Книга Сад Рамы онлайн - страница 7

8

7 мая 2205 года

Вот и началась весна нашей размолвки. О Боже, какими дураками бываем мы, смертные! Ричард, Ричард, вернись!

С чего начать? Как начать? Как самой себе поднести пилюлю? Ни на мгновение я не перестаю укорять себя… В соседней комнате Майкл и Симона разговаривают о Микеланджело.

Отец всегда говорил мне, что ошибается всякий. Но почему же мои ошибки всегда настолько серьезны? Идея была здравой, логической, если рассуждать трезво. Но в глубинах человеческого существа не всегда правит рассудок. Эмоции иррациональны. Одни компьютеры не знают ревности.

Предубеждений было достаточно. Уже когда мы вышли «погулять» на берег Цилиндрического моря, по глазам Ричарда я ясно видела «нет». Потише-потише, Николь, осадила тогда я себя.

Но потом он казался таким рассудительным.

– Конечно, – согласился наконец Ричард. – Генетически твое предложение оправдано. Пойдем скажем Майклу. Пусть все свершится быстрее; надеюсь, одного раза будет довольно.

Я была воодушевлена. Мне и в голову не приходило, что Майкл может воспротивиться.

– Нельзя, это грех, – осознав, чего мы от него хотим, сказал он вечером, когда девочки уснули.

Инициативу взял на себя Ричард: дескать, понятие греха устарело и на Земле!.. И со стороны Майкла следовать старине просто глупо.

– Неужели ты действительно хочешь, чтобы я это сделал? – в конце концов спросил Майкл у Ричарда.

– Нет, – немного помедлив, ответил тот, – но этого явно требуют интересы детей. – Нужно было сразу обратить побольше внимания на это самое «нет».

Меня не осенило, что план может сорваться. Я внимательно следила за наступлением овуляции и, когда она приблизилась, известила Ричарда, и тот отправился в одну из своих долгих прогулок по Раме. Майкл нервничал и старался подавить чувство вины, но даже в худших своих помыслах я не могла представить, что он не сможет вступить в сношение со мной.

Когда мы разделись (в темноте, чтобы не смущать Майкла) и легли рядом на коврик, я обнаружила, что тело его напряжено. Я поцеловала Майкла в щеки и лоб, попыталась снять напряжение, погладив по спине» по шее. Через тридцать минут всевозможных прикосновений, которые трудно было бы назвать ласками, я самым соблазнительным образом прижалась к нему и поняла, что столкнулась с неожиданной проблемой: его пенис оставался совершенно вялым.

Я не знала, что делать. Сперва без всяких оснований подумала, что не привлекаю Майкла как женщина. Ужасное ощущение – словно тебе отвесили пощечину. И все сдерживаемые чувства вырвались на поверхность, я рассердилась. К счастью, я промолчала – за все это время мы не открыли рта, – и Майкл не мог видеть моего лица в темноте. Но тело, должно быть, выразило разочарование.

– Извини, – негромко проговорил он.

– Ничего, – ответила я, стараясь казаться невозмутимой.

Опершись на локоть, я погладила другой рукой его лоб, потом легкими движениями принялась потирать его лицо, шею и плечи. Майкл оставался пассивным. Не открывая глаз, он лежал на спине и не шевелился. Я чувствовала, что ему приятно, но Майкл молчал, не отзываясь ни словом, ни звуком. К этому времени я забеспокоилась: ощутила, что хочу ласк Майкла, хочу в них подтверждения его симпатии.

Наконец я полулегла ему на грудь. Соски мои прикасались к его коже, рукой я гладила волосы на груди. Я пригнулась, чтобы поцеловать его в губы, и левой рукой пыталась возбудить его, однако Майкл торопливо отодвинулся и сел.

– Не могу, – Майкл покачал головой.

– Ну почему? – спросила я, замерев возле него в неловкой позе.

– Неправильно это, – сурово ответил он.

Я попыталась вновь завести разговор, но Майкл безмолвствовал. И поскольку предпринять более было нечего, я оделась в темноте. Майкл едва сумел выдавить в спину мне: «Спокойной ночи».

В нашу комнату я вернулась не сразу. Очутившись в коридоре, я поняла, что не в силах предстать перед Ричардом. Припав к стене, я постаралась справиться с бурей чувств, терзавших меня. Почему я вдруг решила, что все сложится просто? Что теперь мне сказать Ричарду?

Войдя в комнату, по дыханию Ричарда я поняла, что он не спит. Если б только у меня хватило отваги, следовало сказать ему, как обстоит дело с Майклом. Но в тот раз легче было промолчать. Так я допустила серьезную ошибку.

Следующие два дня прошли в общей напряженности. О том, что Ричард именовал «операцией оплодотворения», не было произнесено даже слова. Мужчины пытались держаться так, словно ничего не произошло. Через день после обеда я уговорила Ричарда сходить погулять, пока Майкл будет укладывать девочек.

Мы стояли над Цилиндрическим морем, а Ричард объяснял мне химические принципы винного брожения. Наконец перебив мужа, я взяла его за руку.

– Ричард, – проговорила я, пытаясь найти в его взгляде любовь и поддержку, – это очень сложно… – Голос мой умолк.

– Ну что там, Никки?! – отозвался он с деланной улыбкой.

– Видишь ли, – ответила я, – все дело в Майкле. Пока… ничего не случилось… он не смог…

Ричард долго глядел на меня.

– Ты хочешь сказать, что он импотент? – спросил он.

Сперва я кивнула, а потом окончательно запутала его, покачав головой.

– Наверное, нет, – брякнула я. – Но со мной тогда он был импотентом. Или волновался, или чувствовал себя виноватым, или же слишком долго воздерживался… – я остановилась, осознав, что не следует вдаваться в подробности.

Должно быть, целую вечность Ричард глядел куда-то за море.

– Ты собираешься попробовать снова? – наконец он отозвался совершенно ничего не выражающим тоном, не поворачиваясь ко мне.

– Я… я не знаю, – ответила я, хватаясь за его руку. Я собиралась сказать что-нибудь, спросить, как отнесется он к новой попытке, но Ричард отошел в сторону и отрывисто проговорил:

– Скажи мне, когда решишься на повторный шаг.

Неделю или две я уже собиралась оставить весь замысел… И постепенно в наше крохотное семейство возвращалась радость. В ночь после месячных мы с Ричардом дважды любили друг друга – впервые в этом году. Он обнаруживал явное удовлетворение и разговорился, пока мы прижимались друг к другу после второго раза.

– Знаешь, я действительно не находил себе места, – сказал он. – Мысль о том, что ты будешь близка с Майклом, доводила меня до безумия, невзирая на все логические обоснования. Я знаю, что все это неразумно, но я очень боялся, что тебе понравится – понимаешь? – и наши отношения переменятся.

Ричард явно решил, что я оставила намерения забеременеть от Майкла. В ту ночь я тоже была удовлетворена и не стала с ним спорить. Впрочем, через несколько дней я обнаружила, что читаю книги об импотенции, и поняла, что намереваюсь продолжать свой план.

Всю неделю перед следующей овуляцией Ричард возился со своим вином и, быть может, слишком часто его пробовал – несколько раз он являлся к обеду уже под хмельком. Еще он возился со своими роботами – героями Сэмюэла Беккета. Я же все внимание уделяла импотенции. Во время учебы мы не касались этой темы. И в связи с ограниченностью собственного сексуального опыта прежде мне не приходилось сталкиваться с этим явлением. Я удивилась, узнав, что это довольно обычное дело и причины неприятностей следует искать в психологической сфере, а также в обострениях различных воспалительных процессов. Оказалось, что существуют прекрасно разработанные методики борьбы с импотенцией, в основном повышающие уверенность в себе у мужчины.

Утром Ричард заметил меня за подготовкой мочи к анализу на овуляцию. Он ничего не сказал, но на лице появились боль и разочарование. Мне хотелось ободрить его, но дети были в комнате, и я побоялась, что он устроит мне сцену.

Я не стала говорить Майклу, что собираюсь предпринять вторую попытку. Подумала, что ему будет спокойнее, если времени на раздумья не будет. План мой почти сработал. Мы уложили детей спать, и я отправилась следом за Майклом в его комнату, где объяснила свои намерения, пока мы раздевались. У него началась эрекция и, невзирая на слабость процесса, я постаралась усилить ее. Не сомневаюсь, что все закончилось бы успешно, но Кэти подняла крик: «Мамочка, мамочка!», как раз когда мы были готовы приступить к сношению.

Конечно, я бросила Майкла и выскочила в коридор. Ричард уже был в детской. Он держал Кэти на руках. Симона столбиком сидела на коврике, потирая глаза. Все трое с удивлением разглядывали мою нагую фигуру, появившуюся в дверях.

– Мне приснился страшный сон, – Кэти прижалась к Ричарду. – Октопаук собирался меня съесть.

Я вступила в комнату.

– Теперь тебе лучше? – спросила я, пытаясь взять девочку на руки. Но Ричард не отпускал ее. Кэти тоже не тянулась ко мне. После неловкого молчания я склонилась к Симоне и обняла ее за плечи.

– А где же твоя пижама, мамочка? – поинтересовалась моя четырехлетка. Мы с Ричардом чаще всего спим в пижамах раманского изготовления. К виду моего обнаженного тела девочки привыкли – каждый день мы втроем принимаем душ, – но ночью я прихожу в детскую, как правило, в пижаме.

Я собиралась ограничиться уклончивым ответом Симоне, когда заметила, что Ричард тоже глядит на меня – с явной враждебностью.

– Я в состоянии управиться с детьми, – вдруг резким голосом проговорил он. – Могла бы докончить свои дела.

Я вернулась к Майклу, чтобы предпринять новую попытку – и напрасно. Пару минут я пыталась возбудить его, потом он оттолкнул мою руку.

– Бесполезно. Мне уже почти шестьдесят три года, к тому же я воздерживался пять лет. Мастурбацией не занимаюсь, о сексе стараюсь не думать. То, что случилось чуть раньше, было просто случайностью, – он помолчал почти с минуту и затем произнес: – Извини, Николь, похоже у нас ничего не получится.

Несколько минут мы лежали рядом. Я стала одеваться и тут заметила, что Майкл ровно задышал, засыпая. Я вдруг вспомнила, что у мужчин с психологической импотенцией эрекция часто возникает во сне… и в голову мне пришла новая безумная идея. Я лежала рядом с Майклом, дожидаясь, пока он глубоко заснет.

Я мягко погладила его. К моей радости, он отреагировал мгновенно. Чуть погодя, я усилила поглаживание, стараясь не разбудить его. Когда он достиг готовности, я быстро опустилась на него сверху. Соитие вот-вот должно было состояться, когда я резким движением пробудила его… я попыталась продолжить, но, вероятно, сделала ему больно. Майкл вскрикнул и поглядел на меня дикими испуганными глазами. Эрекция немедленно прекратилась.

Я откинулась на спину и глубоко вздохнула. Я была ужасно разочарована. Майкл о чем-то спрашивал, но я была расстроена настолько, что не могла говорить. Слезы щипали глаза. Я торопливо оделась, чмокнула Майкла в лоб и вывалилась в коридор. И, постояв там пять минут, решила, что способна увидеться с Ричардом.

Мой муж еще работал. Он стоял на коленях перед Поццо, персонажем пьесы «В ожидании Голо». Крохотный робот пространно повествовал о тщете сущего. Сперва Ричард не обратил на меня внимания. А затем, приглушив голос Поццо, саркастически спросил:

– Ну как, управилась?

– Опять не получилось, – рассеянно ответила я. – Наверное…

– Нечего дурачить меня, – в гневе закричал Ричард. – Я не настолько глуп. Полагаешь, я поверю тому, что ты провела с ним два часа голяком и ничего не случилось? Я знаю вас, женщин. Вы считаете…

Не помню, что он наговорил мне потом. Помню лишь собственный ужас, когда он в гневе начал подступать ко мне. Я решила, что он намеревается ударить меня, и съежилась. По щекам потекли слезы. Ричард по-всякому обзывал меня, дошло и до расистских намеков. Он словно обезумел. А когда занес руку для удара, я выскочила из коридора и бросилась к лестнице, уводящей в Нью-Йорк. Я чуть не сбила с ног малютку Кэти, проснувшуюся от шума и теперь с недоуменным видом стоявшую в дверях детской.

На Раме было светло. Час, должно быть, я проходила наверху, то и дело заливаясь слезами. Ричард взбесил меня, но и удовлетворения собой я не чувствовала. В гневе Ричард выпалил, что я свихнулась на этой идее, придумав «хитроумный предлог», чтобы иметь возможность переспать с Майклом и сделаться «царицей улья». Я не отвечала на обвинения. Но что, если в них все-таки была кроха истины? И мой энтузиазм отчасти объяснялся возможностью вступить в сношения с Майклом?

Я убедила себя, что действовала из правильных побуждений, однако с самого начала проявила невероятную глупость. Мне самой в первую очередь следовало понять, что так поступать нельзя. И после первой реакции Ричарда, а потом и Майкла я должна была немедленно отказаться от этой мысли. Быть может, Ричард был кое в чем прав. Быть может, я проявила излишнее упрямство в своем навязчивом стремлении добиться максимального генетического разнообразия среди наших отпрысков. Уверена я была только в одном: затеяла все это не ради того, чтобы заняться любовью с Майклом.

Когда я вернулась, в комнате было темно. Переодевшись в пижаму, я устало плюхнулась на матрас. Буквально через секунду Ричард подкатился ко мне со словами: «Николь, родная моя, прости, если можешь» и отчаянно обнял меня.

С тех пор я не слыхала его голоса. Вот уже шесть дней, как Ричард исчез. В ту ночь я крепко уснула и не слышала, как он собирался и составлял записку. Утром в семь часов раздался звонок будильника. Весь черный экран заполняла записка: «ТОЛЬКО ДЛЯ НИКОЛЬ ДЕ ЖАРДЕН – нажми „К“, чтобы прочесть». Дети еще спали, и я нажала клавишу.

«Дорогая, самая дорогая моя Николь, – начиналось послание, – более трудного письма мне еще не приходилось писать. На время я покидаю вас, тебя и семью. Я знаю, что этим создаю дополнительные трудности тебе, Майклу и девочкам, но, поверь мне, иначе нельзя. Прошлой ночью я понял, что другого пути нет.

Дорогая моя, я люблю тебя всем сердцем и понимаю – когда мозг в состоянии контролировать эмоции, – что ты поступаешь в интересах всей семьи. Мне страшно жаль всех обвинений, которые вчера я высказал тебе. Еще более сожалею о тех оскорблениях… о расистских эпитетах и часто повторявшемся мной слове «шлюха». Надеюсь, что ты простишь меня, хотя я вряд ли смогу простить себя самого, и будешь помнить мою любовь, а не дикий безумный гнев.

Ревность – страшная вещь. «Она смеется над плотью, которой кормится» – это еще пустяки. Ревность поглощает, не знает рассудка, лишает ума. И самого умного человека она может превратить в свирепое животное.

Николь, дорогая моя, я не все тебе сказал относительно того, как закончилась наша совместная жизнь с Сарой. Я несколько месяцев подозревал, что, оставаясь в Лондоне, она встречается с мужчинами. Тому было много свидетельств – неровный интерес к сексу, новые платья, надевавшиеся явно не для меня, внезапный интерес к новым позам во время близости, телефонные звонки, когда трубка оставалась безмолвной… но я так любил ее и не сомневался в том, что, если я выражу протест, наш брак будет расторгнут. Словом, я не предпринимал ничего, пока ревность не захлестнула меня.

И оставаясь в Кембридже, я ложился в постель и представлял себе Сару в объятиях другого мужчины… Наконец ревность настолько сильно охватывала меня, что уснуть я мог, лишь пожелав Саре смерти. После звонка миссис Синклер я больше не верил в добродетель Сары и отправился в Лондон, чтобы убить и жену, и ее любовника.

К счастью, у меня не было пистолета, а увидев их рядом, я забыл о ноже, который положил в карман пальто. Но я и так убил бы обоих, если бы поднятый мной шум не привлек внимания соседей.

Ты, вероятно, спрашиваешь, какое все это имеет к тебе отношение? Видишь ли, родная моя, у каждого из нас формируется собственное поведение в любви. Я успел приобрести наклонность к безумной ревности еще до знакомства с тобой. Оба раза, когда ты пыталась вступить в интимную связь с Майклом, я все время вспоминал о Саре. Я знаю, ты не Сара, ты не обманываешь меня, но чувства возвращаются совершенно неожиданным, не зависящим от меня образом. Это очень странно, так как я не могу представить себе, что ты могла предать меня, но когда ты была с Майклом, мне было много хуже, много страшнее, чем в те времена, когда Сара встречалась с Хью Синклером и другими дружками-актерами.

Надеюсь, что ты поймешь меня. Я ухожу потому, что не в силах справиться с ревностью, хотя и сам считаю ее нерациональной. Я не хочу уподобиться отцу: спиться с горя, погубить всех, кто меня окружает. Полагаю, что тем или иным путем ты добьешься зачатия, и предпочитаю избавить тебя от созерцания моего скверного поведения.

Надеюсь скоро вернуться, если только непредвиденные опасности не помешают моим исследованиям. Но когда это будет – не знаю. Мне нужно исцелиться, чтобы вновь стать надежным членом семьи. Скажи девочкам, что я отправился в путешествие. Будь ласкова с ними, особенно с Кэти – она станет скучать по мне больше всех.

Николь, я люблю тебя. Я знаю, тебе трудно будет осознать причины моего ухода, но все же постарайся понять меня.

Ричард.»

13 мая 2205 года

Сегодня я провела наверху пять часов – искала Ричарда. Обследовала ямы, сети, все три площади. По периметру обошла весь город. Подергала решетку на логове октопауков, спустилась ненадолго в обиталище птиц. И повсюду выкликала его имя. Я вспомнила, как пять лет назад Ричард отыскал меня по маяку, встроенному в принца Хэла. Если бы у меня был такой!

Ричард нигде не оставил следов. Наверное, он вообще покинул остров. Ричард – великолепный пловец, он легко мог переплыть море до берегов Северного полуцилиндра… Однако как быть с жуткими тварями, населяющими море? Или они не тронули его?

Вернись, Ричард. Ты мне нужен. Я люблю тебя.

Он явно рассчитывал пробыть без нас несколько дней. Скорректировал каталог обращений к раманам, чтобы по возможности облегчить нам с Майклом общение с хозяевами здешних мест. Взял самый большой из мешков и лучшего друга МБ, но беккетовских роботов оставил.

После ухода Ричарда в семье наступил разлад. Кэти вечно сердится. Она хочет знать, когда наконец вернется папочка и почему он так долго отсутствует. Майкл с Симоной скорбят вместе. Связь между ними крепнет – похоже, общение утешает обоих. Что касается меня, то я стараюсь уделять Кэти побольше внимания, однако обожаемого папочку заменить ей не в состоянии.

Ночи ужасны. Я не могу заснуть. Вновь и вновь переживаю все отношения с Ричардом за последние два месяца… вспоминаю собственные ошибки. Многое мне объяснило только его прощальное письмо. Я и не думала, что прежние отношения с Сарой могут сказаться на нашей совместной жизни, однако теперь я поняла, что он имел в виду, говоря о «привычках».

Они свойственны и мне самой. Ранняя кончина матери – мне было только десять – наделила меня страхом одиночества. Опасение потерять ближнего мешало мне завязывать интимные отношения. После матери я потеряла Женевьеву, отца, а теперь, пусть и на время, Ричарда. Каждая новая потеря пробуждает всех чудищ предыдущей. Выплакавшись, прежде чем уснуть, две ночи назад, я осознала, как не хватает мне не только Ричарда, но и матери, Женевьевы и моего чудесного отца. Все прежние потери словно бы сразу обрушились на меня. Теперь я понимаю, как моя близость с Майклом могла пробудить в душе Ричарда все болезненные воспоминания о Саре.

Процесс познания мира не остановишь. И я в сорок один год узнала еще одну грань человеческих отношений. Я нанесла Ричарду глубокую рану. Неважно, что никаких логических оснований для нее не было… неважно, что моя близость с Майклом неспособна повлиять на отношение к Ричарду. Логика здесь ни при чем. Существенны лишь ощущения и восприятие.

Я успела забыть всю мощь одиночества. Мы с Ричардом прожили вместе пять лет. Может быть, он и не во всем мой сказочный принц, однако он был мне надежным другом… не говоря уже о том, что мне не доводилось встречать более умного человека. Если он не вернется, меня ждет новая жуткая трагедия. Я скорблю всякий раз, когда в голову лезет назойливая мысль о том, что могу больше не увидеть его.

Ночью, когда одиночество ощущается особенно сильно, я читаю стихи. Бодлер и Элиот со студенческих лет были моими любимцами, но последние несколько вечеров утешение мне приносят стихотворения Бениты Гарсиа. За годы обучения в Космической академии в Колорадо жизнелюбие принесло ей много боли. Она с равным пылом делила свое время между наукой и объятиями мужчин. Бениту вызвали на дисциплинарную комиссию и обвинили в отсутствии достижений, за исключением области секса… тут она осознала, насколько шизофреничными бывают мужчины, если речь заходит об этой сфере.

Литературные критики в основном отдают предпочтение ее первой книге, «Снам мексиканской девушки», составившей Бените репутацию еще в «надцатилетнем» возрасте, уделяя меньше внимания сборнику уже умудренных, не столь лиричных стихотворений, выпущенному ею во время последнего года учебы в Академии. Теперь, когда Ричард покинул меня, я все стараюсь осознать, что именно произошло с нами за последние месяцы, и стихи Бениты о позднем взрослении и сомнениях много говорят мне. Она взрослела очень тяжело. И хотя новые стихи по-прежнему богаты образами, в них Бенита уже не прежняя Поллиэнна, бродящая среди руин Ушмаля. Сегодня я прочитала одно из ее студенческих стихотворений, которое мне особенно нравится:

Мои одежды украшают залу, Подобные цветам после дождя.

Сегодня ты придешь ко мне, любимый, Придешь мой новый, чтоб меня увидеть.

Но какой ты хочешь лицезреть меня?

Приличны книгам бледные пастели, Густая зелень вместе с синевою Пророчат дружбу. Может быть, Невестой я в них покажусь тебе.

Но если плоти зов ведет тебя, любимый, Я облачусь в багрец и траур И начерню глаза, как подобает шлюхе.

А вот прежде, бывало, во сне.

Принц скакал ко мне на коне И спасал и вез далеко, И тогда мне было легко.

Не вернется он. Ну а ты Даже не подаришь цветы…

Маска девки ранит меня Нестерпимей день ото дня.

И рука твоя… и сплетение тел Унижают – как ты и хотел.