Книга Драконья луна онлайн - страница 4

«А также женщине, которая была в отчаянии»

На расстоянии около полумили от Хаймост Рэдмэнхей, сразу за холмом Клинтон Хилл находится старый, заполненный водой карьер. Некоторые из его склонов представляют собой скальную породу, а остальные покрыты спускающимся к воде лесом. Там поскрипывает сломанная ветряная водокачка, заброшенная тропа ведет в никуда, теряется где-то в зарослях ежевики. При солнечном свете это просто эабытое, заброшенное место. Но после того, как погаснет закат, оно становится мрачным: мрачная темная вода плещется под нахмурившимися скалами, деревья толпой идут на водопой, водокачка презрительно скрипит – темная, никому не нужная, позеленевшая от времени.

– Но тут, по крайней мере, спокойно, – подумала Сьюзен, – а это уже кое-что.

Покоя не было на ферме с тех пор, как они вернулись, посетив Фундиндельв. Колин два дня все рассказывал и рассказывал, не в силах остановиться, а Моссоки, снедаемые тревогой за ребят, хранили тягостное молчание. Они не могли забыть, как дети совсем недавно странным образом были вовлечены в мир волшебства и чародейства, и это взаимопроникновение двух разных миров тревожило их не меньше, чем Каделлина.

И погода не радовала. Было очень тихо, очень сыро и как-то уж слишком тепло для начала зимы.

Однажды Сьюзен захотелось немножко побыть одной, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть душой от домашнего напряжения. После обеда она одна, без Колина отправилась к карьеру. Она долго стояла на краю нависшей над водой скалы, глубоко погруженная в разглядывание резвящихся в воде рыбешек. Понемножечку напряжение последних дней начинало проходить. Вдруг какой-то шорох заставил ее поднять глаза. На другой стороне карьера, у самой воды стоял маленький черный пони.

– Эй, кто ты такой? Что ты там делаешь? Пони тряхнул головой и всхрапнул.

– Ну, иди сюда!

Пони пристально поглядел на Сьюзен бархатными глазами, махнул хвостом, повернулся и скрылся за деревьями.

– Ну, как хочешь… Интересно, который теперь час? Сьюзен поднялась вверх по холму и приблизилась к распаханному полю. Она посвистела, подманивая пони, но никого не было видно.

– Ну, не хочешь – не надо… Ой!

Пони оказался у нее за спиной.

– Ну, как ты меня напугал. Куда ты бегал? Сьюзен ласково потрепала уши лошадке. Это, кажется, понравилось пони. Он поднял голову, положил ее Сьюзен на плечо и закрыл глаза.

– Тихо! Ты меня свалишь!

Она погладила пони, потом нехотя оттолкнула.

– Все. Мне пора идти. Я завтра снова приду. Пони потопал следом.

– Отстань. Тебе нельзя со мной.

Но пони все равно шел за ней, легонько поддевая ее головой и ласково покусывая ухо. Когда она подошла к заборчику и хотела перелезть через него на соседнее поле, пони вдруг встал между нею и забором и оттолкнул ее в сторону.

– Чего тебе? Толчок.

– Мне нечего тебе дать. Толчок.

– Ну что? Что? Снова толчок.

– Ты хочешь, чтобы я села верхом? Да? Ну, стой смирно. Хороший, хороший. Ну и длиннющая же у тебя спина. Стой! Стой!

В тот самый момент, как Сьюзен оказалась верхом, пони резко повернулся и в полный галоп поскакал назад, к карьеру. Сьюзен вцепилась в гриву обеими руками.

– Эй! Тпр-ру!

Они неслись прямо к колючей проволоке, которая огораживала скалу, нависшую над самым глубоким местом карьера.

– Нет! Не хочу! Стой!

Пони повернул голову и поглядел на Сьюзен. Его покрытые пеной губы скривились в ухмылке, глаза перестали быть бархатными, в середине черного зрачка мерцало красное пламя.

– Нет! – взвизгнула Сьюзен.

Но они неслись все быстрее и быстрее. Край скалы прочертил жесткую линию на небе. Сьюзен попыталась спрыгнуть на ходу, но пальцы ее запутались в гриве, а ноги свело судорогой и прижало к ребрам животного.

– Нет! Нет! Нет! Нет! Нет!

Пони медленно взвился над проволокой и, перелетев через скалу, ринулся в воду. Всплеск эхом отразился от скалистых стен карьера, по воде пошли пузыри. И все звуки замерли под тяжелым вечерним небом.

– Я не собираюсь больше ждать, – сказала Бесс. – Пусть Сьюзен сама себе подогревает чай.

– Давайте, – рассудил Гаутер. – Кое-что еще надо успеть до дождя. Скоро польет, туча вон, она – близко.

– И хорошо, – заметила Бесс. – А то целый день дышать нечем. Сьюзен не сказала, она надолго?

– Нет, – сказал Колин, – но ты ее знаешь. И тем более, у нее нет с собой часов.

Они сели к столу и ели молча. Единственное, что было слышно, это дыхание Бесс и Гаутера, тиканье будильника и идиотское жужжание забравшихся в дом осенних мух, которые все кружили и кружили под потолочными балками. Небо темнело, воздух давил на людей в доме, как будто они были яблоки в соковыжималке.

– Точно. Сейчас разразится, – сказал Гаутер. – Сьюзен лучше бы идти домой, если она не хочет промокнуть до костей. Пора бы уж и прийти. Куда она собиралась, Колин? Эй, что такое?

Скэмп, лэрчер семейства Моссок, вдруг поднял дикий лай где-то недалеко от дома. Гаутер высунулся в окно.

– Замолчи! Хватит! Так о чем это я? А-а, Сьюзен. Ты не знаешь, куда она пошла?

– Она сказала, что пойдет к карьеру, потому что там покой и тишина. Она еще сказала, что я действую ей на нервы.

– Что? К Хэйманскому Карьеру? Что ж ты не сказал раньше, Колин! Там опасно… О, шут дери эту собаку! Скэмп! Замолчи! Слышишь?

– О-ой! – всплеснула руками Бесс. – Что с тобой стряслось? Где ты была?

На пороге стояла Сьюзен, бледная, с ошалелым лицом. Волосы ее были выпачканы илом, возле ног натекла лужа.

– Этот проклятый карьер! – завопил Гаутер. – Она же туда свалилась! Что ты себе думала, Сьюзен? Как можно туда ходить одной!

– Ванну и – в постель, – сказала Бесс. – Потом разберемся, что к чему.

Она схватила Сьюзен за руку и потащила вон из комнаты.

– Господь знает, что с ней приключилось, – пробормотала она, через полчаса спустившись в столовую. – В волосах – полно песку и водорослей. Но я из нее ни слова не смогла вытянуть. Она точно свихнулась. Может, поспит и обойдется. Я положила ей в постель пару грелок. Кажется она засыпает.

Буря грохотала над домом, ветер гулял по комнатам, и парафиновые лампы гудели. Гроза разразилась вскоре после заката и разрядила воздух. Дом теперь стал опять убежищем, а не тюрьмой.

Когда тревога по поводу Сьюзен немного поутихла, Колин решил провести вечер над своей любимой книгой.

Это был старый заплесневелый гроссбух, куда сто лет назад один из пасторов в Олдерли переписывал старинные документы, касающиеся его прихода. Книга эта хранилась в семье Гаутера с незапамятных времен. И хотя у него никогда не хватало терпения расшифровать ее каракули, он очень ею дорожил, потому что она как бы связывала его с теми временами, которые давно миновали.

В ней всегда можно было вычитать что-нибудь чудное: надо было только обладать чувством юмора, каким был одарен Колин.

Его зачаровывали разные байки, анекдоты, семейные истории равно, как и перечень дарственных актов и субсидий, назначаемых лэндлордом.

В тот вечер книга была развернута на странице со следующим текстом:

Извлечения. Отчет церковного старосты. 1617 год.

Полный и согласный с правдой отчет обо всех деньгах, полученных и издержанных мною, Джоном Хеншо из Баттса, церковным старостой прихода Недер Олдерли, за 1617 год, а настоящее время 28-ое Мая 1618 Анно Домини.^[4]

Попервоначалу заплачено за эль, который получили Рингеры и аз, многогрешный,

а также оплачен счет Джона Уитча за безрогую корову,

а также дано денег человеку, которому турки отрезали язык,

а также Филиппу Ли оплачена половина счета за загородку,

а также джентльмену, который назвался ирландцем,

а также затраты на плетение сетей,

а также женщине, которая была в отчаянии,

а также издержки, когда я пошел в город, чтобы напомнить тем, кто не был в церкви на прошлой неделе, чтоб прийти не запамятовали…

Но следующая запись согнала всякую улыбку у Колина с лица. Он перечитал ее дважды.

– Гаутер!

– А?

– Послушай, это часть отчета церковного старосты за 1617 год: «а также потраченное на Стрит Лейн Эндз, когда мистер Холлиншед и мистер Райт пришли удостоверить, что это точно дьявол был обнаружен возле пивной, где занимались устройством колодца с насосом, дабы качать им воду, и где насос этот поломался и его уронили в яму».

– Ты не думаешь, что это та самая яма у Трэффорда? Гаутер нахмурился.

– Должно быть, так. Потому что и яма, и насос… И эту часть Олдерли раньше точно называли Стрит Лейн Эндз. И я слышал, что там находилась пивнушка перед тем, как Трэффорд построили. Шестьсот семнадцатый, говоришь? Тогда эта яма никак не может быть частью рудника, потому что Западную шахту выкопали только лет через двести. Значит, это все-таки колодец у старой пивной, так, что ли?

– Этого никак не может быть, потому что яма там уже была, а колодец они только строили! И насос как раз в яму и упустили. Они не знали, что там была яма! Ведь так?

– Ты меня лучше не спрашивай, я не знаю. А кто эти самые Холлишенд и Райт?

– Они часто тут упоминаются, – сказал Колин. – Я думаю, это священники в Олдерли и Уилмслоу. Но мне бы хотелось поподробнее узнать про «дьявола».

– Я не очень-то полагаюсь на эти записи, – сказал Гаутер. – Тогда была такая суеверная публика. Я имею в виду те времена. Да, кстати, я вчера повстречал Джэка Рикгли. Ну, того как раз, который и проткнул эту плиту, закрывающую колодец. И знаешь, что он сказал? Когда он нагнулся, чтобы поглядеть, что же это такое он задел в траншее, то услышал странное бульканье, и лицо его точно обдало ветром из ямы. Но он думает, что это как-нибудь связано с давлением воздуха. Может, священники как раз это и приняли за Старого Ника?

– Мне все это не нравится, – сказала Бесс от двери. Она только что спустилась вниз. – Сьюзен не говорит ни слова, и она вся холодная, как лягушка. И я совершенно не могу понять, откуда столько песку. У нее в волосах его все еще полно. И она вся мокрая. Правда, неудивительно, с двумя грелками горячими в постели. Но что-то все-таки не так. Она лежит и глядит перед собой вроде бы в никуда. А глаза у нее какие-то не такие.

– Как ты думаешь, пойти мне, что ли, за доктором?

– Что? В этакую-то бурю! Уже почти десять. Нет парень, с ней не так уж плохо. Ну, если к утру не пройдет, надо ехать за доктором, как пить дать.

– А что, если у нее сотрясение или еще что-нибудь такое?

– Нет, больше похоже на испуг. На голове были бы шишки или где-нибудь напухло. Нет, лучше всего пусть лежит. Небось, доктор тебе спасибо не скажет, если ты поволочешь его к нам в такую погоду. Пусть девчонка отдохнет, там – посмотрим.

Бесс, как и многие другие деревенские женщины, не могла отделаться от ничем не оправданного страха перед врачами.

Колин так и не понял, что его разбудило. Он лежал на спине и глядел на лунные квадраты на полу. Он проснулся внезапно, и сна у него не осталось ни в одном глазу. Его ощущения были ясны и остры, как кончик иглы, он отдавал себе отчет о каждой мелочи, находящейся в комнате.

Колин поднялся с постели и подошел к окну. Ночь выдалась ясная. После грозы воздух был чистый и сладкий. Во дворе лежали четкие тени. Скэмп улегся возле дверей амбара, положив голову на передние лапы. И тут Колин заметил какое-то движение. Он увидел его только краем глаза. Какая-то тень мелькнула и исчезла. Но он ни секунды не сомневался в увиденном, потому что тень двигалась по освещенному луной месту, между углом дома и воротами, которые вели на Риддингс, на покатое поле за фермой.

– Эй, Скэмп! – прошептал Колин. Собака не шелохнулась.

– Эй, проснись!

Скэмп жалобно взвизгнул и стал тихонечко скулить.

– Давай! Взять его! Взять!

Скэмп снова заскулил и, едва отодрав брюхо от земли, уполз в амбар.

– Что в самом-то деле! Скэмп!

Но Скэмп не показывался.

Колин натянул рубашку и брюки прямо поверх пижамы и засунул ноги в туфли. Нужно было спешно разбудить Гаутера. Но проходя мимо комнаты Сьюзен, Колин остановился и, сам не зная почему, отворил дверь. Кровать была пуста! Окно растворено.

Колин спустился вниз, нащупывая в темноте дорогу ко входной двери. Дверь была на запоре. Что же, Сьюзен прыгнула со второго этажа прямо на булыжники?!

Колин отодвинул засовы и оказался во дворе. Он увидел тоненький силуэт, который двигался по вершине холма Риддингс как раз на линии горизонта.

Изо всех сил мальчик помчался вверх по холму, но прошло какое-то время прежде, чем его взгляд вновь поймал движущуюся фигурку. Теперь она перемещалась по холму Клинтон, примерно в четверти мили от него, а он находился на полпути от Сьюзен. Это была, несомненно, Сьюзен – в пижаме и, казалось, она не шла, а скользила. Создавалось странное впечатление: точно она бежала, но движения ее были как при ходьбе. Прямо перед ней высились вершины деревьев, растущих по склонам карьера.

– Сью! Нет, стоп. Звать ее опасно. Она идет как лунатик и опять направляется к карьеру!

Колин бежал так быстро, как ни разу в жизни. Когда он миновал вершину, Сьюзен скрылась из виду. Мысленно прослеживая ее путь, он направился к загородке на самом высоком месте скалы. Тут можно было перевести дух и оглядеться.

Луна освещала склон холма и большую часть карьера. Заброшенная водокачка поблескивала, ее крылья медленно вращались. Но Сьюзен нигде не было видно. Она должна бы уже быть тут. Колин медленно обвел взглядом края карьера и заглянул в черное гладкое зеркало воды. Ему стало жутко.

Вдруг что-то скользнуло по его туфле и ухватило за лодыжку. Колин поглядел и вздрогнул. Он закричал от страха – это была рука. Небольшая земляная насыпь шла по другую сторону забора. Глинистая почва крошилась, осыпалась на скалу, которая была чуть ниже, а оттуда летела в воду. Рука теперь цеплялась за насыпь.

– Сью!

Он перегнулся через колючую проволоку. Сьюзен повисла как раз под ним, между насыпью и скалой. Ее бледное лицо было повернуто к нему.

– Держись! Держись!

Колин распластался на земле, обхватил столб одной рукой, а другую протянул под колючей проволокой и ухватил сестру за руку. Ужас! – то, что выглядело рукой Сьюзен, на ощупь оказалось копытом!

Колин вскрикнул и отдернул руку, разодрав рукав о проволоку. Лицо Сьюзен поднялось над насыпью, и странный огонь вспыхнул в ее глазах. Колин потерял всякое соображение. Он помчался назад, падал, оступался, бежал, бежал, бежал. Он оглянулся всего лишь раз, и ему показалось, что к небесам из карьера поднимается огромная бесформенная тень. Она закрыла собою звезды, но вместо них загорелись две немигающие красные звезды, расположенные одна возле другой.

Колин несся, через заборы, перелетая над живыми изгородями, пока не добежал до дома. Пока он возился с дверью, луна скрылась, темнота наползла на белые стены дома. Колин обернулся.

– Эсенарот! Эсенарот! – выкрикнул он. Слова сами сорвались у него с губ, точно это кричал не он, а кто-то другой. Они горели у него в мозгу серебристым огнем, они охраняли его в той черноте, которая сразу залила весь мир.