Книга Сын охотника на медведей онлайн

Первое произведение Карла Мая из цикла повестей для юношества, написанное в январе – сентябре 1887 года для журнала «Хороший друг» («Der Gute Kamerad»). В виде отдельной книги и в несколько сокращенном варианте «Сын Охотника на медведей» первый раз был напечатан в 1890 году издательством Вильгельма Шпемана в Штутгарте вместе с другой повестью «Дух Льяно-Эстакадо» (1888) под общим заглавием «Герои Дикого Запада» (Die Helden des Westens). Шпеман предложил Маю объединить обе повести, имевшие общую сюжетную канву, в один роман, но писатель отклонил предложение, оставив два произведения самостоятельными. В 1914 году, уже после смерти писателя, издательство Карла Мая в Радебойле под Дрезденом объединило обе новеллы под заголовком «Среди Коршунов» (Unter Geiern), несколько изменило их и даже ввело новых персонажей (из «Сына Охотника на медведей», в частности, были убраны два рассказа о медведях, сильно сокращены диалоги, исключена сага о вожде Огненная Вода и т. п.).

Стоит отметить, что при создание повести Май успешно воспользовался многими источниками и путеводителями (в частности, образ юного Вокаде писатель взял из переводной книги Джорджа Кэтлина «Die Indianer Nord-Amerikas» (Leipzig, 1848), описание Йеллоустоунского парка – из «Die neuentdeckten Geyser-Gebiete am oberen Yellowstone und Madison-River»(«Petermanns Mitteilungen». 1872) и т. п. ), что придало его картинам североамериканской природы и обычаев индейцев очень достоверный вид.

Впервые на русском языке в сильно сокращенном варианте «Сын Охотника» появился в 1892 году в приложении к журналу «Вокруг света» Ивана Дмитриевича Сытина в книге «На Дальнем Западе» вместе с «Духом Льяно-Эстакадо» (эта повесть также была сокращена). Столетие спустя, в 1993 году, московское издательство «Олимп» выпустило новый перевод «Сына Охотника», который, хотя и осуществлялся с современного издания, точно повторяющего оригинал, тоже оказался не совсем полным.

Данный перевод осуществлен по книге, выпущенной в 1984 году берлинским издательством «Neues Leben», повторяющей наиболее полный оригинальный вариант, изданный в 1890 году в Штутгарте («Union Deutsche Verlagsgesellschaft»). Разбивка на главы и некоторые поправки сделаны по изданию «Die Helden des Westen» (LKG mbH Leipzig, 1992).

Глава первая. ПО СЛЕДУ

Немного западнее местности, где сходятся границы трех североамериканских штатов: Дакоты, Небраски и Вайоминга, ехали два всадника, появление которых в любом другом краю весьма обоснованно приковало бы к себе всеобщее внимание.

Один, сухопарый, ростом более шести футов, напоминал святые мощи, тогда как приземистая, но объемная фигура другого издали ничем не отличалась от шара. Несмотря на разницу в росте, головы обоих находились на одном уровне. Маленький восседал на высокорослой, кряжистой кобыле, а его спутник покачивался на низеньком, с виду хилом муле. Оттого и кожаные ремни, служившие толстяку стременами, не достигали даже брюха его клячи, тогда как длинному стремена вообще не требовались – его огромные ножищи свисали до самой земли и при малейшем покачивании тела поочередно касались ее, не позволяя седоку выскользнуть из седла.

Впрочем, о настоящем седле здесь не могло быть и речи, толстяку его заменял кусок содранной с волчьей спины шкуры, на которой еще были видны остатки шерсти, а худой вместо седла пользовался сатиновым покрывалом, до того заношенным и дырявым, что всадник, по сути, трусил на голой спине своего мула. Одно только это позволяло предположить, что за плечами обоих долгий и тяжелый путь верхом. Их костюмы лишь подтверждали это предположение.

Длинный носил широченные, скроенные на человека явно иной комплекции, кожаные штаны. Видавшие разные виды и в жару, и в холод, они съежились и уменьшились, но – так уж получилось – лишь в длину и теперь, к явному сожалению их владельца, едва доходили ему до колен. При этом они необыкновенно лоснились от жира – ибо длинный при каждом удобном случае пользовался ими в качестве полотенца либо салфетки, а потому они, как своего рода архив, хранили память обо всем, чего он не терпел на своих пальцах.

Его кожаная обувь, из которой палками торчали худые голые ноги, имела поистине неописуемый вид. Похоже, сначала ее всю жизнь носил сам Мафусаил¹, а потом каждый следующий владелец, не исключая нынешнего, ставил на ней по заплате, а посему невозможно было ни определить, ни даже предположить, чистая эта обувка или грязная – при взгляде на нее в глазах рябило от всех цветов радуги.

Тощее тело всадника обтягивала открывающая темную загорелую грудь кожаная охотничья рубаха без каких-либо пуговиц и застежек. Рукава едва скрывали локти, обнажая сухие, совершенно лишенные мышц руки. Вокруг гусиной шеи был повязан суконный платок, имевший такой вид, что даже сам владелец вряд ли смог бы сказать, какого тот цвета.

Но самой нелепой казалась, конечно же, его шляпа, плотно сидевшая на острой голове. Когда-то она была тем самым «ведром», как иногда выражаются неотесанные парни, имея в виду цилиндр. Может быть, в незапамятные времена этот головной убор украшал голову какого-нибудь английского лорда, пока волею судьбы через десятые руки не попал к не разделяющему вкусы аристократа из Старой Англии охотнику прерий, посчитавшему поля лишней деталью и просто-напросто оборвавшему их. Только спереди он оставил что-то наподобие козырька, чтобы защитить глаза от солнца, а еще – чтобы иметь возможность удобнее браться за «шляпу». Всадник, похоже, не сомневался в истинности поговорки насчет того, что нет ничего нужнее воздуха, а уж тем более для жителя прерий, а посему, не мудрствуя лукаво, он проковырял ножом в тулье с боков и сверху несколько отверстий. С тех пор его волосы постоянно обдувал сквознячок со всех сторон света.

Толстая веревка, несколько раз обмотанная вокруг талии, заменяла ему пояс. За нее были заткнуты два револьвера и нож – «боуи»². Кроме того, на этой веревке висели: сумка для пуль, кисет, мешочек для муки, сшитый из кошачьих шкурок, огниво и некоторые другие вещи, назначение которых для непосвященного осталось бы загадкой. Покачиваясь на ремне, с шеи свисала курительная трубка. Изготовил трубку всадник собственноручно, всего лишь вынув сердцевину из срезанной ветки бузины. Несмотря на то, что он уже давненько покусывал свою трубку, мундштук ее еще можно было принять за таковой. Длинный, как и все заядлые курильщики, имел привычку попросту грызть трубку, когда кончался табак.

Справедливости ради стоит отметить, что наряд его состоял не только из обуви, штанов и охотничьей рубахи, – нет, кроме всего этого, длинный носил еще кое-что: непромокаемый резиновый плащ, настоящий американский, – из тех, что садятся после первого же дождя, уменьшаясь по всем параметрам ровно наполовину. При всем желании длинный не мог его на себя натянуть, а потому носил внакидку, как гусарский ментик. В дополнение ко всему тело его от левого плеча до правого бедра обвивали кольца скрученного лассо, а поперек мула, прямо перед собой, он держал ружье – из тех длинноствольных, из которых опытный охотник всегда точно бьет в цель.

По внешнему виду возраст всадника определить было довольно трудно. От его узкого лица, испещренного множеством складок и морщин, веяло каким-то юношеским озорством. В каждой складке, казалось, скрывалось плутовство, а в каждой морщинке замаскировался проказник. Несмотря на то, что вокруг был дикий заброшенный край, лицо этого человека было тщательно выбрито, что для вестмена³, в общем-то, неудивительно, многие из них считали своеобразным шиком не изменить этой привычке. Его большие, небесно-голубые, широко раскрытые глаза имели то суровое выражение, что свойственно морякам или жителям широких равнин, но вместе с тем в его глазах порой проскальзывало нечто наивно-преданное.

Мул, как упоминалось, был хил только с виду; он легко, а если под настроение, то и с удовольствием, носил тяжелый мешок костей в виде своего повелителя, но иногда вдруг без причин начинал бунтовать и тогда оказывался так крепко стиснут костлявыми бедрами последнего, что животному ничего не оставалось, как быстренько сменить настроение. Полагаясь на поразительную выносливость этих животных, приходится считаться и с их норовистым нравом.

Что касается другого всадника, то внимание сразу привлекала шуба, с которой тот не расставался даже в палящий зной. Стоило толстяку двинуться в ту или иную сторону, как шуба также приходила в движение, и невооруженным глазом было видно, что вся она сильно страдала «плешивостью». Мех практически весь вылинял и вылез; лишь местами попадались не тронутые порчей мелкие, редкие пучки, словно крохотные оазисы среди бескрайней пустыни. Воротник и лацканы рукавов были так истерты, что размеры залысин в этих местах казались величиной с талер⁴. Из-под шубы, по бокам лошади, торчали гигантские сапоги с отвернутыми голенищами. Голову всадника покрывала панама, поля которой были так широки, что ему постоянно приходилось сдвигать ее на затылок, чтобы иметь возможность обозревать окрестности. Длинные рукава шубы полностью скрывали руки толстяка. Одним словом, лицо всадника оказалось единственным, что не пряталось под покровом одежд, а потому также достойно подробного описания.

Оно было также гладко выбрито; следов растительности вообще не наблюдалось. Полные пунцовые щеки, казалось, так задавили маленький носик, что любые попытки того предстать в более выгодном свете были бы обречены на провал. Та же участь постигла и маленькие темные глазки, глубоко запрятанные меж бровей и щек; их взгляд имел добродушно-лукавое выражение. На его лице будто было написано: «Посмотри-ка на меня – я хоть и мал, но парень не промах! Со мной всегда можно поладить, если ты порядочен и не глуп, а иначе ошибешься во мне. Вот так-то!»

Временами внезапные порывы ветра распахивали полы шубы, и тогда из-под них выглядывали суконные штаны и блуза. Необъятный живот толстяка едва удерживался кожаным ремнем; за него, кроме тех предметов, что имелись у его тощего спутника, был заткнут еще и индейский томагавк. На луке седла покоилось лассо, там же висела укороченная двустволка – «кентукки»⁵, которая, похоже, не раз использовалась как для защиты, так и для нападения.

Кем же были эти люди? Когда-то маленького толстяка нарекли Якобом Пфефферкорном, а его высокого сухопарого спутника – Дэвидом Кронерсом. Любой вестмен, скваттер или траппер, услышав эти имена, покачал бы головой, дав понять, что и слыхом не слыхивал о них. Это было бы и правдой и неправдой, ибо эти двое слыли знаменитыми следопытами, о которых вот уже несколько лет говорят у каждого лагерного костра. Пожалуй, нет ни одного местечка от Нью-Йорка до Фриско⁶ и от северных озер до Мексиканского залива, где обоим героям прерии не воздавали бы должное за их подвиги. Однако имена Якоб Пфефферкорн и Дэвид Кронерс известны лишь самим их обладателям. В прерии, в девственном лесу, а у краснокожих в особенности полученные при рождении имена ничего не значат, поэтому каждый, кто оказывался на Западе, быстро обретал прозвище, связанное с важным событием в его жизни, характеризующее какие-нибудь достоинства либо недостатки или просто черты характера, как в нашем случае.

Кронерс – янки чистых кровей – стал не кем иным, как Длинным Дэви. Пфефферкорн, уроженец Германии, за свои пышные формы был прозван Толстяком Джемми (имя Джемми – это произносимое на американский лад немецкое имя Якоб).

Дэви и Джемми были очень известными личностями, пожалуй, на всем Дальнем Западе редко встретишь человека, который не слышал о том или ином их подвиге. Приятели слыли неразлучными. По крайней мере, никто и представить не мог их порознь. Появись Толстяк у чужого костра, все тотчас начинали высматривать, нет ли поблизости Длинного, а покажись Дэви в стоуре⁷, чтобы купить порох и табак, как продавец тут же спрашивал, что тот возьмет для Джемми.

Удивительно, но столь же неразлучными были и их животные. Длинноногая лошаденка, несмотря на жажду, не прикасалась к воде ручья или реки, пока не убеждалась, что голова маленького мула также опущена в воду; а тот даже в самой свежей, самой сочной траве стоял недвижимо, пока своим фырканьем не подзывал подругу-клячу, словно хотел прошептать: «Эй, они спешились и жарят бизонью ляжку! Давай-ка мы тоже позавтракаем, а то ведь до позднего вечера больше ни кусочка не перепадет!»

Их хозяева неоднократно спасали друг другу жизнь. Без всяких раздумий в минуты большой опасности один бросался на выручку другому. Точно так же вели себя и животные, а если надо, то они могли не только защититься от любого врага острыми копытами, но и прикрыть хозяев. Все четверо были как бы одной семьей; ни о какой другой они и не помышляли.

Итак, лошади бодрой рысью мчались в северном направлении. С утра кобыле и мулу задали сочного корму и напоили свежей водой. Их хозяева побаловались олениной, не забыв тоже освежиться живительной влагой. Остаток мяса теперь несла в сумке кляча Джемми, так что с едой у всадников проблем не было.

Между тем солнце достигло зенита и медленно тронулось к западу. День выдался очень жарким, и оба всадника вздохнули с облегчением, когда над прерией повеяло приятно щекотавшим освежающим ветерком. Бескрайнее травяное полотно с мириадами цветов, пока еще не тронутое огненно-рыжими красками осени, радовало глаз свежестью сочной зелени. Над широкой равниной, подобно гигантским кеглям, высились скалы, пылающие на западе в ослепительном солнечном свете во всем своем великолепии, которое – чем дальше на восток – меркло, погружаясь в более темные, густые и мрачные тона.

– Долго нам еще трястись сегодня? – спросил Толстяк после многочасового утомительного молчания.

– Пока не стемнеет, – буркнул Длинный Дэви.

– Well!⁸ – улыбнулся малыш. – Тогда до привала.

– Aye!⁹

Мастер¹⁰ Дэви имел обыкновение вместо «yes» говорить «aye», что, впрочем, одно и то же.

На некоторое время снова воцарилась тишина. Джемми остерегался снова получить односложный ответ того же рода, но его хитрые глазки продолжали украдкой наблюдать за приятелем. Он только и ждал удобного момента, чтобы устроить тому небольшую встряску. В конце концов, Длинному молчать тоже надоело, и он спросил, указав вперед:

– Тебе знакомо это место?

– Да уж!

– Ну?! И что это?

– Америка!

Дэви с явным неудовольствием подтянул ноги и поддал мулу шенкелей. Потом, словно разговаривая сам с собой, пробормотал:

– Скверный малый!

– Кто?

– Ты!

– Я? Но почему?

– Злопамятный!

– Вовсе нет – за что купил, за то и продаю! Ты же частенько даешь мне глупые ответы, и я не понимаю, почему я должен быть остроумен, отвечая на твои вопросы.

– Остроумен? Увы! Ты весь состоишь из плоти – уму там и пристроится негде!

– Ого! Ты забыл, что я получил образование за океаном, в Старом Свете?

– Закончил один класс гимназии? Как же! Разве я могу забыть такое – ты же напоминаешь об этом по тридцать раз на дню!

– Просто необходимо напоминать тебе об этом и по сорок, и по пятьдесят раз, ибо ты недостаточно тактичен! Да, но почему ты говоришь про один класс?

– Ну, ладно, могу говорить про три.

– Вот именно!

– На остальные ума не хватило, – усмехнулся Длинный Дэви.

– Имей совесть! Просто не хватило денег; с головой у меня все в порядке! Я сразу понял, о чем ты говорил пару минут назад. Никогда не забуду это место! Если уж ты так хочешь, то на той стороне, вон за теми высотами, мы и познакомились.

– Aye! – Дэви погрузился в воспоминания. – То был скверный день – я расстрелял весь порох, а сиу¹¹ шли за мной по пятам. В конце концов я выдохся, не мог двигаться дальше и попал к ним в лапы. Вечером появился ты…

– Да, эти глупцы запалили такой костер, что его, похоже, было видно из самой Канады! Я не мог его не заметить и подкрался ближе. Пятеро сиу и связанный белый – эта картина мне не понравилась. В отличие от тебя я порох зря не трачу. Двоих уложил на землю, а остальные сбежали, не подозревая, что имеют дело с одним-единственным противником; а ты получил свободу.

– Я был не только свободен, но и зол на тебя!

– Из-за того, что я не застрелил обоих индсменов¹², а лишь ранил их, да? Индсмен тоже человек, а я никогда не лишал людей жизни, если в том не было крайней нужды. Я же не каннибал!

– А что, я похож на него?

– Хм! – пробурчал Толстяк, смерив Длинного испытующим взглядом. – Теперь ты, конечно, уже не тот молодец, что прежде, но тогда, как и многие другие, ты считал, что красных надо уничтожать, как бешеных псов. Мне пришлось наставлять тебя на путь истинный!

– И я рад этому, – вполне искренне подытожил янки.

– Смотри, что там, в траве?

Джемми придержал лошадь и указал в сторону скалы, у подножия которой в траве виднелась длинная темная линия.

Дэви также осадил своего мула, приставил ладонь к глазам, после чего произнес:

– Заставь меня проглотить дюжину ружейных пуль, если это не след!

– И мне так думается. Ну что, Дэви, познакомимся с ним ближе?

– Познакомимся? Мы обязаны это сделать! В этой древней прерии только глупец может позволить себе пропустить хотя бы один след. Всегда надо знать, кто сел тебе на хвост или торчит перед носом, иначе, ложась спать вечером, рискуешь не проснуться утром. Вперед!

Галопом домчавшись до скалы, они осадили животных и тщательно осмотрели след.

– Что скажешь? – спросил Дэви.

– И правда, след! – улыбнулся Толстяк.

– Да уж не пашня, это и я вижу. Но чей он?

– Лошадиный, наверное… – продолжал подтрунивать над приятелем Джемми.

– Хм! Да это и дитя увидит. Или, по-твоему, я думаю, что здесь кит проплыл?

– Нет. Этим китом мог быть только ты, но я точно знаю, что ты не отходил от меня ни на шаг. Впрочем, след кажется мне весьма подозрительным.

– Почему?

– Прежде чем ответить, я хочу взглянуть на него поближе, ибо не имею желания осрамиться перед тобой, старым холостяком.

Джемми сполз с лошади и встал в траве на колени. Над ним возвышался Дэви. Кляча, словно она обладала человеческим разумом, уставилась в траву и тихо пофыркивала. Подошел мул, вильнул хвостом и прянул длинными ушами. Казалось, он тоже внимательно изучал след.

– Ну? – спросил Длинный Дэви, посчитавший осмотр затянувшимся. – Что-нибудь важное?

– Да. Здесь проскакал индеец.

– Ты уверен? Это удивительно, ведь здесь ни одно племя не имеет ни пастбищ, ни охотничьих угодий. С чего ты взял, что тут был индсмен?

– След копыт говорит, что у лошади индейская выучка.

– Такую лошадь мог иметь и белый.

– Не спорю, но…

Толстяк задумчиво покачал головой и продвинулся по следу чуть дальше.

– Иди за мной! – вдруг крикнул он. – Лошадь не подкована. Кроме того, она очень устала, но ее вынуждали скакать галопом, стало быть, всадник торопился.

Теперь спешился и Дэви. То, что он услышал от своего приятеля, было достаточно важным, чтобы заняться более тщательным обследованием. Он пошел за Толстяком, а оба животных побрели следом, будто понимали, что именно так и должны поступить. Поравнявшись с Джемми, Дэви уже рядом с ним двинулся по следу дальше.

– Эй, – присвистнул янки, – эта лошадь и в самом деле переутомлена – она часто спотыкается. Чтобы так гнать ее, нужно иметь веские причины для этого. Либо этого человека преследуют, либо у него есть другой повод весьма торопиться.

– Скорее последнее.

– Почему?

– Какой давности след? – вопросом на вопрос ответил Толстяк.

– Ему часа два, не больше.

– Вот именно. А отпечатков преследователя нигде не видно. У кого есть преимущество в два часа, тот вряд ли станет загонять лошадь до смерти. Впрочем, здесь так много скал, что ему легко удалось бы сбить преследователя с толку. Что скажешь?

– Ты прав. Нам обоим, к примеру, достаточно опережения в две минуты, чтобы оставить неприятеля с носом. Стало быть, я согласен с тобой. Но вот куда он так мчится? Где она, его цель?

– Наверняка недалеко отсюда.

Длинный с удивлением взглянул на Толстяка:

– Похоже, ты на сегодня стал ясновидцем.

– Чтобы догадаться об этом, не требуется никакой особой премудрости – надо только немного пораскинуть мозгами.

– Так! Я весь в напряжении, но почему-то пока мне ничего в голову не лезет.

– Это неудивительно.

– Почему же?

– Ты слишком длинный. Пока до тебя дойдет что к чему, пролетят годы! Я уверяю тебя, что цель этой бешеной скачки нужно искать тут, неподалеку, в противном случае он берег бы свою лошадь.

– Так! Насчет причин скачки согласен, но вот сути понять не могу.

– Ладно, объясню! Если бы всаднику предстояло скакать еще день, животное для такой поездки оказалось бы слишком усталым, значит, он непременно дал бы отдохнуть ему хоть пару часов и только потом наверстал бы упущенное. Поскольку он все же знал заранее, что место, куда ему так надо, недалеко отсюда, он решил, что еще сегодня сможет преодолеть это расстояние, несмотря на усталость лошади.

– Слушай, старина, все, что ты сказал, звучит вовсе недурно. Я снова признаю твою правоту.

– Похвалы излишни, – глазки Толстяка заблестели. – Кто почти тридцать лет набивал себе шишки в прерии, пожалуй, может время от времени набрести на умную мысль. Хотя, пока мы знаем не больше, чем прежде. Где то место, к которому стремится краснокожий? Вот что надо бы разузнать! Этот человек скорее всего чей-то гонец, а весть его очень важна. По всей вероятности, этот индсмен только связной между краснокожими, и я почти уверен, что индейцы находятся где-то поблизости.

Длинный Дэви слегка присвистнул, а его взгляд стал задумчивым.

– Дело скверно! – проворчал он. – Парень идет от индейцев и стремится к индейцам! Стало быть, мы между ними, но не знаем, где именно они шляются. Тут легко можно столкнуться лоб в лоб с какой-нибудь шайкой и потерять наши драгоценные скальпы.

– Надо, конечно, держать ухо востро. Но есть простое средство получить достоверные сведения.

– Идти по следу? – усмехнулся Дэви.

– Да, – расплылся в улыбке Толстяк.

– Верно. Мы знаем, что они где-то впереди, но понятия о нас не имеют, а стало быть, наше положение более выгодно. Посему мое мнение: надо скакать за индсменом, тем более что его путь едва ли расходится с нашим. Любопытно, из какого он племени?

– Ты прав – нам надо идти по следу, но вот откуда родом этот индсмен, отгадать, похоже, невозможно. Наверху, в северной Монтане, обитают черноногие, пиганы¹³, и другие племена. Они вряд ли забредут сюда. В излучине Миссури стоит лагерь рикареев¹⁴, но и они вряд ли станут что-нибудь искать здесь. А может, сиу? Хм! Ты слышал, чтобы они снова откопали топор войны?

– Нет.

– Ладно, не стоит сейчас ломать над этим голову, давай просто будем осторожны. Позади Норт-Платт, если ты вспомнишь о нашей последней прогулке. Мы в тех местах, что нам хорошо известны, и, если не наделать откровенных глупостей, с нами ничего не случится. Едем!

Они снова вскочили в седла и направились по следу, не упуская его из виду ни на миг, зорко смотря при этом вперед и не забывая осматриваться по сторонам, чтобы вовремя заметить что-либо враждебное.

Прошло, наверное, около часа. Солнце садилось все ниже, ветер становился все сильнее, и дневное пекло быстро сошло на нет. Вскоре они увидели, что лошадь индейца перешла на шаг. На одной из рытвин животное, похоже, споткнулось и припало на колени. Джемми тотчас соскользнул вниз и осмотрел место.

– Да, это индсмен, – уверенно засвидетельствовал Толстяк. – Он соскочил на землю. Смотри, его мокасин украшали иглы дикобраза. Вот там лежит отломленный кончик иглы. А здесь – о, парень, похоже, очень юн!

– С чего ты взял? – удивился Длинный, продолжая восседать на своем муле.

– Место здесь песчаное, и его нога четко отпечаталась. Если это не скво, то…

– Чепуха! Женщине одной здесь делать нечего.

– …то всадник – молодой парень, – продолжал мыслить вслух Джемми, не обращая внимания на замечания своего приятеля, – и ему не больше восемнадцати лет.

– Вот это уже хуже! Есть племена, у которых в разведку ходят только самые юные воины. Надо бы поостеречься!

Они снова поскакали дальше. До сих пор оба следопыта двигались по цветущей прерии, теперь вдруг то тут, то там стали выныривать чахлые кустики, позже сменившиеся довольно густыми зарослями. Вдали, похоже, маячили верхушки деревьев. Вскоре оба оказались у места, где всадник спешился, чтобы дать все же своему животному короткую передышку, и пошел пешком, ведя коня в поводу.

Временами кусты так сильно затрудняли обзор, что требовалась двойная осторожность. Дэви скакал впереди, Джемми – за ним. Вдруг Толстяк воскликнул:

– Эй, Длинный, а конь-то у него вороной!

– Вот те раз! – Дэви чуть не кувыркнулся на землю, резко осадив своего мула. – Откуда ты это знаешь?

– Там, на кустах, остались волосы с его хвоста.

– Значит, мы знаем о нем уже немало! Но тише! В любой момент мы можем нарваться на людей, и, пока продерем глаза, они перестреляют нас, как куропаток.

– Этого я не боюсь. Я могу спокойно положиться на мою старушку. Она фыркнет тут же, как только кого-нибудь почует. Итак, продолжим!

Длинный Дэви последовал приглашению, но в следующий же миг уже придержал своего мула.

– Тьфу, дьявол! – выругался он. – Сейчас точно что-нибудь произойдет!

Толстяк, не обращая на него внимания, гнал свою лошадь дальше и через несколько скачков продрался сквозь кусты на открытое место. Перед ним возвышалась конусообразная скала, которых в этой прерии было великое множество. След вел к ее подножию, потом вдруг резко брал вверх, тут же соскакивал вниз и под острым углом поворачивал вправо. Оба ясно это увидели, заметили они и еще кое-что – с противоположной стороны скалы к упомянутому следу вели четыре новых отпечатка, позже объединяющиеся со следом индейца.

– Что скажешь? – Длинный повернул голову к Толстяку.

– Скажу, что там, за скалой, стояли лагерем люди, преследовавшие индсмена, как только они заметили его.

– Может, они уже опять там!

– А может, кто-нибудь из них там остался. Жди меня здесь, за кустами! Пойду, суну нос за угол.

– Не сунь его в ствол заряженного флинта¹⁵, у которого спускают курок!

– Нет, для этого твой клюв подойдет больше.

Толстяк спешился и передал Длинному поводья своей лошаденки, после чего во весь опор понесся вверх по склону.

– Вот хитрец! – одобрительно буркнул себе под нос Дэви. – Подползание отняло бы слишком много времени. Никто бы не подумал, что Толстяк может так скакать!

Взобравшись наверх, Джемми медленно и осторожно прокрался вперед и исчез за выступом. Но вскоре он появился снова и подал Дэви знак, описав рукой дугу. Последний сообразил, что должен обогнуть скалу. Он продрался сквозь кусты, пока не достиг новых следов и по ним не пришел к Джемми, ведя за собой животных.

– Что скажешь? – спросил Толстяк, указав перед собой.

Дэви увидел следы стоянки. Несколько железных котелков, кирки и лопаты, кофейная мельница, ступка, множество маленьких и больших мешков и пакетов: все это валялось на земле, но никаких следов лагерного костра заметно не было.

– Ну и ну, – покачал головой янки. – Так по-домашнему разложиться здесь могли либо недоумки, либо просто новички на Западе. Следов тут, по меньшей мере, от полутора десятка лошадей, и ни одна из них не была ни стреножена, ни привязана к клину! Похоже, что среди них много вьючных животных. И все они исчезли! Но куда? Что за бессмыслица! За такие вещи стоило бы их вздуть как следует!

– Да, они это заслужили. С такими куриными мозгами на Дальнем Западе делать нечего! Не каждому, конечно, выпадет счастье поучиться в гимназии…

– Как тебе?! – быстро среагировал Длинный.

– Да, как мне, – без обиды отозвался Толстяк, – но хоть элементарной смекалкой и соображением должен же обладать человек! Индеец, ничего не подозревая, повернул за угол и, вот тут заметив опасность, предпочел промчаться мимо, вместо того чтобы повернуть назад. Тут за ним и рванула вся шайка.

– Думаешь, хотели его схватить?

– Конечно, иначе зачем им его преследовать? Для нас, кстати, это тоже может закончиться весьма плачевно. Краснокожим все равно, падет ли их месть на виновных или на кого-нибудь еще.

– Мы должны предотвратить несчастье!

– Да, – кивнул Толстяк. – Долго нам скакать не придется – индсмен на загнанной лошади далеко не уйдет.

Они снова вскочили в седла и галопом помчались по следам, вправо и влево от которых уходили другие отпечатки, несомненно, оставленные вьючными лошадьми. Вопреки прогнозу Джемми, оба следопыта вынуждены были преодолеть значительное расстояние по холмистой местности, прежде чем скакавший впереди Толстяк наконец резко не остановил кобылу. Он услышал громкие голоса и молниеносно направил животное в сторону, в кусты, куда за ним последовал и Дэви. Оба прислушались. Впереди в самом деле раздавались чьи-то голоса.

– Это точно они, – уверенно сказал Джемми. – Они не приближаются к нам, значит, еще не повернули обратно. Ну что, старина, подслушаем их?

– О чем речь?! Только сначала придется «захромать» лошадей.

– Нет, это может нас выдать, а ведь нам надо остаться незамеченными. Нам нужно крепко их привязать, чтобы они не смогли ступить ни шагу, пока мы не позволим.

«Захромать»– выражение трапперов; оно означает, что передние ноги коня связываются так, чтобы животное могло делать лишь маленькие шажки. Обычно это делалось, когда трапперы чувствовали себя в безопасности, в противном случае лошадей крепко привязывали к деревьям или к вбитым в землю коротким колышкам. Для этой цели, особенно в бедной растительностью прерии, охотники всегда возят с собой маленькие острые клинья.

Итак, оба неразлучных животных были крепко привязаны к кустам, после чего их хозяева стали осторожно пробираться на звуки голосов. Вскоре они оказались у мелководной речушки или скорее ручья, окруженного высокими берегами, своей крутизной свидетельствующими о том, что каждую весну здесь проносятся бурные потоки. Русло ручья делало неподалеку большой крюк, внутри петли которого располагались в траве напоминавшие по виду бродяг девять человек. Среди них, в центре, лежал юный индеец, связанный по рукам и ногам, не имевший возможности даже пошевелиться. На другой стороне воды, прямо под высоким берегом, валялась его громко фыркающая лошадь. Бедное животное с истертыми в кровь боками не имело сил даже подняться, не говоря уж о том, чтобы взобраться на берег. Лошади преследователей находились при них.

Эти люди не производили хорошего впечатления. Глядя на них, настоящий вестмен тотчас отметил бы, что видит перед собой типичный образец того самого сброда, с которым на Дальнем Западе разговаривают лишь языком судьи Линча¹⁶.

Джемми и Дэви присели на корточки за кустом и стали наблюдать за происходящим. Люди тем временем шептались – вероятно, обсуждали судьбу пленного.

– Как они тебе? – тихо спросил Толстяк, блеснув лукавыми глазками.

– Так же, как и тебе – совсем не по вкусу!

– Их физии так и просят трепки! Жаль бедного краснокожего парня. Как думаешь, из какого он племени?

– Пока ничего сказать не могу. Он без боевой раскраски и не носит никаких тотемов. Но я уверен, что он не на тропе войны. Ну что, берем его под свою защиту?

– Само собой! Не думаю, что он дал им повод обращаться с ним так скверно. Идем, перекинемся с ними парой слов!

– А если они не захотят нас слушать?

– Тогда у нас есть выбор: либо силой, либо хитростью заставить их подчиниться. Меня вовсе не пугают эти типы, но все же знаешь: даже выпущенная трусливым мерзавцем пуля иногда попадает в цель. Они не должны знать, что мы верхом, и лучше всего, если мы подойдем с другой стороны ручья, чтобы им и в голову не пришло, что мы уже видели их лагерь.