Книга Послание онлайн - страница 4



Глава 3

Гарри начал свою лекцию еще на полпути от бара. В руке его позвякивали две бутылки.

– Много лет Скуилл был простым лейтенантом, который перекладывал бумажки в Отделе преступлений против собственности, бездельником с единственным талантом: связи с общественностью. Он выступал в школах, на собраниях местных общин, на открытиях торговых центров, на церковных мероприятиях… – Гарри поставил пиво на стол и сел. – Он шлифовал свои навыки, пока стал в участке человеком для общения с прессой, так сказать, по умолчанию. Большинство людей подобная ситуация не устраивает…

Я кивнул.

– Это отодвигает старших начальников с первого плана и, как правило, бесит их. – В колледже я не раз наблюдал, как из-за зависти карьера преподавателя рушится буквально накануне подписания с ним бессрочного контракта.

– Но только не для Скуилла. Этот ублюдок точно знал, когда делать ставку на начальство. Более того: когда на участке случался какой-нибудь конфуз и руководство пыталось уйти в тень, Скуилл старался стать центром внимания и вызывал огонь на себя.

– Скуилл? – удивился я. – Грудью под пули?

– Пресса любила его, зная, что он всегда будет кающимся, раздраженным и колоритным, – то, что он продолжает продавать и сегодня. «Капитан полиции Мобила говорит, что ошибочный арест очень обеспокоил весь участок; новости, вечерний выпуск…», «Высокопоставленный офицер полиции называет критику Американского союза защиты гражданских свобод «хныканьем испорченных младенцев»; наш обзор на четвертой странице…». И так далее, и тому подобное.

Гарри взял спички из пепельницы и принялся вертеть их в руках.

– Затем начал свои шалости Джоел Эдриан. Тесса Рамирес… Джимми Нэрли… После гибели Портеров ситуация стала взрывоопасной. Но следствие зашло в тупик. Ты не представляешь, как хреново все тогда было…

– А кто обнаружил Тессу, Гарри? Кто стоял в кишащем крысами канализационном коллекторе и смотрел на ее тело?

Он покачал головой.

– Я не это имел в виду, дружище. Мы сейчас говорим о политике. Звонки с требованием отставки. Люди, открыто оскорбляющие шефа полиции в продуктовом отделе супермаркета. Пресса трамбует нас, как хочет. Каждый старается ткнуть обличающим перстом в другого, и тут внезапно появляется этот ненормальный коп в форме – Малыш Карсон.

– У меня действительно была пара идей. Ты мне только мешал.

– За это они готовы были мочиться нам на головы, – сказал Гарри. – До тех пор, пока другого выхода уже не оставалось.

Оборванцы за бильярдным столом затеяли пьяный спор по поводу места битка. Это на некоторое время нас отвлекло.

– Мне просто повезло, Гарри. И ничего больше.

Гарри прищурил один глаз.

– То есть удача сама знает, на кого ей обратить внимание, да?

Это усыпило мою бдительность.

– О чем ты?

– Судьба не просто вытаскивает карту: она знает, кто на что ставил.

– Да нет. Возможно, здесь, я думаю, интуиция, но только…

Гарри какое-то мгновение с любопытством смотрел на меня, а потом остановил жестом.

– После того как ты выдвинул эту несуразную теорию и раскрыл дело, началась политическая возня, все пытались превратить операцию Одинокого Патрульного Рейнджера Райдера в свою личную победу. И кто больше всех подходил для этой роли?

– Скуилл?

Гарри вырвал бумажную спичку из пачки и принялся ее изучать.

– В пору испытаний он держал нефтепровод прессы полностью заполненным, а потом принялся качать оттуда уже очищенную нефть лично для себя. Ты когда-нибудь задумывался, почему так быстро исчез твой ореол героя?

Я задумался. Я был человеком, остановившим сумасшедшего Эдриана, ровно два дня. На третий день это превратилось в триумф всего участка, а я стал его доверенным исполнителем. На пятый день осталось только мое с ошибкой напечатанное имя в последних строчках скромной газетной статьи. Гарри продолжал:

– Закон Скуилла гласит: все почести – наверх, все дерьмо – вниз. Он стащил тебя с коня, чтобы на него могло сесть начальство, к которому относился и он сам. На нем же он и въехал на пост шефа Отдела расследований.

Я пожал плачами.

– Значит, я свалял дурака. Хотя, когда дым рассеялся, я оказался детективом. Жаловаться нечего.

Спор у бильярдного стола набирал обороты. Один из игроков поставил шар для удара, второй сбил его в сторону. Взглянув на этот колоритный дуэт, Гарри закатил глаза, а потом зажег спичку – просто чтобы посмотреть, как она горит. Пламя от спички отбрасывало на его лицо золотистые блики.

– Ты получил жетон детектива. Но Скуилл отхватил то, к чему стремился долгие годы, – место в кресле за большим столом. И именно ты усадил его туда, Карс.

Я нахмурился.

– Подумаешь, большое дело. Не вижу в этом ничего такого…

– Ты не видишь общей картины. Скуилл любит думать о себе как о человеке, который всего добился самостоятельно. Но когда он видит тебя… – Гарри сделал вид, что сейчас сползет со стула, – это путает его карты.

– Он может просто не обращать на меня внимания.

– Может. Целый год ты был для него всего лишь именем в списке нарядов на дежурство. А ПСИ – только словом, написанным на бумаге. Но если ПСИ активизируется…

Я мысленно развил его мысль: активизация ПСИ выводит нас с Гарри из тени, ведь именно мы координируем все предпринимаемые усилия, подписываем рапорты, встречаемся с начальством.

– И я опять появляюсь, причем прямо у него под носом.

Гарри бросил догорающую спичку в пепельницу.

– Именно. Только поставь себя на его место.

Шум у бильярдного стола усилился. Один из игроков настоял на своем, двинув другого кием в ухо. Тот громко застонал и упал. Бармен посмотрел на эту парочку, потом перевел взгляд на Гарри.

– Ты ведь коп. Не собираешься предпринять что-нибудь по этому поводу?

Гарри приложил свой здоровенный кулак ко лбу и принялся попеременно сжимать и разжимать его.

– Это еще что за фигня? – спросил бармен.

– Специальная мигалка, когда я не при исполнении. Мы поднялись и в липкой темноте летней ночи направились к машинам.

– Спасибо за урок истории, профессор Наутилус, – сказал я.

– Перечитывай и все учитывай, артист, – ответил Гарри.

Я ехал на свой остров медленно, опустив стекла, позволяя ночным запахам болота и морской воды промыть мои мысли, словно прибоем, но человек без головы постоянно всплывал в памяти. Дома я зажег несколько свечей, уселся на диван, скрестив ноги, и выполнил несколько дыхательных упражнений, рекомендованных моим хорошим другом и специалистом по боевым искусствам Акини Тебризом. Акини и сам выполнял множество глубоких вдохов, прежде чем разбивать лбом бруски льда размером с брикет сена. Что касается меня, то я при этом делал мало глубоких дыхательных упражнений и пользовался кувалдой.

Пройди по месту происшествия… – инструктировал я свой насыщенный кислородом мозг. – Представь парк.

Я выдохнул всю свою злость на Скуилла и Барлью и визуализировал то, что видел убийца, когда встретил жертву, – вероятно, на дорожке. Уличный фонарь неподалеку. Они проскользнули в кусты… Скуилл, похоже, прав: секс был если не главным мотиватором, то, по крайней мере, средством заманить жертву. Жертва умирает – возможно, от выстрела или сильного удара. Если голова является существенным моментом в маниакальных устремлениях убийцы, она должна была быть отделена в глубокой темноте, где лезвие быстро выполнило бы свою задачу. Но по непонятной причине убийца вытаскивает тело в полосу света от фонаря, осыпав при этом лепестки цветов с куста. Он опускается рядом с ним на колени, выполняет свою гротескную хирургическую операцию и скрывается.

Мое сознание многократно воспроизводило эту сцену, пока в 2:45 не зазвонил телефон. Я решил, что это Гарри. Наверное, тоже пытается смоделировать происшедшее, в освещенной комнате, под звуки «джаза для раздумий», льющихся из его стереоустановки, – возможно, это Телониус Монк, под соло которого, прорывающееся сквозь мембраны динамиков, Гарри в одиночестве улетает, подхваченный свежим ветром музыки.

Но вместо Гарри я услышал в трубке дрожащий голос старой женщины.

– Алло? Алло? Кто здесь? Слышит меня кто-нибудь? – Затем он словно помолодел, и я услышал голос тридцатилетней женщины, голос моей матери. – Карсон? Это я, твоя мамочка. Ты не голоден? Может, тебе приготовить что-нибудь, сынок? Может, хороший бутерброд с плавленым сырком? Или домашние булочки? А как насчет БОЛЬШОЙ МИСКИ СВЕЖЕНЬКИХ СЛЮНЕЙ?

Нет, этого просто не может быть! Это какой-то кошмарный сон, проснись!

– КАРСОН! – пронзительно завопил чей-то голос, уже не женский. – Поговори со мной, братишка. Мне необходимо немного НАШЕГО СЕМЕЙНОГО ТЕПЛА!

Я закрыл глаза и прислонился к стене. Как он мог мне звонить? Там это строго запрещено.

Звонивший стукнул трубкой обо что-то твердое и заорал:

– Я что, НЕ ВОВРЕМЯ, братишка? Может, у тебя там ЖЕНЩИНА? ЗНОЙНАЯ, надеюсь? Я слыхал, когда женщина знойная, сок ПЛЕЩЕТ из нее ЧЕРЕЗ КРАЙ. Привет, ребята, познакомьтесь с моей подружкой по прозвищу Джонстаунское наводнение.[3] КОГДА БУДЕШЬ ЕЕ ТРАХАТЬ, НЕ ЗАБУДЬ НАДЕТЬ САПОГИ!

– Джереми, – прошептал я, скорее про себя, чем в трубку.

– Жила-была одна девушка из города НАНТАКЕТ, и каждый раз, когда ты ТРАХАЛ ЕЕ, ты должен был надевать сапоги…

– Джереми, какого черта…

– Но потом все мужчины в этом городе потонули один за другим, захлебнувшись в яде, который выливался из-под их ПОРШНЕЙ! – Он снова переключился и заговорил заботливым голосом моей матери. – Все в порядке, Карсон, твоя мамочка с тобой. Ты уже управился с миской слюней? Что, остыли? Может быть, мне их снова разогреть для тебя? – Он издал кашляющий звук.

– Джереми, прекрати, прошу тебя…

Я услышал в трубке, как на другом конце провода открывается дверь, после чего последовали звуки борьбы и чья-то ругань. Звонивший отчаянно закричал:

– НЕТ! УБИРАЙСЯ! Это ЛИЧНЫЙ ЗВОНОК! Я разговариваю СО СВОИМ ПРОШЛЫМ!

Громкий треск сменился сплошным тарахтеньем, как будто телефон бросили на пол и принялись пинать ногами. Добавились и другие голоса, которые ворчали и ругались, затем опять послышались звуки борьбы. Я стоял и, затаив дыхание, вслушивался во все это, а по спине, несмотря на прохладу в комнате, струился пот.

Теперь голос его стал удаляться, и я представил, как люди в белых халатах тащат его по полу.

– УБИЙЦА, КАРСОН! Расскажи мне об этом. Там должно быть что-то еще, помимо ОТСУТСТВИЯ ГОЛОВЫ, так всегда бывает. А он не взял их ЧЛЕНЫ? Он не РАЗДАВЛИВАЛ ИХ ТОЛСТЫЕ СОСИСКИ В ДВЕРНОМ КОСЯКЕ, ПОКА ОНИ НЕ ВЫКРИЧАЛИ ВЕСЬ СВОЙ ГОЛОС? Позвони мне! Я СНОВА НУ-У-У-У-ЖЕН тебе…

Снова какое-то бормотание, затем тишина.

Филиал «Канала 14» в Монтгомери, должно быть, подхватил эту историю с трупом без головы в парке и прокрутил ее в ночных новостях. Просмотр телевизора – одно из немногих удовольствий, которые были разрешены Джереми, и он, видимо, изучил сюжет с рвением школьника. Я задул свечи и улегся на диван лицом в подушку. Но сон, когда он все-таки одолел меня, был тонким, как папиросная бумага; мне снились крысы и запах паленого шелка.

Будильник сработал, как только рассвело. Я в каком-то оцепенении доковылял до залива и поплыл в открытое море; где-то через полмили я развернулся и потащился обратно. За этим последовала четырехмильная пробежка по берегу, от которой я полностью взмок и чуть не довел себя до судорог. После упражнений с отягощениями, выполненных неистово и почти со злостью, я стал смотреть на происходящее спокойнее и приписал звонок Джереми помутнению его рассудка; он проявил пугающую изобретательность и каким-то непонятным образом дорвался до телефона.

Но я ведь сам слышал, что телефон у него забрали. Больше этого не повторится; все, эпизод завершен.

Я принял душ и позавтракал сосисками и овсяной кашей с сыром на гарнир. Настроение постепенно улучшалось, и я отправился на работу. Гарри бросил монетку, и выпавшая решка принесла мне поход к патологоанатомам. До вскрытия еще было время, и я пошел к криминалистам, офис которых напоминал научную лабораторию, устроенную в компьютерном магазине. Двое экспертов в белых куртках рассматривали поплавок из туалетного бачка, словно это была чаша Грааля. Еще один стучал кончиком карандаша по банке с крышкой, полной беспокойно бегающих жуков. Хембри сидел за микроскопом и пил кофе.

– Нам повезло с отпечатками этого парня без головы, – сказал он, поднимая со стола лист бумаги.

Я воспроизвел языком звук торжественной барабанной дроби.

– И кто же он, наш победитель?

Хембри сымитировал удар тарелок.

– Некто Джерролд Элтон Нельсон, он же Л'ил Джерри, он же Джерри Элтон, он же Нельсон Джеральд, он же Элтон Джелсон.

– Приличный список имен.

– Есть еще незначительный список приводов в полицию, – сказал Хембри, продолжая зачитывать с листа. – Двадцать два года. Глаза голубые, волосы каштановые – где бы они сейчас ни находились. Мелкие обвинения от города и округа в воровстве из магазинов, мужской проституции, хранении ворованных вещей, пару раз – в хранении марихуаны. В марте одна женщина обвинила его в том, что он взял в долг одиннадцать тысяч и не возвращает, но позднее обвинение было снято.

– Парень-проститутка и аферист-жиголо? Похоже, его привлекали как девочки, так и мальчики, – сказал я и развернулся, чтобы уйти. Хотя до вскрытия был еще час, я планировал зайти в офис медэкспертов.

– Да, чуть не забыл, – сказал Хембри, когда я был уже на полпути к двери. – Этот фокус, Карсон, с лепестками и светом от фонаря прошлой ночью был исполнен очень вдохновенно. Шерлок Холмс просто отдыхает. Скуилл слишком задается, хотя сам ни в чем ни хрена не разбирается. Мне очень понравилось, как ты ему об этом намекнул.

За столом при входе в морг никого не было, и на шум моих шагов по коридору к дверям своего кабинета подошел Уилл Линди. Его обновленное учреждение было официально открыто всего несколько дней назад, но Линди до сих пор выглядел полностью погруженным в организационные вопросы: на столе пачками лежали какие-то формы, на полках в алфавитном порядке были расставлены справочники, на стенах висели календарные планы и графики работ.

– Доброе утро, детектив Райдер.

– Здравствуйте, Уилл. Я здесь за заключением по Нельсону. Клэр уже пришла?

Я, видимо, был единственным человеком во вселенной, который называл доктора Пелтье по ее первому имени; я делал это с первого момента, когда нас познакомили, а она до сих пор меня так и не поправила. В свою очередь, она отвечала мне тем, что использовала только мою фамилию, тогда как ко всем остальным обращалась по имени или по званию. Линди взглянул на часы.

– Она должна быть в девять, а это значит…

Я тоже посмотрел на свои часы: было 8:58.

– Это значит, что она будет здесь через минуту.

Мы услышали взрыв смеха в конце коридора и увидели пару работников похоронной службы. Они катили укрытое простыней тело, как дети, играющие тележкой в супермаркете, – раскатывая грохочущую каталку от стены к стене. Линди пулей помчался к ним по коридору.

– Эй, парни! – сказал он. – Что вы будете делать у себя в бюро, это ваше дело. Но здесь мы требуем уважения.

Ребята из похоронной службы оцепенели и покраснели. Они пробормотали какие-то извинения и повезли тело дальше медленно и молча.

– Как вы их, Уилл! – сказал я, когда он вернулся.

Линди ответил мне полуулыбкой – забавно, как полуулыбка может выражать печаль.

– Бедняга отправляется в последний путь, детектив Райдер. И нечего относиться к этому, как к игре.

Позиция Уилла Линди меня восхищала. Очень многие работники морга и копы, занимающиеся расследованием убийств, забывают, что эти тела когда-то были центром целого мира – для них самих, по крайней мере. Никто ведь не знает, почему выбрали именно нас, чтобы мы были здесь, и насколько мы сами прикладываем руку к выбору, который делаем во время своего присутствия на земле. В любом случае для тех, кто попадает в морг, этот уровень путешествия уже закончен. Плохие люди, хорошие, никакие – все перечеркивается перед лицом последней тайны, где они оставляют свою мягкую и недолговечную оболочку, если и не всегда в обстановке скорби, то по крайней мере уважения.

Мы с Линди обернулись на звонкий стук каблучков: доктор Пелтье приближалась к нам по коридору. Я сделал заключение,- что она завтракала с мужем, Зейном, поскольку тот, энергично орудуя зубочисткой, шел рядом. Зейну было пятьдесят девять, но выглядел он моложе: холодные серые глаза на резко очерченном лице, выступающий нос, как переплет тонкой книжки, и загар цвета красного дерева независимо от времени года. На нем был темно-серый костюм-тройка, чтобы скрыть наметившийся животик. Зейну приходилось спешить, чтобы поспевать за женой.

– Вы немного рановато, Райдер, – сказала она, когда я оказался у нее в кильватере. Запах ее духов напоминал шампанское, настоянное на розах.

– Я хотел взглянуть на тело перед вскрытием.

Я всегда старался делать это, если тело не было слишком разложившимся, поскольку чувствовал, что подобное дает мне более тесную связь с жертвами. После патологоанатомического обследования, вмешательства извне, покойники казались другими, словно их уже переместили из нашего мира в приемный покой следующего.

Клэр недовольно закатила глаза.

– У меня сегодня нет времени потакать вам. – Она была не в восторге от моей концепции связи с жертвой.

– Ну пожалуйста, Клэр, всего минутку, ладно?

Клэр вздохнула. Мы остановились у двери зала для аутопсии. Тут она вспомнила о правилах приличия.

– Вы знакомы с моим мужем Зейном?

– Да, мы уже встречались, в художественном музее, несколько месяцев назад, – сказал я, протягивая ему руку. – Детектив Карсон Райдер.

Рукопожатие Зейна Пелтье было из разряда тех, когда большие пальцы рук не касаются друг друга, – он пожал мне кончики пальцев.

– Конечно, я вас помню, – произнесли его губы, хотя глаза говорили обратное. – Рад увидеть вас снова, детектив.

Клэр открыла дверь, и он сказал:

– Я подожду здесь, дорогая.

– Перестань, Зейн, они не кусаются.

Он улыбнулся, но к двери даже не подошел. Я понимаю его нерешительность. Мне кажется, что люди чувствуют смерть так же безошибочно, как домашние животные – приближение грозы; это атавистическая система предупреждения, которая будет с нами, пока мы не эволюционируем в чисто рассудочных существ, что маловероятно. Мы с Клэр вошли в зал.

– Только быстро, Райдер, – сказала она. – У меня сегодня напряженный день, развлекаться некогда.

– Будет исполнено, ваше величество, – бодро ответил я, бросая на нее испепеляющий взгляд, но комментариев не последовало. Она выкатила тело из холодильного шкафа и отбросила простыню в сторону.

Несколько секунд я изучал открывшуюся картину. Без головы я не воспринимал тело как существо, было только ощущение потери. Все, что я отметил для себя, это лишь физические параметры жертвы, широкие плечи, узкие бедра, хорошо развитые мышцы. Смерть, конечно, меняет тон и содержание определений, но было очевидно, что хозяин этого тела вкладывал в него свое время и усилия. Клэр неодобрительно косилась на меня, затем оглядела труп с профессиональной точки зрения. Она уже начала снова закрывать его простыней, как вдруг остановилась.

– Это еще что за черт? – спросила она, наклоняясь над паховой зоной. – Что это?

– Пенис?

– Да нет же, черт побери! Вот здесь, над лобковыми волосами. Окажите любезность, Райдер, подайте перчатки.

Я подскочил к ящику рядом со столом для вскрытий и достал пару латексных перчаток. Клэр натянула их и отвела потускневшие волоски в сторону.

– Это надпись, – пробормотала она. – Только очень мелко написано, я едва различаю слова. «Покорежил мужика-шлюху», – произнесла она, вглядываясь в слова, которые мне не были видны. – «Покорежил мужика-шлюху. Мужики-шлюхи покорежены. Целая кварта искромсанных мужиков-шлюх. Крысы возвращаются. Крысы возвращаются. Крысы возвращаются. Крысы. Крысы. Крысы. Возвращаются. Возвращаются. Возвращаются».

Я нагнулся и увидел две горизонтальные строчки слов, которые только что прочла Клэр, написанные аккуратным почерком чем-то лиловым.

По-прежнему глядя на тело, она позвала:

– Доктор Даванэлле, подойдите сюда.

Я обернулся в сторону небольшого кабинета в углу, где внимательно изучала какое-то дело миниатюрная бледная женщина; она сидела тихо, как мышка, и я даже не заметил ее. У нее были темные до плеч волосы и большие очки, в которых она напоминала сову. Ее звали Эви или что-то в этом роде. Ее приняли на работу совсем недавно, и я не занимался ни одним из дел, которые она вела. Доктор Даванэлле поспешила к нам. Я улыбнулся и кивнул ей, но она не обратила на меня внимания.

Клэр постучала по лобковой кости трупа.

– Поскольку вы, доктор, были столь любезны, что согласились выйти сегодня на работу, – сегодня ведь понедельник и вообще, – я хочу показать вам надпись в лобковой зоне. Позвоните Чэмблису и вызовите его сюда с камерой для микрофотографий, пусть он эту надпись сфотографирует. И проверьте тело на наличие других надписей. Ясно?

– Я бы и так это сделала, докт…

– Чего вы еще ждете? Мы тут не на дискуссии. Ступайте.

Эви, или как там ее, отправилась в кабинет, где сидела до этого, чтобы вызвать фотографа. Послышался треск в динамике громкой связи, и я услышал голос секретарши из приемной, Веры Брейден, настолько аппетитной дочери Юга, что казалось, будто ее окунули в мед и соблазнительно поджарили с гарниром из овсяных хлопьев.

– Доктор Пелтье? Билл Аннетт из эф-бэ-эр на проводе. Говорит, у него есть результаты анализа по вашим образцам ткани с прошлой недели.

– Я буду говорить с ним из кабинета, – громко объявила Клэр в пространство и распахнула боковую дверь в свой кабинет. Я воспользовался случаем и заскочил в туалет, находившийся в двух шагах отсюда, а когда через минуту вернулся, то обнаружил, что в зал вошел Зейн Пелтье. Он, побелев, стоял возле трупа. Колени у него дрожали и подгибались, а губы безостановочно шептали: «Господи Иисусе… Господи Иисусе…»

– Спокойно, мистер Пелтье, – сказал я, подходя и поддерживая его. – Сделайте глубокий вдох.

– Кто это? – прохрипел он. – Господи Иисусе…

– Это человек по имени Джерролд Нельсон.

– Господи Иисусе…

– Дышите, – повторил я.

Он сделал вдох.

– Я зашел посмотреть, почему Клэр так долго, а тут… Господи Иисусе… А где же голова?

– Мы этого пока не знаем.

– Кто мог учинить такое? – Он сделал еще пару быстрых вдохов, и цвет его лица стал постепенно восстанавливаться. – Со мной… со мной уже все в порядке, детектив. Просто никогда не видел тела без… – Он постарался выдавить из себя подобие улыбки. – Лучше бы я ждал снаружи.

Продолжая глубоко дышать, Зейн направился к кабинету Клэр, причем сейчас он выглядел гораздо ближе к своему истинному возрасту. В определенных кругах поговаривали, что брачные устремления Зейна Пелтье относительно бывшей Клэр Свэнскотт касались не столько собственно свадьбы, сколько слияния, где его вклад состоял из имени и богатства, а ее – из ума и амбиций. Состояние Пелтье, своими корнями тянувшееся в Мобил времен еще до Гражданской войны, напоминало снежный ком, который, по мере того как катился, обрастал все новыми и новыми деньгами. Он унаследовал несколько компаний и входил в состав совета директоров еще нескольких, но при этом, как я слышал, работал примерно пятнадцать часов в неделю. Видимо, это было очень эффективно проведенное рабочее время.

В зал заглянула Клэр. За спиной у нее я заметил Зейна. Он, похоже, приготовился уходить. Клэр многозначительно взглянула в сторону подсобного кабинета.

– У меня сейчас эксгумация в Байю Ла Батр, потом ленч с Биллом Арнеттом. Я буду к трем сорока пяти. – Клэр повернулась ко мне. – Именно так это все и устроено, Райдер. Каждый делает свое дело, работает по графику. И появляется на месте вовремя.

Из всего сказанного лично ко мне не имело отношения ни одно слово.

Дверь закрылась. Клэр ушла, Зейн, надо полагать, тоже, но на жестком поводке. В результате остались только мы с Эви, или как там ее, – мальчик и девочка, одни-одинешеньки в этом перевалочном пункте для мертвых. Я легкой походкой направился к кабинету, по пути отметив: обручального кольца нет. Она заполняла целую пачку каких-то форм.

– Я Карсон Райдер, отдел убийств, – сказал я, обращаясь к ее макушке.

Прежде чем поднять глаза, она сделала еще несколько отметок.

– Эйва Даванэлле.

Она не подала мне руки, но от протянутой моей деваться ей было некуда. Рукопожатие было холодным, вынужденным и быстро закончилось.

– Вы здесь недавно, доктор Даванэлле?

– Если вам кажется, что шесть месяцев – это недавно… – Она снова перевела взгляд на свои записи.

– Похоже, сегодня вы чем-то раздражаете доктора Пелтье. Вы опоздали? Я однажды пришел к ней на встречу на две минуты позже, так она просто…

– У вас проблема с носом? Никогда к врачу не обращались?

– Проблема с носом?

– Суете его не в свои дела.

Я заметил, что когда она пишет, то кончики пальцев немного дрожат, – в комнате было холодно.

– Прошу прощения, – сказал я. – Я проработал с Клэр, то есть с доктором Пелтье, уже почти год и всегда чувствовал, что мы с ней едем по-разному, – она почему-то по левой стороне дороги. Вроде как правой стороны для нее вообще не существует. Но если для нее нет правой стороны, как у нее может быть правая рука? А если у нее нет и правой руки, как может она… – Я понимал, что несу полную бессмыслицу, но остановиться уже не мог – это моя версия непринужденного разговора с девушкой.

Доктор Даванэлле собрала бумаги и встала.

– Приятно было с вами познакомиться, детектив Карсон, но…

– Райдер. Меня зовут Карсон Райдер.

– …Но у меня сегодня очень много работы. До свидания.

Я шел за ней через всю комнату, пока она не обернулась ко мне, как к зловонному псу, который обнюхивает ее ноги.

– Я могу для вас еще что-то сделать, детектив Карсон?

– Райдер. Карсон Райдер. Я здесь для того, чтобы присутствовать на вскрытии тела Нельсона, доктор Даванэлле.

– Почему бы вам не посидеть в фойе? – сказала она, сделав ударение на слове фойе. – Когда мы будем готовы, вам кто-нибудь сообщит.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт