, как у меня внутри все переворачивается при виде ее глумливой рожи.

– Значит, каждому тоберу, – продолжал – Рашид, – приходится заниматься любовью и как мужчине, и как женщине…

– Не каждому, – снова вмешалась Стек. – Некоторые обнаруживают, что счастливы только будучи женщинами, и притом далеко не с каждым мужчиной.

Встретив мой удивленный взгляд, нейт поспешно добавила:

– Хотя часто бывает и наоборот.

– Так или иначе, насколько я могу понять, предыдущий опыт весьма важен, когда пытаешься решить, в какой ипостаси следует провести всю свою жизнь. – Рашид пустился в разглагольствования. – И вероятно, вы благодарны судьбе, когда у вас оказывается серьезная причина для того, чтобы предпочесть один пол другому. Например… гм… как приятнее заниматься любовью, как женщине или как мужчине?

Кайоми, Стэллор и Минц, не отличавшиеся особым интеллектом, недовольно заворчали. Позади нас Боннаккут пробормотал нечто похожее на ругательство, и даже Стек буркнула:

– Рашид, ты меня смущаешь.

– Что я такого сказал? – удивился он.

Никто не ответил. Нам задавали этот вопрос множество раз – коробейники, проходившие через наш поселок, торговцы из Вайртауна, покупавшие у нас рыбу и зерно, даже полумертвый пират, которого однажды прибило к нашему берегу. Как приятнее заниматься любовью – как мужчине или как женщине? Когда этот вопрос задают в первый раз, кажется, будто он продиктован обычной завистью из-за того, что нам знакомы обе стороны постельных отношений. Но после того как вопрос повторяется снова и снова, то с насмешкой, то совершенно искренне, возникает вполне естественное желание забиться в угол и разрыдаться.

С некоторыми мужчинами лучше, чем с другими, верно? И с некоторыми женщинами лучше, чем с другими. А лучше всего – с тобером, поскольку нам знакомы все слабые и сильные стороны как того, так и другого пола.

Молчание затягивалось, и жрица решила высказаться на столь животрепещущую тему.

– Если бы секс был приятнее в теле женщины, в Тобер-Коув проживали бы исключительно женщины, разве не так? А если бы в этом смысле лучше было быть мужчиной, мы приняли бы единодушное решение. Но население поселка состоит из мужчин и женщин примерно поровну, так что это должно тебе кое о чем говорить. Не только о том, кому с кем нравится спать, но и о соотношении мужского и женского вообще. Жители поселка свободны в своем выборе, и выбирают они примерно пополам. Подумай об этом.

– Лучше думай про себя, – прорычал Боннаккут. – Хватит болтать.

Видимо, нашему уважаемому первому воину не хотелось, чтобы Рашид задавал очередные глупые вопросы, которые столь часто приходится слышать тоберам от чужаков. И в данном случае я был с ним полностью согласен.

Дальше мы шли молча. Высоко над головой плыли тучи, которые гнал с озера ветер, однако звездного света до сих пор было вполне достаточно. Время от времени где-то ухала сова, а один раз Лита крикнула, чтобы мы остановились, когда тропу перешел дикобраз. Будь это обычная ночь, кто-то из воинов наверняка пустил бы в животное стрелу, просто из принципа; проклятые твари обожали грызть соленое дерево, в результате чего постоянно обгладывали сиденья в наших нужниках, оставляя после себя выпавшие иглы. Большинству тоберов эти иглы вонзались в зад хотя бы раз в жизни, и потому большинство тоберов ненавидели дикобразов. Но воины, похоже, израсходовали все свои стрелы на то, что Рашид называл «силовым полем», а Боннаккут экономил патроны для более достойных мишеней.

В конце концов мы добрались до берега водоема, которое мы называли Мать-Озеро, хотя на вайртаунских картах оно именовалось Цаплиным. Тоберское название явно было лучше; цапли – болотные птицы, которые никогда и ногой не ступили бы в эту глубокую воду. Даже в день летнего солнцеворота вода была настолько холодной, что при попытке нырнуть перехватывало дыхание. Родители заставляли детей привязываться веревками, когда те шли купаться, и пару раз за сезон приходилось ими пользоваться, вытаскивая на берег тех, кто начал задыхаться в ледяной воде. Рыбаки, выходившие на озеро на лодках, тоже привязывались веревками и надевали спасательные жилеты Древних, позаимствовав их с железного корабля, выброшенного на берег в Старой гавани четыреста лет назад.

Несмотря на предосторожности, люди погибали. В том числе и моя мать – я родился, когда ей было двадцать. Старейшины рассказывали, что она выбрала себе в Предназначение мужской пол, пошла работать в рыбацкую артель и пропала без вести во время жестокого шторма…

Такова еще одна причина, по которой мне нравилось название Мать-Озеро.

Но в этот канун Предназначения озеро было спокойным, на каменистый берег ритмично накатывались невысокие волны. На водной глади точками выделялись небольшие островки и далеко на севере – вытянутая каменистая отмель, называвшаяся Медвежьей задницей. Почему – не знаю, никогда особо не интересовался медведями.

Еще через десять минут мы обогнули восточный мыс и увидели сам Тобер-Коув. С такого расстояния и в темноте я не мог различить ничего, кроме радиоантенны Древних на Патриаршем холме, зато ощущал запах родного дома. Преобладали запахи пристани – свежей и соленой рыбы, ожидавших переработки на удобрение отбросов, пахло также скотным двором и сладкими цветами клевера.

Но над всеми ними главенствовал густой запах пиршества, обычно редкий летними вечерами, но сегодня был солнцеворот, и из каждой трубы шел дым. Завтра – День Предназначения. Всю ночь в кухонных печах жарилось мясо и пекся хлеб, варилась картошка и булькала похлебка из раков с фасолью; все готовились к празднику в честь… скажем так, в честь меня. И конечно Каппи. Нас двоих, достигших возраста Предназначения, – на один день мы стали любимцами всего поселка.

Дверь здания Совета открылась, и кто-то вышел на белую цементную площадку у подножия лестницы. Лившийся изнутри здания свет осветил фигуру в мужской одежде, но явно не мужскую.

– Каппи, – произнес за моей спиной Боннаккут.

Я кивнул.

– Никак не могу решить, – тихо продолжал он, – кем бы я хотел ее увидеть после Предназначения, мужчиной или женщиной. Если она решит стать мужчиной, из нее получится прекрасный воин: сильный, как бык, быстрый… Каппи сможет выиграть половину наград на состязаниях на Осенней ярмарке в Вайртауне.

Что и говорить, кулаки Каппи – в те годы, когда она была мужчиной, – не раз спасали меня от завистников во время стычек на юге полуострова. И тем не менее мне казалось странным, что Боннаккут выбрал именно этот момент, чтобы восхищаться ее доблестью.

– С другой стороны, – Боннаккут не унимался, – если она решит быть женщиной… что ж, как женщина она мне очень даже нравится.

Я уставился на него. Он лишь ухмыльнулся в ответ.

– Каппи – моя, – сказал я.

– Ты уверен?

– Что ты имеешь в виду?

– Завтра – День Предназначения. Если вы оба решите стать женщинами… что ж, вы можете по-прежнему, как говорится, оставаться хорошими друзьями, но ей понадобится мужчина. Именно это я и имею в виду.

– А может быть, и нет!

– Почти каждую неделю ты отправляешься на Юг играть на своей скрипке. Возможно, Каппи понравится мое общество, когда тебя не будет.

Если бы не боязнь повредить пальцы, я тут же врезал бы ему в рожу. Пистолет Боннаккута меня не путал, так же как его громадные кулаки и плечи, – но скрипачу в первую очередь приходится думать о собственных руках, как бы ему ни хотелось с кем-нибудь сцепиться. Я сумел лишь сказать:

– Ты всегда был подлецом и сволочью. Что ж, ты только что еще раз это доказал.

А затем, прежде чем он успел хоть как-то среагировать, я в два прыжка оказался впереди Рашида, так что его фиолетовое сияние отгородило меня от гнева первого воина.

Увидев нас, Каппи повернулась и что-то крикнула внутрь здания. На лестнице появились еще несколько человек. В темноте я мог различить лишь очертания спутанных волос и второпях наброшенной одежды – судя по всему, их только что подняли с постели. Женщины Тобер-Коува, возможно, были сейчас заняты стряпней для завтрашнего празднества, но мужчины (особенно старейшины) спали как убитые, благоразумно экономя силы для следующего дня.

Хотя я видел лишь силуэты старейшин, я все же мог узнать мэра Теггери, толстяка шириной с дверной проем и весом с призового быка. Возможно, существует какой-то тайный закон Лучезарных о том, что все мэры должны быть толстяками; во время всех своих путешествий по полуострову я ни разу не видел мэра, чья одежда не трещала бы по швам, даже в тех странных городах, где этот пост занимали женщины.

Теггери протянули масляный фонарь, он схватил его и поднял над головой, и как только его яркий свет осветил нашу небольшую группу, все, кто стоял на ступенях, изумленно уставились на нас и быстро заговорили. Вернее, не все – Каппи продолжала молчать с мрачным выражением на лице. Что касается меня, то я не мог удержаться от смеха, глядя на ошеломленные физиономии старейшин, – что и говорить, не каждый день доводится являться к зданию Совета в компании рыцаря и нейт.

Вскоре мэр Теггери нашел в себе силы для того, чтобы звучно вопросить:

– Боннаккут… что все это значит?

– Ситуация осложнилась – причем намного. – С делано небрежным видом первый воин поглаживал «беретту» у себя на боку. – Этот вопрос должен решать Совет в полном составе.

Теггери крикнул через плечо внутрь здания:

– Эй, кто за то, чтобы убить нейт, скажите «да»!

– Да! – послушно ответил хор голосов.

– Решение принято. – Он снова повернулся к главе Гильдии воинов. – Приведи приговор в исполнение, только постарайся не слишком шуметь, дети спят.

– Это не так просто, мэр, – настойчиво сказал Боннаккут. – Совету следовало бы обсудить случившееся.

– Он прав, – добавила Лита. – Ты недооцениваешь наших гостей. – И бросила взгляд на Рашида.

– Все так же поддерживаешь Стек, да? – Теггери со вздохом повернулся – теперь к жрице. – Ладно, Каппи в любом случае нас уже разбудила. Так что можно и поговорить об этом те полминуты, которых нейт заслуживает. – Он поднял фонарь и показал свободной рукой на дверь. – Пройдите все в зал.

Один за другим мы поднялись по ступеням. Я пропустил Рашида и Стек вперед. По лестнице они поднимались неуклюже, рука Рашида все так же обнимала бозеля за плечи. Проходя мимо Теггери, нейт кивнула с улыбкой.

– Малыш Тегги, так ты, значит, теперь мэр? Что ж, ты и вправду был рожден для великих дел.

Лицо мэра исказила злобная гримаса.

– Что ты хочешь услышать в ответ? Добро пожаловать домой?

Стек лишь усмехнулась и прошла в зал, все так же прижимаясь к Рашиду. Я хотел пойти следом, но Теггери упер толстую ладонь мне в грудь.

– Только не ты, Фуллин.

– Фуллин? – прошипела нейт, поворачиваясь ко мне. – Там, у ручья, ты сказал, что ты не Фуллин!

Однако Теггери прошел мимо меня в зал и закрыл передо мной дверь, прежде чем хоть кто-то успел что-то произнести. Некоторое время я тупо смотрел на дверь: краска на ней потрескалась, и она явно требовала ремонта.

– Что-то не так? – послышался за спиной голос Каппи.

Я медленно повернулся. Она стояла на две ступеньки ниже меня на лестнице, прислонившись к деревянным перилам. Руки она закинула назад за перила, так что очертания ее грудей отчетливо проступали под мужской рубашкой.

В это мгновение я вдруг понял, что в женщине, одетой в мужскую одежду, все же есть нечто привлекательное. Я не мог отвести от нее взгляда. Каппи вдруг показалась мне желанной и родной – во что я с трудом мог поверить.

– Да нет, все нормально, – сказал я, уставившись на нее. – Все в порядке.

Она закатила глаза.

– Опять ты за свое.

– В чем дело?

– За последние несколько месяцев ты едва удостоил меня взглядом. Но стоило мне одеться в мужское, как у тебя слюнки потекли. И как это следует понимать, Фуллин?

– Никак. – С некоторым усилием я перевел взгляд на покачивавшиеся на темной воде рыбацкие лодки. – Боннаккут рассказывал про тебя забавные вещи.

– Какие?

– Так, разные глупости. – Я снова посмотрел на нее, пытаясь найти хоть какие-то признаки вины, но не увидел ничего – впрочем, худощавое лицо с мягкими чертами, по-своему привлекательное, сейчас казалось довольно напряженным. Возможно, стоило прямо спросить ее об отношениях с первым воином, но я был не в состоянии задавать вопросы о чем бы то ни было. Поэтому повернулся в сторону озера и пробормотал: – Боннаккут – дерьмо.

– И вовсе не такой уж он плохой, – возразила она. Я не мог понять, то ли она его защищает, то ли просто пытается мне противоречить. В последнее время у нее вошло в привычку ни в чем со мной не соглашаться, исключительно из желания досадить. – Так что он говорил?

Я покачал головой. Как бы ни оскорбляли меня намеки Боннаккута, не хотелось обсуждать это с Каппи. Мне вообще не хотелось что-либо с ней обсуждать. Но я не смог удержаться:

– Лита утверждает, будто ты согласилась стать Смеющейся жрицей.

– Кто-то ведь должен. – Она пожала плечами. – Доктор Горалин нашла опухоли в грудях у Литы. В обеих. Это ее последний солнцеворот.

– Плохо, – проговорил я таким тоном, каким всегда говорят о смерти. Но мгновение спустя вспомнил о нашем медленном танце в лесу. – Очень плохо.

– Вот почему Лита попросила меня стать ее преемницей, – продолжала Каппи. – И мне действительно этого хочется, Фуллин. Очень хочется. Тобер-Коуву нужна жрица, в противовес служителю Патриарха. Кроме того, – слегка улыбнулась она, – ее наряд мне вполне к лицу. Если, на твой взгляд, я неплохо выгляжу в чулках с подвязками, то со стручками на поясе буду просто неотразима.

Я представил Каппи и себя на ложе из травы, посреди леса… Это могло быть весьма интересно, если на ней заодно будут и чулки с подвязками.

– Значит, ты собираешься выбрать своим Предназначением женщину? – спросил я.

– Я пытаюсь сказать тебе об этом уже который месяц, – усмехнулась Каппи, – но ты почему-то все время избегал этой темы.

– Ты все время пыталась добиться от меня ответа, как собираюсь поступить я. И никогда не говорила от том, чего хочешь сама.

– Потому что ты никогда не спрашивал!

– Я полагал, что когда решишь, то сама скажешь. Какой смысл все время спрашивать меня, если ты действительно хотела сказать мне о своих намерениях?

– Все вы таковы, мужчины! – Каппи села на верхнюю ступеньку и демонстративно закрыла лицо руками. Широкие рукава отцовской рубашки свисали с ее тонких запястий, словно манжеты пеньюара. Казалось странным, что ее одежда вызывает у меня желание обладать ею, в то время как все остальное заставляло искать повод, чтобы избегать.

Я присел рядом с ней.

– Ты действительно хочешь стать следующей Смеющейся жрицей?

Она подняла голову.

– Мы, ее ученики, называем Литу просто жрицей. Слово «Смеющаяся» было придумано и добавлено скорее для забавы. Когда служитель Патриарха говорит подобные глупости, так и хочется стукнуть его мотыгой.

– Так ты хочешь или нет?

– А почему нет?

Я пожал плечами. Первой моей реакцией было возразить ей. Мало того что жрица считалась посмешищем среди мужчин поселка, но у нее к тому же хватало обязанностей – благословлять младенцев, обряжать мертвых, рассказывать сказки детям, сидя на неудобном деревянном табурете позади здания Совета, пока шло собрание мужчин-старейшин. У Каппи просто не осталось бы времени на все то, чем должна заниматься жена, – ведь, несмотря ни на что, предполагалось, что я стану мужем Каппи после нашего Предназначения…

Все в поселке ожидали, что мы поженимся. Все говорили, что мы будем прекрасной парой.

Но, с другой стороны, в должности жрицы были и положительные моменты. Прежде всего, это могло стать поводом для того, чтобы не жениться на ней, и в этой ситуации все меня наверняка бы поняли – жрице не дозволялось иметь мужа, так как это могло повлечь за собой «конфликт интересов». Впрочем, оставаться старой девой от жрицы тоже никто не требовал. У Литы, надо полагать, не раз бывали близкие отношения с мужчинами – когда о ней заходил разговор, мужчины частенько многозначительно подмигивали. Если бы Каппи стала следующей Смеющейся жрицей, я мог бы заниматься с ней любовью каждый раз, когда бы мне этого хотелось (например, увидев ее в мужской одежде), и при этом не связывать себя с ней на всю жизнь.

Еще одним преимуществом было то, что в этом случае Боннаккут оказался бы вычеркнут из ее жизни. Женщины поселка просто не допустили бы, чтобы их кроткая женственная жрица путалась с первым воином, так же как мужчины не позволили бы бравому мужественному первому воину проводить время с тупоголовой жрицей. Даже если бы я бросил Каппи, то ей никогда не позволили бы связать свою жизнь с Боннаккутом.

Ко всему прочему, если Каппи хотела стать жрицей, ей в любом случае пришлось бы выбрать себе в Предназначение женский пол. Это оставляло мне вариант – тоже предпочесть судьбу женщины, тем самым избавившись от любых обязательств, которые, по мнению окружающих, я мог бы иметь по отношению к ней. Я часто думал о том, чтобы выбрать себе женское Предназначение – по крайней мере, мне не пришлось бы чересчур много работать. Заниматься домашним хозяйством, заботиться о своем сыне Ваггерте… и зарабатывать кучу денег, играя на скрипке по выходным. Конечно, если бы я стал женщиной, а Каппи – жрицей, она могла бы попытаться мною командовать; но я был бы далеко не первой женщиной из тех, кто старался держаться подальше от Смеющейся жрицы.

Каппи все еще ждала моего ответа. Так хочу ли я, чтобы она заняла пост Литы?

– Если тебе это нужно, – сказал я, – возражать не стану.

С любопытством посмотрев на меня, она кивнула.

– Спасибо. Весьма благородно с твоей стороны. Честно говоря, я ожидал большей благодарности.

Например, восторженных поцелуев за то, что я с ней согласился. Конечно, я в конце концов раздраженно оттолкнул бы ее, но мне все же хотелось хоть какого-то проявления признательности.

Несколько минут мы молча сидели рядом на ступенях. Было около двух часов ночи, но я чувствовал себя слишком уставшим для того, чтобы обернуться и взглянуть на часы на башне Совета. Интересно, чего ждали от нас старейшины – что мы снова вернемся на болото, когда все закончится? Или просто отправимся к себе домой?

Похоже, Каппи думала о том же самом.

– Если они и в самом деле хотят, чтобы мы торчали здесь всю ночь, – пробормотала она, – могли хотя бы одолжить нам колоду карт. Как говорит Лита, большинство собраний Совета – это пять минут дела, за которыми следуют три часа покера.

– Не зря же ее зовут Смеющейся жрицей, – не удержался я.

– Но что там можно так долго обсуждать? – Каппи бросила взгляд на запертую дверь позади нас. – Спроси любого, что следует делать при виде нейт, и каждый даст тебе короткий и ясный ответ.

– Если нейт вернулась с подарками, все иначе.

Я рассказал ей, с какой охотой Боннаккут принял «беретту» и как потом подлизывался к Рашиду. Возможно, я слегка преувеличил, но кто сказал, что я должен выставить первого воина в лучшем свете?

Когда я закончил свой рассказ, Каппи сердито посмотрела на меня.

– Значит, теперь они здесь. И Рашид вручает подарки старейшинам.

– Вероятно.

– Но ведь старейшины не берут взяток, разве не так? – Она немного помолчала. – По крайней мере, Лита не стала бы…

– Зависит от того, какова взятка. – Я старался говорить голосом искушенного в подобных делах человека. – Лита вполне может отказаться от денег или золота… Но предположим, что у Рашида есть какое-то высококачественное лекарство с Юга – вакцины или антибиотики прямо от Лучезарных, нечто, что могло бы спасти многие жизни, возможно, даже излечить опухоли в груди у Литы. И все, что ему нужно, – посмотреть завтрашнюю церемонию и уйти. Ты думаешь, жрица отказалась бы от подобной сделки?

– Лита не взяла бы лекарство для себя одной, – сказала Каппи, – но для других… для детей… Думаешь, у Рашида действительно есть нечто подобное?

– Он – титулованная особа, – ответил я. – Лита один раз обратилась к нему «лорд Рашид», словно он сам или его имя были ей знакомы. Если он – аристократ из Фелисса, возможно, у него есть доступ к медикаментам, которыми Лучезарные снабжают губернаторов. Или, возможно, у него достаточно денег, чтобы позволить себе приобрести ценные вещи: семена пшеницы, которая может пережить зиму, сельскохозяйственные или рыболовные приспособления Древних или холодильную машину для рыбной фабрики. Мой приемный отец говорил, что в Фелиссе есть такие…

Дверь зала Совета распахнулась, и послышался громкий смех. Каппи посмотрела на меня так, что у меня не оставалось никаких сомнений в том, что она думает о людях, которые смеются после того, как получили взятку от нейта.

Три секунды спустя с важным видом вышли Теггери и Рашид; мэр обнимал Рашида за плечи, почти так же, как до этого Рашид обнимал Стек.

– Если ты действительно хочешь сохранить свою личность в тайне, лорд Рашид, – говорил Теггери, – лучше всего будет…

Увидев меня и Каппи, сидевших на ступенях, мэр замолчал.

– Мы умеем хранить тайны, – холодно заметила Каппи.

– Прекрасно, – улыбнулся Рашид. – Мы с Советом пришли к некоторому соглашению, и для всех будет лучше, если…

– Лучше для блага поселка, – самодовольно добавил Теггери.

– Да, – продолжал Рашид, – будет лучше для всех, если мы не станем распространять слухи о нейт и прочих проблемах.

– Тогда почему бы тебе просто не уйти и не забрать Стек с собой? – спросила Каппи.

– Я уйду завтра, после того как увижу Господина Ворона и Госпожу Чайку, – ответил Рашид. – Пока же мы можем изменить внешность Стек – во всяком случае, скрыть ее истинную природу – с тем чтобы не оскорбить чувства остальных жителей поселка. Я хочу, чтобы вы поклялись, что не расскажете никому о том, что произошло здесь сегодня ночью, пока я не уйду.

– Вам придется поклясться на Руке Патриарха, – велел мэр.

Каппи поднялась на ноги.

– С чего бы это?

– Каппи! – потрясенно выговорил я. Никто никогда не разговаривал с главой поселка подобным тоном.

Но Каппи лишь мрачно посмотрела на меня и снова повернулась к Рашиду и Теггери.

– Я всего лишь глупая женщина, – четко произнесла она, – но вы, похоже, сумеете меня развеселить.

У мэра отвалилась челюсть. Он уставился на нее, потом отпустил Рашида и повернулся к открытой двери, где среди старейшин стояла Лита. Та робко шагнула вперед, опустила глаза и пробормотала, глядя в землю:

– Я предложила Каппи стать следующей Смеющейся жрицей.

– Мне кажется, – громко сказала Каппи, – что если у Совета есть серьезные причины для того, чтобы позволить чужакам наблюдать за Днем Предназначения – главным событием в жизни каждого из нас, тем более что оно отличает тоберов от всех прочих жителей Земли, – то нет никакой необходимости держать это в тайне от остальных. Ведь все и так наверняка согласятся: «Да, нет ничего плохого в том, чтобы позволить нейт общаться с нашими детьми. Нет ничего плохого в том, что вы пригласили сюда ученого».

– Рашид – не просто ученый, – вздохнула Лита. – Он более чем ученый. Король всех ученых Земли. Он – Мудрец Лучезарных.