Книга Человек из Лондона онлайн - страница 3

3

Когда утром, после смены, Малуэн, волоча ноги, вошел в кухню, жена, едва взглянув на него, воскликнула:

– Ну теперь-то видишь, что у тебя грипп? Кто был прав?

Она вовсе не была права: никакого гриппа у него нет, но вид и впрямь больной, раз жена это заметила.

Правда, у нее особая способность чуять, когда дела не клеятся, особенно если речь идет о чем-нибудь грязном и постыдном или о денежных затруднениях. Она первой замечает прыщик у кого-нибудь на лице или распознает вранье Эрнеста.

– Не ешь много! Сейчас приготовлю тебе грог.

Обычно, возвращаясь с дежурства, он ел разогретое мясо с картофелем, но сегодня даже не присел к столу и, метнув злобный взгляд на жену, направился к лестнице.

Никогда он еще так не уставал после работы. Нет, это было похуже, чем усталость. Все тело ныло, голова трещала, глаза покалывало. А главное, его мутило, как после отчаянной попойки.

– Оставь меня в покое! – цыкнул он на жену, которая двинулась было за ним наверх.

Охота ему смотреть, как она станет Причитать вокруг постели, надоедая ему советами.

– Ты не будешь пить грог?

В ответ он захлопнул дверь ногой. Раздирая уши, ревела туманная сирена. В комнате было холодно. Малуэн швырнул один ботинок налево, другой направо, бросил брюки на спинку стула и, оставшись в одной рубашке, уставился на ноги.

Неужто его вновь будут одолевать все те же мысли?

Разве не достаточно прошлой ночи? Крадучись, словно собираясь сделать что-то дурное, он босиком подошел к окну и рывком распахнул его так, что затрещали рамы.

На улице стоял туман, и, однако, присмотревшись, Малуэн различил метрах в пятидесяти от дома чью-то фигуру.

Он был доволен тем, что напугал этого человека.

Конечно, напугал, иначе для чего нужно было так резко распахивать окно да еще высовываться из него, как чертик из коробочки. Да, он не ошибся: англичанин кубарем скатился с откоса и направился в город.

Малуэн лег в постель, разговаривая сам с собой, как это делал обычно в будке:

– Я непременно должен уснуть, иначе не выдержу!

Ну и ночку он сегодня провел! Правда, не произошло ничего ужасного, ничего, заслуживающего внимания.

Предыдущая ночь была в тысячу раз драматичнее – в нескольких метрах от него убили человека, но это не произвело на Малуэна никакого впечатления.

Может быть, это связано с тем, что теперь он знает убийцу? Нет, конечно, он с ним не разговаривал, не знал ни его имени, ни профессии, ни причины убийства, не знал, не ограбил ли тот кого-нибудь и не печатал ли фальшивые деньги; он ничего не знал, но зато знал его.

Знал так, что лицо его стало Малуэну привычней, чем лицо шурина, которого он видит ежемесячно на протяжении последних пятнадцати лет.

До полуночи набережная оставалась безлюдной, прибытие судна из Ньюхейвена прошло как обычно, и пассажиров было очень мало. Вначале ночь была светлой, но затем туман, как если бы пароход привез его с собой, заволок воду и медленно пополз вверх, серебрясь под луной.

От нечего делать Малуэн так набил печку углем, что чугун раскалился докрасна и пришлось отворить окно.

Он часто это проделывал: при закрытых окнах ему казалось, что он оглох; когда же рама открывалась, он различал и опознавал любые звуки в порту. Даже не прислушиваясь, говорил про себя:

«Вот „Франсетта“ выходит из порта. Неплохая погодка для постановки сетей!»

Или же:

«Вот вернулся на своей машине господин Бабю».

Вообще-то он не знал в лицо судовладельца Бабю, который часто ездил в Гавр и возвращался на своей машине. Дом его находился неподалеку от морского вокзала, и Малуэн всегда слышал шум подъезжающего автомобиля. Вот и все знакомство.

Сейчас с кормы английского судна сгружали соленую рыбу. Но даже скрип кабестана не мешал Малуэну различать другие, более слабые и дальние звуки. Около часу ночи он услышал плеск воды в той стороне гавани, где Батист обычно причаливал свою шлюпку.

Он сразу все понял. Только спрашивал себя, один или вместе с Батистом англичанин в лодке. Когда же все еще в прозрачном тумане шлюпка показалась посреди гавани, стало ясно, что в ней находится только англичанин.

Он не был моряком, это было видно по тому, как он управлялся с кормовым веслом. А так как на шлюпке было лишь одно обычное весло, англичанину приходилось трудновато, тем более что он старался не шуметь.

Он загребал то слева, то справа, но, несмотря на все предосторожности, весло всякий раз задевало за борт.

Шлюпка рыскала из стороны в сторону. Странное зрелище представлял собой в тумане человек в мягкой шляпе, пытавшийся вести по курсу неуклюжее суденышко.

Сперва Малуэн с любопытством наблюдал за ним, но потом это стало как бы наваждением, и он уже не мог оторвать глаз от шлюпки, ничего другого не видя и не слыша. В сгущающемся тумане, где шлюпка и человек казались иногда просто пятном, Малуэн продолжал все различать, но особенно отчетливо, во всех деталях, представлял себе лицо англичанина.

Он не смог бы сейчас, с такой же точностью, ничего не упустив и не исказив, припомнить черты лица шурина или даже собственной жены.

Шлюпка Приближалась рывками, и Малуэн был уверен, что остроносый человек смотрит сейчас на воду своими печальными глазами, смотрит тревожно и смиренно. Когда фигура его распрямлялась, Малуэн знал: клоун приподнимается, чтобы разглядеть его будку, подвешенную в небе, как бумажный фонарик.

Шлюпка подошла к месту, куда упал чемодан. Вытащив весло из воды, человек встал на ноги, но движения его были такими неловкими и неуверенными, что лодку все время покачивало.

Малуэн угадывал каждый жест: вот англичанин распутывает линь, вот багор стукает о борт, потом уходит в воду.

Над причалами прокатился первый сигнал сирены, и десять минут спустя туман поглотил все вокруг, даже залитую светом дверь «Мулен-Руж».

Теперь Малуэн мог бы отвлечься, почитать газету или подремать у огня.

Однако он остался у окна, сдерживая дыхание, чтобы не упустить ни звука, и недовольно хмурился, когда скрип кабестана заглушал плеск воды.

По прямой человек из Лондона находился от него примерно в пятнадцати метрах. Англичанин явно ничего не знал о чередовании приливов и отливов и, вероятно, не догадывался, что отлив медленно относит его в открытое море.

Он осторожно погружал багор в воду, но, оглядываясь, замечал, что лодка отдаляется от выбранного места; один раз он даже стукнулся о буксир. Батист, Малуэн, кто угодно сумел бы удержать шлюпку на месте, одной рукой подгребая кормовым веслом, а другой – орудуя багром.

Туман был бел и холоден, как лед, и, казалось, так же тверд. Несколько раз Малуэн с трудом сдерживал кашель. А если бы не сдержал? Человек поднял бы голову – ведь в тумане звуки представляются более близкими, чем на самом деле. Он мог бы упустить линь или выронить багор. Почем знать? С перепугу он мог бы даже упустить весло, и тогда его бы понесло к причалам.

Хватило бы у него духу закричать?

Стоять на ногах англичанин не решался из боязни потерять равновесие. Сидя же, он был скован в движениях и потому все время пытался устроиться поудобней.

Малуэн с яростью повернул рычаг, открывая путь веренице вагонов, и опять повернулся к окну.

Ни на один миг он не вспомнил об убитом, который его не интересовал, вернее, не занимал никакого места в его мыслях. Малуэн ведь даже не разглядел его! Заметил только пальто, шляпу, тень, качнувшуюся над водой.

Впрочем, мертвому, поскольку он мертв, не нужен чемодан.

А вот клоуну он чертовски необходим! До невероятности! Всего лишь прошлой ночью на этом самом месте он совершил преступление. Ему неизвестно, найдено ли тело, были или нет свидетели, не рассказали ли они о случившемся.