Страницы← предыдущаяследующая →
Мальчик закричал. Боуррик и Эрланд из окна покоев родителей смотрели, как мастер клинка Шелдон пошел в атаку на юного принца Николаса. Мальчик еще раз радостно закричал, проводя отличный удар и переходя в контратаку. Мастер клинка отступил.
Боуррик, потрогав щеку, заметил:
– Неплохо он научился прыгать. – На щеке наливался огромный синяк – на память об утренней тренировке.
Эрланд согласился:
– Он унаследовал отцовский талант фехтовальщика. И даже хромая нога ему не помеха.
Боуррик и Эрланд обернулись – открылась дверь, и вошла их мать. Анита махнула рукой сопровождающим дамам, чтобы подождали ее в дальнем углу комнаты, и те тут же начали обсуждать, какую из последних придворных сплетен считать самой интересной. Принцесса Крондора подошла к сыновьям и выглянула в окно; в это время учитель поставил развеселившегося Николаса в такое положение, что тот потерял равновесие и внезапно оказался разоруженным.
– Ну нет, Ники! Ты должен был видеть его выпад! – крикнул Эрланд, забыв, что через закрытое окно брат не может его услышать.
Анита рассмеялась.
– Он так старается!
Боуррик, пожав плечами, отвернулся.
– Для ребенка он фехтует очень хорошо. Ненамного хуже, чем мы в его возрасте.
Эрланд согласился:
– Мартышка…
Внезапно мать, повернувшись к нему, ударила его по лицу. Тут же дамы в противоположном углу комнаты прекратили шептаться и уставились на принцессу. Боуррик взглянул на брата, который был так же изумлен, как и он сам. За девятнадцать лет их жизни мать ни разу не поднимала руку на сыновей. Эрланд был потрясен не болью, а самим ударом. В зеленых глазах Аниты читались гнев и сожаление.
– Никогда больше не говори так о своем брате. – Ее тон не допускал возражений. – Ты смеешься над ним, и от этого ему гораздо больнее, чем от всех перешептываний знати, вместе взятых. Он хороший мальчик и вас любит, а получает только насмешки и издевательства. Вы первый день во дворце, а он был в слезах через пять минут после того, как встретился с вами. Арута прав. Я напрасно не наказывала вас за ваши проступки. – Она повернулась, словно собираясь уходить.
Боуррик, стараясь смягчить обстановку, сказал:
– Мама, ты посылала за нами? Ты хотела о чем-то с нами поговорить?
– Я не посылала, – ответила Анита.
– Это я посылал.
Юноши повернулись и увидели, что отец стоит у небольшой двери, которая вела в его кабинет из общей семейной комнаты – так называла эту комнату Анита. Братья переглянулись: они поняли, что отец стоял тут довольно давно и видел все, что произошло между матерью и сыновьями.
После долгого молчания Арута сказал:
– Извини нас – я должен приватно побеседовать с сыновьями.
Анита кивнула. Комната быстро опустела, остались только Арута и близнецы. Когда дверь закрылась, Арута спросил:
– Вы в порядке?
Эрланд, пошевелив плечами, ответил:
– Да, отец, принимая во внимание инструкции, которые мы получили сегодня утром.
Арута, нахмурившись, едва заметно покачал головой.
– Я просил Джимми не говорить мне, что он задумал. – Принц улыбнулся своей однобокой улыбкой. – Я хотел, чтобы он заставил вас осознать, какими могут быть последствия, если вы не станете делать то, что от вас требуется.
– Это не было неожиданностью, – сказал Боуррик, а Эрланд кивнул. – Ты приказал нам немедленно явиться домой, а мы подзадержались, прежде чем прибыть во дворец, и отправились поиграть.
– Поиграть, – произнес Арута, вглядываясь в лицо старшего сына. – Боюсь, в будущем у вас будет мало времени для игр.
Он жестом подозвал юношей и вернулся в кабинет. Они последовали за ним. Принц подошел к нише, скрытой стенной панелью, и, достав из тайника пергамент с семейной печатью, подал его Боуррику.
– Прочти третий абзац.
Боуррик прочел, и выражение его лица изменилось.
– Да, это печальная новость.
– Что там? – спросил Эрланд.
– Письмо от Лиама, – ответил Арута.
Боуррик вручил письмо брату:
– Королевские лекари уверены, что у королевы не может быть больше детей. В Рилланоне нет наследника.
Арута подошел к двери в дальнем углу кабинета и сказал:
– Идемте.
Он пошел вверх по лестнице, сыновья поспешили за ним, и скоро все трое стояли на крыше старой бащни почти в самом центре дворца – отсюда был виден весь Крондор. Арута заговорил, даже не оглянувшись, чтобы проверить, слушают ли его сыновья.
– Когда мне было примерно столько же лет, сколько вам, я любил стоять на навесной башне замка отца и смотреть вниз, на город Крайди и гавань. Маленький городок, но в моих воспоминаниях он кажется мне таким большим! – Он взглянул на Боуррика и Эрланда. – Ваш дедушка, когда был молод, тоже выходил на башню, так мне однажды сказал старый мастер клинка Фэннон. – Арута помолчал. – Мне было столько же лет, сколько вам, когда я начал командовать гарнизоном, мальчики. – Сыновья слышали рассказы о Войне Врат и роли их отца в ней, но сейчас звучала совсем не та история, которую отец вспоминал, собравшись с их дядей Лори и адмиралом Траском за одним столом. Арута сел на зубец стены.
– Я не хотел быть принцем Крондора, Боуррик. – Эрланд отошел и сел на соседний зубец парапета – он решил, что слова отца относятся не к нему, а к брату. Они оба достаточно – часто слышали о том, что отец не хотел быть правителем. – В детстве, – продолжал Арута, – я хотел служить солдатом под началом кого-нибудь из пограничных баронов. И только когда я повстречался со старым бароном Высокого замка, я осознал, что детские мечты часто остаются с нами и после того, как мы вырастаем. И все же, если мы хотим взглянуть на Вещи в истинном свете, нам следует избавиться от детского взгляда на них.
Арута посмотрел вдаль, на горизонт. Он всегда был прямым человеком, привыкшим говорить открыто, не выбирая слов. Но сейчас, пытаясь высказать то, что было у него на душе, кажется, чувствовал себя неловко.
– Боуррик, когда ты был мальчиком, какой ты представлял себе твою теперешнюю жизнь?
Боуррик оглянулся на Эрланда и снова посмотрел на отца. Подул легкий бриз, и на лицо ему упали длинные, густые каштаново-рыжие волосы.
– Я никогда особенно не задумывался над этим, отец.
Арута вздохнул.
– Боюсь, я сделал огромную ошибку в вашем воспитании. Когда вы оба были совсем маленькими, вы были ужасно проказливы и вот как-то очень рассердили меня – ерунда, всего-навсего опрокинули чернильницу, но чернила залили рукопись, уничтожив дневной труд переписчика. Я отшлепал тебя по мягкому месту, Боуррик. – Старший брат усмехнулся, представив эту сцену. Арута не улыбался. – Анита заставила меня пообещать тогда, что я больше ни при каких обстоятельствах и пальцем вас не трону. Но, поступив так, боюсь, я изнежил вас и плохо подготовил к той жизни, которая вам предстоит.
Эрланд был озадачен. Их часто бранили, но редко наказывали и никогда, до нынешнего утра, – физически.
Арута кивнул:
– В том, как воспитывали меня и вас, мало общего. Вашему дяде королю не раз доводилось отведать отцовского кожаного ремня. Мне в детстве досталось только однажды. Я быстро понял: отдавая приказание, отец ждет, что оно должно быть выполнено немедленно. – Арута вздохнул, и впервые в жизни юноши почувствовали, что их отец не очень уверен в себе. – Мы все думали, что принц Рэндольф когда-нибудь станет королем. Когда он утонул, мы надеялись, что у Лиама еще будут сыновья. Даже когда рождались дочери, а вероятность появления наследника в Рилланоне все уменьшалась, нам и в голову не приходило, что когда-нибудь ты, – он упер указательный палец в грудь Боуррика, – станешь правителем страны. – Арута взглянул на другого сына и, подойдя, положил ладонь на его плечо. – Я не привык говорить о чувствах, но вы – мои сыновья, и я люблю вас обоих, хотя вы часто испытываете мое терпение.
Оба сына внезапно почувствовали смущение, услышав такое несвойственное их отцу откровение. Они любили отца, но, как и он, не привыкли говорить о своих чувствах вслух.
– Да, отец, мы понимаем, – вот и все, что мог ответить Боуррик.
Взглянув Боуррику прямо в глаза, Арута спросил:
– Действительно? Тогда пойми, что начиная с этого дня вы не просто мои сыновья, Боуррик. Теперь вы оба – дети Королевства. Вы оба – принцы королевской крови. Когда-нибудь ты, Боуррик, станешь королем. Задумайся над этим – только смерть может все изменить. И с этого дня отцовская любовь к сыну больше не защитит тебя от жизненных трудностей. Быть королем – значит держать в руках нити людских судеб и жизней. Бездумный поступок может оборвать эти жизни так же легко, как обрываются нити.
Арута повернулся к Эрланду:
– Наследники-близнецы представляют серьезную угрозу спокойствию Королевства. Ты можешь однажды обнаружить, что найдутся люди, которые захотят, чтобы порядок наследования был изменен – тогда можно будет развязать войну из-за старой вражды.
Вы оба знаете историю о первом короле Боуррике и о том, как он был принужден убить родного брата – Джона Претендента. Знаете вы и том, как король, я и Мартин стояли в Зале предков перед Объединенным Советом лордов, и каждый из нас имел законные права на трон. Благодаря благородству Мартина, Лиам носит теперь корону, доставшуюся ему без кровопролития, хотя тогда мы вплотную стояли перед опасностью гражданской войны.
– Зачем ты нам все это рассказываешь, отец? – спросил Боуррик.
Арута встал и, вздохнув, положил руку на плечо старшего сына.
– Потому что ваше детство кончилось, Боуррик. Ты больше не просто сын принца Крондорского. Я решил: если мне доведется пережить своего брата, я отрекусь от престола в твою пользу. – Боуррик начал возражать, но Арута перебил его:
– Лиам – человек очень бодрый. Когда он умрет, я буду дряхлым стариком, если только переживу его. Будет лучше, если между его и твоим правлением не будет промежутка. Ты будешь следующим королем Островов. – Взглянув на Эрланда, принц продолжал:
– А ты всегда будешь в тени своего брата. Ты всегда будешь стоять в шаге от трона, не имея возможности оказаться на нем. Перед тобой всегда будут заискивать, надеясь получить какие-то милости, но не от тебя; на тебя будут смотреть как на ступеньку, ведущую к твоему брату. Сможешь ли ты принять такую судьбу?
Эрланд пожал плечами:
– Кажется, это не такая уж мрачная доля, отец. У меня будут поместья и титул и, думаю, достаточно обязанностей.
– И более того – даже если ты будешь не согласен с братом, на публике тебе придется всегда его поддерживать. Вслух ты никогда не сможешь высказать мнение, которое мог бы назвать своим. Должно быть только так. Никогда в будущем не должен ты противостоять королю. – Немного отойдя, он обернулся и посмотрел на сыновей. – На вашей памяти в Королевстве всегда был мир. Мелкие стычки на границах не в счет.
– Не для тех, кто сражается в них! Там гибнут люди, отец! – воскликнул Эрланд.
– Я говорю сейчас о государствах и династиях, о судьбах целых поколений. Да, люди гибли – для того, чтобы страна и ее народ могли жить в мире. Но были времена, когда мы беспрестанно воевали, когда пограничные бои с Великим Кешем были рутинным делом, галеры Квега то и дело захватывали наши корабли, а цуранские армии девять лет удерживали земли вашего деда! Вам придется отказаться от множества вещей, дети мои. Вам нужно будет жениться на женщинах, которые, скорее всего, окажутся вам совсем чужими. Вам придется отказаться от многих радостей, доступных другим людям, – пойти в .таверну и выпить, собраться и съездить в другой город, если захотелось, жениться по любви, видеть, как растут твои дети и не ведать страха за то, что они могут стать игрушкой, исполняющей чужую волю… – Глядя на город, Арута прибавил:
– Вечером сесть рядышком с женой и поговорить о повседневных делах, которыми заполнена жизнь простых людей.
– Кажется, я начал понимать, – сказал Боуррик приглушенным голосом.
Эрланд лишь кивнул.
– Хорошо; через неделю вы отправляетесь в Великий Кеш. С этого момента вы
– будущее Королевства, – сказал Арута. Он пошел к лестнице и остановился у первой ступени. – Мне жаль, что я не могу избавить вас от такой судьбы. – И ушел.
Юноши некоторое время сидели молча, а потом дружно повернулись, чтобы посмотреть на гавань. Дневное солнце нещадно палило, хотя с Горького моря дул довольно холодный бриз. Там в гавани, далеко внизу, сновали лодки; двигались шаланды и баржи, перевозившие грузы и пассажиров между причалами и большими парусными кораблями, стоявшими на якоре в заливе. Вдали белыми точками виднелись идущие в порт корабли – из королевства Квега, с Дальнего берега, из Вольных городов, Вабона или из Империи Великого Кеша.
Боуррик широко улыбнулся:
– Кеш!
Эрланд рассмеялся:
– Да, в сердце Великого Кеша!
Обоим доставляли большую радость думы о новых городах и новых знакомствах, о путешествии в земли, считавшиеся загадочными и экзотическими. А слова отца унес западный ветер.
Некоторые традиции живут веками, другие быстра отмирают, некоторые укореняются незаметно, другие – под звон фанфар. Никто не помнил, как появился обычай прекращать все дела в полдень шестого дня, оставляя седьмой на размышления и обеты.
Но за последние двадцать лет зародилась и другая традиция. Начиная с первого шестого дня после зимнего солнцестояния мальчики и молодые мужчины, ученики и слуги, простолюдины и благородные начинали волноваться. Потому что после праздника Первой Оттепели, через шесть недель после солнцестояния, часто несмотря на плохую погоду, открывался футбольный сезон.
В эту игру, которую когда-то называли просто игрой в мяч, с незапамятных времен играли мальчишки, загоняя ногами тряпичный мяч в пустой бочонок. Двадцать лет назад молодой принц Арута дал указание своему мастеру церемоний разработать правила игры, в основном для того чтобы оградить юных сквайров и подмастерьев от излишних травм – в те времена игра была довольно жестокой. Теперь же население привыкло к футболу – с приходом весны возвращалась и игра.
Азарт охватывал все слои населения, начиная от мальчишек, гонявших мяч на пустырях, до городской футбольной лиги, в которую входили команды гильдий, любителей спорта или просто богатых дворян, желавших покровительствовать игре (каждая команда имела свое поле для тренировок). Повсюду игроки носились взад и вперед, стараясь загнать мяч в натянутую сетку.
Толпа закричала, выражая восторг, когда самый быстрый нападающий Синих, оторвавшись с мячом от группы защитников, побежал к незащищенным воротам. Вратарь Красных пригнулся, готовясь прыгнуть между мячом и сеткой. Сделав ловкий финт, игрок Синих заставил вратаря покачнуться и пробил мяч мимо него в ворота. Вратарь встал, уперев руки в бока, выражая отвращение к самому себе, а команда Синих столпилась вокруг своего удачливого игрока.
– И как это он не заметил мяч, – произнес Локлир. – Даже отсюда было понятно, что собирался делать нападающий.
– Почему бы тебе не спуститься и не поиграть вместо него? – рассмеялся Джеймс.
Боуррик и Эрланд тоже засмеялись.
– Да, дядя Локи. Мы сто раз слышали о том, как вы с дядей Джимми изобрели эту игру.
Локлир покачал головой.
– Ничего подобного. – Он оглядел трибуны, построенные много лет назад предприимчивым купцом. Эти трибуны расширялись и надстраивались, и теперь четыре тысячи горожан могли собраться, чтобы посмотреть матч. – У нас на каждом конце поля был бочонок, и перед ним нельзя было стоять. Эти сетки и вратари и все остальное – это ваш отец придумал…
– …И разве теперь это похоже на спорт? – в один голос закончили Боуррик и Эрлаид.
– Верно, – заметил Локлир.
– Никаких тебе кровопролитий, – вставил Эрланд.
– Ни сломанных рук. Ни выбитых глаз, – засмеялся Боуррик.
– Это к лучшему, – сказал Джеймс:
– Вот было время…
Оба брата поморщились – они уже поняли, что сейчас им предстоит выслушать историю о том, как Локлира ударили по голове куском свинца, спрятанным под рубашкой одним из подмастерьев. Тогда это привело к спорам между двумя баронами о том, какие правила считать опасными для игры, а какие – полезными.
Но молчание Джеймса заставило Боуррика обернуться к нему. Джеймс всматривался не в игру, которая близилась к концу, а в человека, сидящего на дальнем конце того же ряда, что и бароны, на ряд выше, чем принцы. Положение и щедрая мзда позволили сыновьям принца занять два лучших места – примерно на середине длинной стороны поля и на средней высоте.
– Локи, как ты полагаешь, сейчас можно замерзнуть? – спросил Джеймс.
Вытирая пот со лба, Локи ответил:
– Ты шутишь? Только что миновала середина лета, я сейчас сварюсь.
Указав большим пальцем в конец ряда, Джеймс произнес:
– Тогда почему вон тот приятель надел такой длинный плащ?
Локи взглянул в указанную сторону и увидел на краю скамьи человека, который сидел, закутавшись в объемистый плащ.
– Может, это священник?
– Не знаю ни одного ордена, члены которого интересовались бы футболом. – Джеймс отвернулся, когда тот человек посмотрел в его сторону. – Наблюдай за ним через мое плечо так, словно ты вполуха слушаешь то, что я тебе рассказываю. Что он делает?
– Сейчас – ничего. – Раздался звук рожка, возвещающий окончание матча. Синие, команда, которую поддерживали гильдия мукомолов и союз кузнецов, нанесли поражение Красным, которых поддерживали аристократы. Так как всем было хорошо известно, кому принадлежат обе команды, такой результат вызвал всеобщее ликование.
Толпа начала расходиться, и человек в плаще поднялся. Локлир, широко раскрыв глаза, быстро произнес:
– Он вытаскивает что-то из рукава.
Джеймс, резко обернувшись, успел заметить, что человек подносит к губам трубку, направив ее в сторону принцев. Не раздумывая, Джеймс всем весом навалился на юношей, сбросив их на нижние ряды. Человек, стоявший рядом с Эрландом, сдавленно вскрикнул и поднес руку к шее. Он не закончил движение – едва пальцы коснулись дротика, торчавшего из шеи, как он упал.
Джеймс и принцы покатились вниз по скамьям, а Локлир со шпагой наголо уже бросился к человеку в плаще.
– Стража! – кричал он. Почетный караул был выстроен как раз под трибунами.
Ответом на его призыв прозвучали гулкие шаги по деревянным ступеням – солдаты принца бросились в погоню за убегавшим. Не принимая в расчет возможных синяков, стражники просто раскидывали со своего пути ни в чем не повинных зрителей.
С присущей толпе догадливостью зрители уже по-няли, что на трибунах что-то случилось. Пока те, кто оказался поблизости, пытались убраться подальше, остальные старались протиснуться ближе, чтобы узнать причину переполоха.
Завидев стражников всего в нескольких ярдах – лишь немногие горожане загораживали им путь, – человек в плаще, положив руку на перила лестницы, перепрыгнул через них и упал на землю, пролетев с десяток футов. Когда Локлир подбежал к перилам, он услышал глухой удар и крик боли.
Два горожанина сидели на земле, разглядывая лежавшее рядом с ними неподвижное тело. Один из них, не вставая, начал отодвигаться подальше, а второй попытался отползти. Локлир тоже перепрыгнул через перила и, едва приземлившись на ноги, направил острие шпаги на мужчину в плаще. Тот повернулся и прыгнул на барона.
Локлир не успел среагировать на нападение. Человек в плаще схватил его за пояс и толкнул на стойки, поддерживающие трибуны.
У Локлира перехватило дыхание, но он все же стукнул противника гардой шпаги по голове. Тот отшатнулся, собираясь, скорее, бежать, чем сражаться, но шум голосов возвестил о появлении стражников. Обернувшись, человек двинул Локлира, пытающегося восстановить дыхание, кулаком в ухо.
Сразу за ошеломляющим ударом нападавший бросился в темноту под трибунами. Барон потряс головой и побежал следом.
В кромешной темноте можно было спрятаться где угодно.
– Сюда! – закричал Локлир, и через несколько мгновений полдесятка солдат уже стояли за ним. – Идите цепью и будьте внимательны.
Солдаты медленно пошли вглубь, в темноту под трибуны. Те, кто подошел к передним рядам, были вынуждены пригнуться – самые нижние ряды поднимались над землей всего фута на четыре. Один из солдат тыкал мечом вперед, во мрак, на случай, если беглец задумал спрятаться под самым нижним рядом. Впереди послышались звуки борьбы. Локлир и его люди бросились туда. В темноте им удалось разглядеть, что два человека держали третьего. Не видя, кто есть кто, Локлир толкнул ближайшего плечом, сбив всех на землю. Другие солдаты тоже приняли участие в свалке, пока борьба в самом низу кучи не была задавлена в прямом смысле. Солдаты быстро вскочили и подняли дравшихся. Локлир усмехнулся, увидев, что один из них оказался Джеймсом, а второй – Боурриком. На земле неподвижно лежал человек в плаще.
– Тащите его на свет, – велел он солдатам. А у Джеймса спросил:
– Он мертв?
– Нет, если ты не сломал ему шею, как чуть не сломал мою, прыгнув сверху.
– Где Эрланд? – спросил Локлир.
– Здесь, – ответил голос из темноты. – Я закрывал выход с этой стороны на случай, если бы ему удалось убежать от этих двоих, – указал он на Джеймса и Боуррика.
– Берег свой драгоценный бок, хотел ты сказать, – ухмыльнувшись, заметил Боуррик.
– Может и так, – пожал плечами Эрланд. Они пошли за стражниками, которые несли пойманного человека, а выйдя на свет, обнаружили, что вокруг трибун стоит кордон из солдат.
– Посмотрим, что тут у нас, – Локлир склонился над фигурой в плаще. Он сдвинул капюшон, в небо уставились невидящие глаза. – Он мертв.
Джеймс, в тот же миг опустившийся на колени, открыл незнакомцу рот, понюхал и заявил:
– Отравился.
– Кто это? – спросил Боуррик.
– И почему он хотел тебя убить, дядя Джимми? – прибавил Эрланд.
– Да не меня, идиот, – резко ответил Джеймс и указал на Боуррика. – Он собирался убить твоего брата.
Подошел солдат.
– Сэр, человек, в которого попал дротик, умер через несколько секунд после ранения.
Боуррик натянуто улыбнулся.
– Зачем кому-то убивать меня?
– Ревнивый муж? – также неестественно пошутил Эрланд.
– Не только тебя, Боуррик кон Дуан, – ответил Джеймс. Он оглядел толпу, словно выискивая в ней других убийц. – Кто-то пытался уничтожить будущее Островов.
Локлир, распахнув плащ на мертвом, увидел черную тунику и сказал:
– Джеймс, посмотри-ка сюда.
Барон Джеймс посмотрел на мертвеца. У него была темная кожа, темнее, чем у Гардана, – его предки явно были кешианцами, но людей, имеющих кешианских предков, проживало в этой части Королевства немало. В каждом сословии крондорского общества были люди с оливковой и черной кожей. Но на этом человеке была странная для этой местности одежда – туника из дорогого черного шелка и мягкие туфли без задников – принцы таких еще не видели.
Джеймс осмотрел руки мертвеца, нашел кольцо с темным камнем и стал осматривать шею.
– Что ты делаешь?
– Старые привычки… – только и ответил Джимми. – Это не ночной ястреб, – заметил он, вспоминая легендарную гильдию убийц. – Но, может быть, это еще хуже.
– Как? – воскликнул Локлир. Он хорошо помнил, как двадцать лет назад ночные ястребы пытались убить принца Аруту.
– Он кешианец.
Локлир, наклонившись, посмотрел на кольцо. Когда он выпрямился, лицо его было бледным.
– Гораздо хуже. Это член императорского дома Кеша.
В комнате было тихо.
Герцог Гардан потер переносицу.
– Это нелепо. Что выиграет Кеш, убив одного из ваших наследников? Неужели императрица хочет войны?
– Никто не делает больше нее для сохранения мира, – заметил Эрланд, – или, по крайней мере, так сообщается в донесениях. Зачем ей мертвый Боуррик? Кто…
Боуррик перебил брата:
– Кто угодно может хотеть развязать войну между Королевством и Империей.
Локлир кивнул.
– Это для отвода глаз. Маскировка настолько явная, что ей трудно поверить.
– И все же… – вслух размышлял Арута. – А что если так и было задумано – чтобы убийца промахнулся? Что, если предполагается, будто я должен задержать посольство, оставив сыновей дома?
– Оскорбив тем самым императрицу Кеша, – кивнул Гардан.
Джеймс, прислонившийся к стене позади Аруты, сказал:
– Мы и так достаточно натворили, убив члена императорской семьи. Он был очень дальним родственником императрицы, но все же родственником.
Гардан опять потер переносицу – скорее от растерянности, чем от усталости.
– А что я должен сказать кешианскому послу? «Мы тут нашли вот этого парня, кажется, он из вашего правящего дома. Мы и не знали, что он в Крондоре. Нам очень жаль, но он умер. Кстати, он пытался убить принца Боуррика… « Арута, откинувшись на спинку кресла, сплел пальцы и, как козырьком, закрыл ими глаза – все в комнате подумали, что много лет не видели этого жеста. Наконец принц посмотрел на Джеймса.
– Надо избавиться от тела, – предложил барон.
– Простите? – переспросил Гардан.
Джеймс выпрямился.
– Вынести тело и бросить его в залив.
Эрланд усмехнулся.
– Не кажется ли вам, что это неподобающее обращение с особой императорской крови из Кеша?
– Зачем? – спросил Арута.
Джеймс присел на край письменного стола Аруты – за многие годы советов все привыкли, что своим советникам и домочадцам принц позволяет весьма свободное поведение.
– Он не является официальным гостем. Мы не обязаны знать, что он здесь был. Никто этого и не знал. А те кешианцы, кто знает, что он здесь, знают и цель его приезда. Сомневаюсь, что они станут справляться о его здоровье. О нем все уже позабыли, если мы сами не привлечем внимания к его местонахождению.
– И его состоянию, – сухо прибавил Боуррик.
– Мы можем заявить, что он пытался убить Боуррика, – признал Джеймс, – но у нас есть только труп кешианца, духовая трубка и несколько отравленных дротиков.
– И мертвый купец, – прибавил Гардан.
– Мертвые купцы достаточно часто встречаются в Западных землях Королевства, какой день ни возьми, милорд герцог, – заметил Джеймс. – Предлагаю снять его кольцо и бросить тело в залив. Пусть кешианцы, отправившие его, побудут некоторое время в неизвестности.
Арута некоторое время сидел молча, а потоки кивнул. Джеймс дал знать Локлиру, чтобы тот взял для этого дела гвардейцев, и барон Локлир вышел. Посовещавшись за дверью с лейтенантом Уильямом, он вскоре вернулся.
Арута вздохнул и посмотрел на Джеймса.
– Кеш. Что там еще? – спросил он.
Джеймс пожал плечами.
– Намеки, слухи. Их новый посол – весьма странная фигура. Он из тех, кого они называют чистокровными, но к правящей семье не принадлежит – убийца был бы, пожалуй, более подходящим послом. Нынешний посланник назначен из чисто политических соображений. Ходят слухи, что при дворе он имеет больше веса, чем некоторые особы императорской крови. Я не вижу ни одной причины, почему ему была оказана такая честь – может быть, это компромисс, призванный удовлетворить запросы какой-нибудь придворной группы?
– Особого смысла во всем этом не видно, – сказал Арута, – но нам придется играть в эту игру, соблюдая ее правила. – Он помолчал, молчали и остальные, ожидая, пока принц соберется с мыслями. – Отправьте сообщения нашим людям в Кеше. Пусть до того как приедут мои сыновья, наши агенты хорошо поработают. Если кто-то хочет втянуть нас в войну с Кешем, самый логичный выбор – нанести удар по племянникам короля. Ты, Джеймс, будешь сопровождать принцев в Кеш. Больше я никому не могу доверить плавание По этим опасным водам.
– Ваше высочество… – произнес барон Локлир.
Взглянув на барона, Арута прибавил:
– Ты тоже отправишься с бароном Джеймсом как мастер церемоний, глава протокола и всей остальной ерунды. Имперским двором правят женщины. Вот мы наконец и найдем применение легендарному обаянию Локлира. Передай капитану Валдису, что в твое отсутствие он будет исполнять обязанности рыцарь-маршала. А кузен Уильям пусть примет пост капитана гвардии. – Арута побарабанил пальцами по столу. – Мне бы хотелось, – сказал он Джеймсу, – чтобы путешествие проходило совсем не так, как велит обычай и протокол. Ты волен поступать так, как считаешь необходимым.
Джеймс научился понимать настроения принца гораздо лучше остальных людей, не принадлежащих к королевской семье. Ход мыслей Аруты напоминал размышления хорошего шахматиста: принц планировал и пытался предугадать последствия возможно большего количества ходов.
Джеймс поманил Локлира и принцев и, выйдя с ними из кабинета, сказал:
– Выезжаем завтра на рассвете.
– Мы же должны выехать только через три дня, – возразил Боуррйк.
– Официально, – ответил Джеймс. – Если ваш кешианский приятель здесь не один, я бы хотел, чтобы никто не знал о наших планах. – Он посмотрел на Локлира. – Небольшой отряд верхом – двадцать гвардейцев, одетых наемными солдатами. Выбери хороших лошадей и отправь в Шамату известие, что нам понадобятся свежие лошади и припасы для двух сотен человек.
– Мы прибудем в Шамату в одно время с письмом, а две сотни… – начал Локлир.
Джеймс перебил его:
– Мы не поедем в Шамату. Надо заставить их думать, что мы поедем в Шамату с официальным кортежем. А мы направимся в Звездную Пристань.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.