Книга Тайна полтергейста онлайн - страница 3

Глава 3

Просторное помещение в виде цилиндра. Сводчатый потолок. Часть стены занята стеллажами с книгами. Слева и справа от стеллажей – несколько картин, удивительных, чудесных и необычных одновременно. Пара глубоких кресел да небольшой журнальный столик под изящным торшером. Тяжелые бархатные портьеры. Помещение заливал мягкий голубоватый свет. Нежные, чуть слышные звуки, напоминающие музыку, навевали сон.

В одном из кресел сидел командир звездолета. Он лениво листал какой-то красочный журнал.

– Добро пожаловать! – отложив журнал, сказал он и приветливо улыбнулся. – Чувствуйте себя здесь как дома.

И тут меня прорвало.

– Вы террорист! – завизжал я фальцетом. – Вы мафиози! Такие, как вы убили Альдо Море и Улофа Пальме! А Кеннеди? Зачем вы убили Кеннеди?

Далее я понес такую чепуху, что всякий нормальный человек не выдержал бы и минуты, но командир слушал и лишь вежливо улыбался.

Выговорившись, я рухнул в кресло и вытер со лба пот.

Командир встал, подошел к стене и раздвинул портьеры.

– А теперь, любезнейший Николай Николаевич, соблаговолите взглянуть сюда.

За толстыми стеклами иллюминатора среди черной бездонной пустоты светился голубой шар.

– Что это? – почему-то шепотом спросил я.

– Ваша Земля, – ответил командир, снова уселся в кресло и взял журнал.

Я бросился к иллюминатору. Да, это действительно была Земля. Я узнал бы ее, наверное, среди тысячи других таких же шариков, узнал не глазами, а сердцем. Я ощутил, как невидимая нить, связывающая меня с чем-то родным и дорогим, натянулась и вот-вот оборвется… Голубой шар заметно уменьшался.

«Значит, все это не сон!..»

– Конечно, не сон! – подхватил мою мысль инопланетянин. – Теперь вы, Николай Николаевич, надеюсь, поняли: никакие мы не террористы…

– Самые настоящие террористы! Космические террористы! Вы похищаете людей Не удивлюсь, если вы продаете их в рабство на соседние планеты. Не на Марс ли вы меня везете, черт побери?..

– Марс уже позади. Смотрите, вся ваша Солнечная система давно растаяла в бесконечности… Николай Николаевич, давайте поговорим серьезно. – Тон командира стал суровым. – Наша встреча не случайна. Я прилетал именно за вами. Именно вас мне было приказано доставить на нашу планету. Теперь могу признаться: свое согласие на этот полет я дал слишком поспешно. Не думал, что придется вступать в конфликт с совестью. Душой я на вашей стороне, хотя не в состоянии понять, почему вы противитесь столь редкой, пожалуй единственной в вашей жизни, возможности посетить чужую планету. Ну да бог с ней, с возможностью. Уговаривать вас больше не буду, это бессмысленно. Ваши доводы меня не убедили и не убедят, так же как и мои вас. Давайте останемся каждый при своем мнении, тем более что наши судьбы вершит Совет. Его сила и мысль движут этим звездолетом, а я всего лишь исполнитель его воли. Приказ должен быть выполнен. Во что бы то ни стало. Я человек долга. Простите меня…

Командир поднялся с кресла и подошел к иллюминатору.

– Я ведь звездный разведчик, а не боевик из группы захвата, – произнес он тихо, глядя в бездонную тьму. – Нет, я больше не соглашусь на подобные авантюры. Хватит! Третья сотня на исходе… Не так я представлял себе нашу встречу, совсем не так. Не думал, что придется применять к вам силу… Еще раз простите меня.

Я смутился.

– Ну, будет вам, – проворчал я сочувственно. – Что ж, я понимаю… Приказ… Сам в армии служил… Святое дело…

– Вы правда не сердитесь? – обрадовался командир, порывисто схватив меня за руку. – Клянусь, вы не пожалеете об этом полете!

– Нет, почему же, верю, – пробормотал я. – Да и ничего другого не остается…

– Вот и отлично! Верьте! Верьте, Николай Николаевич! Прекрасно проведете время! А пока я расскажу вам кое-что о нашей планете.

– Валяйте – Я устало махнул рукой и плюхнулся в кресло. Я сдался А что еще оставалось делать?..

– Итак, – начал командир, устроившись в кресле напротив меня, – мы обитаем на далекой планете, которая вашей науке еще неизвестна…

Более часа сначала рассеянно, а потом все более и более увлекаясь, я слушал его. О своей планете, которую звездолетчик называл Большим Колесом, он говорил с упоением и гордостью.

Земля и Большое Колесо почти ничем не отличаются друг от друга. Их радиус, масса, химический состав практически одинаковы.

– И в этом нет ничего удивительного, дорогой Николай Николаевич. Наши звездные системы имеют одинаковую структуру. Они похожи, как единоутробные близнецы. Наше Солнце имеет девять планет, и Большое Колесо, так же как и ваша Земля, вращается по третьей от центра орбите. Наш год равен вашему, наши сутки – вашим суткам. Ну а теперь скажите, дорогой Николай Николаевич, почему наши планеты, столь похожие с точки зрения астрономической науки, должны отличаться по другим параметрам? Не знаете? Так я вам отвечу. Не только не должны отличаться, они обязаны быть одинаковыми. Вселенная создала совершенно одинаковые предпосылки, например, для возникновения жизни на наших планетах, значит, сама жизнь, ее формы, темпы развития, разум, наконец, должны быть если не идентичными, то близкими к этому. А почему? Ведь одни и те же причины вызывают одинаковые следствия, не так ли? А отсутствие у нас бровей или, скажем, подбородка – это вольность художника, коим является Природа. Мелких отличий у нас множество, но в общем мы похожи…

Дверь бесшумно ушла в стену, и на пороге возник высокий человек в синем комбинезоне. Он был молод, черноволос и широкоплеч, глаза его светились лукавством.

Командир устремил на вошедшего гневный взгляд и не отрывал его с полминуты, лишь высокий лоб его порой хмурился, да пальцы нервно выбивали дробь по пластиковой поверхности столика. Молодой инопланетянин стоял, смущенно потупившись, изредка вскидывал на командира виноватые глаза. Но вот обмен взглядами окончился, командир кивнул, и молодой человек удалился.

– Вот он, голубчик! Тот самый бортинженер, о котором я вам говорил. Я его пропесочил, долго помнить будет

– Пропесочили? Как? – удивился я.

Командир снисходительно улыбнулся.

– Николай Николаевич, вы, право, как ребенок. Думаете, две тысячи лет, которые нас разделяют, – так, пустой звук? Вы за последние сто—двести лет вон что успели сделать. Паровой, затем бензиновый двигатель. Электричество. Теория Дарвина. Как далеко шагнула ваша наука! Генетика, электроника, кибернетика, космос – сейчас в этом каждый школьник разбирается. А ведь научно-технический прогресс все ускоряется. Ни один ваш писатель-фантаст даже вообразить себе не может, что будет на Земле через две тысячи лет. Просто не хватит фантазии, настолько вы еще примитивно мыслите. А ведь мы «обогнали» вас именно на такой срок. Мы – это вы через две тысячи лет. Так неужели вы, уважаемый Николай Николаевич, думаете, что наша наука, на несколько порядков превосходящая вашу, не создала более совершенного способа общения, нежели обыкновенная человеческая речь? Ведь речь имеет массу недостатков, затрудняющих и замедляющих обмен информацией. Взять, к примеру, языковой барьер. Или трудность общения между людьми разного интеллектуального уровня, словарный запас которых во многом различен. Ведь что такое человеческая речь? Набор слов. А что такое слова? Символы, эквиваленты, с помощью которых человек пытается обозначить весь набор образов, мыслей, чувств и их оттенков, каких-то абстрактных понятий, заложенных тем или иным способом в его мозг. Но ведь слова не передают и десятой доли того, что хочешь выразить. Так не лучше ли отказаться от слов и передавать информацию напрямую, из мозга в мозг? Ведь тогда гарантируется полная достоверность информации, передаваемой одним собеседником другому. В вашем другому. В вашем мозгу воспроизводится именно тот образ, который я хотел бы вам передать.

– Но это же гипноз! – воскликнул я.

– Отнюдь. Гипноз предполагает подчинение воли одного человека воле другого. А в нашем случае – обыкновенная передача мысли на расстояние. Мозг – одновременно приемник и передатчик информации. Он и у вас, землян, выполняет те же функции, но обмен информацией происходит посредством ушей и речевого аппарата. Мы же осуществляем этот процесс с помощью специальных рецепторов. Они, кстати, есть и у вас, да вы не умеете ими пользоваться. Так вот, дорогой Николай Николаевич, на нашей планете уже более восьмисот лет пользуются этим необычным для вас способом общения. Наши ученые решили привить всем способность принимать и передавать мысли без слов. Начинали с обучения детей чуть ли не с рождения. Часто случалось так, что ребенок понимал и произносил слова позже, чем напрямую общался с мозгом родителей. Через несколько поколений способность эта стала наследственной, отпала необходимость учить людей такому способу общения. У вас он, кажется, называется телепатией? Значение человеческой речи заметно уменьшилось. Люди замолчали, количество книг сократилось, театры и кинозалы опустели, телевизоры вообще перестали включать. Дело в том, что науке удалось разработать некое устройство, записывающее мысли, ну, скажем, на магнитную ленту и передающее их по проводам. Включаешь утром аппарат, а оттуда бесшумно потоком льются мысли, хотя бы того же диктора, и рождаются в твоем мозгу одна картина за другой. Ты «видишь» так же отчетливо, как если бы сам побывал, например, на уборке урожая или присутствовал при запуске космического корабля. Хочешь – включи магнитофон! Поставил кассету с записью книги, и все ее содержимое как бы перекачивается в твой мозг. Разумеется, разговаривать мы не разучились, и книги у нас сохранились. Конечно же, слова, эти кирпичики речи, совершенно упразднить нельзя, хотя на первых порах и предпринимались подобные попытки. Подчас слова незаменимы. Так, в большом городе без указателей и соответствующих надписей ориентироваться просто невозможно. Но из повседневного общения между людьми слова почти совершенно исчезли… Я вас не утомил, Николай Николаевич?

– Нет, нет! Что вы! Продолжайте, это очень интересно.

Командир улыбнулся.

– И все же я вас утомил. Вы ведь голодны, не так ли? Можете не отвечать, я и так знаю.

Он был трижды прав: я был голоден как волк.

– Да я вообще-то не прочь…

– Да вы не стесняйтесь, Николай Николаевич! Кухня у нас отменная! Любопытно небось отведать, что едят представители иной цивилизации? Пойдемте в ресторан, заодно осмотрите наш звездолет. Ведь вам как инженеру это наверняка будет интересно.

Дверь бесшумно отворилась, и командир звездолета повел меня по длинным коридорам, чем-то напомнившим мне родной НИИ. Я осознал наконец всю неординарность ситуации, и любопытство взяло верх над всеми остальными чувствами. Новый знакомый водил меня по кораблю, обстоятельно рассказывая об устройстве различных механизмов и приборов. Коридоры, лестницы, лифты, многоместные каюты обслуживающего персонала… Я подметил, что большую часть звездолета занимали помещения для отдыха экипажа. Помимо комфортабельных персональных кают, я увидел просторную библиотеку, кинозал, парк-оранжерею, плавательный бассейн.

– Досугу у нас уделено особое внимание, – сказал командир, читая мои мысли. – А как же иначе?! Ведь мы иногда годами не покидаем звездолет. Почти вся жизнь многих членов экипажа проходит здесь, в космосе. Взять хотя бы меня. Корабль – мой дом.

Я кивал, соглашаясь. И тут одна мысль вдруг пришла мне на ум.

– А как же невесомость? Она здесь совсем не чувствуется.

– Искусственная гравитация, – коротко ответил командир. – Это вы должны знать.

– Да, да, что-то такое слышал, – пробормотал я, хотя не имел понятия, что это за штука.

Мы двинулись дальше по коридору, освещаемому призрачным зеленоватым светом. Звук шагов глушили мягкие пластиковые ковры. Идти было легко и приятно. Пахло фиалками.

Корабль словно вымер.

– А где же люди?

Командир звездолета улыбнулся.

– Сейчас время обеда. Все в ресторане. Кстати, ждут нас.

Через минуту мы вошли в ресторан. В канделябрах горели свечи. Камин отбрасывал слабый свет на дубовые панели, покрывающие стены. На небольших столиках – изящные хрустальные вазы с голубыми розами…

Около двадцати человек, среди которых было и несколько женщин, молча ели. При нашем появлении все встали и склонили головы в вежливом поклоне. Командир обвел зал пристальным взглядом и громко произнес:

– Николай Николаевич Нерусский, первый человек с Земли, которому суждено посетить нашу планету. Прошу любить и жаловать. А это, – обратился он ко мне, обводя рукой зал, – наша команда.

– Они что, понимают по-русски? – удивился я. Командир усмехнулся.

– Они понимают мои мысли, а слова предназначены для вас…

Едва мы уселись, неведомо откуда выпорхнул официант и в мгновение ока уставил стол дымящимися кушаниями. Застучали вилки, экипаж продолжил прерванную трапезу. Никто, казалось, не обращал внимания на гостя с Земли.

– Угощайтесь, Николай Николаевич! Вам понравится. У нас отменные повара. Все из натуральных продуктов. Кстати, по части спиртного никаких запретов…

– А можно? – недоверчиво спросил я, почувствовав потребность промочить горло.

– Отчего же нет!

– А что у вас есть?

– Все! И наши напитки, и ваших, земных, хватает… Коньяк? Водка? А может, рейнвейн?

– Водки, пожалуйста. «Золотое кольцо»…если можно.

Как по мановению волшебной палочки, на столе возникла поллитровка со знакомой этикеткой.

– Московского розлива, – прокомментировал командир.

Обед был неземным и в прямом, и в переносном смысле. Никогда прежде я не ел с таким удовольствием.

– За наше знакомство! – провозгласил он, подняв рюмку с водкой. Я ответил тостом за дружбу всех планет и миров.

– Продолжим нашу беседу, – сказал командир после того, как мы несколько утолили голод. – Теперь вы, уважаемый Николай Николаевич, надеюсь, понимаете, каким образом я отчитал своего бортинженера? Вон он, кстати, сидит. Мне вовсе необязательно было терзать и его, и ваш слух не совсем благозвучными словосочетаниями. Еще по одной? Ваше здоровье!.. Понимаете, Николай Николаевич, если вы хотите скрыть свои мысли, стоит лишь заблокировать мозг обычным мысленным приказом – и никто уже не в состоянии будет проникнуть в тайники вашего сознания. Многие так и делают. И правильно. У нас хватает любопытных, получающих удовольствие от копания в.чужих мыслях… Ваше здоровье!..

Откуда-то сверху полились чарующие звуки, и мысли мои сразу приняли иное направление.

– Но, согласитесь… э-э… как вас… – начал было я, но запнулся.

– Какой же я осел! – хлопнул себя по лбу командир. – Я же не представился!.. Арнольд Иванович, – привстав, церемонно произнес он. – Ради бога извините, дражайший Николай Николаевич!

– Арнольд Иванович? Гм…

– Это земной аналог моего имени. Мое настоящее имя слишком сложно для вашего языка. Вообще-то у меня несколько имен, для каждой планеты, населенной разумными существами, – свое. Для вас я Арнольд Иванович… Так что вы хотели сказать мне?

– Согласитесь, Арнольд Иванович, человеческий голос может быть так прекрасен. У нас, на Земле, столько великолепных певцов. Они наша радость, наша гордость. А вы молчите, лишаете себя такой прелести! Голос помогает передать тончайшие интонации, оттенки настроения… Вы, рационалисты, ради выгоды забываете о прекрасном. Как красива речь поэта или оратора! Вы упомянули о языковом барьере. Однако и здесь вы правы лишь наполовину. Положим, я не знаю итальянского, но с каким удовольствием слушаю оперы Россини на его родном языке. Ваши слова напомнили мне бытовавшие в начале века рассуждения о том, что с появлением кинематографа отомрет театр, а фотография вытеснит живопись. И все же театр и живопись процветают. И будут существовать вечно. Это искусство, а искусство нужно и тем, кто его создает, и тем, для кого оно создается.

Арнольд Иванович захлопал в ладоши и рассмеялся.

– Браво, Николай Николаевич! Браво! Положили на обе лопатки. Вы правы, тысячу раз правы. Человеческий голос должен жить, в этом я с вами совершенно согласен. Были и у нас перегибы. Кое-кто ратовал за то, чтобы полностью упразднить живую речь как пережиток прошлого. Но восторжествовала точка зрения так называемых умеренных, совпадающая с вашей. Живая речь необходима как один из элементов эстетического воспитания человека. У нас есть и опера, и эстрада, и фольклор. В конце концов у нас поняли: нужно рациональное сочетание обеих форм общения, они должны не исключать, а дополнять друг друга… А вы молодец! – подмигнул Арнольд Иванович, раскрасневшийся от выпитого. – Прямо в точку попали… Еще по одной?..

Время шло. Я чувствовал себя великолепно, и сам не заметил, как закурил. Спохватившись, я хотел было загасить папиросу, но Арнольд Иванович остановил меня:

– Курите, курите. Я рад, что вы чувствуете себя здесь столь непринужденно. Теперь-то вы убедились, что я вам не враг?

Я кивнул.

– Я рад, что смог заслужить ваше доверие. Буду просто счастлив, если заслужу вашу дружбу.

Мы обменялись крепким рукопожатием. Мировым мужиком оказался этот Арнольд Иванович!

– Рукопожатие двух миров, – прокомментировал этот факт командир.

Обед подошел к концу. Члены экипажа начали покидать ресторан, молча кивая на ходу командиру и мне. Вскоре мы остались вдвоем. Арнольд Иванович широко зевнул и сказал:

– Мы в полете уже два с половиной часа. Через тридцать минут будем на месте.

– Так скоро?! – удивился я. Арнольд Иванович пожал плечами.

– Да в общем-то мы близкие соседи. Каких-нибудь двадцать парсеков.

– Сколько?!

– Мы ведь летим со сверхсветовой скоростью. Понимаете, что это значит?

– Н-нет… – пробормотал я.

– То-то. Ну что такое три часа? Пустяк. Для нас слетать на Землю – все равно, что для вас съездить в местную командировку. Все рассчитано по минутам, трасса изучена досконально, кораблем управляет автоматика… – Арнольд Иванович на мгновение задумался. – Помню, когда я сдавал экзамены на права пилота, мне достался учебный полет в Пятнадцатую галактику, к малоизученной планете с кристаллическими формами жизни. Целых четыре месяца в пути!.. Да-а, давненько это было… Э-эх, летит времечко…

Мой затуманенный алкоголем мозг соображал туго. Я замотал головой, пытаясь стряхнуть дурман. Сознание того, что я, старший инженер Нерусский Н.Н., опережая свет, несусь сквозь звездные миры навстречу неизвестности, леденило душу. Хорошее настроение мигом улетучилось.

– Опять вы за свое, – укоризненно покачал головой Арнольд Иванович. – Я же обещал вам: все будет хорошо. Или вы мне не верите?

– Я домой хочу, – жалобно, словно заблудившийся щенок, заскулил я.

– Да будете вы дома. Клянусь. Всему свое время.

Я тупо уставился в пустую тарелку. Командир порывисто поднялся.

– Вставайте! Пора собираться.

Через полчаса корабль плавно опустился на родной космодром.