Книга Чародей с гитарой (цикл) онлайн - страница 5

Глава 4

Ни тебе сказочных шпилей, ни островерхих башенок. Перед Джон-Томом была деревня. Ни радужных бастионов, ни покрытых золотом крыш, вонзающихся в облака… Ни серебра, ни самоцветов. В Линчбени можно было жить – для этого городок и строили, – но любоваться тут было нечем. О мавританских дворцах и садах с павлинами обитатели его ведали еще меньше, чем сам Джон-Том.

С двух сторон зажатые лесом улочки тянулись вдоль узкой долины; через центр городка протекал ручей едва ли не в ярд шириной. Он делил надвое центральную улицу, замощенную, как и боковые проулки, голышами, наверняка доставленными из русла далекой реки. Собственно, не замостили один только ручей.

Они спускались вниз по тропе, превратившейся в мостовую, возле самой воды. И хотя Джон-Том намеревался держать себя в руках, приступ дурноты, накатившей возле первых домов, заставил его изрядно скривиться. Похоже было, что ручей служит одновременно источником питьевой воды и сточной канавой. Юноша велел себе не пить в Линчбени, если предложенная жидкость будет некипяченой или не из бутылки.

Вокруг стояли дома – в три, даже в четыре этажа. Острые крыши были крыты большими, в квадратный фут, пластинами дранки или серого шифера. Со второго и третьего этажей вниз смотрели прозрачные окна. Кое-где над улицей нависали балконы.

В стенах четвертых этажей и башенок, поднимавшихся над крышами, были открытые воздуху круглые дыры. Под каждым таким входом виднелись толстые жерди. Возле воздушных дверей располагались круглые же окошки. Там явно гнездились воздушные обитатели городка, вроде красногрудого сквернослова, доставившего почту к Древу Клотагорба несколько дней назад.

Узкое ущелье не было очень уж глубоким, да и края его не слишком близко подходили друг к другу, но дома жались стенка к стенке, как перепуганные дети. Причина была проста: если одна стена служит для двух строений, дом обходится дешевле. Кое-где над щипцами острых крыш и обращенными к улице фасадами на шестах реяли вымпелы. Может, они несли на себе гербы знатных семейств, может, о чем-то предупреждали или извещали местных жителей. Джон-Том об этом не знал. Куда более понятной символикой явилось сохнувшее на натянутых над головой поперек улиц веревках белье необычной конфигурации. Джон-Том попытался было определить владельцев по расположению и длине рукавов и штанин, однако вынужден был сдаться перед лицом такого разнообразия.

Ну а в настоящий момент мохнатые руки торопливо, с воркотней и бурчанием, втягивали белье в окна верхних этажей. Над городом уже грохотал гром, раскаты его отражались от мостовых, от сырых каменных стен, пересеченных толстыми деревянными брусьями. Даже небольшие дома здесь строились прочно – неприступными замками.

Гулко хлопали оконные переплеты – обитатели готовились к приближающейся грозе. Новый порыв влажного ветра донес до ноздрей человека и выдра острый запах дыма, запорошил глаза пеплом. Над городом прогремел новый раскат. Маслянистое темное облако было почти над головой. Первые капли упали на лицо.

Мадж прибавил шагу, и Джон-Тому пришлось поторопиться, чтобы не отстать. Город заинтересовал его, и спрашивать, куда они спешат, не хотелось. Погруженный в лицезрение окрестностей юноша не замечал взглядов торопливых прохожих.

Пройдя еще пару кварталов, он наконец понял, какое внимание привлекает.

– Длинный ты, все дело в этом, приятель, – объявил Мадж.

Джон-Том старательно разглядывал прохожих, отвечавших ему не менее любопытными взглядами. Выше Маджа никого не было; в основном здешние ростом едва превосходили четыре-пять футов. Одеты все были достаточно схоже, различия определялись вкусом и, по-видимому, положением. Шерсть и шелк чередовались с хлопком и кожей. Куртки, блузы, жилеты и панталоны зачастую были расшиты бисером и перьями. Головные уборы отличались разнообразием: широкополые шляпы во вкусе семнадцатого столетия, крохотные береты, высокие тирольки с перышком на боку, как у Маджа. Землю попирали сапоги и сандалии разных размеров. Позже Джон-Том убедился, что выбирать приходится между теплыми, но грязными башмаками и сандалиями – обувью холодной, однако легче поддающейся чистке.

Впрочем, поддерживать чистоту обуви здесь было сложно. Они вовремя пересекли главную улицу: буквально перед их носом раздраженная седая опоссумша выплеснула в центральный ручей ведро с помоями – прямо со второго этажа.

– Эй, там! – закричал Джон-Том захлопнувшимся ставням.

– Чего это ты?

– А она чего? – пробормотал Джон-Том, крутя носом от новой вони.

Мадж нахмурился.

– Вот что, шеф, уймись-ка ты со своими обычаями. А чего ей еще делать со всей жижей, собравшейся за ночь? – И он показал рукой на ручей, протекающий вдоль улицы. – В это время года у нас здесь дожди. Все стекает в поток… и привет.

Джон-Том мысленно поблагодарил судьбу за то, что она не привела его в эти края летом.

– Меня ведь не это рассердило. Она же специально. Ей-богу, метила в нас.

Мадж ухмыльнулся.

– А че, можа, и так. У этой старой домоседки-хавроньи другого-то развлечения и не найдется.

– А как тут у вас насчет обыкновенной любезности? – осведомился Джон-Том, стряхивая с ботинок налипший мусор.

– Хорошая штуковина, если молодым хочешь лапы отбросить, вот что я тебе на это скажу.

Спереди послышались крики. Они отступили в сторонку и прижались к ставням, прикрывающим окна лавки. К ним приближался огромный двойной фургон, повозки грохотали одна за другой. Транспорт занимал едва ли не всю ширину улицы.

Джон-Том разглядывал его с любопытством. Правил фургоном тощий, насквозь промокший оцелот. Яркие глаза небольшой тигровой кошки поблескивали из-под широких полей мятой фетровой шляпы. Позади него, на передке второй повозки, ехал вконец осерчавший самец белки, ростом не более чем в три фута. Прикрывая пушистым хвостом голову, он пытался с помощью полотнищ плотного холста или кожи спасти от уже хлынувшего дождя фрукты и овощи, которыми была загружена повозка. Фургон тянула четверка ширококостных ящеров, покрытых сине-зелеными радужными разводами; в полумраке их розовые глаза поблескивали на манер габаритных огней автомобиля. Они то и дело дергались из стороны в сторону, требуя неуклонного внимания от вопящего и шипящего возницы, который использовал ругательства в той же мере, что и тонкий длинный кнут.

Ненадолго заглушив гром, огромная повозка прогрохотала мимо, с трудом обогнув угол.

– Ну чего браться, ежели безрукий… Не понимаю таких, – буркнул Мадж, когда они продолжили путь, стараясь держаться ближе к стенам домов, где дождь был потише. – Стока груза зазря намочили.

Теперь с неба уже просто лило. Окна по большей части были затворены или прикрыты ставнями. В наступившем полумраке казалось, что дома нависают над улицами.

Откуда-то из-за спины, сверху, донеслось пронзительное чириканье. Обернувшийся на звук Джон-Том успел заметить, как сойка в желто-пурпурной юбочке и жилете приземлилась на одном из насестов четвертого этажа и протиснулась внутрь через отверстие. Хлопнула круглая дверца.

Они торопились вперед – от одного шаткого навеса над входом к другому. По дороге миновали книжную лавку… точнее, лавку свитков: высокие до потолка деревянные полки похожи были на штабель винных бутылок, из каждого гнезда торчал толстый свиток.

Как уверял Мадж, дождь смыл всю грязь с мостовой, и вздувшийся ручей унес ее вниз по течению. Гроза тем временем умчалась дальше, раскаты грома стали стихать. Ливень сменился холодным моросящим дождем, и Джон-Том ежился и неуютно чувствовал себя в насквозь промокших джинсах и тенниске.

– Прошу прощения, сэр.

Джон опустил руки, которыми обхватил себя, пытаясь согреться.

– Что? – Взгляд его обратился направо. Голос слышался из узкого проулка – двое мужчин едва ли прошли бы там плечом к плечу…

Под небольшим деревянным навесом лежал гиббон, скрючившийся для тепла между деревянными бочонками, наполненными мусором. Его морщинистая физиономия была укрыта от дождя сложенными листами оберточной бумаги, завязанными узлом под подбородком. Самодельная шляпа, промокнув, липла к физиономии обезьяны. Рваные хлопчатобумажные брюки укрывали волосатые ноги. Рубашки на гиббоне не было. Длинные руки обнимали сотрясающуюся грудную клетку, покрытую округлыми проплешинами. Вместо одного глаза зияла дыра.

Рука с тонкими пальцами с надеждой потянулась к Джон-Тому.

– Серебряную монетку, сэр. Подайте несчастному ветерану войны, неудачнику мирных времен. Скверное воспитание и невежество судей стоили мне одного глаза, сэр. А теперь я существую лишь щедротами жителей этого города.

Джон-Том, открыв рот, глядел на жалкое создание.

– Ну, несколько медяков, сэр, если у вас нет серебра, – с вожделением канючил гиббон.

И вдруг отшатнулся, вжимаясь в бочки. Одна из них повалилась. На мостовую посыпались обрывки бумаги, кости – словом, обычный городской мусор, состав которого не зависит от пространственного расположения города в космосе.

– Нет-нет, сэр! – Трясущейся рукой гиббон прикрывал лицо. – Я ничего плохого не сделал.

Мадж стоял возле Джон-Тома. Меч на груди его был наполовину выдвинут из ножен.

– Слышь, ты, я не потерплю, чтоб ты приставал к джентльмену, пока он пользуется моим покровительством! – Выдр шагнул к неудачливому антропоиду. – Сделал… не сделал, а можа, еще сделаешь… Вот попробуй тока, пока я рядом.

– Ну зачем ты так? – пробормотал Джон-Том, не без приязни глядя на съежившегося гиббона. – Он же больной, видишь?

– Во-во… Именно… Больной. Чего ты, приятель, не знаешь, как разговаривать с попрошайками?

Выдр обнажил меч. Гиббон взвыл.

– Знаю. – Джон-Том запустил руку в карман, нащупал небольшой льняной кошелечек, которым одарил его Клотагорб, извлек из него монетку, бросил ее гиббону. Обезьяна поползла за ней по камням, по мусору.

– Благословение на вас, сэр! Пусть небеса поцелуют вас!

Мадж отвернулся с презрением, вернув меч на место.

– Попусту деньги мотаешь. – Он взял Джон-Тома за руку. – Ну, пошли. Надо еще добраться до той самой лавки, пока ты все не спустил. Вот что, кореш: тута мир грубый, и тебе лучше бы поскорее с этим смириться. Значица, не видал ножа в подворотне?

– Ножа? – Джон-Том оглянулся назад – на оставшийся позади проулок. – Какого ножа?

– Во-во, он еще спрашивает, – возмутился выдр. – Вот не было бы меня с тобой, сразу узнал бы – какого. Тока я думаю – тебе с собой не справиться. Голова, наверное, легкая, мозги вроде воздуха, а? Какого ножа… Тьфу!

Он остановился, поглядел на озадаченного Джон-Тома.

– Вот чего, приятель – по мне, валяй дурака сколько хошь. Тока вот его чародейство что скажет? Стало быть, покуда я тута тебя не пристрою, покуда ты, значица, не пустишь корней в этом мире, изволь-ка, приятель, слушать мои советы. А ежели о себе не думаешь, хотя бы меня пожалей. Клотагорб вона чего мне насулил. – Покачав головой, выдр отвернулся и отправился дальше. – Мне насулил – не тебе! Дернуло же меня спотыкаться о твои ноги, угораздило же!

– А! Выходит, мне повезло? По-твоему, я здесь просто счастлив? Тоже мне удовольствие… Пердун мохнатый!

К разочарованию Джон-Тома, вместо того чтобы потянуться к мечу, Мадж заулыбался.

– Вот это уже лучше, приятель! Так-то вот оно лучше, чем денежки свои раздавать. – Выдр сплюнул в сторону проулка. – Да этой мерзопакости вонючей что плюнуть, что кишки тебе выпустить. Не понял, почему мне в лесу лучше, а, друг?

Они свернули с главной улицы на боковую, оказавшуюся, правда, пошире того проулка, но в общем-то не слишком похожую на настоящую улицу. Впрочем, даже она могла похвастать вывесками полдюжины лавок, жавшихся друг к другу в конце длинного тупика. Улочку освещал высокий масляный фонарь. Полотняные козырьки над окнами лавок едва не смыкались, вместе с дождем пряча мостовую от света фонаря.

Из находившегося в конце тупика каменного фонтана вытекал ручеек, повторявший в миниатюре поток на центральной улице.

Джон-Том стряхнул капли с рук и, выжимая влагу из длинных волос, нырнул, согнувшись, под один из козырьков. Тот явно не был рассчитан на персону подобного роста. Юноша поглядел на вывеску под большим окном лавки. Надпись была уже почти понятна. Должно быть, мозг начинал обживаться. Впрочем, понять, возле какой лавки он оказался, можно было, не зная грамоты. В окне было полно жилетов, курток, искусно простроченных панталон… пара брюк с бубенчиками, нашитыми вдоль швов. Одежда лежала на прилавке или была напялена на манекены с остроухими головами и хвостами.

Мадж толкнулся в дверь, звякнул колокольчик.

– Голову побереги, Джон-Том.

Услышав предупреждение, юноша пригнулся. Внутри пахло лавандой и кожей. Никого не было видно. В центре комнаты были расставлены кресла с гнутыми ножками и спинками. С длинных шестов свисала одежда.

– Эй, владелец! – заорал Мадж. – Покажись сам и свою работу прихвати.

– Заходите, получите, дорогие мои, как там вас… – прошелестел голос в задней комнате. – Лучшая работа, лучший шов… Самые прочные и красивые материалы… – Голос как-то вдруг стих.

Застыв у двери, лис глядел за спину Маджа – на тощего, насквозь промокшего Джон-Тома. На ногах хозяина красовались шелковые шлепанцы. Он был облачен в шелковый халат, к которому сзади крепились четыре аквамариновые ленты. Пересекаясь, они наискось обхватывали хвост и сходились в бант у белого кончика. Поверх халата на лисе оказался весьма делового вида фартук, из которого торчали линейки, пилки, несколько брусков темно-зеленого камня и прочие атрибуты портновского мастерства. Заговорил он весьма осторожно:

– А это… Что это такое? – И нерешительно указал в сторону Джон-Тома.

– Работа это, о которой мы тут болтаем… Будем делать, значица, будем, бьюсь об заклад. – Мадж плюхнулся в низкое кресло, нисколько не думая об обивке и о том, что с него ручьем стекает вода. Сдвинув на лоб тирольку с пером, он забросил обе короткие ноги на ручку кресла. – Валяй, Дуся, работа ждет.

Упершись лапами в бока, лис строго глянул на выдра.

– Здесь на чудищ не шьют. Я одевал самых роскошных граждан Линчбени и всей округи. Я шил платье для мадам Скорианцы и ее лучших девиц, для банкира Щеголея Вулфа, для членов Городского Совета, для наших виднейших купцов и ремесленников… Но чудовищ я не одеваю.

Потянувшись из кресла, Мадж вытащил длинную тонкую палочку из высокого стакана, оказавшегося неподалеку.

– Считай это вызовом своему мастерству, приятель. – Кремневой зажигалкой выдр поджег палочку.

– Послушайте, – проговорил Джон-Том, – только обойдемся без скандалов. – Лис осторожно отступил назад, как только эта подозрительная громадина сделала шаг в его сторону. – Мадж считает, что… что… – Он заметил, что выдр увлеченно попыхивает дымком. По комнате плыл знакомый запах.

– А скажите, – осведомился Джон-Том, – могу ли… можно и мне взять одну из этих… палочек?

– Это, парень, для заказчиков и выставлено. – Мадж великодушно передал ему палочку вместе с зажигалкой. Джон-Том сразу не смог понять, как та устроена, но в данный момент рад был поверить и тому, что она снабжена хорошим огнетворным заклятием.

Несколько глубоких затяжек вполне удовлетворили его. Не столь уж страшен сей мир, решил юноша. Курево напомнило ему о тревогах Клотагорба. А что, если табак сможет каким-нибудь образом переправить его домой?

Через десять минут он уже ни о чем не тревожился. Ободренный Маджем и придремывающим гигантом, лис, бурча под нос, обмеривал Джон-Тома, распростершегося на покрытом ковром полу. Мадж лежал рядом, а тем временем души обоих воспаряли над бренными телами. Портной, которого звали Карлемот, не возражал против дыма; значит, у него хватало этих крепких палочек, либо здравого смысла, или того и другого вместе.

Потом он оставил их, а когда вновь вошел через несколько часов, застал выдра и человека в полной отключке. Лежа на полу, они с глубокой заинтересованностью обсуждали расположение проделанных древоточцем ходов в потолке.

Потребовалось некоторое время, чтобы Джон-Том пришел в себя настолько, чтобы одеться. Но когда он наконец увидел себя в зеркале, потрясение отчасти разогнало туман в голове.

Нежным облачком касалась кожи шелковая рубашка цвета индиго. Ниже начинались прямые брюки из чего-то среднего между хлопком и фланелью. И на штанах, и на рубашке были нашиты одинаковые пуговицы из черной кожи. Кожаный черный жилет украшали узоры из бисера. Им же были обшиты края брюк, только Джон-Том не сразу понял это, поскольку ноги его были обуты в невысокие, до голени, сапоги черной кожи с отвернутыми голенищами. Сперва Джон-Том даже удивился, что у портного нашлась обувь ему по ноге, понимая, что ростом он выше здешнего народца. А потом сообразил, что, должно быть, у местных вполне могут быть иные пропорции, и ноги их крупнее, чем у человека.

Штаны держались на поясе из металлических звеньев, серебряных или оловянных, ярко блестевших, контрастируя с короткой, до бедер, пелериной из зеленой переливчатой кожи какой-то ящерицы. Воротник ее закалывался парой серебряных булавок.

Невзирая на все настояния Маджа, юноша отказался надеть на голову оранжевую треуголку.

– Терпеть не могу никаких шляп.

– А жаль. – В голосе Карлемота расстройство сменилось гордостью. – Лишь такая шляпа может завершить картину… Потрясающий костюм, если позволите, потрясающий и уникальный.

Джон-Том повернулся, чешуйки на плаще его заиграли даже в этом неярком свете.

– Да, в Лос-Анджелесе все бы полопались от зависти.

– Неплохо, – одобрил Мадж, – почти что стоит тех денег, что за него просят.

– Сказал тоже – почти! – Лис суетился возле Джон-Тома, пытаясь обнаружить дефект или складку. Остановился, смахнул ниточку с рукава юноши. – Костюм сразу и скромный, и броский, он привлекает внимание, но не раздражает. – Портной улыбнулся, в узкой пасти блеснули острые зубы. – Теперь этот человек похож на благородного… Бери выше – на банкира. Поневоле теряешься, когда приходится драпировать такую большую площадь. Но чем больше труда, тем заметнее результат. Высокорослый друг мой, не обращай внимания на речи этого плебея. – Лис покровительственно поглядел на Джон-Тома. – А тебе нравится?

– Конечно. Особенно плащ. – Чуть повернувшись, Джон-Том пошатнулся и едва не упал, однако на ногах удержался. – Я всегда мечтал носить плащ с капюшоном.

– Приятно слышать. – Портной выжидал, деликатно покашливая.

– Значица, друг, – объявил Мадж, – пора и платить. Последовала добродушная перепалка, причем Джон-Том явно мешал Маджу торговаться – он принимал сторону портного. Наконец достигли согласия, поскольку естественное для Карлемота желание заломить цену повыше компенсировалось удовольствием, полученным от выполнения столь сложного дела.

Однако все это не помешало Маджу отчитать Джон-Тома сразу же за дверями лавки. Моросящий дождь к этому времени перешел в плотный туман.

– Чего ж я тебе сэкономлю, приятель, ежели ты будешь лавочникам поддакивать?

– Не беспокойся об этом. – Впервые за последнее время Джон-Том чувствовал себя почти счастливым. Теперь, успокоившись насчет внешнего вида, он сделался разговорчивым. – Зато какая работа… Столько трудов. Нет, на такое мне денег не жалко. Кстати. – Он побренчал кошельком в кармане. – Еще есть кое-что.

– Хорошо, у нас впереди еще не одна остановка.

– Зачем же? – нахмурился Джон-Том. – Какая еще мне нужна одежда?

– Не нужна, говоришь? А по мне, ты, приятель, все равно что голяком ходишь. – Выдр повернул направо. Они миновали четыре или пять магазинчиков, вышли на главную улицу и по мосту через ручей добрались до новой лавки.

Изнутри она ничем не напоминала только что покинутое ими уютное гнездышко портного. В ухоженном заведении лиса царили мир и покой… как в обжитом логове. Новая лавка была полна всякой металлической жути, заставившей Джон-Тома невольно поежиться.

Одна стена была отведена исключительно под метательные приспособления. На ней располагались ножи не одной дюжины разновидностей: ланцеты, стилеты, колющие, режущие… с желобками, тьфу, пакость, для стока крови и без желобков. Длинные тонкие проволоки, украшенные самоцветами, – для вздорных и вспыльчивых дам. Далее шли всякие потайные устройства: ножи в каблуках, футлярах для очков и прочая… Словом, все смертоносное разнообразие, до которого способен додуматься точильных дел мастер.

Игрушками с рождественской елки дьявола поблескивали в свете лампы метательные звездочки. С замысловатой алебарды свисали шипастые шары. Булавы, кистени и нунчаки чередовались на стене со щитами и копьями, пиками и боевыми топориками. В задней части лавки хранилось оружие подороже: длинные луки и мечи, различавшиеся скорее не клинками, а формой рукояти – для рук разной величины и очертания. Один на редкость уродливый короткий меч напоминал обоюдоострую косу. Нетрудно было представить, что может натворить им опытная рука. Например, гибкая и ловкая конечность гиббона.

У некоторых мечей и метательных ножей рукояти оказались с канавками или полые. Поначалу Джон-Том не мог даже сообразить, для кого они предназначены, но потом вспомнил про птиц. Руке не слишком удобно, а вот для гибких кончиков крыльев…

На какой-то миг он заставил себя забыть, что попал в мир насилия и быстрой смерти. Потом склонился над прилавком, разделяющим лавку на две части… Там лежал предмет, похожий на привычный игрушечный метательный диск, только с острым, как бритва, краем. Поежившись, юноша отыскал взглядом Маджа.

Выдр обогнул прилавок и как раз исчез за бамбуковой, должно быть, ширмой. И пока Джон-Том открывал рот, чтобы окликнуть его, Мадж успел вернуться, на ходу оживленно перебраниваясь с хозяином. Приземистый мускулистый енот облачен был только в передник и сандалии, за левым ухом в красную ленту на его голове были воткнуты два перышка. От него пахло дымом от горящих углей и железом – как и вообще в лавке.

– Значит, вот кто у нас собрался заняться членовредительством. – Наморщив нос с черной пуговкой, енот поглядел на Джон-Тома.

– Мадж, зачем мне все это? Я поговорить люблю, а не драться.

– Понял, все понял, приятель, – дружелюбно отозвался выдр. – Есть аргументы веские, а есть увесистые. – И он приподнял тяжелую булаву, чтобы проиллюстрировать свои слова. – В любом случае, ты ж не обязан тыкать во всех этими железками, достаточно бывает показать их, чтобы в тебе не проделали дырку. Так чем же из этого ты умеешь пользоваться?

Джон-Том еще раз оглядел будоражущую воображение охапку орудий смертоубийства.

– Даже не знаю… – Он в смятении покачал головой. Вмешался оружейник.

– Ясно, опыта у него нет. – В укоризненном голосе слышалось терпение. – Давай-ка подумаем. С такими руками и ростом… – Хозяин в задумчивости приблизился к стенке, возле которой железными колосьями вырастали из пола пики и копья, каждое – в отдельном гнезде из деревянных планок, и потер нос. Потом поднял обеими руками топор величиной с собственную голову. – Если нет ни умения, ни ловкости, можно использовать другие качества. Эй, молодой человек, ты каким оружием учился владеть?

Джон-Том отрицательно затряс головой.

– А спортом занимался?

– В баскетбол у меня получалось неплохо. Знаешь, даже в прыжке бросал… Метко я умею…

– Дерьмо! – Мадж топнул. – Чего это еще за чертова жопа? В цель ты кидал, что ли? – с надеждой спросил он.

– Не совсем, – признался Джон-Том. – Это когда бегаешь, прыгаешь, бросаешь.

– Делать нечего, придется использовать это. – Мадж повернулся к оружейнику. – Знаешь, подыщи-ка ему что-нибудь потоньше того мясницкого инструмента, который у тебя в лапах. Может, порекомендуешь чего?

– Бегать быстрее. – С кислым видом разглаживая усы, оружейник повернулся к другой стойке. – Впрочем, когда кто сам признает, что растяпа, значит, не все пропало. – Он отставил тяжелый топор. – Такому еще можно помочь.

И он извлек нечто, похожее на копье с отполированным древком. Но заканчивалось оно не наконечником, а увесистым деревянным набалдашником с шипами и нашлепками. Оружие было повыше Маджа и даже Джон-Тому доставало до уха, древко было в поперечнике дюйма два.

– Дубина, значит. – Мадж задумчиво разглядывал оружие.

– Длиннее у меня ничего нет. – Оружейник провел стриженым когтем по древку. – Таранное дерево. В бою не треснет. Твой долгорукий приятель сумеет отбиться им от любого врага, ежели не собирается разделываться с ним как подобает. Раз он у тебя крови боится, так, когда худо придется, вмажет разок по макушке вот этой штуковиной… Насмерть уложит, не хуже, чем мечом. Меньше грязи, чем от топора, но результат тот же. – Он вручил оружие все еще колеблющемуся Джон-Тому.

– И вот еще, парень, из этой дубины хороший дорожный посох получится. Кстати, я ж намекал, что посодействую. – Оружейник указал на древко: посреди него в трех дюймах друг от друга располагались три серебряных кольца. Их соединяли четыре серебряные же полосы.

– Ну-ка, парень, нажми на любую.

Джон-Том так и поступил. Звякнув сталью, посох вдруг вырос на целый фут. Теперь из конца его торчало двенадцать дюймов стали. Удивленный Джон-Том едва не выронил дубину, но Мадж заплясал вокруг нее, как мальчишка возле прилавка в кондитерской.

– Мать моя, во будет настоящий сюрприз для любого тупого невежи, а их на улице хоть пруд пруди. Почесать этой штукой – враз поумнеет.

– Угу, – с гордостью отозвался оружейник, – ткни в ногу и нажимай на спуск – гарантирую изумление до потери сознания. – Енот и выдр с видом знатоков кивали друг другу.

Джон-Том надавил на древко, и стальное жало кошачьим когтем втянулось внутрь. Вновь нажал – острие выстрелило наружу. Интересно-то интересно, но чтобы радоваться…

– Знаете что, я бы вообще не стал дурачиться с такими вещами, но если вы настаиваете…

– Настаиваю, – проговорил сквозь смех Мадж, утирая с глаз слезы. – Настаиваю я. Вот и господин оружейник то же самое говорит… Не хочешь бить по лапам этой штуковиной – и не надо… Тока подожди – случится чего, так сам захочешь, чтоб какой-нибудь пьянчуга вместе со своим мечом очутился подальше от твоих потрохов. Значица, бери и радуйся.

Джон-Том взял посох, но радости не испытал. Его угнетал уже сам факт обладания коварным оружием. Выйдя наружу, они внимательно обследовали кошелек. Он оказался почти пуст, лишь на самом дне серебристыми рыбками в темном баке с водой поблескивали редкие монетки. Джон-Том решил, что, пожалуй, слишком расточительно обошелся с щедрым даром Клотагорба.

Наличие остатков, пусть и скромных, прежнего великолепия Мадж одобрил. Свет фонарей золотил пелену тумана над улицей и витринами. Дождь прекратился, появились пешеходы. Тенями двигались вокруг силуэты животных.

– Проголодался, кореш? – поинтересовался наконец выдр, и глаза его засветились, отражая свет фонаря.

– С голоду дохну! – Юноша вдруг понял, что с утра не съел даже крошки. Запас вяленого мяса у Маджа кончился как раз вчера вечером.

– Я тоже. – Выдр похлопал Джон-Тома по укрытому плащом плечу. – Ну вот, теперь ты стал хоть на чтой-то похож. – Он многозначительно придвинулся к юноше. – Знаешь чего, есть местечко, где на серебришко, что у нас осталось, можно соорудить себе пирушку, от какой бы и зайчиха на сносях не отказалась. Можа даже хватит, чтоб наполнить этот впалый мешок, который у тебя пузом зовется. – Выдр подмигнул. – И развлечемся – на сегодня все наши дела окончены, так-то.

Они шли по городу, пешеходов становилось все больше. По улице время от времени громыхал очередной фургон. Верхом на оседланных ящерицах вприпрыжку или бегом мимо проносились разные личности. Захлопали, открываясь, ставни. Джон-Том впервые услышал голоса детей… Молодняка, мысленно поправил он себя.

Мимо пробежали двое бельчат. Один, изловчившись, повалил наконец другого. Оба принялись кататься по мостовой, царапаться и брыкаться. Собравшаяся вокруг небольшая стайка детишек поощряла дерущихся и отпускала советы. К разочарованию Джон-Тома, милые с виду зверьки свирепо царапали и кусали друг друга. Не то чтобы ему не приходилось видеть подобные сцены в родном городе… Однако здесь такие драки являлись неотъемлемой частью образа жизни. Наконец один из дерущихся бельчат одолел и принялся делать из физиономии противника кровавую кашу.

– Часть нашей жизни? – задумчиво переспросил Мадж, когда Джон-Том поведал ему о своих ощущениях. – Не знаю. Я ж тебе не философ. Тока знай, у нас здесь – или вежливый покойник, или уважаемый забияка. – Выдр пожал плечами. – Решай, что тебе больше по вкусу. И не забывай про милую штучку, которую только что приобрел.

Джон-Том убедился, что пальцы его крепко сжимают древко. Туман рассеивался, толпа густела, и на него начинали посматривать; Мадж уверял – из-за роста. Впрочем, он и одет был куда лучше среднего обитателя Линчбени-града.

Через пять минут он понял, что не просто хочет есть, а голоден, как волк.

– Недалеко уж, приятель.

Они свернули в извилистую боковую улочку. Слева в стене показалась почти незаметная дверь, в нее Мадж и повел Джон-Тома. Юноше опять пришлось согнуться чуть ли не вдвое, чтобы не задеть головой притолоку.

Внутри можно было и распрямиться, потолок оказался в двух футах над головою, чему можно было только радоваться.

– «Жемчужный Поссум», – проговорил Мадж с энтузиазмом, которого Джон-Том в голосе его еще не слышал. – Хорошо бы как следует промочить глотку, приятель. Лампу тока не опрокинь.

Джон-Том следовал за выдром в недра ресторации, продираясь через густую толпу и стараясь при этом не забывать о висячих лампах. Хорошо, что Мадж его предупредил. Снаружи трудно было даже предположить, что внутрь успела набиться толпа, успевшая изрядно взмокнуть.

Футах в восьми от входа потолок цирковым шатром уходил вверх – этажа на два с половиной. Внизу, прямо под куполом, располагалась кольцеобразная стойка, из-за которой выносили еду и питье. За стойкой крутился взвод поваров и барменов. Среди них были два хорька, один аккуратненький кролик, летучая мышь с абсолютно прожженной физиономией, еще более уродливой, чем у Пога. Как и следовало ожидать, в основном она была занята тем, что разносила еду и питье. Джон-Тому приходилось уже бывать в ресторанчиках, где крылатому официанту были бы только рады.

Приземистые столы мясистыми поганками без всякой системы были раскиданы по всему залу. На противоположной от входа оконечности зала «Жемчужного Поссума» были предусмотрены кабинеты – для бесед или флирта, в зависимости от настроения.

Они все еще продирались через плотную и вонючую толпу. На полу попадались лужицы какой-то жижи, щепки от разбитых деревянных кружек. Владельцы ресторации вполне осознанно обходились без стеклянных сосудов. То и дело ноги наступали на деревянные решетки над стоками – достаточно было выплеснуть на пол ведро воды, чтобы смыть с него лужи спиртного или полупереваренные остатки пищи.

В зале Джон-Том оказался самым высоким из всех посетителей – животных то есть, хотя среди присутствующих была пара крупных волков и крепкие с виду большие кошки, – что только прибавило ему уверенности в себе.

– Эй, парень, сюда! – Направившийся на торжествующий голос Маджа Джон-Том обнаружил небольшой свободный стол. Ему пришлось подтянуть колени повыше – сиденья были слишком низки для его роста.

Повсюду его окружали мохнатые тела, в ноздри бил запах мускуса и горячительных напитков. Большая ножка под столом была выполнена в виде кокетливой самочки опоссума, вся фигура едва ли не сплошь была покрыта похабными надписями, так что трудно даже найти свободное место.

Официант непонятным образом заметил, что в их руках ничего нет, а стол пуст, и направился к ним. Как и оружейник, он был облачен только в фартук, запачканный превыше всякой меры. Рисунок давно скрылся под сальными и прочими пятнами. Он тоже был енотом – с черной полоской на мордочке. Одно ухо было надорвано, белый шрам сбегал от него вниз по голове и, минуя глаз, уходил к рыльцу. Заметнее всего шрам был возле глаз – на темной шерсти.

Джон-Том был так занят созерцанием кипения жизни вокруг, что Мадж распорядился за него.

– Приятель, порядок, я все уже заказал.

– Надеюсь, что про еду не забыл, как и про выпивку. Таким голодным я еще не бывал.

– Заказал, заказал, кореш. Тока дурак не знает, что не дело пить на голодное пузо. Эй, куда прешь! – рявкнул Мадж, отпихивая локтем навалившегося на него пьяного оцелота.

Животное качнулось и, дернув кружкой, плеснуло содержимым в сторону выдра. Мадж уклонился от жидкости с необычайным проворством. Оцелот, взвыв, отпустил парочку выражений по поводу полученного им пинка в ребра, однако для серьезной драки он слишком неуверенно стоял на ногах и потому побрел куда-то в толпу. Джон-Том следил за ним, пока заостренные кончики ушей не скрылись в толпе.

Появились две деревянные кружки с шипучим, явно крепким, напитком. В тонкой руке Маджа кружка из твердого дерева казалась громадной, однако Джон-Тому она была в самый раз. Он попробовал черную жидкость, напоминающую что-то вроде крепленого пива, и решил, что к подобному питью следует относиться уважительно.

В другой руке официант держал большое блюдо, покрытое помятой и поцарапанной металлической крышкой. Он открыл блюдо, и в нос Джон-Тома хлынул приятный аромат. На блюде оказались разнообразные овощи: помимо незнакомых плодов, там лежали милые сердцу морковь, редиска, сельдерей, крошечные луковки… Посреди блюда на груде картошки возвышалась свернутая в трубку поджарка. С одной стороны из нее торчала кость. Мясо было дочерна обжарено снаружи, внутри же-у кости – оставалось розовым.

Джон-Том поискал взглядом столовые приборы, но без успеха. Мадж пояснил: незачем в ресторане выставлять такое, чем посетители тут же попортят друг другу шкуры. Выдр извлек охотничий нож; короткий и треугольный, как зуб белой акулы, он прекрасно справлялся с мясом.

– Тебе сырого, среднего или прожаренного? – последовал вопрос.

– Все равно. – Джон-Том с трудом удерживал во рту слюнки. Мадж отхватил два солидных круглых ломтя мяса, передал один из них своему спутнику.

Они безмятежно ели – насколько это возможно, если обходишься одними пальцами. Джон-Том старался не запачкать свою новенькую одежду. Выдр же и не думал об опрятности; с мохнатого подбородка на жилет капал жир, впитывавшийся мехом и тканью.

Они уже успели наполовину насытиться, когда расслабившийся Джон-Том подметил, что от длинного хребта, пронизывающего поджарку, разбегаются в стороны тонкие гнутые косточки, сходящиеся концами, как ножки кронциркуля.

– Мадж, а чье это мясо?

– Невкусное, что ли, приятель? – удивился Мадж с полным ртом овощей.

– Великолепное, только вкус незнакомый. Это не говядина, так ведь?

– Говядина? Коровье мясо, что ли? – Мадж качнул головой. – Можа, они и не красавцы, только и мы не каннибалы, нет, приятель. – Он со вкусом пожевал. – Нет, конечно, это не королевская змея, а питон. Похоже, что сетчатый.

Чудесно. Если вкусно, так чего привередничать, подумал Джон-Том. Причин для этого нет. Он никогда не понимал отвращения, испытываемого некоторыми людьми к мясу рептилий, правда, самому попробовать не довелось. В конце концов, мясо есть мясо… Мышечные волокна, и только.

Впрочем, змей такого размера лучше повстречать лишь в зажаренном виде у себя на столе.

Они как раз обгладывали последние позвонки, когда явился официант с тарелкой пухлых пирожных, сверху помазанных чем-то черным. Утоливший уже голод Джон-Том попробовал штучку и принялся уписывать их одно за другим. В противоположность внешнему виду, пирожные оказались легкими и воздушными, начинены они были медом и дроблеными орехами и посыпаны корицей.

Наконец он откинулся назад в низком кресле и принялся ковырять в зубах, отколупав для этого щепку от стола – как делали многие вокруг.

– Что ж, должно быть, денег у нас теперь не осталось, только так хорошо я давно уже не обедал.

– Угу, неплохо, – отозвался Мадж, уложивший коротенькие ноги на стол – каблуками прямо в тарелку с пирожными.

Где-то заиграл оркестр – что-то легкое и вместе с тем бравурное. Джон-Том профессионально заинтересовался.

Он не видел музыкантов, поэтому пришлось ограничиться слухом. В оркестре были один или два струнных инструмента, барабан, колокольчики и парочка странно глуховатых флейт.

Мадж склонился к нему через стол с серьезным и дружелюбным выражением на физиономии и положил лапу на ладонь Джон-Тома.

– Вот чего, друг, не хочу портить тебе удовольствие, тока у нас есть о чем еще поговорить. Клотагорб велел мне приглядывать за тобой, стало быть, я обязан сделать все до конца. Ежели ты собрался так кушать каждый день, значит, надо придумать, как тебе на жисть зарабатывать, а?