Книга Женщина-кошка онлайн - страница 3

Глава 3

Дом Дерри стоял, прилепившись на краю синеватосерой скалы, фасадом к проливу ИнсайдПасседж и его многочисленным островам. Полоса океана между терявшимся в голубой дымке материком и островом Ванкувер казалась гладким расплавленным золотом, на котором торчали черные точки небольших островков.

Повсюду вокруг на покрытой рябью воде покачивались маленькие лодки, рыбаки забрасывали удочки в поисках лосося.

Справа от дома, на берегу реки Кэмпбелл, раскинулся небольшой поселок КэмпбеллРивер, граница которого проходила там, где нефритовосиняя эта река сливалась с солеными водами океана.

Энджел едва ли удостоила взглядом открывшийся перед ней великолепный пейзаж. Чем ближе она была к дому Рамсеев, тем больше опасалась, что Хок сказал ей не всю правду о состоянии Дерри. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы ни о чем больше не расспрашивать Хока ни во время полета на остров Ванкувер, ни в последующей поездке на переправленном паромом автомобиле.

Она молчала, интуитивно чувствуя, что и так уже слишком обнажила душу перед этим малознакомым человеком.

Как только огромный «БМВ» Хока затормозил перед домом, Энджел выскочила из машины и побежала к входной двери.

Они с Дерри делили этот дом в течение трех лет. Сначала Энджел была вынуждена поселиться с кемто, так как в первые месяцы после аварии не могла обслуживать себя. Позже она проводила здесь каждое лето, продав летний домик своей семьи в КэмпбеллРивер, чтобы помочь Дерри выплатить налог на наследство.

Юридически четверть дома и прилегающие двенадцать соток являлись ее собственностью, хотя Энджел редко вспоминала об этом: она считала, что дом и земля в ИглХед полностью принадлежат Дерри – единственному оставшемуся в живых члену семьи Рамсеев.

– Дерри? – окликнула Энджел, быстро пробежав по коридору. – Дерри, ты где?

– Сзади, – донесся до нее голос Дерри.

Хок вошел в дом как раз в тот момент, когда Энджел резко повернулась и на мгновение под взметнувшейся юбкой мелькнули очертания ее стройных ног.

«Интересно, что я буду чувствовать, когда она обхватит мое тело этими длинными ногами?» – подумал Хок.

Обругав себя за подобные мысли, он захлопнул дверь и прошел в гостиную. Светловолосая Энджел запала ему в душу, а Хок знал лишь один способ избавиться от такого рода наваждения – уложить ее в постель.

Там лживые слова обнаруживают свою пустоту, какие бы красивые губы их ни произносили. Заученные движения и страсть, за которыми нет любви. Взять, попользоваться, а потом небрежно отбросить – все это Хок собирался проделать и с Энджел. А затем – в холодное прозрачное небо и парить там в ожидании новой жертвы, когда по жилам вновь заструится адреналин и снова начнется охота, ради которой только и стоит жить.

Единожды поняв, что все женщины лживы, он с тех пор признавал только преследование и охоту.

Хок проводил глазами Энджел, которая вышла через кухню на огромную, обшитую сосной веранду, нависавшую над камнями и морем словно два красноватокоричневых крыла.

Дерри лежал в шезлонге. Левая нога от бедра к ступне была закована в гипс.

Энджел затаила дыхание, глядя на бледное лицо, фиолетовые круги под глазами, истончившиеся от боли губы. Она беззвучно опустилась на колени рядом с шезлонгом и обняла Дерри.

– Выпей таблетки, Дерри, – ласково, словно ребенку, сказала она.

Энджел провела рукой по его светлым кудрям, массируя мышцы шеи и головы, которые напрягались от боли после каждого неосторожного движения.

– Боль не научит тебя ничему новому. Попей таблетки первые несколько дней, хотя бы до тех пор, когда ты сможешь передвигаться, не чувствуя при этом, что в лодыжку тебе впивается тысяча кинжалов. – Дерри промолчал. – Обещаешь?

– Эй! – Мягкий тенор Дерри удивительно не соответствовал его широким плечам. – У меня все нормально, Энджи. Правда, все нормально.

– Единственное, что тут на самом деле правда, так это то, что ты ужасно бледный, – возразила Энджел.

Дерри улыбнулся и крепче прижал ее к себе.

– Все нормально, – повторил он, – или будет все нормально, как только приму ванну.

Несмотря на волнение, Энджел не могла не улыбнуться.

– Дело только за этим?

– Да.

Она оглянулась в поисках костылей, подняла их и, обхватив Дерри, попробовала приподнять его.

– Давай, давай, бревно ты мое, – бормотала Энджел, – употреби свои мышцы на чтото иное, а не только на то, чтобы произвести впечатление на хорошеньких туристок.

Хок не сразу понял, что Энджел собирается поднять Дерри на ноги. Рядом с его внушительной фигурой она выглядела невообразимо хрупкой, и все же, прежде чем Хок успел вмешаться, она уже тянула Дерри вверх.

Хок мгновенно подбежал к ним, принимая на себя тяжесть тела больного.

– Что, черт возьми, ты собираешься делать?

– Помочь Дерри дойти до ванны.

Энджел удивила сила Хока – он без видимого труда поднял Дерри с шезлонга.

– Спасибо, – с улыбкой сказала она Хоку. – Когда ты на костылях, труднее всего встать, остальные движения доставляют не так много хлопот.

Энджел подала Дерри его костыли:

– Готов?

– Я был готов несколько часов назад, только не хотелось прикладывать усилия и вставать.

– Надо было давнымдавно позвонить мне.

– О черт, Энджи, я могу и сам позаботиться о себе, к тому же не хотелось, чтобы ты уходила с выставки. – Дерри перевел взгляд на Хока, затем вновь на Энджел. – До сих пор не уверен, что поступил правильно, я же знаю, что для тебя значит твое искусство.

– Будут другие выставки, – сказала Энджел, подсовывая костыли Дерри под мышки, – а ты у меня единственный.

Хок с невольным восхищением следил за Энджел.

«Она все делает правильно, – думал он. – Эти заботливые жесты, взволнованные взгляды, решительная улыбка… Безупречная картина любви».

Хок и сам бы поверил в ее чувства к Дерри, если бы она не растаяла от первого же его прикосновения в продымленном баре. Энджел не любила Дерри, никого она не любила, просто отлично играла свою роль!

Впрочем, он тоже хороший актер.

Это стало неотъемлемой частью погони и охоты. Хок изображал из себя все то, что его жертва хотела в нем видеть, до тех пор пока надобность в этом не отпадала.

Энджел шла рядом с Дерри, стараясь не касаться его, хотя ей страстно хотелось убедиться, что он говорит ей правду.

Сначала движения Дерри были очень скованными, затем он стал передвигаться уверенней.

– Ты не часто пользовался костылями?

Дерри молча покачал головой, боясь открыть рот. Он знал, что боль, которая сейчас накатывала волнами от лодыжки вверх, изменит тембр его голоса и Энджел сразу догадается, насколько сильно пострадала его нога.

– Где болеутоляющие таблетки?

Дерри глубоко вздохнул:

– Ты же не пила их три года назад.

– Неправда, сначала пила: слишком много и слишком часто. У тебя другой случай, Дерри, да и ты сам другой. Выпей одну таблетку, пожалуйста. Я буду рядом, и если боишься, что у тебя перепутаются мысли и ты забудешь, какой нынче год, я сообщу тебе.

Энджел взглянула на Дерри своими огромными встревоженными глазами. Он было запротестовал, но затем обмяк на костылях, не в силах ей перечить.

– Откуда ты знаешь, чего я боюсь?

– Вспомни, что я сама пережила это.

Энджел привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку. Дерри улыбнулся и закрыл глаза.

– Хорошо, что ты вернулась домой, – тихо сказал он. – Таблетки в шкафу на кухне.

– Тебе нужна помощь в ванной? – спросила Энджел, направляясь на кухню.

– Если застряну, обязательно позову тебя, – криво усмехаясь, ответил Дерри. – Почти как в старые добрые времена, верно?

Энджел рассмеялась и покачала головой:

– Да уж, веселые воспоминания.

Улыбаясь, Дерри поковылял в сторону ванной.

– Осторожней, в коридоре плитка неплотно держится, – крикнула ему вслед Энджел.

– Знаю, знаю, я жил здесь намного дольше, чем ты.

Хок последовал за Энджел в кухню. Она достала из шкафчика таблетки и налила в стакан воды, затем повернулась и испуганно вскрикнула: Хок стоял почти вплотную к ней.

– Ты живешь вместе с Дерри?

– Только летом. – Энджел отодвинула стакан, чтобы не мешал, пока она будет вскрывать флакон с лекарством. – Остальную часть года я живу в Сиэтле, но, как только удается, приезжаю сюда, чаще всего на Рождество.

Энджел на мгновение замерла, вспомнив первое Рождество после гибели ее родителей и Гранта. Тот праздник был худшим временем ее жизни, когда на нее безжалостно навалились горе, воспоминания, гнев.

Они с Дерри провели конец года вдвоем, зная, что рождественские гимны и подарки вызовут у них слезы, а не улыбки и что они поймут друг друга.

Под побелевшими пальцами Энджел с флакона слетела крышка и упала на пол.

Быстрым и ловким движением Хок поднял крышку. Он заметил выражение страдания на лице Энджел и гадал, что за этим кроется.

«Не притворство ли это? Или она нашла мою ахиллесову пяту там, где другие женщины терпели поражение?

Неужели она какимто образом почувствовала, что более всего на свете я уважаю способность вновь подняться из той ямы, куда тебя забросила жизнь?»

– Спасибо, – сдержанно поблагодарила Энджел, беря крышку флакона из рук Хока.

– Ты давно живешь с Дерри?

– Три года.

Энджел вытрясла на ладонь одну таблетку.

– Летом и во время праздников, – равнодушным тоном добавил Хок.

Чтото в его голосе заставило Энджел резко поднять голову, и ее длинные светлые волосы шелковистой волной взметнулись на груди.

– Разве Дерри не говорил тебе? Мы же выросли вместе.

– Да, он рассказывал. Очень удобно.

Энджел пожала плечами:

– Наши семьи каждое лето проводили рядом, а отцы наши были близки, как братья.

– Но все же большую часть года ты все равно живешь в Сиэтле?

– Я – подданная Соединенных Штатов.

– Все изменится, когда ты выйдешь за него замуж.

– Замуж? За кого? – удивленно переспросила Энджел.

– За Дерри, – ответил Хок, следя за ней холодными карими глазами.

Ответ Энджел был именно таким, каким он и ожидал. Она негодующе затрясла головой, отрицая свою связь с Дерри. От ее волос поплыл тонкий запах духов, и Хока, словно острой иглой, пронзило желание, но он попрежнему остался внешне невозмутимым. Мужчина, который показывает, как сильно он хочет женщину, – глупец, и Хок никогда не повторял подобной ошибки со дня своего восемнадцатилетия.

– Мы с Дерри относимся друг к другу, как брат и сестра.

Энджел положила таблетку болеутоляющего в стакан с водой и встревоженно выглянула в коридор.

– С Дерри ничего не случится, – сказал Хок. – Да и что может произойти в ванной?

– Ты даже представить себе не можешь.

Энджел улыбнулась, вспомнив происшествие трехлетней давности, когда она, утверждая свою независимость, впервые проковыляла в ванную на костылях. В конце концов Дерри пришлось помогать ей.

Энджел тогда несказанно обрадовалась, увидев сочувствие, а не усмешку на его лице, когда он обнаружил, что костыли ее застряли в щелях между плитками. К счастью, пострадало лишь ее самолюбие, да и то благодаря Дерри не очень.

Хок заметил улыбку Энджел и подумал, что они с Дерри, вероятно, занимались любовными играми в ванной или под душем…

Однако думать об этом значило дать волю своей страсти, и Хок направил мысли в другое русло с той же решительностью, что когдато сделала его гонщиком, а потом помогла стать бизнесменом.

– Хочешь, я проверю, как идут дела у Дерри?

– Тебе не трудно? Костыли кажутся ужасно тяжелыми, когда ими пользуешься впервые.

Хок повернулся и вышел, про себя соглашаясь с Энджел. Ему пришлось дважды воспользоваться костылями после тяжелых аварий во время гонок. В первый раз это заняло всего несколько дней, но зато во второй раз пришлось ходить на костылях четыре с половиной месяца.

Если исключить те несколько недель после своего восемнадцатилетия, Хок не мог припомнить более неприятную пору жизни, чем время, проведенное на костылях.

С Дерри он столкнулся в коридоре.

– Неужели я провозился так долго?

– Мне так не показалось, однако наш Ангел заволновалась.

– Ангел? А, Энджи. – Дерри помолчал, затем тихо произнес: – Она не любит, когда ее называют Ангелом.

– Знаю.

– Тогда почему…

– Ей придется привыкнуть, – сказал Хок, отворачиваясь, – так же, как я привык, что меня зовут Хок.