Книга Неоновый дождь онлайн - страница 3

Глава 2

– Любовь моя, хочу перенести тебя на холст. Во всей твоей живописной наготе!

Вязальные спицы, что безостановочно двигались в пухлых, покрытых легкими морщинками руках Ханны Шер, звякнув, замерли. Ханна подняла глаза и бросила более чем спокойный взгляд через всю их скромную гостиную на седовласого мужчину лет шестидесяти пяти, что стоял у углового окна и, чуть раздвинув накрахмаленные кружевные занавески, смотрел на Шестнадцатую улицу. Она не сказала ни слова, да и с какой стати? Слова здесь были просто ни к чему.

– Так как, Ханна? – настойчиво продолжил Барнард Уэбб. – Давай запечатлею тебя обнаженной. На огромной кровати с пологом на четырех столбах, усыпанной охапками крупных желтых маргариток. – Серые глаза его вдохновенно заблестели: – Я вижу это – «Женщина среди цветов»! Картина будет такой знаменитой, что ее выставят в Лувре.

Барнард стоял перед мольбертом, держа в одной руке палитру, а в другой кисть. На губах его играла дьявольская улыбка.

– Как же, как же! Скорее уж «Старуха среди засохших лепестков» для комнаты смеха. – Презрительно фыркнув, Ханна снова заработала спицами. Барнарду всегда удавалось взволновать ее, нередко вызывая нежные чувственные воспоминания, но еще чаще – раздражение.

– Так что поищи-ка для своей мазни какую-нибудь юную нимфу.

– Девицам, которые годятся мне во внучки, делать на моих полотнах нечего! – глумливо хихикнул Барнард, небрежно прислонившись к стене. Улыбка его стала шире. – Пошли наверх, ко мне в комнату. Я помогу тебе раздеться.

– Ах ты, развратник! Для подобных глупостей у тебя возраст уже не тот.

– День, когда я стану слишком старым, чтобы рисовать обнаженных дам, придет тогда, когда меня будут зарывать на шесть футов под землю!

– Думай, что говоришь! Тем более о таких вещах! Постыдился бы!

– Тебя больше волнует мое погребение или мое рисование?

Ханна бросила на него осуждающий взгляд:

– И то, и другое.

– Ханна, ты всегда была такой чопорной и благопристойной блюстительницей нравов или это пришло с возрастом? – рассмеявшись, съязвил Барнард.

– Я дама, Барнард Уэбб, и буду крайне признательна, если вы станете иногда об этом вспоминать! – огрызнулась Ханна и еще проворнее заработала спицами

– Хотя я весьма сомневаюсь, что вы разглядите истинную даму, даже если вас ткнут в нее носом.

– Девка – огонь! – захохотал Барнард. – Если ты позволишь нарисовать тебя без одежды, конечно! – то я сумею перенести этот огонь на холст. Это будет потрясающе! Ты придешь в восторг, любовь моя!

Холодно посмотрев на него поверх очков, Ханна, чуть приподняв брови, ровным голосом заметила:

– Больше всего мне хотелось бы, чтобы вы поменьше болтали и оставили меня в покое, если только не имеете в виду наши отношения и известное предложение не готово сорваться с ваших губ.

Барнард резко оборвал смех и скривил губы:

– Ну вот, опять ты за свое! Все испортила. – Оттолкнувшись плечом от стены, он с раздраженным видом вернулся к своему мольберту. – Женитьба, а что же еще! Я чертовски стар для брачных уз.

– Минуту назад вы уверяли меня, что возраст вам не помеха ни в чем.

– Женщина, оставь меня в покое! – высокопарно вскричал Барнард. – У меня много работы!

– И замечательно. Мы снова не в духе, кажется? Но Барнард, ты же знаешь, что я права! Нам надо пожениться. – Она мягко продолжила: – Я буду заботиться о тебе, когда ты станешь совсем стареньким.

– Да я уже старый! Неужели ты думаешь, что мне об этом неизвестно? – Он чуть не сорвался на крик и сердито ткнул кистью в палитру, разбрызгав краску.

– Об этом факте мое тело напоминает мне каждый день! Твои жалкие попытки подцепить меня ни к чему не приведут! И вообще у меня нет времени на женитьбу. За мной приезжает мой сын! Я буду жить с его семьей в Огайо. Собаки и дети. Семья! Ты слышишь меня, госпожа Ханна Шер? – воскликнул он. Его испещренное глубокими морщинами лицо даже раскраснелось от волнения. Он невидяще смотрел на Ханну, потому что был сейчас далеко – на пути к далекому штату Огайо. – Так ты слышала, что я сказал?

– А то нет! Ты так орал, что слышали все в округе.

– В том числе и я.

Барнард и Ханна стремительно обернулись.

– Элли! – в один голос воскликнули они.

– Ну, по какому поводу очередная потасовка? – спросила Элли, стаскивая с головы свою изрядно помятую шляпку с лентами и пристраивая ее на полированный дубовый стол с резными ножками в виде распяленных когтистых лап.

– Небольшой спор, – пояснила Ханна. – Элли, мы спорили, а не дрались.

– Черт возьми, женщина! – рявкнул Барнард. – Будь любезна называть вещи своими именами! Уж ты-то точно дралась!

– Я?!

– А кто же еще? Конечно, ты! Еще немного, и у меня было бы расцарапано лицо! – вызывающе фыркнул он.

– Может быть, тогда в твоей старой глупой голове прибавилось бы ума!

– Она невыносима, Элли, – страдальчески приподнял брови Барнард, как бы не веря своим ушам. – До сих пор не могу понять, как ты вообще решилась впустить ее сюда.

– Лучше спроси, как она впустила сюда такого блудливого старого козла, как ты! – перебила его Ханна.

Его шутливое настроение быстро сменил гнев.

– Она даже…

– Ну, дорогие мои, хватит! – воскликнула Элли, разведя руки в стороны, как рефери на ринге. – Драться, спорить – особой разницы нет. Ясно, что он по-прежнему не собирается жениться на вас.

– Жениться на мне? – возмущенно фыркнула Ханна. – Ну уж нет. Этот старый козел хотел меня нарисовать, ты только представь, голой!

Элли в изумлении уставилась на Барнарда:

– Ты просил Ханну позировать тебе обнаженной?

– Ну, я… – промямлил Барнард.

Ханна бросила на Барнарда торжествующий взгляд, на который он бы достойно ответил, не смотри на него в упор Элли. Вместо этого он одарил свою домохозяйку невинной широкой улыбкой, отложив на потом выражение глубокого возмущения Ханной Шер. Можно будет всю ночь постукивать в потолок ручкой метлы. Это всегда действовало безотказно, потому что комната Ханны располагалась как раз над его комнатой. Он едва не улыбнулся в предвкушении удовольствия, но вовремя спохватился.

– В чем мать родила, вот чего он хотел! – напирала Ханна. – Да чтоб еще лежала на постели среди охапок цветов! Да кем он себя считает, а? Художником?

После этих слов Ханна разразилась кудахтающим смехом, который буквально смел всякие следы улыбки с лица Барнарда.

– Ханна, перестань, пожалуйста. Я сама разберусь с Барнардом, – строго проговорила Элли.

– Элли, любовь моя, мне захотелось немного развлечь ее, только и всего! – смущенно пожал все еще широкими плечами Барнард. В молодые годы он был моряком и побывал чуть ли не во всех портах мира.

– Тогда развлекайтесь другими способами, – сухо сказала Элли. – Шашки, шахматы, даже покер. Мне не хотелось бы, чтобы в моем доме вы просили Ханну позировать вам обнаженной.

– Вот-вот, пусть знает свое место!

– Не лезь не в свое дело, старая перечница! – озлился Барнард.

И все началось сначала. Элли поморщилась и покачала головой. В такие дни, как этот, ей казалось, что еще немного – и она откажет обоим. Конечно, этого она никогда не сделает. Элли любила обоих так же сильно, как они ее. И потом, они же не целый день препираются. Всего лишь большую его часть, примирительно улыбнулась девушка.

Элли хотела спросить про Джима. Этот ее жилец был на пять лет моложе Элли. И хотя ему исполнился двадцать один год, Джим был скорее ребенком, чем юношей. Элли всегда беспокоилась за него. Он жил в доме с тех самых пор, как она сюда перебралась, и занимал комнату рядом с Барнардом. Но едва она открыла рот, как в дверь громко постучали.

До недавнего времени сюда редко кто заглядывал, но через две недели после окончания суда их начал буквально осаждать своими ежедневными визитами некий настырный человечек по имени Берт, пытавшийся уговорить Элли продать дом. Всякий раз, когда он заявлялся, дверь открывал Барнард и говорил ему, что либо домовладелец вышел, либо не заинтересован в продаже. Элли отдавала себе отчет в том, что надо бы лично поговорить с непрошеным покупателем, но все откладывала и откладывала в надежде, что этот Берт в конце концов сдастся. Она уже начала поворачиваться к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, и бросила взгляд на входную дверь. За стеклом вырисовывался чей-то силуэт. У нее вдруг замерло сердце.

Это не был знакомый настырный человечек. Элли глубоко вздохнула и вгляделась пристальнее. Перед дверью, вне всякого сомнения, стоял мужчина весьма внушительного роста и телосложения. Темные волосы, ярко-голубые глаза. Неужели?

Неожиданно для самой себя Элли поспешила к выходу и повернула ручку. Дверь распахнулась, и она оказалась нос к носу с посетителем – тем самым мужчиной, который разглядывал ее в зале суда.

В дверной проем лился солнечный свет, окаймляя его крепкую, стройную фигуру золотистым сиянием. Он и вправду был бы удивительно красив, если бы не перебитый, скорее всего в детстве, нос, придававший посетителю мрачноватый и, пожалуй, хищный вид человека, с которым лучше не шутить.

Элли приказала себе отвернуться, взбежать вверх по лестнице и предоставить разбираться Барнарду, но не двинулась с места и даже очаровательно улыбнулась гостю.

– Это вы, – без предисловий выговорил он, и изумление смягчило мрачную суровость его лица. Улыбка Элли застыла.

– Я видел вас в зале суда. И хотел потом., . – Он оборвал себя так же внезапно, как и заговорил.

Элли была поражена случившимся буквально у нее на глазах превращением. Только что, как бы застигнутый врасплох, он казался доступным и доброжелательным. Но в следующее мгновение словно упал занавес и скрыл за собой все чувства – на его лице вновь оказалась суровая неумолимая маска.

Разительная перемена привела девушку в чувство. В голове прояснилось. Щекам стало жарко. Этот человек пришел к ней. Не в том смысле, что именно она открыла ему дверь, мысленно уточнила Элли. Несомненно, встретить ее здесь он никак не ожидал. Значит, цель его прихода иная. Элли подумала о Берте, обивавшем ее порог последние две недели, и у нее вдруг пересохло во рту.

Барнард решительно шагнул вперед.

– Что вам нужно? – резким тоном спросил он.

– Я пришел к Элиоту Синклеру, – чуть приподняв брови, спокойно ответил незнакомец.

– Тогда вы зря потратили время! И Барнард начал закрывать дверь.

– Элиот Синклер – это я, – сказала Элли. Барнард непроизвольно охнул. Незнакомец от неожиданности даже изменился в лице.

– Но вы же женщина! – воскликнул он изумленно, и лицо его на мгновение утратило каменную невозмутимость.

Барнард сердито покачал головой и издал неясный звук, подозрительно напоминающий презрительное фырканье:

– По вашему шикарному виду, мистер, и не скажешь, что в голове у вас маловато мозгов. Конечно, она женщина! Вы до этого ни одной, что ли, не видели?

И Барнард захихикал, явно довольный своей шуткой. Но ни посетитель, ни Элли не обратили на него внимания и продолжали стоять и неотрывно смотреть друг другу в глаза.

– Женщина, – отрешенно прошептал незнакомец.

– А может, он слабоумный? – громко поинтересовалась Ханна, окидывая мужчину пренебрежительным взглядом.

От этих слов тот как будто очнулся.

– Прошу прощения, – извинился он. – Такая неожиданность! Я и подумать не мог… – Он покачал головой.

– Впрочем, это не важно… Меня зовут Николас Дрейк.

Вот как. Николас Дрейк.

От этих коротких, как удар ножа, слов только что бешено колотившееся сердце замерло у Элли в груди.

Николас Дрейк.

Ей удалось сохранить спокойствие и то лишь потому, что она стояла .Человек, разоривший ее отца, пришел к ней в дом!

Господи, спаси и сохрани! Мужчина, которого она увидела тогда с галереи, который являлся ей во сне, стоял перед ней. Известно ли ему, кто она, подумала Элли, и все внутри у нее сжалось. Она тут же заставила себя успокоиться – наверняка он ничего о ней не знает. Отец же обещал, он дал ей слово!

– Мисс Синклер? – Своим вопросом Николас вернул ее к действительности. – Ведь вы мисс, я не ошибаюсь?

– Вам-то что за дело? – огрызнулся Барнард.

– Да, мисс, – машинально ответила Элли, судорожно соображая, как выйти из этой неожиданной ситуации.

– Девушка, у тебя что, рот незакрытый кран? Слова так и хлещут! – проворчал Барнард. – Нечего с ним откровенничать. Ты же не знаешь, зачем он сюда заявился.

Николас бросил на Барнарда быстрый взгляд.

– Знаете, а он прав, – обратился он к Элли. – Вам надо следить за тем, что говорите… особенно незнакомым людям.

Слова эти поразили всех присутствующих, включая и того, кто их произнес. Дрейк нахмурился и сжал губы.

– Мисс Синклер, – твердым тоном продолжил он, – я пришел по поводу дома. Насколько мне известно, мой помощник несколько раз приходил к вам.

– Мы сказали ему, что следует сделать с его предложениями, – снова встрял Барнард, горделиво вздернув голову.

– Верно, – сухо заметил Дрейк и вновь обратился к Элли. – Я пришел сам, поскольку почувствовал, что Берт не сумел разъяснить суть моего великодушного предложения.

– Великодушного, дерьмового – какая разница! Мы не хотим переезжать, и точка! Ты что, парень, по-английски не понимаешь? – перестав сдерживаться, взорвался Барнард.

Элли завороженно смотрела, как на скулах Дрейка заходили желваки. Она была уверена, что этот суровый, угрюмый человек уже многие годы не слышал в свой адрес иного обращения, кроме как сэр, что уж тогда говорить о «парне»! Если бы у нее так не колотилось сердце, она скорее всего не удержалась бы и рассмеялась при виде выражения его лица.

– Послушайте, мистер Дрейк…

– Смотрите! Все посмотрите, что я нашел! Джим Днджело ворвался в дом, таща за руку малышку, всю в розовом облаке из тюля и кружев.

Все окаменели, и наступила гробовая тишина. Элли, забыв о доме, о посетителе, о том, что он был причиной разорения ее отца, ахнула:

– Боже мой, Джим! Кто это?

– Я ее нашел! Это я нашел! – Рослый парень, который вел себя как ребенок, повернулся к девочке: – Пожалуйста, скажи что-нибудь!

– Отпусти ее. – Голос Николаса был подобен смертельно опасному шипению змеи. Джим поднял на Николасв любопытные глаза:

– А ты кто?

В этот момент на пороге возникла запыхавшаяся пожилая женщина с раскрасневшимся от напряжения лицом.

– Сэр, простите. Бога ради! – запинаясь, обратилась она к Николасу, который решительно притянул к себе девочку. – Он так ласково заговорил с ней, а потом вдруг взял да и потащил вверх по ступенькам в дом!

Элли вдруг подумала, что не может сказать, ошеломлена девочка происходящим или до смерти боится Николаса. В одном Элли была уверена: с ребенком явно что-то не в порядке. Она еще раз бросила взгляд на темные круги под ее глазами, на нездоровую бледность кожи. Хотя, с другой стороны, все это могло быть и от усталости.

Джим шагнул к девочке, и Николас угрожающе встал перед ней. У Элли мелькнула мысль, что этот человек будет стоять насмерть, защищая тех, кого любит. Было страшно подумать, что ждет того несчастного, на которого обрушится его праведный гнев.

– А ну назад, – бросил Дрейк, и Джим неуклюже замер на месте.

– Нечего злиться! – так и взвился Барнард. – Джим и мухи не обидит!

Николас промолчал, как бы соглашаясь с этим.

– Это ваша дочка? – спросила Ханна и ласково улыбнулась девочке.

– Нет, – после непродолжительного молчания напряженным голосом ответил Дрейк. – Она моя племянница.

«Девочка, значит, не дочь, а племянница», – с неожиданным удовлетворением подумала Элли.

Она присела перед девочкой на корточки и ободряюще заглянула ей в личико.

– Привет, – мягко сказала она ласковым голосом. – Меня зовут Элли. А тебя как зовут?

Девочка, потупившись, смущенно переминалась с ноги на ногу.

– Шарлотта, – наконец еле слышно выговорила она.

– Какое у тебя красивое имя! – улыбнулась Элли. – Мне всегда хотелось, чтобы у меня было такое же красивое имя, как твое.

– Твое тоже красивое, – неуверенно проговорила Шарлотта.

– Ну, наверное, да. Элли – очень симпатично. Но на самом деле меня зовут Элиот, – заговорщически подмигнув, добавила девушка.

Шарлотта смутилась.

– Ты правильно поняла – это мужское имя, – подтвердила Элли.

– А почему тебя назвали, как мальчика? На мгновение зеленые глаза Элли потемнели, и она подумала, что ступила на опасную территорию. Но что-то в этой маленькой темноволосой девочке неодолимо влекло ее. Элли заставила себя непринужденно рассмеяться:

– Не знаю. Да и так ли уж это важно? Не хочешь ли выпить чаю?

Но когда Шарлотта подняла голову и вопросительно посмотрела на своего дядю, Элли обругала себя. Она напрочь забыла о нем. И если девушка с удовольствием выпила бы чашку чаю с племянницей, то это желание никак не распространялось на ее дядю. По многим причинам.

– Как глупо с моей стороны! – выпрямляясь, воскликнула Элли. – Твой дядя, Шарлотта, конечно, очень занятой человек. Мы попьем чаю в другой раз, хорошо?

– Чай – это прекрасно, – мягко ответил Николас, улыбкой показывая, что понял, о чем думает Элли. – Мы с Шарлоттой как раз подумывали об этом. С удовольствием останемся.

Личико девочки просияло. Ребенок может улыбнуться в любой момент, подумала Элли. Как она теперь сможет сказать «нет»? Да никак. Придется выкручиваться из этой несуразной ситуации. Девушка на чем свет стоит ругала себя за легкомыслие.

– Так как? – чуть приподняв брови, спросил Николас с неожиданно насмешливой улыбкой.

Элли улыбнулась ему в ответ, если оскаленные зубы можно было назвать улыбкой. Она напоит чаем эту прелестную девочку, на ее дядюшку – ноль внимания, а потом, не нарушая приличий, постарается как можно скорее спровадить обоих.

Джим шагнул вперед и протянул руку Шарлотте:

– Пошли, сядешь рядом со мной. Николас вперил в Джима тяжелый взгляд и собрался высказаться, но Элли поспешила его прервать:

– Мистер Дрейк, он не сделает ей ничего плохого! Честное слово!

Николас посмотрел на Элли, потом снова на Джима, наконец перевел взгляд на свою племянницу и согласно кивнул.

Шарлотта просияла и тут же бочком придвинулась к Джиму. Элли могла поклясться, что суровое лицо Николаса едва заметно исказилось от неподдельной душевной боли. Но он тут же с бесстрастным видом повернулся к Элли. Они стояли, как тогда в зале суда, не отрывая друг от друга глаз. Элли забыла обо всем – о душевной боли, о том, кто она такая, о том, кто он такой. Но лишь на одно мгновение.

Она резко развернулась и жестом пригласила гостей в гостиную. Ханна отправилась на кухню готовить чай. Чуть поколебавшись, Николас двинулся вперед, но остановился, заметив свежий номер «Ныо-Йорк тайме».

– О, да здесь статейка о Джее, – воскликнул он, беря в руки развернутую газету.

Элли обернулась, на ее лице читалось явное смущение.

– Джей… – повторил Николас, проглядывая статью. – Художник. Как вы нашли колонку Эйбла Смайта о нем в воскресном номере?

– Простите, я ее не читала, – метнув гневный взгляд на Барнарда, ответила Элли и прошла в гостиную.

– Вообще-то говорят, что он не без таланта, – входя за ней следом, добавил Николас. – Мечущийся из одной крайности в другую, но многообещающий. Тем не менее Смайт всерьез заинтригован его творчеством.

– Вот как? – вежливо поинтересовалась Элли, усаживаясь на стеганый диван и аккуратно разглаживая на коленях юбку.

Николас сел напротив нее в плетеное кресло и, покачав головой, улыбнулся:

– Интересно, а они сами-то знают, кто на самом деле этот Джей?

– Есть даже такие, которые утверждают, что Джей – это я! – в свою очередь, улыбнулся Барнард.

В этот момент Ханна внесла поднос с чашками и чайником.

– Вот те на! Не верьте ни единому его слову, мистер Дрейк! Этому старому козлу не по силам нарисовать один-единственный цветочек даже ради спасения собственной шкуры! – Послушай, ты, старая…

– Барнард! – воскликнула Элли, многозначительно глядя на него. Пожалуйста

– У нас гости.

Пронзив Ханну испепеляющим взглядом, Барнард невнятно пробормотал что-то себе под нос и с сердитым видом уселся на диван.

– Прошу, чай готов, – сказала Элли и с неимоверной быстротой принялась раздавать чашки.

– Спешим, мисс Синклер? – поинтересовался Николас, и в глазах у него зажглись веселые огоньки.

От колкого вопроса и понимающей усмешки Элли захотелось выплеснуть чай ему в лицо. Но на это ушла бы лишняя пара минут, не говоря уж о том, сколько времени он потратит, приводя себя в порядок. Однако дело было даже не в этом – просто Элли хотелось как можно скорее выпроводить Николаса Дрейка из своего дома. Из-за него в ней шевелились какие-то непонятные чувства, которые ей открыто не нравились, потому что ее должна переполнять ненависть и только ненависть. И не важно, что ей давно известно о том, что ее отец заслуживает самого сурового наказания. Он был ее родным отцом независимо от того, признавал он это публично или нет. А Николас Дрейк был тем самым человеком, который его уничтожил.

– Я спешу? Почему вы так решили? – Элли напустила на себя невинный вид.

Громко бренча ложечкой, она размешала сахар и лихо, залпом выпила всю чашку.

Ханна, Джим и Шарлотта застыли, разинув рты. Барнард чуть чашку из рук не выронил. А Николас смотрел на нее так убийственно спокойно и проницательно, что ей захотелось еще быстрее покончить со всем этим и наконец увидеть его спину, захлопывая входную дверь.

– Ну вот и прекрасно, – громко заявила Элли, изящно промокнув салфеткой губы. – Отличный чай!

С этими словами она порывисто встала и начала было собирать блюдца и чашки, все еще полные горячего чая.

– Мисс Синклер, – холодно сказал Николас. Остатки его шутливого настроения исчезли вместе с отобранной чашкой. – Так как насчет дома?

– Нам не о чем говорить, мистер Дрейк. Барнард же вам сказал, что продажа меня не интересует.

Николас продолжал улыбаться, но взгляд его вдруг стал жестким.

– Мисс Синклер, вы, должно быть, не поняли…

– Я все прекрасно поняла. Вы хотите купить мой дом. Я не хочу его продавать, – ответила она тоном, каким непонятливому ребенку разъясняют очевидные вещи.

– Но я же предлагаю вам целое состояние!

– Для вас, может быть. Но не для меня. Николас, явно рассерженный, пригладил рукой волосы:

– Ну хотя бы подумайте над моим предложением…

– Нет, мистер Дрейк. – Элли, держа в руках поднос, выпрямилась. – Я не заинтересована в продаже моего дома и в деньгах я тоже не нуждаюсь.

У Николаса на скулах заиграли желваки.

– Первый раз встречаю такую упрямую женщину!

– Упрямую? Вы говорите, что я упрямая, потому что не хочу продать вам свой дом?

– Да, именно поэтому! – резко бросил он. – Конечно, вы упрямая особа! Я мог бы добавить – и безрассудная, потому что так оно и есть. Безрассудная. Я предлагаю вам очень много денег, мисс Синклер. Намного больше, чем стоит этот дом. Столько денег, что любой здравомыслящий человек, не раздумывая, ухватился бы за такое предложение обеими руками. Мужчина согласился бы на эту сделку. Вам, мисс Синклер, надо выйти замуж, чтобы рядом был человек, у которого хватило бы ума понять всю выгоду моего предложения.

Элли от оскорбления залилась краской.

– Ах, вот как – хватило бы ума… Да как вы… – Она, замолчала, пытаясь совладать с собой. – Не тратьте слов зря, мистер Дрейк. Либо вы будете иметь дело лично со мной, либо ни с кем, потому что я никогда не выйду замуж.

– Никогда не выйду замуж! – насмешливо передразнил он. – Каждая женщина об этом только и мечтает. И вы, вне всякого сомнения, не исключение.

У Элли кровь отхлынула от щек, и она язвительно улыбнулась:

– Как вы наблюдательны! Уже и жених есть – рыцарь в блестящих доспехах. Он как раз достраивает для меня серебряный замок на берегу лазурного моря.

Николас нахмурился, пытаясь понять, что стоит за ее словами.

– Мисс Синклер, похоже, вы начитались грошовых романов. В Америке конца этого века, увы, днем с огнем не найти ни принцев в доспехах, ни тем паче серебряных замков на берегу моря.

– В этом-то и дело, мистер Дрейк.

– То есть?

– Я никогда не выйду замуж, – упрямо повторила она.

Николас молча посмотрел на Элли, сжав зубы, затем встал, повелительным жестом подняв Шарлотту и няню, и направился к выходу. Элли про себя уже решила, что со всем этим делом покончено, как Николас вдруг обернулся и, смотря ей прямо в глаза, ровным голосом проговорил;

– Элиот Синклер, не думайте, что на этом все закончилось. Мне нужен ваш дом.

С этими словами он, не оставив сомнений в своих дальнейших намерениях, вышел, громко хлопнув дверью. У Элли вдоль спины пробежал холодок от неприятного предчувствия. Она не могла допустить, чтобы Николас Дрейк сунул нос в ее жизнь. Дочь уголовного преступника – что может быть хуже! Элли невольно поежилась. А вдруг Дрейк прознает, что она еще и незаконнорожденная! Может быть, дом действительно лучше продать. Но оглянувшись вокруг, она подумала, что не сможет расстаться с тем, что бесповоротно стало частью ее жизни. Этот дом – первый и последний подарок отца. Но еще важнее то, что продажа дома неизбежно приведет к обнародованию кое-каких документов, о которых, к счастью, мало кто и помнил. Они давно считались безнадежно утерянными. Среди этих бумаг была одна, которая привязывала ее к Гарри Дилларду, как ничто другое. Дарственная. Элли всегда знала, что ей своего дома не продать никогда. Даже если очень захочется. Этот дом, как и многое другое в ее жизни, был и проклятием, и благословением.

– Ну как, – громко спросила она, ободряюще улыбнувшись своим пансионерам, – похоже, я ловко его спровадила?

В ответ Барнард, ни слова не говоря, скорчил неопределенную гримасу.

– Пожалуй, я пойду наверх, – договорила Элли излишне бодрым тоном и начала быстро подниматься по лестнице, пока не оказалась на четвертом этаже.

Лишь добравшись до своей комнаты и закрыв дверь, девушка глубоко вздохнула и обессиленно привалилась спиной к твердой филенке. Наконец-то она одна и можно спрятаться от невзгод, которыми полна человеческая жизнь.

Элли обвела глазами комнату – высокий потолок, стены, выкрашенные белой краской, несколько окон, сквозь которые льется солнечный свет. Так она простояла довольно долго, прежде чем смогла оторваться от двери и подойти к складной ширме, отгораживающей один из углов большой комнаты.

Несколько раз глубоко вдохнув, Элли сдвинула ширму в сторону и взобралась на высокий стол, стоявший прямо в потоке щедро льющихся золотистых лучей. Она зажмурилась, упиваясь теплом и покоем. На душу снизошло умиротворение. Потихоньку мысли о доме, отце, писаных красавцах и маленьких племянницах отошли на задний план.

Глубоко вздохнув, Элли взяла кисть и вгляделась в холст.