Книга Таба Циклон онлайн - страница 2

ДЕВЯТЬ ОТВЕТОВ

Когда в дверь профессора Быданова позвонили, тот сидел на полу в гостиной и задумчиво теребил вывалившуюся паркетину, на поверхности которой были уже едва различимы следы лака. Голоса в голове профессора говорили, что он все делает неправильно. Всего было четыре голоса, их наводил специальный прибор, встроенный спецслужбами в телевизор. Голоса дежурили посменно, сейчас была очередь старушки. «Ты должен жениться на Жанне! – твердила она. – Ты должен жениться на Жанне!» Старушка была не самым плохим вариантом, по крайней мере, она не ругалась матом. Хотя ее намерение непременно женить профессора на своих постоянно меняющихся фаворитках несколько утомляло. В дверь снова позвонили, на этот раз уже настойчивее.

Профессор прошлепал через длинный коридор, босые ступни неприятно липли к холодному паркету. По привычке остановился у зеркала в прихожей, хотя оно не радовало его вот уже лет двадцать. Вместо лица – какой-го обрюзгший серый корнеплод. Экскаваторные складки челюстей, переходящие в зоб подбородка. Мутные маленькие глаза, сросшиеся брови. Может, и правда жениться на Жанне, пока еще не поздно?

Быданов прильнул к глазку, но ничего не увидел – похоже, его прикрыли ладонью с другой стороны.

– Кто там? – спросил профессор.

За дверью молчали.

«Лучше сам открой», – посоветовала старушка и спешно удалилась, шурша многочисленными юбками.

Через несколько секунд Тима и Рита, поднырнув под рукой философа, пробрались в гостиную и изучали его жилище. Громоздкая лепнина на потолке была покрыта мелкими трещинами и слоем непонятно откуда взявшейся копоти. Старое пианино придвинуто к стене, вокруг штабелями сложены прямоугольные свертки, упакованные в грубый серый картон с масляными разводами – видимо, тираж одной из научных монографий философа. За окном прогрохотал трамвай, заставивший звонко задрожать пыльные двойные стекла. В пустом пространстве между ними Мирно покоились кверху лапками засохшие комары и мухи – внушительная коллекция нескольких сезонов.

– Интересно, а зачем ему носок на люстре?

– Не знаю. Может, он ему счастье приносит? – предположил Тим.

– Ага! В личной жизни…

– А в чем, собственно, дело? – спросил Быданов, догнав друзей в гостиной. – С кем имею честь?

Философу никто не ответил: Тима уже раскачивался в стонущем от старости кресле-качалке, а Рита успела расковырять один из серых свертков и теперь с неподдельным интересом рассматривала объемный труд профессора.

– Кхм-кхм, – кашлянул философ, пытаясь привлечь внимание посетителей. – Так по какому, собственно, поводу…

Рита протянула философу экзаменационный листок, посреди которого красной ручкой было выведено: «Незачет! Профессор Быданов».

– Это вы написали?

– Позвольте… – философ взял листок в руки и, близоруко щурясь, поднес его почти к самым глазам. – Так-так… Да, я.

– И чем же вам не понравилась работа этой девушки? – спросила Рита.

– Кхм… – Быданов машинально оттянул больщими пальцами рук свои широкие клетчатые помочи и тут же отпустил их. Подтяжки громко хлопнули о грудь профессора.

– Она не раскрыла сущность герменевтики. Герменевтического подхода.

– Кого-кого? – переспросил Тима.

– Герменевтики, – почему-то смутившись, повторил Быданов и растерянно опустился на край выдвижной кровати.

Повисла долгая пауза. Было слышно лишь, как скрипит кресло-качалка да над кладбищем насекомых бьется о стекло муха, утомленная жарой и нудной бесперспективностью своих действий, очевидной для всех, кроме нее самой.

Тима заметил, что профессор как-то странно косится на него. Быданов кусал нижнюю губу и раздраженно заламывал ладони, будто бы с каждой новой секундой из его тела испарялась спинномозговая жидкость или происходило еще что-то, доставлявшее ему невыносимые муки.

– Что-то не так? – спросил мальчик философа.

– У вас на плече пушинка.

– Чего? – удивился Тима.

– Пушинка. На футболке, на плече. Вот здесь. Можно я сниму?

Тима брезгливо покосился на профессорскую руку, тянущуюся к его плечу. От нее неприятно пахло старческим мускусом. Мускус накладывался на затхлый запах мелкой бумажной пыли, которая циркулировала по давно не проветриваемой квартире.

– Вот так, оп-па… Не могу терпеть, когда неаккуратно…

Тима поспешно слез с кресла и отошел подальше от Быданова.

– Так значит, герменевтика… Рита, ты знаешь, что такое герменевтика?

Девушка молчала, увлеченная чтением монографии.

– Рита!

– А? Что?

– Ты знаешь, что такое герменевтика?

– М-мм… Да, знаю. Это философская такая штука.

– Ты что, философ? – спросил профессора Тима.

– Философ, – обреченно вздохнул тот.

– Ну хорошо, и в чем же тогда суть герменевтического подхода?

Профессор вдруг испытал давно забытое ощущение – будто бы он студент, безнадежно заваливающий экзамен, и преподаватель дает ему последний шанс, задавая неприлично простой вопрос. Он поднялся с кровати и с нескрываемым возбуждением принялся мерить шагами гостиную. С каждым новым шагом он чувствовал себя все увереннее.

– Молодой человек, это беседа не на час и не на два… – Быданов остановился, вновь продел большие пальцы рук под помочи и принялся едва заметно раскачиваться на носках взад-вперед, привычно входя в лекторский тон.

– Тут нужно начинать с истоков, рассма…

– Ясно! – оборвал его Тима. – Рита, а ты можешь быстро объяснить?

– Конечно, могу, – ответила девушка.

– Ну, тогда рассказывай.

– Да-с… – вмешался уязвленный профессор. – Интересно было бы послушать…

– Хорошо, я расскажу, но только давайте договоримся: если я правильно все объясню, вы, Никанор Петрович, поставите мне зачет, – Рита помахала в воздухе листком с работой.

– Поймите меня правильно, я бы никогда не попросила, но знаете, все эти допуски, пересдачи… Я так не люблю бюрократию…Быданов пристально посмотрел на Риту.

– А, да-да, – протянул он. – Да-да, припоминаю. Вы же моя студентка. Очень редко бываете, вот я и не узнал сразу. А насчет работы вы сами виноваты, – философ послюнил палец и открыл какую-то замызганную тетрадку, – видите, не хватает целых трех плюсиков, а вот тут, двадцать пятого апреля, даже звездочки нет – просто точка, да и то – зеленой ручкой, а не красной… Поэтому мне и пришлось снизить вам балл. Да-да… Ну что же, договорились… Если мне понравится – ставлю зачет. Начинайте!

– Хорошо. Итак, герменевтика. Представьте себе заброшенный деревенский туалет. Снаружи дверь закрыта на щеколду, а внутри, цепляясь ногтями за края дырки, висите вы, Никанор Петрович.

– Хм… – философ явно не ожидал такого стремительного начала.

– Именно так. Висите себе по колено в булькающей зловонной жиже, поцарапанные щеки и локти ваши саднят, уставшие пальцы мечтают разжаться, а вы непонятно зачем все перечитываете и перечитываете газетное объявление, которое прилипло к стенке выгребной ямы.

– Что еще за объявление?

– Не имеет значения. Главное, что вы, Никанор Петрович, совершенно уверены, что тайные смыслы, скрытые в этом объявлении, обязательно помогут вам выбраться.

– Ну хорошо, допустим, я представил… Так в чем же суть герменевтического подхода?

– А суть герменевтического подхода заключается в пузырях, которые поднимаются со дна этой зловонной жижи…

– Нет, это спорно! – сказал Быданов после долгого размышления. – Рациональное зерно в вашем утверждении, конечно, есть, но… может быть, пример вы выбрали не совсем удачный?..

– Хорошо, у меня есть еще один, – сказала Рита, – более доступный… В школе у нас был один мальчик, ну такой, немножко не в себе, – Рита выразительно посмотрела на Быданова, тот вновь смутился. – Звали его Гриша. И однажды на перемене, пока в классе никого не было, Гриша построил на парте замок из дерьма… С башенками такой, с балкончиками.

– Какие-то однообразные у тебя истории, – заметил Тима.

– Не перебивай… Когда перемена закончилась и все вернулись в класс, учительница не оценила Гришин талант и заставила его отнести замок в туалет…

Так вот, Гриша сгреб замок на школьную тетрадку и отправился выполнять поручение. Но замок понемногу стал растекаться и капать на пол. Гриша добрался до туалета, выбросил свое сокровище, обернулся и… Какой бы он дурак ни был, но понял, что за коридор в капельках дерьма никто его не похвалит. И тогда, именно тогда, Гриша интуитивно прибегнул к герменевтическому подходу, чтобы подчеркнуть важность Гришиного открытия, Рита подняла указательный палец вверх и даже посмотрела на него. Быданов последовал ее примеру и тоже посмотрел на палец девушки, будто бы за ним прятались ответы на все невысказанные вопросы, касающиеся его новых знакомых.

– Ну, так что же он сделал?..– Гриша разорвал тетрадный лист на множество маленьких клочков и принялся по очереди накрывать ими каждую капельку. Одна капелька – одна бумажка.

– Феноменально! – вдруг закричал Быданов, с восторгом глядя на девушку. – На каждую капельку дерьма наклеить по бумажке! В яблочко! Я бы никогда так доступно объяснить не смог… Никогда! Очень вы красочно рассказываете. И очень верно. Вас бы к нам в университет, преподавать… Ах, ну да… Нет, это положительно превосходно. Положительно! Хотя, конечно, три плюсика… А, гулять так гулять: давайте скорее зачетку!

Рита благодарно улыбнулась философу. Потянулась, подняв вверх свои узкие запястья. Перехватила взгляд Тимы, который беспокойно смотрел на часы.

– Шесть часов, – сказал мальчик. – Сейчас новости начнутся.

– Нас там должны показать, – доверительно сообщила Рита профессору. – Мы денег немножко украли, – она кивнула на рюкзак Тимы и направилась к телевизору. Включила его, утопив в передней панели овальную черную кнопку.

«Все дело в том, что у нее нет иноземной ауры!» – донесся из ожившего динамика хриплый мужской голос.

– Нет-нет! Ни в коем случае! – профессор бросился к телевизору и выключил его еще до того, как изображение на экране окончательно прояснилось. – Не включайте! Нельзя включать!

– Почему? – удивилась Рита.

– Поверьте, на это есть причины, – неохотно сказал Быданов.

Ответ профессора Риту явно не удовлетворил:

– Расскажите, мы настаиваем! Я же вам рассказала про герменевтику…

– Ну, хорошо… Хорошо… – Быданов осторожно пробрался к электрической розетке и вырвал из нее силовой кабель, идущий от телевизора.

Затем подумал еще немного и развернул телевизор экраном к стене. Бордовая атласная подстилка под ним пошла широкими складками.

– Они установили туда специальный прибор! – шепотом сказал профессор. – Они хотят, чтобы я женился!

– Кто это «они»? – удивилась Рита.

– Движение «За вырождение нации»?

– Нет! – профессор зажмурился и яростно замахал перед собой раскрытой ладонью, будто бы стирая невидимой тряпкой последнюю фразу девушки. Затем красноречиво указал пальцем вверх и на выдохе произнес.

– Спецслужбы!

– Глупости! – сказала Рита. – Спецслужбы уже давно не встраивают такие приборы в телевизоры. Это слишком хлопотно и дорого. Пять лет назад в Коломягах целый комплекс построили. Полукилометровая такая коробка без окон и с вентиляторами. Она на весь город работает и еще часть Ленинградской области захватывает, до Петродворца. Так что телевизора вы совершенно напрасно боитесь!

– Правда? – с надеждой спросил профессор.

– Конечно! – успокоила его девушка. Телевизоры тут абсолютно ни при чем. А вы столько всего теряете! Мне кажется, давно уже пора отменить школы и университеты. Самые ценные знания люди получают именно благодаря телевидению.

– Это какие же, например, ценные знания? – заинтересовался Быданов.

– Например… – Рита ненадолго задумалась. – Ну, например, если ребенок случайно проглотит стиральный порошок или какое-нибудь чистящее средство, то его ни в коем случае нельзя отпаивать водой…Быданов открыл рот, потрясенный новой информацией.

– Такого ни из одной книги не узнаешь, – продолжала девушка. – Книги вообще давно пора запретить, их какой только сброд не пишет, а люди всему верят. Я недавно нашла на подоконнике в подъезде книгу некоего Гельмонта, он философский биолог или что-то такое, в общем, ваш коллега. И вот он писал, что мыши появляются из человеческого пота. Он это экспериментально доказывал: вечером клал в шкаф свою потную рубашку и горстку пшена – а на следующий день в шкафу появлялись мыши… Вы, наверное, тоже какую-нибудь похожую теорию выдумали? О чем в вашей книге написано? – Рита вновь взяла с пианино монографию профессора. «Смерть Автора. Быданов Н. П.». Ну кому это все нужно? Занудство какое-то…

– А про что там написано? – спросил Тима.

– Про смерть автора, – охотно ответила девушка. – Что автор умер и остался только один читатель, дескать, что хотел сказать автор – уже не важно, важна лишь интерпретация.

– Подожди-подожди! – остановил ее Тима. – Быданов, ты чего, серьезно так думаешь?

– Ну. В общем, да… – как-то не очень уверенно ответил философ. – Но это ведь не я придумал. Я, кхм, систематизировал, что ли…

– Да ты охуел! – взорвался Тима. – Как ты вообще можешь думать что-то, если тебя самого придумали! Тебя Даня придумал, автор вот этого всего, а ты говоришь, что он умер?

– Я… Не знаю… Я… Меня…

– Что меня? – передразнил философа Тима. – Да знаешь, что Даня думает обо всей этой твоей смерти автора?

– Что? – оживился Быданов. Любое мнение по поводу его работы было профессору небезразлично.

– Он на нее хуй клал!

Рита демонстративно заткнула уши средними пальчиками и укоризненно посмотрела на Тиму.

– Как это? – удивился профессор.

– Очень просто. Без всяких интерпретаций, а по-настоящему, совершенно буквально – взял и положил на нее свой авторский хуй! Причем не очень чистый, потому что воду горячую отключили.

– У меня тоже отключили, – растерянно произнес философ, – а с чего вдруг, осень ведь уже… Наверное, авария…

– Неважно, – отмахнулся Тима. – Главное, что автор, о смерти которого ты написал, и сейчас кладет на все это хуй. Вот, сам посмотри! – мальчик показал пальцем на монографию, которую Рита держала в руках. Вернее, на сиротливое пустое пространство, которое девушка все еще обнимала пальцами. «СМЕРТЬ АВТОРА» куда-то исчезла. На пианино ее не было, на полу тоже. Куда могла за одно мгновение испариться объемная монография, Быданов решительно не понимал.

– В общем, так… – Рита ласково положила руку философу на плечо. – Вы же теперь сами знаете, что делать?

– Что? Делать? – потерянно спросил профессор.

– Как это что? – Рита искренне удивилась непониманию философа. – Застрелиться, конечно же! Вот вам пистолет, – девушка расстегнула молнию на рюкзаке и достала оттуда оружие. Следом из рюкзака высыпалось на пол несколько бумажек: какие-то иностранные деньги, на каждой купюре был изображен портрет приятной пожилой женщины в короне.

– Застрелиться? – тихо переспросил профессор, ощутив в руке холодную, емкую, зовущую тяжесть.

– Ну, разумеется! Что же вы все вопросы задаете, вы же ученый, вы ответы должны давать! А у вас там в обойме девять замечательных ответов!

– Восемь, – почему-то смутившись, поправил ее Тима.

– А, ну да, восемь… Восемь замечательных ответов. Себе на все вопросы ответите и коллегам своим заодно. Я думаю, вы сами знаете, кому нужно.

– Да. Знаю! – неожиданно обрадовался профессор.

– Отлично! – подбодрила его Рита. – Тогда вперед! А то нам ночевать негде. Мы тут у вас остановимся пока, вы же не возражаете?

– Нет! Конечно же, нет! – в глазах профессора начали разгораться угольки фанатизма. – Располагайтесь. Будьте как дома… Только подумать – восемь ответов. Уж будьте спокойны, я им всем… – профессор восторженно потряс пистолетом перед лицом Риты. – Я им всем отвечу! Всем этим дармоедам! Всей этой кафедре методологии. Быданов в необычайном возбуждении выбежал на лестничную площадку, но затем впопыхах вернулся назад, держась рукой за левый бок и тяжело дыша.

– Совсем забыл, – отрывисто сказал профессор. – Если со мной что-нибудь случится… То вы уж сделайте одолжение… Тут у меня… Я сейчас… – он подошел к стоящему в коридоре холодильнику и после долгих манипуляций извлек из него закрытую трехлитровую банку. Внутри банки из полузамерзшей зеленой жижи торчали останки сетчатых крыльев и членистых ног, по которым ползал одинокий темный кузнечик невероятных размеров.

– Вы это едите? – спросил Тима, который вдруг проникся к профессору уважением и оттого даже перешел на «вы».

– Нет, это, наверное, какой-то философский эксперимент, – предположила Рита. – Тут, похоже, целая банка саранчи была, но самая большая всех съела.

– Это изоляция! – строго сказал профессор. – Защита, чтобы не размагнитили, – он выразительно покосился на телевизор. Затем осторожно открыл банку и, засунув в жижу руку, извлек оттуда видеокассету, упакованную в герметичный полиэтиленовый пакет.

– Это вам! – сказал он, протягивая кассету Рите. На пол при этом тягостно шлепнулась большая зеленая сопля, ощетинившаяся ледяной кристаллической кашицей.

– Спецслужбы? – понимающе спросила Рита, на вытянутых руках подставляя под видеокассету еще один пакет.

– Да, – кивнул Быданов. – Если это попадет в прессу – спецслужбам будет очень плохо. Им конец. Тут у меня есть одна визитка. Сейчас… Костя Никитин. Мой хороший знакомый, журналист. Я вас умоляю, обязательно передайте ему эту кассету. За мной постоянно наблюдают, а вы люди новые, так что шансов у вас больше. Нельзя, чтобы эти материалы пропали. Кассету нужно растиражировать и показать всем.

– Никитин? – переспросила Рита. – Тот самый Никитин из «Мародеров»?

– Так вы его знаете?

– Да нет, просто читали кое-что… Не беспокойтесь, мы обязательно с ним свяжемся, нам он тоже очень нужен! Кстати, а можно вопрос? Зачем вам носок на люстре? Это что, талисман?

– Нет, – грустно вздохнул Быданов. – Носок – это декаданс.

Профессор вновь выбежал на лестничную площадку и понесся вниз по лестнице, шлепая босыми ногами по бетонным ступеням. Шлепки постепенно удалялись, затихали объемным звуковым рисунком, повторяющим зигзаг лестничных пролетов.

– Вот псих, – сказал Тима, когда где-то далеко внизу лязгнула магнитным замком дверь подъезда. – Ну зачем он нужен спецслужбам? И кузнечики эти еще… – мальчик накрыл крышкой банку, от которой понемногу уже стал распространяться подозрительный запах.

– Это все из-за климата, – сказала Рита, листая монографию Быданова. – Каждый, кто живет в этом городе больше 5 лет, обязательно сходит с ума.

Вжжж… Вжжж… Вжжж… На пианино завибрировал мобильный телефон, в спешке забытый философом. Радуясь новому пойманному сообщению, как живой, пополз к краю. Тима поймал его уже на лету.

– Что там? – Нетерпеливо спросила Рита. – Надеюсь, что-нибудь личное? Какая-нибудь беременная первокурсница?

– Не совсем, – сказал Тима, задумчиво глядя на отвернувшийся к стенке телевизор.

– А что тогда?

Мальчик молча протянул ей мобильник. Простой рубленый шрифт, лаконичная фраза.

«Ваши географические координаты успешно определены».