Книга Пределы мира онлайн - страница 2



ГЛАВА 2

Чтобы войско могло перейти на восточный берег Нила, Александр велел построить два моста из лодок. На другом берегу его ждали солдаты и начальники, на чьем попечении оставалась покоренная страна. Теперь, увидев, что они справились со своей задачей хорошо, царь подтвердил полномочия назначенных им ранее правителей, но разделил их при этом так, чтобы вся власть над богатейшей древней страной не сконцентрировалась в руках кого-то одного.

Однако по воле судьбы те дни, когда Египет принимал царя, вернувшегося из святилища Амона, воздавая ему почести, как богу, и короновав его как истинного фараона, оказались омрачены печальными известиями. Почти каждый день перед глазами Александра вставало отчаяние Барсины, а тут обрушилось еще большее несчастье. У Пармениона кроме Филота было еще два сына: Никанор, командир одного отряда гетайров, и Гектор, девятнадцатилетний юноша, которого старый полководец нежно любил. Возбужденный видом войска, форсирующего реку, Гектор взял египетскую папирусную лодку, чтобы полюбоваться великолепным зрелищем с середины реки. Из юношеского тщеславия, облачившись в тяжелые доспехи и яркий парадный плащ, он встал на корме, чтобы покрасоваться перед всеми.

Однако лодка вдруг натолкнулась на что-то – предполагали, что это была спина гиппопотама, всплывшего в это время на поверхность, – и резко накренилась. Юноша упал в воду и тут же утонул, влекомый на дно тяжестью доспехов и мокрого плаща.

Египетские гребцы ныряли без перерыва, равно как и многие молодые македоняне вместе с его братом Никанором, присутствовавшим при несчастье; все они подвергались опасности попасть в водоворот или в пасть крокодилам, особенно многочисленным на этом участке реки; но все оказалось тщетно. Парменион беспомощно взирал на трагедию с восточного берега реки, откуда следил за переправой войска.

Вскоре об этом узнал Александр. Царь немедленно отдал приказ финикийским и кипрским морякам попытаться извлечь из реки хотя бы тело юноши, но и их усилия оказались напрасны. В тот же вечер после долгих часов мучительных поисков, в которых принял участие и сам царь, Александр отправился нанести визит старому военачальнику, который буквально окаменел от горя.

– Как он? – спросил Александр у Филота, стоявшего у шатра, словно оберегая одиночество своего отца.

Друг безутешно покачал головой.

Парменион молча сидел на земле в темноте, и во мраке виднелась лишь его седая голова. Александр ощутил дрожь в коленях; он глубоко сочувствовал этому отважному и преданному человеку, который столь часто раздражал его своими призывами к благоразумию и непрестанными напоминаниями о величии его отца. В этот момент старик напоминал вековой дуб, что долго бросал вызов годам с их непогодами и ураганами и вдруг в одно мгновение был сокрушен ударом молнии.

– Довольно печальный визит, Парменион, – неуверенно начал царь, не в силах отвязаться от звучавшего в голове стишка, который в детстве часто напевал при появлении седовласого воина на советах своего отца:

 
Старый солдат на войну торопился,
А сам-то на землю, на землю свалился!
 

Услышав голос своего царя, Парменион машинально встал и прерывающимся голосом проговорил:

– Благодарю тебя за то, что пришел, государь.

– Мы сделали все, чтобы отыскать тело твоего сына. Я бы воздал ему великие почести, я бы… я бы отдал что угодно, чтобы…

– Знаю, – ответил Парменион. – Как говорится, в мирное время сыновья хоронят отцов, а во время войны отцы хоронят сыновей, но я всегда надеялся, что меня это несчастье минует. Я всегда предполагал, что стрела или удар меча раньше найдут меня. А вот…

– Это страшный рок, – проговорил Александр. Между тем его глаза привыкли к темноте в шатре, и он смог различить искаженное горем лицо Пармениона. С красными глазами, иссохшей морщинистой кожей, взъерошенными волосами, военачальник словно в одночасье постарел на десять лет. Так он не выглядел даже после самых суровых битв.

– Если бы он погиб в бою… – проговорил Парменион. – Если бы он погиб с мечом в руке, это имело бы для меня какой-то смысл: все мы солдаты. Но так… так… Утонуть в этой грязной реке, остаться на съедение речным чудовищам! О боги, боги небесные, за что? За что?

Он закрыл лицо руками и заплакал. Его рыдания разрывали сердце. При виде этого горя у Александра не нашлось слов. Он сумел лишь пробормотать:

– Я сожалею… Я сожалею, – и вышел, на прощание растерянно посмотрев на Филота и подошедшего в это время Никанора, также сраженного горем и усталостью, все еще мокрого и покрытого грязью.

На следующий день царь велел возвести кенотаф в честь погибшего юноши и лично выполнил погребальный обряд. Солдаты, построившись рядами, десятикратно прокричали имя Гектора, чтобы сохранить память о нем. Но не так выкрикивали они имена своих товарищей, павших на заснеженных горных вершинах, под сапфировым небом Фракии и Иллирии. В этой душной и тягостной атмосфере, над мутными водами имя Гектора быстро поглотила тишина.

В тот же вечер царь вернулся к Барсине. В слезах она лежала на кровати, и ее кормилица рассказала, что вот уже несколько дней госпожа почти ничего не ест.

– Ты не должна предаваться такому отчаянию, – сказал ей Александр. – Ничего с твоим мальчиком не случится: я велел двум моим воинам проследить, чтобы с ним не произошло никакой беды.

Барсина приподнялась и села на край кровати.

– Благодарю тебя. Ты снял тяжесть с моего сердца… хотя там и остался стыд. Мои сыновья осудили меня и вынесли строгий приговор.

– Ты ошибаешься, – ответил Александр. – Знаешь, что сказал твой сын своему младшему брату? Мне передал один из стражников. Он сказал: «Ты должен остаться с мамой». Это значит, что он любит тебя и сделал то, что сделал, лишь потому, что считал это правильным. Ты должна гордиться этим мальчиком.

Барсина вытерла глаза.

– Мне не нравится, что все происходит так. Я бы хотела нести тебе радость, хотела быть рядом с тобой в миг твоего торжества, а вместо этого лишь плачу.

– Слезы к слезам, – ответил Александр. – Парменион потерял своего младшего сына. Все войско в трауре, и я никак не мог предотвратить несчастье. Что толку становиться богом… Но сейчас сядь, прошу тебя, и поешь со мной: нам нужно вместе отвоевать счастье, которое завистливая судьба пытается у нас отнять.

Флотоводец Неарх получил приказ поднять паруса и отплыть в направлении Финикии, в то время как войско отправилось назад сушей, по дороге, что пролегала по узкой полосе между морем и пустыней. Когда оно подошло к Газе, из Сидона прибыл гонец со страшным известием.

– Государь, – сообщил он, едва соскочив с коня и еще не успев отдышаться, – самаритяне после долгих пыток заживо сожгли командующего Андромаха, твоего наместника в Сирии.

Александр, и так уже огорченный последними событиями, пришел в бешенство:

– Кто такие эти самаритяне?

– Это варвары, живущие в горах между Иудеей и горой Кармел. У них есть город, называемый Самария, – ответил гонец.

– И они не знают, кто такой Александр?

– Может быть, и знают, – вмешался Лисимах, – но не придают этому большого значения. Думают, что можно бросить вызов твоему гневу.

– В таком случае им полезно будет узнать меня получше, – отозвался царь.

Он отдал приказ выступать немедленно, и войско без отдыха совершило марш до Акры. Оттуда царь с легкой конницей трибаллов, с агрианами и «Острием» в полной боевой готовности направился на восток, в глубь материка. Александр повел войска лично вместе со своими друзьями, в то время как тяжелая пехота, вспомогательные войска и конница гетайров остались на побережье под командованием Пармениона.

Они нагрянули с наступлением вечера совершенно неожиданно. Самаритяне представляли собой народ пастухов, разбросанных по горам и холмам. Через три дня все их поселения были преданы огню, а столица, такая же деревня, но побольше и огражденная стеной, сметена с лица земли. Их храм, довольно убогое святилище без статуи или какого-либо образа, обратили в прах.

Когда рейд завершился, уже наступали сумерки третьей ночи, и царь решил разбить лагерь в горах, чтобы дождаться следующего дня, прежде чем отправиться обратно на морское побережье. На всех окружающих перевалах были выставлены двойные дозоры, чтобы обезопасить себя от внезапного нападения. Для освещения охранных постов развели костры, и ночь прошла спокойно. Вскоре после рассвета царя разбудил командир последней стражи, фессалиец из Ларисы по имени Эвриал:

– Государь, иди взгляни.

– Что такое? – спросил Александр, поднимаясь.

– Кто-то идет с юга. К нам направляется посольство.

– Посольство? От кого же?

– Не знаю.

– На юге есть лишь один город, – заметил Евмен, который давно проснулся и уже совершил первый обзорный обход. – Иерусалим.

– И что это за город?

– Это столица одного маленького царства без царя – царства иудеев. Город стоит на высокой горе и окружен скалами.

Пока Евмен говорил, возле первого охранного поста показалась маленькая группа, которая попросила позволения пройти.

– Пропустите их, – велел Александр. – Я приму их у своего шатра.

Он накинул на плечи плащ и уселся на походную скамеечку.

Тем временем один из пришедших с посольством, говоривший по-гречески, обменялся несколькими словами с Эвриалом и спросил, не этот ли юноша, сидящий перед шатром в красном плаще, и есть царь Александр. Получив утвердительный ответ, он приблизился, ведя за собой всю свиту. Вскоре стало очевидно, кто среди них самая важная персона: это был пожилой человек среднего роста с длинной аккуратно подстриженной бородой. Голову его покрывала жесткая митра, а на груди висело украшение с двенадцатью разноцветными камнями. Он заговорил первым, и его язык, гортанный и в то же время мелодичный, аритмичный и с сильными придыханиями, на слух показался Александру похожим на финикийский.

– Да убережет тебя Господь, великий царь, – перевел толмач.

– О каком господе ты говоришь? – спросил Александр, заинтересовавшись этими словами.

– О нашем Господе Боге, Боге Израиля.

– И с чего бы это вашему богу беречь меня?

– Он уже сделал это, – ответил старик, – позволив тебе выйти невредимым из стольких сражений, чтобы, в конце концов, прийти сюда и положить конец кощунству самаритян.

Александр покачал головой, словно не увидел в словах толмача никакого смысла.

– Что такое кощунство? – спросил он.

В этот момент чья-то рука легла ему на плечо. Царь обернулся и увидел Аристандра, закутанного в белый плащ. Прорицатель смотрел на Александра со странным выражением в глазах.

– Отнесись с уважением к этому человеку, – шепнул ясновидец царю на ухо. – Его бог – несомненно, очень могущественный бог.

– Кощунство, – снова заговорил толмач, – это оскорбление Бога. А самаритяне построили храм на горе Гарицим. Тот, что ты с помощью Господа только что разрушил.

– И это было то самое… кощунство?

– Да.

– Почему?

– Потому что может быть лишь один храм.

– Один храм? – озадаченно переспросил царь. – В моей стране храмов сотни.

Тут вмешался Аристандр. Он попросил позволения поговорить с белобородым стариком:

– Что это за храм?

Старик принялся вдохновенным голосом рассказывать, а толмач переводил:

– Этот храм – дом нашего Бога, единственного сущего, создателя небес и земли, всего видимого и невидимого. Он освободил наших отцов от египетского рабства и даровал им Землю Обетованную. В течение многих лет Он жил в шатре в городе Сил, пока царь Соломон не построил ему на горе Сион, в нашем городе, великолепный храм из золота и бронзы.

– И как он выглядит, этот бог? – спросил Александр. – У тебя есть какой-нибудь его образ, чтобы показать мне?

Едва услышав от толмача вопрос, старик всем своим видом продемонстрировал крайнее отвращение и сухо ответил:

– Наш Господь никак не выглядит. Он строго-настрого запретил пользоваться образами. Образ нашего Господа повсюду: он в небесных облаках и в полевых цветах, в пении птиц и шепоте ветра в кронах деревьев.

– Но тогда что же находится в вашем храме?

– Ничего такого, что мог бы увидеть человеческий глаз.

– В таком случае кто же ты?

– Я – верховный жрец. Я представляю Господу молитвы нашего народа, и только мне одному дозволено произносить Его имя, раз в году, в самом уединенном уголке святилища. А ты кто такой, если позволено спросить?

Царь посмотрел в лицо одному из собеседников, потом другому и проговорил:

– Я хочу увидеть храм твоего бога.

Едва до старого жреца дошли слова царя, как он упал на колени и коснулся лбом земли, умоляя не делать этого:

– Прошу тебя, не оскверняй нашего святилища. Никто из необрезанных, никто из не принадлежащих к Избранному Богом Народу не может входить в храм, и я обязан препятствовать этому до последней капли крови.

Царь едва не впал в бешенство, как случалось всегда, когда он получал отказ, но Аристандр сделал ему знак сдержать свой гнев и снова шепнул на ухо:

– Отнесись с уважением к этому человеку, который готов отдать жизнь за своего бога, не имеющего обличья, но не хочет лгать и льстить тебе.

Несколько мгновений Александр молчал, а потом снова повернулся к старику с белой бородой:

– Я уважу твое желание, но взамен хочу получить от тебя ответ.

– Какой? – спросил старик.

– Ты сказал, что образ единственного бога можно увидеть в облаках на небе, в цветах на лугу, в пении птиц, в шепоте ветра… Но что от твоего бога находится в человеке?

Старик ответил:

– Бог создал человека по образу и подобию своему, но в некоторых людях образ Бога затуманен и искажен их поступками. В других же он сверкает, как полуденное солнце. И ты – из таких людей, великий государь.

И с этими словами он повернулся и ушел туда, откуда пришел.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт