Книга Заклятие древних Маори онлайн

Действующие лица

Доктор Джеймс Акрингтон, доктор медицины, доктор физиологии, президент гражданской службы федеральных медиков

Барбара Клэр, его племянница

Миссис Клэр, его сестра

Полковник Эдвард Клэр, его зять

Саймон Клэр, его племянник

Хойя, горничная пансионата Ваи-ата-тапу

Джеффри Гаунт, заезжая знаменитость

Дайкон Белл, секретарь знаменитости

Альфред Колли, лакей

Морис Квестинг, деловой человек

Руа Те-Каху, вождь племени Те-Рарауас

Герберт Смит, человек на подхвате в Ваи-ата-тапу

Эру Саул, полукровка

Септимус Фолс

Принцесса Те-Папа (миссис Те-Папа) из племени Те-Рарауас

Сержант Уэбли из уголовной полиции Гарпуна

Суперинтендант полиции

Маорийские слова и выражения, использованные в этом тексте

Ауи! Ауи! Ауи! Те мамаи и ау! – Увы! Увы! Увы! О, горе!

Ху! – привет!

Хаере маи – здравствуй, привет

Хапу – клан

Каинга – лачуга

Мараи – замкнутое пространство, двор перед домом

Матагоури – неверный пёс

Дискариа тоумауту – колючий кустарник

Макуту – заклятье, колдовство

Па – поселение

Пакеха – чужеземец. Обычно – белый.

Токи – топор

Токи-поутангата – топорик из диабаза или зеленого порфира

Ухаре – дом

Глава 1
Клэры и доктор Акрингтон

I

В понедельник днём, тринадцатого января доктор Джеймс Акрингтон добрался до Гарпун-клуба в наипресквернейшем расположении духа, готовый метать громы и молнии. Казалось, все вокруг просто сговорились, чтобы довести его до белого каления. Начать с того, что он дурно спал. После склоки с сестрой, вспыхнувшей по какому-то совершенно пустяковому поводу – сначала они с ней повздорили, не сойдясь во мнении насчёт целебной ценности грязевых ванн, а потом вконец разругались из-за того, как правильно зажаривать глазунью. Попросив ежедневную газету за прошлый четверг, доктор Акрингтон услышал в ответ, что в неё завернули какую-то снедь для пикника мистера Мориса Квестинга. Юная племянница доктора, Барбара, уличённая в этом злодеянии, выслушав справедливое обвинение доктора, разразилась своим обычным идиотским смехом, после чего принесла газету, заляпанную тухлым жиром и насквозь провонявшую луком. Гневно сотрясая перед носом негодницы изувеченной газетой, доктор Акрингтон пребольно стукнулся копчиком о край стола. Скрежеща зубами от боли и охваченный слепой яростью, он прохромал в свою комнату, разделся, принял душ, закутался в банный халат и, припадая на ногу, как подстреленная птица, гневно проковылял к самому горячему целебному источнику. И что же – там уже восседал (чтоб его черти разорвали!) мистер Морис Квестинг, нежа свои омерзительные чресла в пузырьках газа, тучами вздымавшихся на поверхность. При виде доктора мистер Квестинг нахально расхохотался и заявил, что собирается торчать в источнике ещё целых двадцать минут. Более того, негодяй посмел указать доктору Акрингтону на соседние источники, куда менее горячие, но зато пустующие. Доктор Акрингтон, с трудом балансируя на затвердевшем иссиня-сизом глинистом берегу источника, в самых отборных и изощрённых выражениях высказал всё, что думает по поводу такой наглости, но его голый противник в ответ только гнусненько хихикал. Кипя от злости, доктор Акрингтон вернулся к себе, оделся и, не найдя, на ком излить свой справедливый гнев, взгромоздился в машину и, нещадно пришпоривая металлического скакуна, погнал его вверх по крутому косогору к дороге на Гарпун. Позади себя злой, как все черти преисподней, доктор оставил атмосферу, вполне под стать своему настроению, ибо воздух курорта Ваи-ата-тапу всегда был насыщен удушливыми серными парами.

Пройдя в здание клуба, он забрал почту и завернул в читальню. Окна её выходили на живописную бухту, воды которой в этот мирный летний денёк^[1] были безмятежно гладки, бережно сохраняя безукоризненную голубизну неба и сказочную белизну песка, оттеняемого огненным багрянцем пышно цветущих деревьев – гордости Нортленда^[2]. Призрачно мерцающие волны тепла, вздымаясь с раскалённого асфальта у входа в клуб, причудливо искажали очертания деревьев и окаймляющих залив гор, словно раскачивая их на невидимых качелях, отчего весь этот, сохранившийся со времени оного, пейзаж казался скорее миражом, нежели подлинным творением природы.

Зрелище было изумительное, но доктора Акрингтона оно не тронуло. Подумав лишь, что день выдался до омерзения жарким, он один за другим вскрыл конверты и пробежал глазами письма. Внимания заслуживало лишь одно. Разложив его перед собой на столе, доктор Акрингтон погрузился в чтение, тихонько посвистывая сквозь зубы. Вот что он прочитал:

«Харли Чамберс,

Окленд, С1,

Новая Зеландия

Глубокоуважаемый доктор Акрингтон!

Осмелюсь спросить Вашего совета по весьма деликатному поводу. Речь идёт об одном из моих пациентов – нашей заезжей знаменитости, Джеффри Гаунте. Как Вам, должно быть, известно, перед самым началом войны он приехал в Австралию в составе труппы шекспировского театра, а потом в числе прочих актёров остался на зеленом континенте, играя благотворительные спектакли и отдавая все сборы различным патриотическим фондам. Когда же труппу распустили, он перебрался к нам, в Новую Зеландию, где (это, должно быть, ускользнуло от Вашего внимания, ибо я помню Вашу нелюбовь к радио), не раз выступал в эфире с пламенными патриотическими призывами. Месяц назад он обратился ко мне с жалобой на бессонницу, острую боль в суставах, потерю аппетита, депрессию и общее недомогание. Спросил, могут ли его с такими симптомами призвать на действительную военную службу. Сказал, что готов вернуться в Англию, но только в том случае, если сможет реально помочь своей родине. Я определил у него фиброзит и нервное истощение, прописал умеренную диету и сказал, чтобы он и думать забыл об армии. Кажется, ему втемяшилось в голову написать автобиографию. Похоже, все просто помешались на автобиографиях. Я сказал, что неплохо бы объединить это занятие с водными процедурами и полным покоем. Предложил ему махнуть в Роторуа, но Гаунт пришёл в ужас. Сказал, что сыт по горло охотниками на львов и прочими авантюристами, да и вообще терпеть не может болтаться где-то при стечении народа.

Вы, должно быть, уже догадались, куда я клоню.

Я знаю, что Вы живёте в Ваи-ата-тапу, а заведует курортом Ваша сестра или её муж. Я слышал также, что Вы трудитесь над magnum opus^[3], из чего сделал вывод, что атмосфера на курорте вполне благоприятствует спокойной работе и отдыху. Буду очень признателен, если Вы ответите, подойдёт ли это место для моего пациента, и согласятся ли полковник Клэр и миссис Клэр принять его месяца на полтора-два. Я знаю, что в последнее время Вы отошли от активной практики, а поэтому заранее извиняюсь за следующую просьбу. Не сочтёте ли Вы за труд хоть немного присматривать за мистером Гаунтом? Это необычайно колоритная личность, и, возможно, Вам будет небезынтересно заполучить такого уникального пациента. От себя добавлю, что буду счастлив и горд поручить его столь выдающемуся целителю.

Гаунт путешествует вместе с секретарём и слугой, которых следует поселить отдельно.

Прошу простить меня за столь затянутое и (возможно) несколько бестактное послание.

Искренне Ваш

Иан Форстер».

Дважды перечитав письмо, доктор Акрингтон сложил его пополам, упрятал в книгу и, не переставая насвистывать, набил трубку табаком и закурил. Минут пять спустя он придвинул к себе чистый лист бумаги и принялся покрывать его затейливым неряшливым почерком.

«Дорогой мой Форстер!

Благодарю Вас за письмо. Оно заслуживает откровенного ответа и – вот он. Местечко Ваи-ата-тапу, как Вы справедливо подметили, и впрямь принадлежит моей сестре и её мужу, которые открыли здесь климатический курорт с термальными источниками. Лично я считаю обоих Клэров отъявленными ослами, однако, в отличие от многих других, они – честные ослы и настоящие трудяги. На мой взгляд, на курорте царит полный бардак, но (я это точно знаю) почему-то никто больше мою точку зрения не разделяет. Полковник Клэр – бывший служака, и я никак не возьму в толк, что ему мешает навести у себя такой же порядок, как в казарме; тем более, что я уже не раз это ему предлагал. Сестрица же моя – вообще витает в облаках. Ввязавшись не в своё дело, она тем не менее ухитряется ладить с приезжающими страдальцами; кроме меня, упрекать её никто не решается. Добавьте ко всему, что, вкалывая до седьмого пота, эта парочка не получает от своего бизнеса ни малейшей прибыли. Что же касается пресловутых целебных свойств местных источников, то вода их чрезвычайно богата щелочами, серой и углекислотой. Есть здесь также кремнистые грязевые ванны, о которых мой зять с придыханием говорит, что из них выделяется радиоактивность. Я-то считаю, что это полная чушь, но никто больше моего мнения не разделяет. Впрочем, кто его знает, может эта грязь и вправду окажется чудодейственной. Во всяком случае, моей ноге хуже не стало.

Что касается вашего уникального пациента, то, даже не зная, к какому уровню комфортабельности он привык, могу твёрдо обещать, что в Ваи-ата-тапу он такового не получит, хотя все тут без сомнения с ног собъются, чтобы ему угодить. С другой стороны, особо уж страдать ему тоже не придётся – секретарь и слуга вполне могут преуспеть там, где сядут в лужу мои беспутные родственники. Словом, я сомневаюсь, что здесь Вашему протеже будет значительно хуже, чем в любых других уголках этой несравненной страны. Денег с него точно взыщут меньше, чем где бы то ни было. Разве что Гаунт закажет себе отдельную гостиную, за которую с него возьмут дополнительно. Но, безусловно, не втридорога. Наблюдает за пациентами здесь некий доктор Тонкс из Гарпуна. Тут я – молчок. Возможно, это даже послужит косвенной рекомендацией целебности местных источников, но покамест ещё никто из пользовавшихся ими пациентов Тонкса не отправился на тот свет. Очевидных причин отказывать Вам в присмотре над мистером Гаунтом у меня нет, поэтому, если Вы (равно, как и он) и в самом деле этого желаете, то извольте. Заодно должен признаться, что Ваши слова о мистере Гаунте несколько изменили мои о нем представления как о чванливом кастрированном павлине, которые, увы, составляют в наши проклятые дни большинство среди интеллигенции старой доброй Англии.

Мой magnum opus, как Вы его (без всякого сомнения – иронично) окрестили, медленно, но верно продвигается, несмотря на упорные попытки моих ближайших сподвижников этому воспрепятствовать. Скажу Вам без обиняков, что хотя автобиографические излияния театральных деятелей даже отдалённо не согласуются с моим понятием о серьёзной работе, я тем не менее искренне надеюсь, что мистеру Джеффри Гаунту удастся преуспеть там, где сяду в калошу я.

Ещё раз благодарю за письмо.

Ваш

Джеймс Акрингтон.

P.S. Я окажу Вам и Вашему пациенту медвежью услугу, если не предупрежу, что его пребывание на курорте может быть безнадёжно отравлено наигнуснейшей личностью когда-либо обитавшей на Земле, которая каким-то мистическим образом ухитряется околачиваться сразу повсюду. Я не шучу – это крайне подлый, наглый, мерзопакостный и сверх всякой меры подозрительный субъект.

Дж.А.»

Когда доктор Акрингтон запечатал и надписал конверт, его привычно суровое лицо вдруг на мгновение просветлело. Он позвонил в колокольчик, заказал небольшой стаканчик виски с содовой и с выражением хорошо выполненного долга приступил к сочинению второго письма.

«Родерику Аллейну, эсквайру,

Старшему инспектору уголовного отдела,

Главное полицейское управление,

Окленд.

Сэр!

Наши газетчики со свойственной им то ли халатностью, то ли неосторожностью сообщили о Вашем приезде в Новую Зеландию в связи с расследованием возмутительной утечки информации, которая привела к потоплению парохода «Ипполита» в прошлом ноябре.

Считаю своим долгом проинформировать Вас о крайне подозрительном поведении одного субъекта, в настоящее время проживающего на курорте Ваи-ата-тапу, на берегу Гарпунской бухты. Этот субъект, именующий себя Морисом Квестингом, регулярно с наступлением темноты покидает дом. Насколько я знаю, он забирается на вершину пика Ранги, расположенного на территории национального заповедника и выходящего западным склоном прямо к морю. Я неоднократно наблюдал, как по ночам с этого склона подают странные световые сигналы. Обратите внимание, что «Ипполита» была пущена ко дну всего в двух милях от Гарпунской бухты.

В ответ на расспросы, вышеупомянутый Квестинг держится крайне уклончиво, а порой и откровенно лжёт.

Я счёл необходимым поделиться своими подозрениями с местными блюстителями порядка, однако растолкать их и пробудить от преступной (да-да!) дремоты мне так и не удалось.

Имею честь засвидетельствовать свою преданность и уважение,

Джеймс Акрингтон, доктор медицины, доктор физиологии, президент гражданской службы федеральных медиков.»

Официант принёс напиток. Доктор Акрингтон тут же обвинил его в подмене заказанной марки виски на какую-то дрянь, но отчитал его вяло, влекомый скорее чувством долга, нежели гневом. Безропотный лепет провинившегося он воспринял тем не менее с поразительной мягкостью, в конце даже великодушно заметив, что, должно быть, сами изготовители стали халтурить. Осушив стаканчик, доктор Акрингтон нахлобучил набекрень шляпу и заковылял к выходу. Швейцар услужливо распахнул перед ним дверь.

– Говорят, с театра военных действий хорошие новости, сэр, – учтиво произнёс он.

– Чем раньше мы все сдохнем, тем лучше, – ухмыльнулся доктор Акрингтон. Затем визгливо захихикал и быстро захромал вниз по ступенькам.

– Он шутит так, что ли? – недоуменно спросил швейцар официанта. Тот возвёл глаза к небу.