Книга Анатомия любви онлайн - страница 5

Глава 5

В сгущавшихся летних сумерках Кристофер возвращался домой. Он совершенно упустил из виду, что сегодня понедельник, и потому скопление машин на улицах его несколько удивило. Но жизнь шла своим чередом, и люди спешили с работы, останавливаясь у булочных, чтобы купить домой хлеба, выстраивались в очереди у автозаправок. Последние четыре дня вырвали его из привычной обыденности, и бурлящая вокруг жизнь шла вразрез с его душевным состоянием. Прохожие казались ему черствыми, бездушными созданиями, хотя он прекрасно понимал, что никто из них не знал о смерти Грега Рестона и не догадывался о том, что перед ними человек, возвращающийся с похорон друга.

Мысль о том, что его ожидает пустой дом, резко поубавила скорость его автомобиля. В глазах ожила сцена: маленькие Рестоны на траве в окружении друзей. Он хотел было присоединиться к ним, но подумал, что староват для этой компании. Он явно не вписывался в нее. Единственным человеком, с которым он действительно хотел бы остаться, была Ли, но для нее он был слишком молод, так что и здесь его присутствие было не к месту. Да он и так уже злоупотребил ее гостеприимством. В конце концов, он ведь не член ее семьи.

Пойти ему было некуда, и он отправился домой.

В квартире было тихо и душно. Он вышел на балкон. Внизу, под окнами, зеленели лужайки Гроув-парка, а вдали, за широкой полосой густых лесов, поблескивала Миссисипи. Солнце еще не село, и его последние лучи скользили по зеленым верхушкам деревьев и крышам парковых построек. На лужайке в разгаре был пикник, который устроила своим ребятишкам парочка молодых мам. Пахло жареным мясом. Дети резвились, надувая жвачки до размеров бейсбольного мяча, до Криса доносились счастливые детские возгласы: «Посмотрите на этот! Посмотрите на этот!»

Ему, сколько он помнил, никогда не устраивали праздников.

Он вернулся в комнату, ослабил узел галстука, расстегнул рубашку, вытянув ее из брюк, открыл холодильник и достал баночку «Спрайта». Сделав глоток, он вдруг заметил, что горит красная лампочка на автоответчике.

Он перемотал пленку. Вскоре раздался мальчишеский голос:

– Эй, старик, что еще с тобой стряслось? Ты же обещал, что мы куда-нибудь отправимся в этот уикэнд. Обещал позвонить. Черт возьми, старик, ты, оказывается, такой же, как все они. Никогда не держишь слова! Можешь мне больше не звонить. Не трудись! Мне есть чем заняться. Я не собираюсь сидеть и ждать, когда позвонит говнюк вроде тебя.

Щелчок!

Джуд.

Черт возьми, он совсем забыл про Джуда. Крис устало смотрел на автоответчик.

Джуд Куинси, двенадцати лет, чернокожий, магазинный воришка, прогульщик, гроза школьного инвентаря, угонщик велосипедов, брошенный сын двух наркоманов, вылитый Кристофер Лаллек в этом возрасте.

Бедный оболтус. Это уж точно. Его мать и так называемый отец были белыми. Джуд был светло-коричневым. Может, поэтому старик и поколачивал его время от времени, а заодно и его мать, выбивая дурь из обоих.

Крис снял трубку и набрал номер.

– Да-а, говори, – ответил детский голос.

– Джуд?

Пауза. И вслед за ней:

– Ну, чего тебе, парень?

– Я получил твой привет.

– Ну и что с того?

– Слушай, хватит, а?

– Хватит? Старик, да ты обманул меня! Я тут сижу весь уик-энд, жду, когда ты отвезешь меня на озеро… А он, видите ли, и не думает звонить. Да ты из меня просто посмешище сделал! Мой приятель Нойз верно говорит, что я все выдумал насчет тебя! Станет полицейский тратить время на такого ублюдка, как я!

– Ты опять употребляешь это слово?

– А почему бы и нет, черт возьми?

Кристофер закрыл глаза и потер лоб, осторожно подбирая слова для дальнейшего разговора.

– Что-нибудь случилось, Джуд?

– Здесь всегда что-нибудь да случается. Наше местечко этим славится.

– Что-нибудь особенное произошло?

– Чего пристал? Давай вали на озеро со своими вонючими дружками!

– Что они тебе сделали, Джуд?

– Да ничего, я же сказал!

– Так, значит, с тобой все в порядке?

– Тебе-то что за дело?

Крис решил зайти с другой стороны.

– Знаешь… я ведь вот почему спрашиваю… Мне нужно, чтобы сейчас со мной рядом был друг.

Эти слова возымели действие. Такие дети, как Джуд, с пеленок привыкали к тому, что они никогда и никому не нужны.

– Ты меня интригуешь, старик.

Помимо всех прочих «достоинств» у Джуда к тому же наблюдалось эдакое раздвоение личности. Иногда он говорил, как полуобразованный белый ребенок, иногда же срывался на самый грязный жаргон.

– У тебя есть час времени? – спросил Крис.

– Для чего?

– Прокатиться со мной. Я заеду.

– Только не сюда.

– Куда скажешь.

Джуд на мгновение задумался.

– У «Семь-одиннадцать», как обычно.

– Хорошо. Дай мне пять минут, я только скину форму.

Когда Крис подкатил к магазину «Семь-одиннадцать», Джуд уже стоял возле витрины, прислонившись спиной к стеклу, а подошвой башмака упираясь в кирпичную стену. Руки его по локоть утопали в карманах черной с зеленовато-желтым рисунком куртки. Под ней была застиранная лиловая рубашка, которая по размеру вполне сгодилась бы Майклу Джордану. Волосы у Джуда были черные и кудрявые; над левым ухом высвечивалась зигзагообразная молния, выбритая неумело, похоже, отцовской бритвой.

Джуд молча проследил, как ворвался на стоянку «эксплорер», и лениво затушил сигарету о стену, всем своим вид ом показывая, что ему совершенно наплевать, если кто-то и обзавелся новым красным грузовичком с такими клевыми щетками, козырьком и хромированными колесами. Джуд так и не сдвинулся с места, лишь вращал глазами, оглядывая автомобиль и водителя. Затормозив возле него, Крис выглянул в окно.

– Эй, ты! – позвал он.

– Что это ты вздумал говорить, как черномазый?

– Что это ты вздумал говорить, как черномазый?

– Я и есть черномазый.

– Может, и так, но не стоит прикидываться придурком, если хочешь чего-нибудь добиться в этом мире. Давай садись.

Джуд нехотя оторвался от стены и тяжелой походкой, шаркая подошвами по асфальту, двинулся к машине.

Взобравшись, он хлопнул дверцей и растянулся на переднем сиденье.

– Пристегнись. Ты ведь знаешь правила.

– Чертов полицейский.

– Это точно. А теперь пристегнись.

Джуд повиновался. Устроившись, он сразу начал ныть, ковыряя пальцем и без того изрытое прыщами лицо.

– Ну что привязался? Если бы я мог, я бы превратил тебя сейчас в кого-нибудь. Даже учителя в школе не могут заставить нас говорить по-другому. Это наш язык. Мы должны сохранять свою культуру.

– Я не твой учитель, но, если ты спросишь меня, я отвечу, что то, что ты на самом деле сохраняешь, не имеет никакого отношения к культуре. И, кстати, в кого же ты собираешься превратить меня?

– В кого-нибудь.

– В кого-нибудь… – Крис, ухмыльнувшись, покачал головой.

– Да, в кого-нибудь. В энтого твоего капитана, вот в кого.

– Энтого? Слушаю тебя – уши вянут. Я же говорил тебе: если хочешь когда-нибудь выкарабкаться из своей помойки, стать человеком, иметь такую же машину, хорошую работу, куда бы ты ходил прилично одетым, если хочешь, чтобы тебя уважали, возьми себе за правило говорить правильно, как умный человек, которым я тебя и считаю. Я бы мог еще смириться с твоей дикарской речью, будь она для тебя естественна. Но ведь когда я впервые поймал тебя на той афере со скидками, ты изъяснялся совсем не так, как это принято в твоем квартале.

– Старик, да ты же ни черта не знаешь о моем квартале, так о чем же ты говоришь?

– Это я-то не знаю! Сколько раз в месяц, по-твоему, мне приходится мотаться туда по вызовам?

– Мне всего лишь двенадцать лет. Ты не должен говорить со мной в таком тоне.

– Вот что я предлагаю: давай заключим сделку. Я буду говорить с тобой любезно, в случае если и ты станешь подобрее. И, в первую очередь, выкинь из своего лексикона всю матерщину. Во-вторых, начинай произносить слова так, как учили тебя еще в первом классе. Нет такого слова: «энтого», есть слово «этого».

Джуд презрительно скривил рот и, отвернувшись к окну, тихо выругался.

– Я знаю, что ты нарочно это делаешь. Хочешь походить на своего отца?

– Он мне не отец.

– Может, и нет, но ведь он вас содержит.

– Да, и еще покупает сыр и снег.

«Сыр» и «снег» означали марихуану и кокаин.

– Так вот, значит, что произошло?

Джуд заерзал и уставился в окно.

– Ну и что ты собираешься делать? Опять упечь меня в детприемник? – пренебрежительно спросил он.

– Ты сам этого хочешь?

Джуд ответил гордым молчанием. Те, кто частенько попадал в такого рода заведения, относились к этому с известной долей цинизма. Бедным детям, хотя и нуждавшимся в защите от своих непутевых родителей, приходилось несладко, когда они попадали на два-три дня в детские приемники, отсиживаясь там, пока работники социальных служб урезонивали их домочадцев. Результат всегда был одним и тем же. Родители клятвенно заверяли инспекторов, что исправятся, на день-два утихали, а потом опять ударялись в пьянство и наркоманию.

– Хорошо, я расскажу тебе, – сдался наконец Джуд. – В субботу вечером у них опять была гулянка. Приходила куча друзей. Напились до одури и устроили танцы нагишом…

– Танцевали голыми?

– Да-а. Ну, ты знаешь.

Джуд смерил Криса взглядом, в котором смешались и безразличие, и вызов.

– Потом кому-то захотелось сменить партнеров, и завязалась драка. Старик ударил мать, выбил ей зуб, она кинулась на него…

– Тебя кто-нибудь ударил?

– Нет.

– Точно?

Джуд промолчал.

– А ты что сделал?

– Удрал через окно. Пошел в «Семь-одиннадцать» и позвонил тебе, как ты просил. Но тебя не было дома. Где ты пропадал, черт возьми?

– Я хоронил своего лучшего друга.

Если бы Джуд был еще на двенадцать лет постарше, это известие, возможно, и тронуло бы его. Но это был Джуд, и его энергии не хватало на то, чтобы реагировать на чужие проблемы. Борьба за собственное выживание отнимала все его силы. Он лишь полуобернулся и спросил:

– Кого?

– Грега. Он погиб в автокатастрофе в пятницу.

Джуд какое-то время осмысливал сказанное. Выражение его лица оставалось бесстрастным, но в глазах угадывалось некоторое умственное напряжение. Вскоре он опять отвернулся к окну.

– Хреново, старик.

Крис ничего не ответил.

Они какое-то время ехали молча, потом Джуд спросил:

– Ну, так ты чего, здорово переживаешь?

– Да. Мне его не хватает. Тяжело одному в квартире.

Они еще помолчали. Крис чувствовал, что Джуд задумался, пытаясь понять, что такое смерть близкого друга, и, когда он заговорил, в голосе его уже не было прежней враждебности. С выражением чувств словами у Джуда было неважно – будь то печаль или восторг, поэтому он вновь повторил:

– Хреново, старик.

Прошло еще какое-то время, и Крис спросил:

– Ты есть хочешь?

Джуд пожал плечами и отвернулся. Крис подкатил к закусочной для автомобилистов и заказал двойную порцию жареных цыплят, полпорции салата, четыре пакетика кисло-сладкого соуса и два пакетика молока. Они доехали до лодочной пристани и сели за столик, наблюдая, как скользят по воде лучи заката.

– Извини, что не смог заехать к тебе в субботу вечером, – сказал Крис.

– Мне жаль, что так случилось с твоим другом.

– Но все равно я должен как-то пережить это. Никто не говорил, что жизнь справедлива.

– Я тоже не слышал.

– Как бы то ни было, надо жить. Ты меня понимаешь?

Джуд доел цыпленка и кивнул.

– Ешь и салат. Тебе полезно. И выпей все это молоко.

Джуд икнул несколько раз и вытер рот рукой.

– Этот твой друг… у него были родные, которые о нем заботились, или он был, как мы с тобой?

– У него хорошая семья. Лучше не бывает.

Джуд, наклонив голову, разглядывал свои изношенные драные ботинки.

– Хочешь, я тебе кое-что расскажу? – спросил Крис и немного помолчал. – Мальчишкой я всегда завидовал ребятам, у которых были приличные родители. Я даже презирал их, никогда не разговаривал с ними, понимаешь? Но вся проблема-то была в том, что я тем самым наказывал лишь себя, ведь у меня не было друзей. А жить без друзей хреново. Когда я вырос, я понял, что никто не виноват в том, что мои родители – алкоголики. А я мог бы и дальше жить, обидевшись на все человечество. Но преодолел обиду и увидел, что в мире полно замечательных людей. И тогда я решил, что непременно стану тоже одним из них, ни за что не буду похож на своих стариков. Вот почему я стал полицейским.

Они еще долго молчали, поглощенные своими мыслями. Наконец Джуд разделался с едой, и они вернулись к машине. Подойдя к «эксплореру», Джуд сказал:

– Классная тачка у тебя, старик. Когда-нибудь и у меня будет такая же.

На следующий день Крис вышел на работу. Его первое дежурство пришлось на ночное время – с одиннадцати вечера до семи утра, с перерывом на полчаса, как положено. В раздевалке потрескивал радиоприемник, висевший на стене, хлопали металлические дверцы шкафов, офицеры тихонько переговаривались между собой. К Крису подошел Ноукс, положил руку ему на плечо.

– Как ты, Крис?

– В раздевалке как-то неуютно без него.

– Да уж, это точно. – Ноукс потрепал его за шею и отошел к своему шкафу переодеться.

Крису редко выпадало дежурить вместе с Грегом – в их управлении служили двадцать девять офицеров, но, когда все-таки их дежурства совпадали, они, сталкиваясь в раздевалке, острили, подшучивали друг над другом. Сегодня вечером ему этого так не хватало!

Крис натянул пуленепробиваемый жилет и рубашку, завязал галстук перед крошечным зеркальцем на дверце шкафа, в уголках которого офицеры обычно пристраивали свои семейные фотографии. Его же коллекция состояла лишь из одной – на ней они были запечатлены вместе с Грегом на фоне патрульной машины. Он загрузил свой пояс всем необходимым снаряжением: здесь были рация в кожаном чехле, связка ключей, фонарь, резиновые перчатки, наручники в чехле, девятимиллиметровый «беретта» в кобуре с двумя запасными обоймами. Экипировка добавила к его весу еще тридцать шесть фунтов, и сегодня он ощущал тяжесть каждого. За пятнадцать минут до начала смены он доложил о себе патрульному офицеру и присоединился к остальным четырем дежурным, которые смотрели последние новости по специальному полицейскому телеканалу. Однако сегодня телеэкран не привлекал особого внимания офицеров. Всех гораздо больше волновали подробности похорон Грега. Криса спрашивали о семье Рестонов, интересовались, собирается ли он подыскивать себе нового компаньона. Кто-то передал ему сводку происшествий за последние дни, и он просмотрел информацию о пропавших гражданах, угнанных автомобилях, ознакомился с присланными из тюрем по факсу ордерами на арест. Потом прошел в комнату связи, поздоровался с диспетчером и просмотрел отчеты дежурных за последние четыре дня, в которлх фиксировался каждый звонок в участок. Хотя городок Анока с населением в семнадцать тысяч человек находился всего лишь в двадцати милях от Миннеаполиса, преступность здесь была намного ниже, чем в большом городе, так что и штат полицейских держали небольшой.

В субботу вечером полицейское управление ответило на двадцать три звонка, в воскресенье вечером – всего на семнадцать. Поводы для жалоб тоже не отличались разнообразием: подозрительные лица, нарушение порядка, ограбление, мелкое хулиганство. Просмотрев бумаги, Крис положил их на место и вдруг подумал о том, что, хотя мысли о Греге и преследовали его неотступно, с особой силой он напоминал о себе именно здесь, в этих стенах. И все равно хорошо вновь окунуться в работу, почувствовать себя при деле.

Он взял со стола в комнате дежурного свою фуражку и сказал:

– Я уехал, ребята.

– Я тоже, – сказал Ноукс, и они вместе направились к своим патрульным машинам.

Он провел эту ночь, как и сотни других прежде, охраняя покой спящего города. Он объезжал улицы. Иногда просто сидел в машине, вслушиваясь в монотонный голос диспетчера по радио. Поступил сигнал о бытовой ссоре, и они с Ноуксом оба выехали на место происшествия, обнаружив квартиру незапертой, а телевизор включенным при полном отсутствии хозяев. Соседи, которым достучался Крис и которым попытался задать кое-какие вопросы, обрушили на него поток грязной брани. Он вернулся в машину и продолжил объезд улиц, пока не получил от диспетчера задание выехать по сигналу тревоги с пульта охраны жилого дома. Установив, что сигнал ложный и вызван осевшей панелью потолка, он опять возвратился на стоянку возле Карпентерс-холла и, устроившись с радаром в тени пушистой ели, стал следить за движением по мосту через Миссисипи.

Тогда-то он и подумал о том, что находится совсем рядом от Бентон-стрит. Всего девять домов отделяют его от Ли Рестон. Она сейчас, должно быть, уже в постели – интересно, спит ли она? Отдыхает от этих кошмарных четырех дней или лежит, уставившись в темноту, в печальных воспоминаниях? Он завел мотор и выехал со стоянки сначала на Ферри-стрит, а потом свернул налево, на Бентон. Здесь было темно и тихо. Казалось, единственным источником света была пара кошачьих глаз, устремленных на него с обочины. Крис почти крался, подъезжая к дому Ли. Света нигде не было, дверь гаража закрыта. Старая машина Дженис стояла у обочины. «Тойоты» Грега не было видно. Вероятно, ее поместили в гараж.

«Спишь ли ты? – думал он. – Или лежишь с открытыми глазами, моля Господа, чтобы ниспослал тебе сон? А может, недоумеваешь, чьи это огоньки так медленно скользят по Бентон-стрит в столь поздний час? Ты не волнуйся. Это я, охраняю ваш покой. Работала ли ты сегодня в своем магазине или осталась дома, писала благодарственные письма? Вижу, гараж у вас закрыт. Так-то лучше. Теперь закрывай его на ночь всегда, о'кей? Как дети? Думаю, они помогают тебе, ради них ты сможешь обрести силы, чтобы жить дальше. У нас сегодня в раздевалке было грустно, шкаф Грега закрыт на замок, и некому было его открыть. Наверное, все мы привыкнем к этому, но не сразу. Должно пройти какое-то время, не так ли?»

В три ночи он плотно поел в ресторане Перкинса.

В пять, едва зарозовело небо на востоке, вновь проехал по ее улице.

В шесть он повторил маршрут и обнаружил, что спринклер уже вовсю работает, орошая лужайку перед домом. Значит, она уже встала. Что она сейчас делает – пьет ли кофе на кухне, как пили они вместе два дня назад? Трудно было удержаться, чтобы не остановиться и не напроситься на чашечку.

В семь он повесил свой пуленепробиваемый жилет в шкаф и отправился домой спать.

Днем, в половине второго, его разбудил телефонный звонок.

– Здравствуй, Крис, это Ли.

– Ли… – Он, еле продрав глаза, повертел головой в поисках часов. – Привет.

Голос его звучал так противно, как будто соскабливали краску с двери.

– О… я тебя разбудила?

– Ничего страшного. Все в порядке.

– Извини. Конечно, нужно было сначала позвонить тебе на работу, узнать твое расписание, а потом уж звонить домой. Ты работал сегодня ночью?

– Да, но все нормально. – Он прислонился к спинке кровати, подложив под голову подушку. Сквозь жалюзи тонкими лучиками пробивалось солнце.

– Мне действительно очень жаль, что так получилось.

– Да я в любом случае встаю около двух. И хватит вам переживать из-за такого пустяка.

Он протер глаза, подумав о том, что она может звонить и будить его хоть каждый день, он не рассердится.

– Я все равно хотел тут днем кое-чем заняться. Надо отогнать «эксплорер» на станцию – пусть проверят: не нравится мне этот стук в дверце.

– Все уже прокатились на твоем «эксплорере», кроме меня. Как ты, доволен машиной?

– Обожаю ее. Как-нибудь я вас обязательно прокачу, и вы сами убедитесь. Джои она тоже понравилась.

– Я уже это поняла. Ты разрешил ему сесть за руль.

– Надеюсь, вы не против.

– Нет, конечно же нет. Если бы на твоем месте был кто-нибудь из его друзей, я бы сошла с ума, но с тобой… нет повода.

– Мы немного поговорили с ним… о Греге. Так, выпустили пар.

– Ему это было очень нужно – поговорить с мужчиной.

– Как Дженис?

– Она очень расстроена и много спит. Ей, судя по всему, придется труднее, чем Джои.

– А вы… Ладно, не буду задавать вам этот дурацкий вопрос. Лучше скажите, чем вы занимаетесь.

– Пытаюсь внушить себе, что пора приниматься за работу. Это очень тяжело, когда в голове такая сумятица. Мне кажется, я не смогу ни на чем сосредоточиться. Но скоро все равно придется идти, надо сменить Сильвию. Ей ведь пришлось тянуть за двоих. Сегодня у меня опять дела, связанные с похоронами. Кажется, им не будет конца. Я, собственно, поэтому и звоню. Насчет вещей Грега.

– Я же говорил вам, что не стоит с этим торопиться. Вам вовсе не обязательно вывозить их отсюда сейчас. Заберете, когда будете в полном порядке.

– Я знаю, но это висит на мне тяжким грузом. Я уж хочу покончить со всем сразу. Если тебе будет удобно, я бы могла подъехать в воскресенье. Магазин в этот день закрыт, а Дженис и Джои помогут мне.

– У меня как раз ночное дежурство в воскресенье, так что целый день я буду дома. Можете приехать в любое время.

– Ты сказал, что обычно встаешь около двух?

– Ничего, встану и в полдень.

– Пять часов сна? Кристофер, этого мало.

– Хорошо, как насчет часа дня?

– В два будет лучше. Я вовсе не хочу нарушать твой сон. Вы, полицейские, и так недосыпаете.

– Хорошо, в два. А как вы думаете перевозить его мебель?

– Наш сосед Джим Клементе обещал дать свой пикап.

– Вы сумеете вести его или мне приехать за вами?

– Джим предложил мне свои услуги, но я прекрасно справлюсь сама. Так что до встречи в воскресенье, в два.

– Отлично.

– И… Кристофер?

– Да?

– Пожалуйста, поспи еще немного. Мне так неловко, что разбудила тебя.

В тот же вечер за ужином она хотела спросить детей, смогут ли они помочь ей в воскресенье. Но ее опередил Джои, объявивший о том, что Денни Уитман пригласил его в воскресенье на озеро.

– О… – Ли так и застыла с миской запеченного картофеля в руках. – А я-то думала, мы все втроем съездим на квартиру Грега, соберем его вещи. Я рассчитывала на вашу помощь.

Она поставила миску на стол и села. Джои начал деловито накладывать себе в тарелку картофель и одновременно ныл:

– Почему в воскресенье? Разве нельзя это сделать в субботу, чтобы я все-таки поехал на озеро с Уитманами? Они туда ездят только по воскресеньям…

Ли постаралась не обидеться, лишний раз напомнив себе, что Джои всего лишь четырнадцать. В этом возрасте еще не совсем представляют себе заботы и нужды взрослых, особенно в подобной ситуации. Безусловно, и Уитманы пригласили его с собой из лучших побуждений, понимая, что сейчас Джои как никогда нужна разрядка.

– Дженис? – взглянула она на дочь.

Дженис отложила вилку и устремила взгляд в окно. Глаза ее заблестели от подступивших слез. На тарелке ее самое любимое блюдо так и осталось нетронутым.

– Мам, я… я еще не готова к этому. Нельзя ли отложить это на время?

Ли тоже опустила вилку.

Дженис добавила:

– И, кроме всего прочего, в воскресенье у меня рабочий день. – Дженис работала клерком в торговом центре Норттауна. – Боюсь, если я не появлюсь на работе в ближайшие дни, я могу ее потерять, и как тогда деньги для колледжа? Нельзя ли все-таки отложить это ненадолго, мам?

Ли успокаивающе прикоснулась к руке дочери.

– Конечно, можно, – тихо сказала она. – Кристофер говорил, что нет никакой необходимости торопиться.

Дженис моргнула, и стоявшие в глазах слезы упали на стол. Она высвободила руку, вытерла глаза и, снова взяв вилку, подцепила картофель с ветчиной. Но, взглянув на еду, задумчиво произнесла:

– Мам, что-то мне сегодня не хочется есть.

И подняла на Ли заплаканные глаза.

– Картофель у тебя отменный, честное слово. Но может, мне… я не знаю… может, мне лучше пойти к себе ненадолго…

– Иди, конечно. Картофель подождет до завтра.

Когда Дженис ушла, Ли с Джои почувствовали себя совсем одинокими. Джои осилил лишь полтарелки и последовал примеру сестры.

– Мам, я тоже не голоден. Ты меня извинишь?

– Конечно, – сказала она. – Чем ты собираешься заняться?

– Не знаю. Может, схожу в парк, посмотрю пару бейсбольных матчей.

– Хорошо. Щи, – с пониманием поддержала она.

Он встал из-за стола и, немного помявшись, предложил:

– Хочешь, я помогу тебе убрать посуду?

– Я сама. Лучше поцелуй меня. – Он чмокнул ее в щеку, и она обняла сына. – Ну, иди, развлекайся, только возвращайся не позже десяти.

– Хорошо.

Джои вышел, а она все сидела за столом, прислушиваясь к тому, как сын достает свой велосипед, и вот уже откуда-то издалека донеслось его жужжание. Она все не двигалась с места, чувствуя себя всеми покинутой, не в силах встать, убрать со стола недоеденный ужин, помыть посуду. Это могло бы отвлечь ее, поднять настроение. Но она так устала, что ей даже не хотелось искусственно взбадривать себя. И она все сидела за столом, подперев рукой подбородок, устремив взгляд в окно. Можно было бы, конечно, пойти прополоть клумбы, обнести изгородью дельфиниумы, которые так разрослись и пышно цвели, нарвать букет для кухонного стола. Можно позвонить матери или Сильвии, предложить Дженис сходить в кино, выйти во двор и помыть машину, а потом сесть в нее и развезти по соседям оставленные блюда и формы для тортов. А еще можно нацарапать несколько благодарственных открыток.

Она вздохнула. Слишком устала она быть сильной, так хотелось хотя бы на один вечер возложить на кого-нибудь свои обязанности. Ее вдруг охватила апатия, преодолеть которую, казалось, было невозможно.

Она подняла голову и посмотрела в холл, где было светло от пробивавшихся сквозь стеклянную дверь косых лучей заходящего солнца. Как грустно: время ужина, а ты сидишь за столом одна. Мимо пронесся грузовик Джима Клементса. Джим работал на стройке и только еще возвращался домой с работы. Проехали две девушки на велосипедах. От их щебета Ли стало еще горше. Все кругом заняты чем-то, куда-то спешат…

Погруженная в свои мрачные мысли, она не сразу заметила, как к дому подъехала бело-черная патрульная машина. И в тот же миг она вскочила и бросилась к двери, навстречу своему спасению.

Выбежав на крыльцо, она увидела Кристофера. В полном обмундировании, он выходил из машины. Его неожиданное появление наполнило ее радостью.

Он захлопнул дверцу, но мотор не выключил и направился к дому. Она двинулась ему навстречу с какой-то совершенно необъяснимой легкостью, словно повинуясь неведомой силе. Для нее Крис всегда был одним из приятелей Грега, таким же мальчишкой. Но полицейский, что шел сейчас навстречу, был далеко не мальчик. Темно-синяя униформа добавила ему стати, солидности, зрелости, и это открытие застало ее врасплох. Фуражка его была надвинута на лоб, глаза скрывались под козырьком. Рубашка, безупречно отглаженная, пестрела всевозможными нашивками, значками и повязками. Галстук был аккуратно завязан под загорелым подбородком. Массивная портупея внушала уважение к ее обладателю, а пуленепробиваемый жилет увеличивал объемность его и без того мощной фигуры.