Книга Троецарствие онлайн - страница 9

Глава восьмая

в которой повествуется о том, как Ван Юнь придумал план «цепи», и о том, как Дун Чжо разбушевался в беседке Феникса

Сунь Цзянь погиб, сыновья его молоды, – сказал Куай Лян, – воспользуйтесь их слабостью и нападайте немедленно. Цзяндун можно взять с одного удара. Не давайте им накопить силы, это грозит бедствиями Цзинчжоу.

– Мой военачальник Хуан Цзу у них в лагере, как я могу оставить его? – возразил Лю Бяо.

– Разве не стоит отказаться от этого разини Хуан Цзу, чтобы взять Цзяндун?

– Мы с Хуан Цзу большие друзья, и было бы нечестно поступить так, – заявил Лю Бяо.

Он согласился обменять тело Сунь Цзяня на Хуан Цзу, и Хуань Кай уехал обратно. Сунь Цэ освободил Хуан Цзу и, получив дорогой ему гроб, возвратился в Цзяндун, где с почетом похоронил отца у истоков реки Цюйэ.

Сунь Цэ решил собрать вокруг себя мудрецов и ученых, он был очень милостив к тем, кто честно служил ему, и вскоре со всех сторон к нему стали стекаться самые выдающиеся люди.

Дун Чжо в это время находился в Чанане; узнав о том, что Сунь Цзянь погиб, он воскликнул:

– Я избавился от недуга, который подтачивал мое сердце! – и, обратившись к окружающим, как бы невзначай спросил: – Сколько лет сыну Сунь Цзяня?

– Семнадцать, – сказал кто-то, и Дун Чжо перестал о нем думать.

С тех пор Дун Чжо еще более возомнил о себе и стал буйствовать безудержно. Он присвоил себе титул шан-фу^[12] и во всем старался подражать Сыну неба. Он пожаловал своему младшему брату Дун Миню высокий военный чин и титул Хуского хоу, а племяннику Дун Хуану – звание ши-чжуна и начальника дворцовых войск. Все остальные из рода Дун независимо от их возраста получили титулы хоу.

В двухстах пятидесяти ли от Чананя Дун Чжо заложил крепость Мэйу, на строительство которой согнали двести пятьдесят тысяч крестьян. Стены крепости по высоте и толщине не уступали чананьским. В Мэйу были дворцы и склады с запасами провианта на двадцать лет. Дун Чжо выбрал восемьсот молодых и красивых девушек из народа, нарядил их в золото и парчу, украсил жемчугами и яшмой, и вместе с семьями поселил во дворце. В Чанань Дун Чжо наезжал один-два раза в месяц. Сановники выходили встречать и провожать его за стены дворца. Дун Чжо раскидывал тут шатер и устраивал пиры.

Однажды во время такого пира доложили, что прибыло несколько сот воинов, добровольно сдавшихся в плен при усмирении северных земель. Сидя за столом, Дун Чжо придумывал казни для них. Он приказывал отрубать им руки и ноги, выкалывать глаза, отрезать языки, варить в большом котле. Вопли истязаемых жертв потрясали небо. Придворные ежились от страха, а Дун Чжо пил, ел, беседовал и смеялся как ни в чем не бывало.

В другой раз Дун Чжо собрал сановников на дворцовой башне и усадил их около себя в два ряда. Когда чаша с вином обошла несколько кругов, вошел Люй Бу и что-то шепнул Дун Чжо на ухо.

– Вот оно что! – с усмешкой воскликнул Дун Чжо и приказал Люй Бу схватить сидевшего на цыновке сы-куна Чжан Вэня и сбросить с башни вниз.

Сановники изменились в лице. Через несколько минут слуга на красном блюде принес голову Чжан Вэня. У присутствовавших душа ушла в пятки, а Дун Чжо, улыбаясь, сказал:

– Не пугайтесь! Чжан Вэнь связался с Юань Шу, чтобы погубить меня. Он послал к нему человека с письмом, но оно случайно попало в руки моего названого сына Люй Бу. Вот почему я казнил Чжан Вэня. Вам же нечего бояться, если на то нет причин.

Чиновники, почтительно поддакивая, разошлись.

Сы-ту Ван Юнь, возвратившись домой, стал размышлять над тем, что произошло во время пира, и не находил себе покоя.

Глубокой ночью, опираясь на посох, Ван Юнь вышел в сад. Ярко светила луна. Ван Юнь подошел к цветам и, обратив лицо к небу, заплакал. Тут ему послышалось, что кто-то протяжно вздыхает возле беседки Пиона. Ван Юнь потихоньку подкрался и увидел свою домашнюю певицу Дяо Шань. Девушка эта, с малых лет взятая в дом Ван Юня, была обучена пению и танцам. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, и она была так изумительно красива и искусна, что ее прозвали «Цикадой». Ван Юнь обращался с нею, как с родной дочерью. Услышав ее вздохи в эту ночь, он с удивлением спросил:

– Послушай, негодница, не завела ли ты шашни с кем-нибудь?

Дяо Шань испугалась и, упав на колени, воскликнула:

– Смею ли я смотреть на кого-нибудь!

– Чего же ты тогда вздыхаешь по ночам?

– Позвольте мне рассказать вам все от чистого сердца, – вымолвила Дяо Шань.

– Не скрывай от меня ничего, ты должна говорить мне только правду, – ответил Ван Юнь.

– Вы всегда были милостивы ко мне, – начала Дяо Шань. – Вы научили меня петь и танцевать и обращались со мной так хорошо, что если бы даже я умерла ради вас, и то я не отплатила бы и за десятую долю ваших благодеяний. С недавних пор я стала замечать, что вы, господин мой, сурово хмурите брови. Причиной тому, наверно, какое-то государственное дело, и я не осмеливаюсь спрашивать. Вот и сегодня вы опять чем-то озабочены. Я вижу это и потому вздыхаю. Если бы я могла вам чем-нибудь помочь, поверьте, я не пожалела бы своей жизни.

– Кто знает! – воскликнул Ван Юнь, стукнув посохом о землю. – Может быть, судьба Поднебесной в твоих руках? Идем-ка со мной!

Дяо Шань последовала за Ван Юнем в его покои. Отослав всех служанок и наложниц, Ван Юнь усадил Дяо Шань на цыновку и почтительно поклонился ей.

– Зачем вы это делаете? – испуганно вскричала Дяо Шань, падая перед ним ниц.

– Сжалься над людьми Поднебесной! – промолвил Ван Юнь, и слезы ручьем хлынули из его глаз.

– По вашему приказанию я готова десять тысяч раз умереть, – отвечала Дяо Шань.

– Народ наш на краю гибели, – продолжал Ван Юнь, опускаясь на колени. – Связь между Сыном неба и подданными так же непрочна, как груда яиц, – тронь ее, и она развалится. Дун Чжо посягает на императорскую власть, придворные не знают, как уберечь от него трон. Никто, кроме тебя, не спасет положение! У Дун Чжо есть приемный сын по имени Люй Бу. Он высокомерен и храбр необыкновенно. Но мне известно, что оба они питают слабость к женскому полу, и я придумал план «цепи». Вот что от тебя требуется. Сначала я просватаю тебя за Люй Бу, а потом отдам Дун Чжо. Находясь в его дворце, ты должна использовать каждый удобный случай, чтобы посеять между ними смертельную вражду. Ты должна добиться, чтобы Люй Бу убил Дун Чжо. Этим ты поможешь избавиться от злодея и укрепить государство. Все это в твоих силах. Не знаю, согласишься ли ты.

– Отдавайте меня им хоть сейчас, – не колеблясь, заявила Дяо Шань. – А там уж я придумаю, как действовать.

– Но если тайна раскроется, мы все погибнем, – сказал Ван Юнь.

– Не печальтесь, господин мой, – повторила Дяо Шань. – Пусть я умру под ударами десяти тысяч мечей, если не исполню своего великого долга!

Ван Юнь поклонился ей с благодарностью.

На другой день он приказал искуснейшему ювелиру сделать головной убор из бесценных жемчужин и тайно отослал его Люй Бу. Вскоре польщенный Люй Бу явился к Ван Юню с изъявлениями благодарности. А Ван Юнь в ожидании этого уж приготовил на красиво убранном столе самые богатые яства. Он встретил гостя у ворот, ввел во внутренний зал своего дома и усадил на почетное место.

– Я простой воин, – сказал Люй Бу, – а вы высокое лицо при дворе. Чем я заслужил такое уважение?

– Во всей Поднебесной нет сейчас героя, подобного вам! – воскликнул Ван Юнь. – Я почитаю вас не за ваше положение, а за ваши достоинства!

Продолжая превозносить таланты Люй Бу и расхваливая Дун Чжо, Ван Юнь щедро угощал гостя и непрерывно подливал ему вина. Люй Бу радостно смеялся и пил. Ван Юнь отослал всех приближенных, кроме нескольких служанок, подносивших вино, и сказал:

– Позовите мое дитя!

Вскоре две служанки ввели Дяо Шань, необыкновенно прелестную и обаятельную, и сами удалились.

– Кто это? – спросил пораженный Люй Бу.

– Эта девушка – Дяо Шань, – сказал Ван Юнь. – Из уважения к вам и зная, как вы добры, я пригласил ее сюда.

Когда Дяо Шань по приказанию Ван Юня поднесла Люй Бу кубок вина, оба они взглянули друг на друга. А Ван Юнь, притворяясь пьяным, говорил:

– Девушка просит вас выпить! Как знать, может быть вся семья наша будет зависеть от вас!

Люй Бу просил Дяо Шань сесть, но та сделала вид, что хочет уйти.

– Дитя мое, ведь это мой лучший друг, – сказал Ван Юнь. – Ты можешь побыть с нами, в этом нет ничего плохого.

Тогда Дяо Шань присела рядом с Ван Юнем. Люй Бу смотрел на нее, не сводя глаз. Когда он осушил еще несколько кубков, Ван Юнь сказал:

– Я хочу отдать вам эту девушку. Согласны ли вы принять ее?

– О! – вскричал Люй Бу, вскакивая с цыновки. – Я буду вечно вам благодарен! Всегда готов служить вам, как верный пес и добрый конь!

– Мы выберем счастливый день, и я пришлю ее к вам во дворец, – пообещал Ван Юнь.

Словно зачарованный, смотрел Люй Бу на Дяо Шань, и она тоже бросала на него выразительные взгляды.

– Час уже поздний. Я попросил бы вас остаться у меня ночевать, – произнес Ван Юнь, – но боюсь, как бы тай-ши Дун Чжо не подумал чего-нибудь дурного.

Люй Бу поблагодарил Ван Юня и, кланяясь, удалился.

Прошло несколько дней. Ван Юнь зашел во дворец и, воспользовавшись отсутствием Люй Бу, склонился перед Дун Чжо до земли и молвил:

– Почтительнейше кланяюсь и прошу вас ко мне на обед. Не смею спрашивать, каково будет ваше решение.

– Раз вы приглашаете меня, я буду непременно! – отвечал Дун Чжо.

Ван Юнь с благодарностью поклонился и возвратился домой. Он поставил стол в парадном зале и приготовил все лучшие яства, какие только существуют в Поднебесной. Узорчатые коврики устилали полы, везде были развешаны красивые занавесы.

На другой день около полудня приехал Дун Чжо. Ван Юнь в полном придворном одеянии вышел ему навстречу и поклонился дважды. Дун Чжо вышел из коляски и, окруженный сотней своих латников, направился в дом. У входа в зал Ван Юнь опять дважды поклонился. Дун Чжо уселся на возвышении и указал хозяину место рядом.

– Высоки ваши добродетели, господин тай-ши! – воскликнул Ван Юнь. – Даже И Инь и Чжоу-гун не смогли бы подняться до них!

Дун Чжо ухмылялся, чрезвычайно довольный. Внесли вино, заиграла музыка. Ван Юнь льстил гостю без всякой меры. Поздно вечером, когда вино сделало свое дело, Ван Юнь пригласил Дун Чжо во внутренние покои. Дун Чжо отослал охрану, а Ван Юнь, поднеся ему кубок, сказал так:

– С малых лет я изучал астрологию и по ночам наблюдаю небесные явления. Судьба Хань уже свершилась! Ныне слава о ваших подвигах гремит по всей Поднебесной, как гремит слава Шуня, который наследовал Яо, и как слава Юя^[13], продолжавшего дело Шуня, сообразуясь с волей неба и желаниями людей.

– Э, да ты перехватил! Где уж мне с ними равняться! – воскликнул Дун Чжо.

– Разве я преувеличиваю? Ведь говорили же древние: «Идущие по правильному пути уничтожают сбившихся с него, и не имеющие добродетелей уступают место обладающим ими».

– Если по воле неба власть действительно перейдет ко мне, то быть тебе моим первым сподвижником!

Ван Юнь поблагодарил глубоким поклоном. В зале зажгли разноцветные свечи. Все слуги удалились, кроме прислужниц, подававших вина и яства.

– Музыка, которую вы только что слушали, недостойна услаждать вас, – сказал Ван Юнь. – Но есть у меня одна танцовщица, и я осмелюсь обратить на нее ваше внимание.

– Прекрасно! – отозвался Дун Чжо.

Ван Юнь приказал опустить прозрачный занавес. Послышались звуки бамбуковых свирелей. В сопровождении служанок явилась Дяо Шань и стала танцевать по ту сторону занавеса.

Потомки воспели Дяо Шань в таких стихах:

 
Как испуганный лебедь, изгибающий трепетный стан,
Чтоб взлететь над землею и на озере встретить весну, —
Так красавица эта – украшенье дворца Чжаоян.
Взмах – и вихрем кружатся разноцветные ткани одежд.
Словно лотос лянчжоуский – снежно-белые ножки ее.
А во взорах придворных – отраженье любви и надежд.
 

Сложили о ней еще и другие стихи:

 
Вот, все ускоряя свой бег, под щелканье кастаньет,
Как ласточка, в зал расписной красавица быстро влетает.
Крылатые брови ее – веселым гулякам на зависть,
А свет молодого лица и старцев за сердце хватает.
Улыбки такой не купить за все драгоценности мира,
И стана такого стройней на свете не сыщется целом.
Окончился танец, и взгляд прощальный украдкою брошен.
О счастлив, кому суждено блаженство владеть ее телом!
 

Окончив танец, Дяо Шань по приказанию Дун Чжо вышла из-за занавеса. Приблизившись к Дун Чжо, она дважды низко поклонилась. Пораженный ее красотой, Дун Чжо спросил:

– Кто эта девушка?

– Это певица Дяо Шань.

– Так она не только танцует, но и поет?!

Ван Юнь велел Дяо Шань спеть под аккомпанемент тань-баня^[14].

Поистине:

 
Как зрелые вишни, ее приоткрытые губки,
И зубки под ними горят, как кусочки опала.
Язык ее острый похож на листочек гвоздики.
Казнить ее надо, чтоб важных мужей не смущала.
 

Дун Чжо восхищался безмерно. Приняв кубок из рук Дяо Шань, он спросил:

– Сколько тебе лет, девушка?

– Вашей служанке только два раза по восемь, – ответила Дяо Шань.

– Она восхитительна! – воскликнул Дун Чжо.

– Я хотел бы подарить эту девушку вам, – молвил Ван Юнь, вставая. – Не смею спрашивать, согласитесь ли вы принять ее.

– Как мне отблагодарить за такую щедрость? – произнес Дун Чжо.

– Если вы возьмете ее к себе в служанки, это будет величайшим счастьем в ее жизни, – отвечал Ван Юнь.

Затем он приказал подать закрытую коляску и лично проводил Дун Чжо и Дяо Шань во дворец. Там он откланялся, сел на своего коня и отправился домой.Но не проехал он и полпути, как увидел два ряда красных фонарей, освещавших дорогу: это ехал Люй Бу на коне с алебардой в руках. Он остановился и, поймав Ван Юня за рукав, сердито произнес:

– Вы обещали отдать Дяо Шань мне, а теперь отправили ее к тай-ши. Вы подшутили надо мной!

– Здесь не место для таких разговоров, – перебил его Ван Юнь. – Прошу вас зайти ко мне.

У себя дома после приветственных церемоний он спросил Люй Бу:

– В чем вы упрекаете меня, старика?

– Люди сказали мне, что вы тайком отослали Дяо Шань во дворец тай-ши, – отвечал Люй Бу. – Что это значит?

– Вы неправильно поняли! – воскликнул Ван Юнь. – Вчера во дворце тай-ши сказал мне, что собирается посетить меня по делу. В его честь я устроил пир, и он во время пиршества заявил мне: «Я слышал, что у тебя есть девушка по имени Дяо Шань, которую ты обещал отдать моему сыну Люй Бу. Я решил проверить, не пустые ли это слухи, и кстати взглянуть на нее». Я не осмелился ослушаться и позвал Дяо Шань. Она вошла и поклонилась князю князей. «Сегодня счастливый день, – сказал тай-ши, – я возьму эту девушку с собой и обручу ее с моим сыном». Судите сами, мог ли я отказать всесильному?

– Вы ни в чем не виноваты, – произнес Люй Бу. – Я действительно неправильно понял. Приношу вам свои извинения.

– У девушки есть приданое, – добавил Ван Юнь. – Когда она перейдет в ваш дворец, я пришлю его.

Люй Бу поблагодарил и ушел. На другой день он отправился во дворец Дун Чжо разведать, что там делается, но ничего не узнал. Тогда он вошел во внутренние покои и стал расспрашивать служанок.

– Вчера вечером тай-ши лег в постель со своей новой наложницей, – сообщили ему служанки, – и до сих пор еще не вставал.

Люй Бу пришел в бешенство и прокрался под окна спальни. В это время Дяо Шань причесывалась, стоя у окна. Вдруг она заметила в пруду отражение высокого человека, на голове которого была шапка с перьями. Узнав Люй Бу, Дяо Шань скорбно сдвинула брови и стала вытирать глаза своим благоухающим платочком. Люй Бу долго наблюдал за ней, затем отошел и вскоре появился в доме. Дун Чжо сидел в приемном зале. Увидев Люй Бу, он спросил:

– Все благополучно?

– Да, – ответил Люй Бу.

Он стал рядом с Дун Чжо и, оглядевшись, заметил за узорчатым занавесом Дяо Шань, украдкой бросавшую на него нежные взгляды. Люй Бу впал в смятение. Дун Чжо заметил это, и в его душу закралось ревнивое подозрение.

– Если у тебя нет никаких дел ко мне, можешь идти, – сказал он.

Люй Бу вышел быстрыми шагами.

Больше месяца Дун Чжо предавался наслаждениям, забросив все дела. Когда он заболел, Дяо Шань не отходила от него ни на шаг, стараясь во всем угодить ему.

Однажды Люй Бу пришел справиться о здоровье отца. Дун Чжо в это время спал. Дяо Шань молча смотрела на Люй Бу из-за спинки кровати, прижимая одну руку к сердцу, а другой указывая на Дун Чжо; слезы струились у нее из глаз. Люй Бу чувствовал, что сердце у него разрывается на части.

Дун Чжо приоткрыл глаза и, проследив за взглядом Люй Бу, повернулся и увидел Дяо Шань.

– Как ты смеешь обольщать мою любимую наложницу! – гневно крикнул Дун Чжо.

Он приказал слугам вывести Люй Бу и отныне не впускать его во внутренние покои. Жестоко оскорбленный, Люй Бу, возвращаясь к себе домой, встретил по дороге Ли Жу и рассказал ему обо всем. Ли Жу поспешил к Дун Чжо и сказал ему так:

– Вы хотите завладеть Поднебесной, зачем же из-за малого проступка вы так обидели Люй Бу? Ведь если он отвернется от вас – одному вам великое дело совершить не удастся.

– Как же быть? – спросил Дун Чжо.

– Позовите его завтра утром, – посоветовал Ли Жу, – одарите золотом и тканями, успокойте добрым словом, и все будет хорошо.

Дун Чжо последовал его совету. Люй Бу явился во дворец, и Дун Чжо сказал ему:

– Третьего дня я плохо себя чувствовал и необдуманно обидел тебя. Забудь об этом.

Он тут же подарил Люй Бу десять цзиней золота и двадцать кусков парчи. Люй Бу вернулся домой исполненный благодарности к Дун Чжо, но сердцем его теперь владела Дяо Шань.

Оправившись от болезни, Дун Чжо явился в императорский дворец на совет. Люй Бу следовал за ним с алебардой. Воспользовавшись тем, что Дун Чжо вступил в беседу с императором Сянь-ди, Люй Бу вышел из дворца, вскочил на коня и поскакал к Дун Чжо. Привязав коня перед дворцом, он с алебардой в руке вошел во внутренние покои и отыскал Дяо Шань.

– Идите в сад и ждите меня возле беседки Феникса, – сказала она.

Люй Бу ждал довольно долго, и, наконец, появилась Дяо Шань. Она приближалась, словно маленькая волшебница из дворца Луны, раздвигая цветы и подымая ивовые ветви. Вся в слезах, она сказала Люй Бу:

– Хоть я и не родная дочь сы-ту Ван Юня, но он обращался со мной, как с родной. Когда я увидела вас, мне захотелось служить вам. Это было единственным моим желанием. Но кто думал, что у тай-ши может возникнуть низкое желание опозорить меня! Я страдала, но откладывала день своей смерти, чтобы открыть вам всю правду. Теперь вы знаете все! Тело мое опозорено и не может служить герою. Я хочу только одного: умереть на ваших глазах и этим доказать вам свою верность.

Сказав так, она ухватилась руками за ограду, чтобы прыгнуть в заросший лотосами пруд. Люй Бу подхватил ее и со слезами в голосе вскричал:

– Я давно догадываюсь о твоем чувстве, но, к несчастью, мы не могли поговорить!

– Раз в этой жизни мне не суждено стать вашей женой, – прошептала Дяо Шань, отстраняясь от Люй Бу, – я хотела бы соединиться с вами в том мире.

– Если я не женюсь на тебе, я не достоин быть героем! – вскричал Люй Бу.

– Для меня дни тянутся, как годы, – лепетала Дяо Шань. – Умоляю, сжальтесь надо мной, спасите меня!

– Сейчас я не могу остаться, – сказал Люй Бу. – Мне надо торопиться. Боюсь, что старый злодей хватится меня.

– Если вы так боитесь его, – жалобно проговорила Дяо Шань, цепляясь за одежду Люй Бу, – я больше никогда не увижу восхода солнца!

– Дай мне время подумать! – прервал ее Люй Бу. С этими словами он взял алебарду и собрался идти.

– Прежде я слышала, что слава ваша подобна грому, и считала вас первым человеком в мире. Кто бы мог допустить, что вы повинуетесь власти другого! – вскричала Дяо Шань, и слезы градом покатились у нее из глаз.

Краска стыда разлилась по лицу Люй Бу. Он снова отставил алебарду и обнял Дяо Шань, стараясь утешить ее ласковыми словами. Так стояли они обнявшись, не будучи в силах расстаться.

Тем временем Дун Чжо, заметив исчезновение Люй Бу, заподозрил недоброе. Поспешно откланявшись, он сел в коляску и вернулся домой. Увидав привязанного перед домом коня, Дун Чжо спросил у привратника, где Люй Бу, и тот ответил:

– Ваш сын вошел во внутренние покои.

Дун Чжо проследовал туда, но никого там не нашел. Он позвал Дяо Шань, но и та не откликнулась.

– Дяо Шань в саду ухаживает за цветами, – сказала ему служанка.

Дун Чжо прошел в сад и возле беседки Феникса увидел Дяо Шань в объятиях Люй Бу; алебарда его стояла рядом.

Дун Чжо закричал; Люй Бу мгновенно обратился в бегство. Дун Чжо схватил алебарду и бросился за ним. Люй Бу летел, как стрела, и тучный Дун Чжо не мог догнать его. Он метнул в беглеца алебарду, но тот отбил ее на лету. Пока Дун Чжо подбирал оружие и снова бросился в погоню, Люй Бу уже был далеко. А когда Дун Чжо выбежал из ворот сада, кто-то попался ему навстречу и так столкнулся с ним грудью, что Дун Чжо упал на землю.

Поистине:

 
На тысячу чжанов взлетел к небесам его гнев,
Но тушей тяжелой он грохнулся, отяжелев.
 

Кто сбил с ног Дун Чжо, вы узнаете в следующей главе.