Книга Псы границы онлайн - страница 2

Глава вторая. 666 тысяч долларов

Человек в военной рубашке, чей полковничий китель висел на спинке стула, оторвался от монитора персоналки и устало закрыл глаза. На экране, защищенном поляризованным стеклом, панелька информировала, что файлы сархивированы и копируются с диска "D" на диск "А". Тридцать секунд отдыха. Все. Полковник быстро поднял веки, протянул руку и, вынув дискету из дисковода, положил ее во внутренний карман кителя.

– Хватит, – сказал себе человек. – Это становится бессмысленным.

Он закурил и, покачиваясь, продолжал рассуждать сам с собою о том, что давно уже было решено. Оставалось только выполнить.

– Пора, – убеждал он себя. – Иначе окажется, что ты способен только играть в игрушки, а на самом деле ничего не стоишь в этой жизни.

По давней привычке он прикурил вторую сигарету от первой, поднялся и начал ходить из угла в угол по диагонали комнаты.

– Бери ручку и пиши, – понукал он себя. – Другого такого удачного случая не будет. Именно сегодня. И ты ни у кого не вызовешь ни малейших подозрений.

Вперед.

Он подошел к зарешеченному окну и выглянул наружу. Солнце щедро и весело заливало светом автостоянку, где сытые личные водители прохлаждались возле иномарок, переговаривались и, казалось ему, самими фигурами выказывали довольство собой и своими хозяевами. Лицо полковника побледнело.

– Ты же презираешь эту сволочь – до физической тошноты, до язвы в желудке, – сказал он, почти ненавидя и самого себя, и тупую гастритную боль под ложечкой. – Сдохнешь, а они так и будут продолжать жиреть, только спишут тебя на мыло, как потерявшую нюх служебную собаку.

Этому лысоватому человеку с широким затылком и недостатком решительности, по-видимому, все же удалось себя убедить. Он резко оборвал надоевший внутренний диалог, отвернулся от окна, подошел к письменному столу, взял лист бумаги из пачки с надписью «DATA COPY. Бумага для лазерных принтеров» и уверенно вывел аккуратным, почти каллиграфическим почерком:

Начальнику отдела стратегического планирования Главного штаба Ракетных войск стратегического назначения генерал-лейтенанту Рябцеву Д.Ф. полковника Дудчика Виталия Петровича РАПОРТ Прошу предоставить мне неоплачиваемый отпуск на пять дней в связи со смертью жены моего родного брата, майора Дудчика А.П., проходящего службу в 206-й мотострелковой дивизии на территории Таджикистана.

Приложение:

1. Телеграмма о смерти, заверенная печатью.

Более не медля, покуда решимость не оставила его, полковник Дудчик надел китель и вышел. С листиком рапорта он вошел в приемную генерала и поздоровался с секретаршей Галочкой, которая ответила ему довольно сухо.

– Мне надо срочно попасть к Дмитрию Федоровичу, Галина.

– Зачем? – бесцеремонно спросила она.

Полковника снова окатило холодной яростью, однако ссылаться на военную тайну и приструнивать эту вольнонаемную девчонку было бы неосмотрительно. Обидится и мало ли что наплетет про тебя, закрывшись в генеральском кабинете на ключ.

– Рапорт об отпуске, – мягко ответил Дудчик.

– Давайте его сюда, я подам на подпись. – И Галочка открыла папку.

– Это связано со смертью близкого родственника. Вечером надо вылетать, – просяще пояснил полковник.

– А, хорошо. – Галочка нажала на селектор. – Дмитрий Федорович, к вам полковник Дудчик, у него семейное горе, рапорт подписать.

«Да, пусть войдет», – ответил селектор.

– Пожалуйста.

Пройдя двойной тамбур, Дудчик оказался в просторном кабинете с ковровыми дорожками, столом заседаний, стоящим в стороне от рабочего, и мягким кожаным диваном.

– Что случилось, Виталий Петрович?

– У брата в Душанбе умерла жена, Дмитрий Федорович. Разрушена печень, желтуха. – Он положил на стол-аэродром свой рапорт. – Надо похоронить. И ребенка забрать у него, привезти в Москву. Ему теперь будет трудно за дочкой досматривать. Еще если бы сын был, то...

– Понимаю, понимаю, – перебил его, проявляя сочувствие, генерал. – Желтуха теперь стала страшная, отправляет на юге на тот свет за здорово живешь. Там почти все с этим гепатитом... – Он постучал карандашом по столу. – Таджикистан.

Сложности есть, Виталий Петрович.

– Я понимаю, – согласился Дудчик.

Сложности, которые имелись в виду, были связаны с разрешением выезда за границу лицам с его допуском секретности.

– Ладно, Дудчик, – решил генерал. – Части наши там стоят, и вообще, никакая это не заграница, пока ее охраняют наши пограничники. В общем, в исключительных случаях выезд разрешен. Хотя к исключительным случаям относится только смерть близкого родственника, но, тем не менее, слава богу, что не брат у тебя умер.

Поезжай.

– Спасибо, – поблагодарил Дудчик, получая визу и ретируясь из кабинета.

– Смотри, сам не заразись там. Водкой получше дезинфицируйся.

– Есть, – позволил себе ответить на мрачноватую шутку полковник.

Вот и все, надо ехать. Назад дороги нет.

Полковник заказал по телефону билет на самолет и оформил документы, передав текущие дела майору Семенцову.

* * *

Свою карьеру Дудчик начал лейтенантом в отделе криптографии в Западной группе войск, а затем – в отделе технического обеспечения и застал самую зарю современной компьютеризации, когда, посмотрев с недоверием на систему управления ракетными силами НАТО, генералы наконец принялись за электронное дело и в родной армии.

Сегодня Дудчик был одним из самых молодых полковников в Главном штабе и отвечал за электронные архивы и обработку сведений, поступающих от ракетных частей.

Систематизация и всякое упорядочивание было основой его натуры. Тот же порядок царил в его доме, на рабочем столе, в голове, в конце концов. И это вовсе не значило, что Дудчик был лишен человеческих чувств. Напротив, такие живые чувства стали появляться в чрезвычайном избытке со времен вывода частей из Германии, Чехословакии, ликвидации стратегических баз в ближнем зарубежье.

Все началось тогда с маленького, но вызвавшего жгучую обиду случая – с искреннего горя и растерянности жены, когда они разбирали контейнер с их личными вещами, два месяца добиравшийся из Германии в Москву. Исчезло практически все, на что экономились эти несчастные марки из небогатого офицерского жалованья.

Исчезли тяжелые бордовые шторы в спальню, музыкальный центр, телевизор. Даже старая, но еще крепкая немецкая обувь приглянулась каким-то мерзавцам. Вместо вещей, которые так любовно приобретала жена в маленьких немецких магазинчиках, из-за которых он частенько питался из солдатского котла, чтобы сэкономить на обеде, – вместо всех дорогих пустяков, которые составляют домашний уют, в контейнер были натолканы грязные мешки, ящики, всякая дрянь.

То, что происходило во время выхода из Германии, он не мог определить для себя иначе как вакханалия воровства. Крали все, начиная с постоянно пьяных сержантов, сопровождавших грузы и догола «раздевающих» по дороге новенькие автомобили. И сержанты эти не несли наказания. Не несли наказания и командиры частей, бросая половину имущества в военных городках, а вторую половину разбазаривая среди вороватых российских просторов. Да кого и за что было наказывать, если весь развал был санкционирован с самого верха. После строгого порядка, традиционно насаждавшегося в военных городках Западной группы войск, Дудчик с брезгливостью глядел в тот год на длинные ряды техники и вооружения, которые обречены были гнить под открытым небом на территории каких-нибудь заштатных военных складов.

В то же время кипела работа по бешеной распродаже всего, что представляло хоть какой-то интерес для немцев: обмундирование, стройматериалы, техника менялись на грошовый ширпотреб, который отправлялся на родину в контейнерах или прятался среди военных грузов. Но и это ворованное добро потрошилось на каждой станции, отнималось таможенниками и пропадало неведомо куда.

Дудчику не приходила тогда в голову мысль покинуть страну, на глазах превращавшуюся в уголовный барак. Он был еще только истовым служакой с особой систематичностью и четкостью понятий. Тогда в нем родилась лишь стойкая ненависть к тем, кто потерял голову, офицерское честолюбие – пусть не честь – и всячески способствовал увеличению неразберихи лишь для того, чтобы прикрыть собственные грязные делишки. Свою ненависть Дудчик методично копил год за годом, пока разрушалась армия.

Он не сумел вовремя отказаться от военной карьеры, тем более что она складывалась вполне благополучно: закончив по возвращении академию, он остался в родной Москве. Исполнительность и аккуратность открывали, казалось, все перспективы для работы в штабе, своевременно падали звездочки на погоны.

Трудно сказать, что больше воздействовало на решение полковника Дудчика: бездарный крах военных авантюр в Чечне, подорвавший всякий авторитет офицерства, или тот простой факт, что сам Дудчик обнаружил себя стоящим очень далеко от кормушки. Тихо уходил в отставку генерал-лейтенант Сытин, полгода «крутивший» в коммерческом банке зарплаты оренбургских ракетчиков. Уголовное дело то открывалось, то закрывалось, а внуки его уже учились в английском колледже, а сын подъезжал время от времени на пятисотом «мерседесе», чтобы обсудить что-то с генералами тылового обеспечения. Командно-штабные учения другой армии задерживались после этих переговоров на два месяца из-за нехватки горючего, но лица ответственных за это безобразие генералов не становились менее «сытыми», чем у самого Сытина.

Набивая на клавиатуре коды допуска и просматривая базы данных разной степени секретности, полковник Виталий Дудчик все так же методично обдумывал простую вещь: сколько вся эта информация стоит? Было совершенно понятно, что информация эта стоит добрый миллиард долларов, ибо многие миллиарды тратятся ежегодно, чтобы эту информацию добыть. Для этого летают спутники-шпионы, работает ЦРУ и МИ-6, сотни аналитиков ежедневно занимают свои места в секретных службах всего света, – и все это делается для того, чтобы добыть как можно более полную, точную и свежую информацию о размещении, управлении, стратегии и тактике использования ядерных сил России – непредсказуемой сверхдержавы, разваливающейся на глазах, но все еще способной одномоментным ударом разрушить полмира.

И вот именно эта информация, рассортированная и систематизированная, находится в руках полковника Дудчика, ежедневно пополняется и обновляется, но не приносит ему ничего, кроме скудной зарплаты, которой хватает лишь на скромную совковую жизнь.

Почему же так небрежно здороваются или вовсе не замечают его бойцы «невидимого тылового подполья», безмозглые секретарши и сами «спасители отечества» в своих отделанных полированным дубом кабинетах? Неужели американский полковник, сидящий на таком же кресле в таком же штабе, чувствует себя столь же униженным и обманутым, как он, полковник Дудчик?

А что будет, если полковник Дудчик однажды взбунтуется и разом лишит их всех сытных мест у армейской кормушки? Каково им будет сознавать, что сам Дудчик при этом останется не просто безнаказанным, а пожизненно обеспеченным и хорошо охраняемым человеком? Ведь загудит осиное гнездо! Полетят головы сытых Сытиных!

Вся Россия, в конце концов, встряхнется, почуяв настоящую опасность. Пусть ненавидят и проклинают его на все лады, лишившись успокоительной ядерной «дубинки», но ведь и он не станет молчать, у полковника Дудчика хватит голоса сказать на весь мир – через тысячи разноязыких газет – о главных негодяях и главных врагах, сделавших бессмысленной его жизнь и жизнь миллионов таких же честных и добросовестных людей.

Однажды появившись, эта мысль была так же методично проанализирована, оценена и отточена в тишине рабочего кабинета, как и вся проходящая через его голову информация.

* * *

Последняя капля терпения, упав, разбилась полтора года назад, когда полковник обнаружил в том же Оренбуржье, где он был в командировке с плановой проверкой, что практически ничего из нового компьютерного оборудования, которое – он точно знал – направлялось туда в технические центры, не было установлено. Дудчик пришел в негодование, подозревая сначала леность местных специалистов. Те юлили и ссылались на полное свое неведение о новом оборудовании, кроме того, что уже установлено. Дудчик потребовал объяснений у зампотылу, начиная догадываться, что мощные компьютеры пошли на игры генеральским деткам. Но в ответ он получил полуявные-полутуманные намеки на то, что копать в этом направлении – это рыть могилу своей собственной карьере и... триста долларов, дружески засунутых в карман кителя. «Передавай привет Петру Иосифовичу», – похлопали его по плечу, прощаясь.

Петр Иосифович был тем самым генералом, который отвечал за поставку компьютеров в Оренбургский округ.

К чертовой матери летела работа по унификации и налаживанию системного контроля ресурсов, над которой он бился последний год. Дудчик свернул командировку и вернулся домой. Осторожно наведя некоторые справки в других ракетных частях, он понял, что держит в руках нити масштабной кражи оборудования, прокрученной конечно же здесь – в Главштабе. У Дудчика появился выбор. Можно было инициировать скандал и попытаться вытащить эту историю на свет божий. В этом случае, нет сомнений, он рисковал похоронить не только карьеру; но и жизнь.

Вариант второй – потребовать у того самого Петра Иосифовича свою долю и пробраться поближе к всеобщей армейской кормушке.

Дудчик, не торопясь, думал. Сомнения решила встреча с самим Петром Иосифовичем, который не замедлил появиться с совершенно неожиданной просьбой:

– Послушай, Виталий Петрович, у тебя нет какой-нибудь списанной оперативной памяти? Племянник замучил: принеси, мол, а то «комп» еле шевелится.

Глядя в ясные глаза офицера, только что укравшего сотни или тысячи единиц оборудования, полковник Дудчик понимал, что его просто прощупывают: как поведешь себя, дурилка картонная, получив долю малую?

– Поищем, Петр Иосифович, – ответил Дудчик, в то самое мгновение решив для себя вопрос.

– Вот и спасибо. Принесешь ко мне в кабинет, как будет. Обрадую племяша, – добродушно продолжал генерал. – А как дела идут? Какие трудности?

Дудчик спокойно сообщил ему, что разваливается последний проект, потому что не хватает оборудования на местах.

– Ну, ты и сам понимаешь, у всей страны сейчас такие проблемы. Не переживай, спишем на объективные трудности. А к лету подумаем, как тебе помочь.

Полковник Дудчик снял корпус с процессора и вынул шестнадцать мегабайт RAM – чипов оперативной памяти – с собственной персоналки и оставил у секретарши генерала. Через некоторое время начальник штаба выразил недовольство неудовлетворительным состоянием дел по проекту «системного контроля с обратной связью», но охотно принял отписки отдела об «объективных трудностях», и дело было отложено в долгий ящик. Петр Иосифович время от времени покровительственно похлопывал полковника, который то ли купился на три сотни, то ли не осмелился «прыгнуть выше задницы», по плечу. Все вошло в свое русло. Летом ему действительно помогли, но не с оборудованием, а с семейной путевкой в санаторий.

Однако со дня встречи с генералом – она произошла полтора года назад, – с момента принятия решения, полковник Дудчик начал подбирать, шифровать, копировать и выносить из штаба секретные сведения. Он выбрал тогда третий путь: вместо того чтобы разоблачать воров или примазываться к их кормушке, он решил испортить им весь остаток жизни.

Полковник Дудчик очертил круг основных вопросов, который мог в первую очередь заинтересовать иностранные разведки и, соответственно, стоить дороже всего.

Полковник методично подбирал файлы с наиболее секретными и наименее «скоропортящимися» сведениями и переносил их на трехдюймовые дискеты. Все это следовало зашифровать, сархивировать и записать на заветную дискету.

Использовав сто восемьдесят долларов из «заветных» трехсот, Дудчик приобрел для домашнего компьютера собственный «ZIP» и по ночам работал с маленькой квадратной трехдюймовой дискетой толщиной полсантиметра, – ее так легко спрятать в карман и выехать в нормальные, уважающие себя страны, обладая бесценной информацией.

Выехать и там, на месте, оценить ее, скажем, в два миллиона долларов. Не бог весть какая по западным меркам сумма, но не просить же какие-то нереальные и ненужные ему десятки миллионов. В общем-то, его вполне устроила бы работа консультанта или пенсия обычного западного масштаба, но... Изучив вопрос о перебежчиках, о незавидных судьбах гордиевских и пеньковских, Дудчик был настроен здраво: всегда лучше обладать независимостью, аккуратным особнячком и гарантией безбедной жизни до старости.

И вот этот диск полностью готов. Сведения, которые Виталий Петрович копировал сегодня, на главной дискете уже есть, но она спрятана в надежном месте – зарыта на даче, а эти файлы он захватит с собой в Душанбе – для образца.

* * *

В Домодедове царила обыкновенная суета и неразбериха, однако по сравнению с тем последним разом, когда он здесь был – а было это семь лет назад, – народу значительно поубавилось. Мало кто может сейчас позволить себе роскошь пользоваться услугами Аэрофлота.

Дудчик получил свои заказанные билеты, отправил брату телеграмму, зарегистрировался, прошел на посадку, подвергся проверке на металлоискателе.

Оружия для захвата самолета он не вез, так что все шло по плану.

Место попало у иллюминатора, соседкой оказалась миловидная девушка с миндалевидными глазами. Ее спутник попросил поменяться с ним местами, чтобы лететь рядом с подругой или женой, но Виталий Петрович отказал, заявив, что будет занимать место согласно купленному билету. Девушка обиженно отвернулась от него, игнорируя существование Дудчика, что вполне его устраивало, потому что женщинам в его мыслях не отводилось почти никакого места. Он терпеливо жил с женой, утомлялся от бессистемности поведения дочери, пытался приучить обеих к минимальному порядку в доме, и только. «Самцовые» страсти не донимали его никогда, и надо сказать, это в немалой степени способствовало его ровной офицерской карьере.

Самолет, разгоняясь, пошел на взлет. Дудчик откинулся в кресле, пристегнутый, как положено, ремнем, и задумался, в который раз проверяя свой план по пунктам.

С дискетой все в порядке. Полтора года кропотливого труда подошли к концу. В общем-то, у него все было готово еще полгода назад, но приходилось ждать случая, чтобы выехать в Душанбе. Конечно же он не полагался только на случай: через месяц Алексей – его брат – так или иначе сам приехал бы в отпуск. Но со смертью невестки получилось еще лучше. Всегда предпочтительно самому побывать на месте и проанализировать ситуацию самостоятельно.

Вторая часть плана Виталия Петровича заключалась в том, чтобы найти покупателя информации. Здесь и таилась основная сложность, потому что именно на этом этапе, на этапе поиска западного партнера, ему грозили самые большие опасности.

Полковник Главного штаба ракетных войск – слишком заметная фигура. Стоит раз попасть на заметку, и контрразведка начнет разглядывать тебя под микроскопом.

Это Дудчик понимал прекрасно.

Заинтересованных лиц следовало искать подальше от Москвы – там, где нет всепроникающих спецслужб и жадных на поживу ловких московских людишек. Лучше Душанбе – этой крупнейшей перевалочной базы наркобизнеса, где все повязаны одной веревочкой и привычны к крупным и рискованным делам, – лучше Таджикистана места не найти. И вот он летит туда.

Брат живет с семьей (которая, к сожалению, позавчера уменьшилась ровно на треть), живет в самом Душанбе, поскольку служит пресс-секретарем или представителем по связям с общественностью той самой 206-й российской дивизии, которая держит афганскую границу. Обстановка в Таджикистане исключительно сложная, маленькая страна с населением меньше пяти миллионов человек живет в основном на доходы от наркобизнеса или голодает на подножной бескормице. Два больших клана борются между собой, исламская оппозиция глядит на соседний Пакистан и Афганистан, на местах всем управляют феодальные баи или как их там по-таджикски. Через границу ежедневно идут караваны с опиумом-сырцом, коноплей и героином. Стрельба, стрельба, нападения на заставы, бесконечные беженцы. Поэтому пресс-секретарь большую часть времени проводит в столице, общается со всеми заинтересованными лицами, всех знает – журналистов, политиков, спецслужбы, наркодельцов, иностранцев.

В этом и суть – найти тех заинтересованных лиц, которые наверняка там присутствуют, раз в республике находятся наблюдатели из миротворческих сил ООН и, понятное дело, шпионы. И его задача – выйти на этих шпионов. Потому что информация о Ракетных войсках стратегического назначения нужна только ведущим странам – тем, которые входят в «агрессивный блок НАТО», неуклонно распространяющийся на Восток.

Дудчик обдумывал детали разговора с братом, прикидывал, какие финансовые запросы могут у того появиться, инструкции, которые надо вдолбить в его не слишком систематичный ум. Так много поставлено на карту ради этого плана! Это беспокоило Дудчика, он не любил, когда в игре присутствовал элемент случайности и риска.

Вот почему подготавливаемая им ситуация представлялась ему не в виде карточной игры с козырной мастью на руках, а интеллектуальным шахматным полем, где он выполнял роль игрока и одновременно затаившейся до поры до времени проходной пешки. Сегодня пришла пора сделать ход для разведки территории противника.

«Королем» в этой игре была его дискета, которая тщательно охранялась от всех враждебных сил.

* * *

Когда закончились восемь часов полета, он вышел на трап, держа в руке небольшой чемоданчик, и сразу будто оказался в парной бане. Виталий Петрович огляделся, спускаясь, и направился к горстке встречающих за ограждением. Брат был тут, в форме, как всегда.

– Молодец, Виталик, я не очень-то надеялся, что ты сможешь прилететь. Спасибо, брат.

– О чем говорить. – Виталий Петрович обнял младшего брата. – Сочувствую твоему горю. Ты на машине?

– Да, конечно, пойдем. Лизу утром похоронили. Ты понимаешь, здесь покойников стараются спрятать под землю как можно быстрее. Мы обкладывали тело льдом, и все равно... – Алексей промокнул глаза, вынув из кармана платок.

Был он высушен солнцем, в меру пьян, горестен. Дудчик приобнял его за плечо.

– Терпи уж, брат, такому горю только время поможет.

– Я понимаю, – ответил тот. – Как у тебя дела? Все здоровы?

– Все здоровы, а про дела мои попозже расскажу, когда минутка выпадет. Не боишься ехать пьяным?

– Тут тебе не как в Москве, брат. Тут мало кому есть дело до таких пустяков, а если и остановят, то несколько российских рублей решат все вопросы в один момент.

Жил Алексей с семьей в двухкомнатном номере гостиницы, который оплачивало военное ведомство. Странная это была жизнь, с постоянно меняющимися соседями, но они к этому привыкли, как привыкли к отсутствию собственной кухни. Впрочем, они завели микроволновую печь, и Лиза приспособилась готовить на ней. Супы и чай кипятились на электроплитке, а дочка выбегала в школу через парадный вход так привычно, будто это был ее собственный родной дом, а не что-то вроде коммуналки или общежития. Она всегда замечала новых постояльцев и первая приносила в дом свежую информацию о новых людях, получая ее вместе с каким-нибудь лакомством у регистраторши «тети Лейлы».

В жарком номере он застал накрытый стол и десяток человек вокруг таза с бешбармаком. Его представили, налили водки, почтили память усопшей по русскому обычаю, закусив водку ломтиком ароматной дыни, какую на столичном базаре не купишь.

* * *

Утром, пока не навалилась удушающая жара, они съездили на русское кладбище, чтобы поклониться пыльной, как и все в этой стране, могиле. Алексей был сегодня трезв и сосредоточен. Он обдумывал свою новую жизнь.

– Ты сможешь забрать Ларису к себе?

– Конечно, – ответил Виталий. – Поживет у нас сколько надо. Моей дочке даже веселее будет.

– Я рассчитывал на это.

– Я за этим и прилетел.

Алексей искоса бросил на брата взгляд. Он слишком хорошо понимал и знал его, чтобы не почувствовать присутствия некой задней мысли.

– Но есть и еще причины, правда?

– Правда, – не стал скрывать Виталий. – Давай посидим в каком-нибудь прохладном месте, пока из меня не вся вода испарилась. Как вы только тут живете?

– Плохо, – сказал Алексей. – Но некоторые – очень хорошо.

– Вот об этом и поговорим, брат. Алексей отвез брата в ресторан «Бухара», где оказались настоящие кондиционеры, которые свели жару до каких-нибудь двадцати пяти градусов – и это показалось настоящей прохладой.

– Ты пьешь водку по такой жаре, – ужаснулся Виталий, услышав в заказе слово «бутылка».

– И ты выпей. Неужели ты думаешь, будто я не знаю, что делаю, прожив здесь три года? Как ни странно, водка спасает русского человека даже от жары. После ста пятидесяти граммов, если только у тебя нет гипертонии, становится легче.

Виталий пожал плечами, мало веря в русские народные средства на таджикской земле.

– Что здесь происходит? – спросил старший брат.

– А что здесь может происходить? Феодализм. Один клан захватил власть, второй клан на севере пытается его свергнуть. В городе правительство поделилось влиянием с официальной оппозицией – демократической и исламской. Но первой все меньше, а второй все больше, потому что у нее больше долларов и автоматов. А в горах каждое селение – независимый род со своим хозяином, который плевать хотел на всех. Раньше советская власть придавала всему этому хоть какую-то видимость порядка, а теперь они живут по-своему, как в прошлом и позапрошлом веке.

– И кое-кто неплохо? – припомнил Виталий брату его слова.

– Везде кто-нибудь живет неплохо. Но при этом всегда стреляют.

– Что ты имеешь в виду?

– Наркотики, конечно. Неужели для тебя это новость? Не поверю.

– Караваны из Афганистана?

– Караваны, одиночки, самолеты, вертолеты, героиновые цеха„ поставки в Россию, в Европу, в Америку, черт побери" – перечислил Алексей. – Здесь все крутится вокруг этого. Можно с гордостью сказать: мы кормим всю Россию «дрянью», как называют здесь, к примеру, анашу.

– И в Америку, говоришь? – аккуратно направил разговор Виталий.

– А что ты думаешь? – Алексей проглотил вторую рюмку, и ему стада заметно легче, средство сработало, – Послы только об этом и говорят, наблюдатели из ООН – то же самое. Здесь лежит магистраль из «золотого треугольника» на Запад, и это конечно же их волнует. Хотят перекрыть. А думаешь, что-нибудь у них получится? Шиш! Ты считаешь, я за свою зарплату или любой полевой офицер подставим голову под пули?

Он сидит на своей заставе или а своем лагере и думает только о томг как защититься от очередного налета, и при этом сам курит травку.

– Что же ты отсюда не уедешь? Алексей пристально взглянул на старшего и криво усмехнулся:

– А это? – Он пошевелил пальцами, будто мусолил деньги.

– Значит, деньги здесь есть?

– Хочешь войти в бизнес? Валяй. Конечно же мне кое-что перепадает, когда сведешь человека с человеком или сумеешь подать информацию прессе так, как это нужно людям. Хочешь связаться с мафией? Давай мы с тобой создадим, фирму «Братья Дудчики и К°». Поставка «дури» и «дряни» оптом и в розницу".

Виталий видел, что брат находится в подавленном состоянии. Конечно, тут сыграла роль тяжелая болезнь и смерть жены, но дело не только в этом. Брат устал от Азии, от бесконечной нарковойны и наркобизнеса с их беспредельной жестокостью.

– А что, если я предложу тебе кое-что более серьезное? Может быть, даже более опасное, чем ваши дела.

– Более опасного дела, чем наркотики, не существует, – настороженно ответил младший брат. – Надо все время ходить со снятым предохранителем, но и это не поможет: слишком большие деньги.

– То, что я держу на уме, – это очень большие деньги. Но на это надо решиться.

– Родину продать? – ухмыльнулся брат. Виталий вздрогнул, что-то бесовское мелькнуло во взгляде и ухмылке Алексея.

– Что ты шарахнулся от меня? – Брат наливал третью рюмку. – Работаешь ты при секретах, так что продать можешь только их. Давай выпьем. Если ты имеешь в виду то, о чем я подумал, то я не против попробовать.

Они выпили и закусили.

Дудчик, который полтора года обмозговывал этот разговор, растерялся, когда его обдуманный им до мелочей сценарий до такой степени не совпал с действительностью. Он предполагал долго водить брата кругами, постепенно приближаясь к истине. Он хотел сначала заронить в его сознание мысль об огромной ценности информации, которую можно раздобыть, объяснить свою человеческую позицию, свою ненависть к армейской верхушке и лишь потом намеками и недомолвками подготовить почву для прямого предложения. Алексей, почувствовав эту. паузу и эту растерянность, пришел ему на помощь:

– Да что ты удивляешься? Поживи тут немного и станешь циником. Тут все думают о том, как схватить большой кусок и унести его в свою норку так, чтобы никто не успел отобрать. А тебя я знаю тридцать пять лет, что ты можешь от меня скрыть?

Говори прямо – я угадал или нет?

Виталий уже справился с собой, поняв, что брата не удивить и не напугать словами «измена Родине» и «предательство».

– Ты бы согласился помочь? – спросил он.

– Нет.

Старший брат с недоумением посмотрел на младшего:

– Почему?

– А что ты мне кота в мешке суешь? Кроме того, всегда лучше сначала сказать «нет»: предложат больше. – Алексей лукаво улыбнулся.

– Да, я вижу, азиатские штучки привились тебе. С родным братом торгуешься.

– Я еще не торгуюсь. Я еще не слышал ничего по делу, а ты уже спрашиваешь о согласии. Что у тебя есть? Сколько будет в моей доле? Каков риск? Каков план?

Что я должен сделать? Могу задать еще десять, двадцать вопросов. И пока я не получу на все вопросы точные ответы, я за дело не возьмусь.

Такой подход не мог не нравиться старшему Дудчику: так и делаются настоящие дела – обстоятельно, неторопливо, вдумчиво и систематично. Он не стал излагать свои идейные взгляды. Кажется, это вовсе не интересовало Алексея. Укатал его Таджикистан, жара, наркотики, смерть подруги, полная бесперспективность жизни в этой стране. И Виталий принялся во всех подробностях излагать деловую часть своего предложения.

Алексей больше не притрагивался к водке. Он сидел и слушал.

Когда Виталий остановился передохнуть, Алексей уже закончил еду и был готов задать свои десять – двадцать вопросов.

– В качестве твоей информации я не сомневаюсь. Ты специалист надежный и туфту гнать не будешь. Провокацией это быть тоже не может: ты мне все-таки брат. Мне лишь непонятно, почему ты прилетел в эту глухомань, если покупатели в первую очередь сидят в Москве? Почему ты не рванешь просто на Запад, положив дискету в карман?

– И куда я приду с ней на Западе? В Интеллидженс сервис? Они у меня заберут ее и дадут под зад коленкой. Вот и все. А в Москве вокруг иностранцев крутится слишком много людей, которые пытаются им что-нибудь всучить или что-нибудь у них украсть. И спецслужбы, и уголовщина там держат ухо востро. При малейшем подозрении меня там раскрутят в один момент. Я не самоубийца. Я не хочу в Лефортово и не хочу лежать с утюгом на животе.

– Думаешь, здесь будет проще связаться с нужными людьми?

– А разве нет? Разве мало здесь консульств с профессиональными шпионами? А представители ООН, среди них разве нет цэрэушников?

– Есть. Пожалуй, я даже уверен насчет одного человека из английского консульства. Подойдет?

– А какая разница? Они все в НАТО.

– Что ты собираешься им показать? У тебя должен быть презентационный материал.

– Конечно. Нужен только компьютер с принтером, и я распечатаю несколько документов, которые должны их полностью удовлетворить. Для затравки, конечно.

Данные поддаются проверке, так что они быстро выяснят, что им предлагают не дезинформацию.

– Сколько ты хочешь выделить мне? Назови цифру, как говорят в Одессе.

Виталий испытующе посмотрел на брата. Перемены, происшедшие в нем за последние годы, не радовали душу. Он решил на время забыть о честной «братской» половине, которую собирался предложить. Пожалуй, в этой ситуации лучше ему остаться старшим партнером, чтобы брат чувствовал его влияние. Весомо помолчав, он произнес:

– Двадцать процентов.

– От какой суммы? – последовал быстрый вопрос.

– Я собираюсь требовать два миллиона. Алексей присвистнул:

– Губа у тебя не дура.

– У меня информация «не дура». Такого материала у них никогда не было. Пойми, они же тратят миллиарды, – Виталий с напором проговорил это слово, будто камень перекатил во рту, чтобы Алексей ощутил всю серьезность дела. – А тут не надо спутники на «шаттлах» запускать: переведи на мой счет в швейцарском банке сумму – и получи дискету.

– Если ты говоришь «двадцать», то я должен сказать «пятьдесят». Где сойдемся?

– Двадцать пять.

– Сорок, и ни цента меньше. Уступаю тебе только как старшему. Но если ты накинешь восемь процентов, то я скину семь и еще оплачу счет за ресторан.

Получится тридцать три и три в периоде. Идет?

Виталий, выдержав соответствующую паузу, согласился:

– Хорошо, Алексей. Пусть будет ровно треть, это справедливо. Брат налил:

– За успех в нашем... надежном деле. – И закусив, продолжил:

– Сейчас съездим и найдем принтер. Сколько ты пробудешь в наших «курортных» краях?

– Завтра улечу.

– А как же наши дела?

– На покупателя ты должен выходить сам. Я не могу даже здесь встречаться с иностранными гражданами. При моей должности это сразу вызовет подозрения. В том и состоит твоя задача, чтобы аккуратно, не привлекая внимания, найти нужного нам человека. Вот что я думаю о мерах безопасности...

* * *

Через час Алексей просматривал «загрифованные» бумаги, выходящие из-под каретки матричного принтера. Он небрежно покачивал ногой, сидя на столе, и читал их по диагонали. Виталий наблюдал за реакцией младшего брата.

Пытается сделать вид, что ему все нипочем. Так было и в детстве – вечное самоутверждение перед старшуном, попытка доказать, что он самостоятелен и его ничем нельзя удивить. Виталий внутренне усмехнулся: это тебе не анашой приторговывать.

– Не боязно? – спросил он.

Алексей посмотрел на брата. Тот явно чувствовал себя «большим боссом». Оно понятно: «стратегическое планирование», «пятьдесят миллионов двигаются направо, остальные налево, авиации не будет, потому что летчик заболел». Эх, теоретики штабные, компьютерные войны, чашечка чая перед пультом с ядерным ключом. Тьфу!

Что ты знаешь о страхе, дурилка картонная.

– Виталик, – с непонятным выражением в голосе сказал младший, – хочешь, я тебя отвезу заночевать на заставу? Если тебе повезет, то ночью будет обстрел из минометов с той или с этой стороны границы – это делается, чтобы наши залегли на сутки и вызвали подмогу и вертолеты из дивизии. Соседние заставы тоже займут круговую оборону, и мимо них спокойно пройдет караван, везущий товара на миллион долларов, который где-нибудь в Гамбурге среди ихних «пидоров» будет продан за десять миллионов. Долларов! Не марок. И не рассказывай мне про страх.

Виталий настороженно поглядел на брата. Полевой синдром, нервы сдают, когда человек долгое время находится в условиях постоянной физической опасности.

Привыкая к непосредственной угрозе смерти, он утрачивает способность к долгосрочному планированию, жизнь кажется ему зыбкой и наполненной случайностями. Это плохое качество для того дела, к которому он привлек брата.

– Будь осторожен, Алексей, – сказал Виталий. – Я понимаю, что такое непосредственная опасность. Но мы с тобой не в разведку идем в четвертый раз за одну неделю. Здесь опасность не такая явная, но не менее серьезная. Кроме того, мы рискуем не за идеи и не за зарплату, которую не выплачивают третий месяц подряд, мы рискуем за настоящую жизнь, а желающих урвать себе этот кусок очень и очень много. Наберись терпения и выдержки.

– Тебе бы в замполиты, – с показным почтением отозвался младший брат, – в полевой лагерь – поднимать боевой дух, воспитывать стойкость и мужество к лишениям и тяготам. Давай мы лучше о деле. Как мы с тобой будем держать связь?

– Звони. Я продумал кодовую таблицу, сейчас выведу на листок. Говорить будешь очень аккуратно: чем черт не шутит, меня могут прослушивать. Вот смотри:

«веселился» на крестинах – значит, вел переговоры с заинтересованным лицом.

«Родился мальчик» – это означает, что они согласны заплатить задаток, последние три цифры веса ребенка – это сумма задатка. Например, «три килограмма пятьдесят граммов» – это готовность выдать пятьдесят тысяч наличными. – Виталий поднял глаза на скептически слушающего брата. – И мы на это не соглашаемся. Задаток за сведения должен превышать сто тысяч, иначе это сигнал, что к нам относятся несерьезно. «Девочка» – значит, тянут резину, проверяют, требуют подтверждений, но в принципе согласны.

Алексей вздохнул:

– А если родилась «неведома зверушка», значит, я лежу с утюгом на пузе или с включенным паяльником в заднице и прощаюсь с тобой, брат. Последняя цифра – число часов, которые мне осталось жить. Ладно, давай твою кодовую таблицу, выучу. Осторожность не повредит, тут у нас тоже много любопытных – не меньше, чем в Москве.

Братья на час занялись оговариванием тонкостей кодированной связи.

– Вот этот листок – главная ценность. – Виталий подал бумагу со списком из двух десятков пунктов. – Это список материалов, которые я готов предоставить сразу или по частям, в зависимости от того, как договоримся. Не раскрывай его сразу.

Перечисли часть пунктов устно. Отдавай список только в том случае, если уверен, что имеешь дело не с посредником, а со штатным работником спецслужбы.

Алексей на этот раз внимательно прочитал бумагу от начала до конца.

– Это же целая библиотека, – сказал он с неподдельным удивлением.

– А я тебе о чем? – не без гордости хмыкнул Виталий. – Я положил на это полтора года ежедневного труда. Если это вывозить за границу в виде бумажных листов, понадобится грузовик. А ты все не хочешь понять, насколько серьезен мой товар.

– Наш, – поправил брат. – Я в доле.

– Конечно, конечно, – успокоил его старший. – Но товар у меня, и я хочу, чтобы ко мне относились серьезно. Самое важное – надежный канал выезда, мне не так-то легко выбраться за границу.

Алексея волновало другое.

– Почему только два миллиона? «Эх, мальчишка!»

– Будь я частным агентством Пинкертона в Нью-Йорке, я бы проставил постраничную цену и сорвал с них миллионов двести пятьдесят. А будь я разведкой Израиля, я бы блоку НАТО – по старой дружбе – выставил бюджетный счет на два миллиарда семьсот одиннадцать миллионов долларов по фиксированному золотому курсу. Но я всего лишь нищий полковник из нищей страны, и мне больше не дадут.

Глаза Алексея сузились.

– Не щурь глаза, – предупредил его старший. – Когда ты в детстве начинал щуриться, я тебе сразу давал в лоб, пока ты не успел кинуться в драку первым. Я тебя помню, задиру.

Младший рассмеялся:

– Не советую: пока ты долбил по клавиатуре, я не пропускал занятий по «рукопашке». Здесь это бывает необходимо. Так что давай жить дружно, а то... – последовало два резких выпада, демонстрирующих боевое искусство младшего брата.

– Стоп, – поднял руки старший, – лучше будем играть в «магазин»: продайте товару на шестьсот шестьдесят шесть тысяч долларов, такова, кажется, твоя доля?

– И шесть в периоде, – подтвердил Алексей. – Не божеская какая-то цифра получилась – число зверя. Давай добавим процент из суеверия?

– Отнимем, – сделал встречное предложение старший брат.

– Оставим, – рассмеялся Алексей, но глаза его были все такими же холодными.

Когда последние распечатки были сделаны, Виталий вынул дискету из гнезда и спрятал ее в карман.

– Дай мне дискетку, – протянул руку Алексей. – Давай-давай.

– Зачем? Все, что на ней было, я распечатал. Может быть, ты думаешь, что на ней все сто пятьдесят мегабайт? Та дискета совсем другая, она к «зипу», а не к дисководу. Лишних копий быть не должно.

– Не читай мне курс молодого бойца, а дай на всякий случай дискету.

Виталий протянул дискету:

– Хорошо. Только думай, что делаешь. Помни свое «число зверя».

* * *

Они прощались в душном буфете аэропорта. Десятилетняя дочка Алексея, которая улетала вместе с дядей в Москву, ела импортное мороженое – красивое и с вязким химическим вкусом. С ней никак не удавалось завязать разговор, она думала о чем-то своем, замкнувшись после первой в ее жизни смерти.

Алексей опять заказал сто граммов – «стремянных» – и теперь глядел на брата слегка осоловевшими глазами. Виталий обильно потел и все подливал себе минеральную воду из двухлитровой пластиковой бутылки. Вода с каждой минутой становилась все теплее и противнее. Алексей заговорил, уставившись в пространство:

– На перевале Талдык мы остановились сменить колесо, рассчитывая догнать колонну минут через пятнадцать. Нас было трое в машине: сержант-водитель, полевой капитан и я. Мы корячились на холоде – была зима, – когда на перевал вьшетел на полной скорости джип «чероки». Он пер в гору, как по шоссе. Позади на станине – крупнокалиберный спаренный пулемет. Разнести нас таким в клочки – дело одной секунды. В машине четверо, все таджики. Нас положили на землю и допросили. Они выяснили, что наша колонна идет впереди. Затем главный из них поднял меня и спросил: «Это тебя я видел в доме Довлата?» И я мгновенно вспомнил его в костюме-тройке и назвал по имени: «Да, Вазим». – «Возех, – усмехнувшись моему страху, поправил он. – Что за ребята с тобой?» – «Обычные ребята, – заверил я его. – Они ничего не видели и ничего не скажут». – «Теперь не скажут», – подтвердил он и выстрелил в затылок одному и в лоб другому. Потом он дал команду, и пулеметчик разнес в щепки наш «газик». «Прости, дорогой, – обратился он снова ко мне. – Ложись полежи лицом вниз, пожалуйста». И я минут двадцать лежал, ожидая пули, пока приближалась и проходила мимо колонна из шести грузовых машин. По-моему, «Уралов». «Все, Алексей, – разрешил он мне встать. – Не сердись, пройди пешком. Передавай привет Худайбердыеву. Скажи Довлату, что Возех никогда не огорчает друзей. Я появлюсь в городе нескоро. Месяца через два». И они ушли на большой скорости вслед за колонной.

Алексей помолчал, крутя в руках пустую рюмку.

– А ты говоришь: «Леша, малыш, будь осторожен». Я буду осторожен, как крыса, брат, и сделаю все, чтобы вырваться из этой проклятой дыры.

* * *

В самолете Виталий откинулся на спинку кресла, пристегнувшись ремнем, помог устроиться племяннице, молча застывшей с книжкой в руках в кресле возле иллюминатора.

– Когда ты в последний раз была у нас, Лариска? – мягко спросил ее Виталий.

– Не помню, – ответила девочка.

– Или ты вовсе не была?

– Была.

– А сестричку Катю помнишь?

– Помню, – пожала худенькими плечами девочка.

Вот и весь разговор с ребенком. Ну да ладно, у жены с дочкой лучше получится.

Дудчик погрузился в долгие размышления, анализируя ситуацию и возможные варианты ее развития. Реакция брата на предложение оказалась в чем-то неожиданной.

Алексей просто сломался, человек быстро и навсегда меняется, попав в боевую обстановку. Он явно готов теперь на многое, чтобы убраться как можно дальше из страны, и – что было опасно – может превысить необходимый риск.

Что-то стояло теперь стеной между Виталием и Алексеем. Он так и не смог поговорить с братом по душам, объяснить, что на этот шаг его почти неодолимо толкает сила ненависти и бессильной ярости против жирующих паразитов. Но Дудчик чувствовал, что брат не поверил бы ему, а если бы и поверил, то постарался бы отстранить от дела партнера-идеалиста. В жестокой таджикской каше, сваренной из политики и наркодолларов, все решали сила и деньги. Дудчик с удивлением обнаружил, что операция вышла из стадии теоретических выкладок и ночных фантазий и... стала развиваться по своим собственным законам. Виталий почувствовал, что его бессильная ярость требует теперь силы, она жаждет разрядиться, а казавшийся прежде второстепенным денежный вопрос диктовал необходимость быть твердым и осторожным даже в отношениях с братом. Странное дело, не найдя точек соприкосновения в личных взглядах, они без труда пришли к деловому сотрудничеству. Что ж, так и должно быть, какие могут быть сантименты в крупном и рискованном предприятии.

* * *

Через два дня Алексей Дудчик, стоя по пояс в прохладной воде открытого бассейна, разговаривал с господином Нейлом Янгом, атташе по вопросам культуры английского посольства. Между гостями плавали на толстой пробке подносы с миниатюрными бутербродами с лососиной, стаканами вина и виски, банками пива. Происходило это во дворце – иначе не назовешь – министра социального обеспечения. Он устроил сегодня мальчишник в честь какого-то местного праздника – то ли Дня труда, то ли Поминовения.

– Нейл, – сказал младший Дудчик, – а почему вы приехали сюда на должность атташе по вопросам образования и культуры?

– This is my job, – ответил Янг с неподражаемой английской интонацией, которую никогда не повторить иностранцу, если он не обучался в специальной школе ГРУ для внешних разведчиков.

– Я понимаю, что это ваша работа, я спрашиваю только о названии должности. Если я не ошибаюсь, в Кении вы были военным атташе?

Англичанин усмехнулся:

– Война – древнейшее из искусств, я думаю, что фехтование дубиной изобрели несколько раньше, чем наскальную живопись.

– Нельзя не согласиться. – Алексей приподнял бокал. – Вы ведь наверняка военный в отставке. Это так?

– Может быть, – согласился Нейл. – Я прослужил двадцать лет в десантных войсках Королевского флота и вышел в отставку в чине майора.

– Ваше здоровье, господин майор. То-то я замечаю, что вы предпочитаете общество военных и политиков, а не пропадаете в развалинах и музеях.

– Чем вызван ваш интерес, Алексей? Это грубый образец попытки завербовать меня?

Или российские власти потребуют моей высылки? Признаться, я бы не прочь: мне надоела жара и запах вашей травки.

– Я разговариваю с вами как сугубо частное лицо и хочу задать только один вопрос.

– Так задайте его, и с вашим волнением будет покончено.

Алексей поставил пустой бокал на поднос и взял с него банку «Гиннесса», аккуратно вскрыв ее так, чтобы не напустить пены в бассейн.

– Нейл, что бы вы сказали, если бы я попросил вас передать в соответствующие руки несколько документов? Я хочу, чтобы, – Алексей сделал нажим на следующее слово, – соответствующие люди проверили их подлинность и ценность. Каков был бы ваш ответ?

– Вашему ведомству следовало бы знать, что я был на службе военным психологом и занимался этическим воспитанием личного состава. Именно поэтому я сейчас специализируюсь на гуманитарных вопросах. Я ответил бы вам, что это очень неловкая провокация. Вы несете мне документы, снабженные страшными грифами «Совершенно секретно», «Экземпляр единственный», «После прочтения сжечь», а меня берут под руки люди из ФСБ, предъявляют видеосъемку, снимают отпечатки пальцев и выдворяют со скандалом из страны. И я в наказание за неосторожность получаю назначение в еще худшую дыру, где вместо бассейна будет грязная река с пиявками и аллигаторами. – Англичанин отсалютовал Алексею бокалом и повернулся в другую сторону, направляясь «вброд» к американским и немецким коллегам из дипломатического корпуса.

Алексей сощурил глаза. Глядя на стриженный по-военному затылок британца, он представил, как в него врезается, разбрызгивая пиво, жестяная банка «Гиннесса».

Он рассчитывал хотя бы на минимальный интерес, малейшую готовность выслушать предложение.

– Алексей, – окликнули его.

Дудчик разглядел среди голых тел участников этого в высшей степени неофициального приема двух знакомых, которых он не без причин сторонился последние полгода. Алексей махнул им рукой и, разгребая воду, подошел:

– Мои приветствия.

Заместителя министра социального обеспечения звали Довлат Худайбердыев. Рядом с ним стоял бородатый человек, тот самый, кто передавал «другу Довлату» слова о дружбе на перевале Талдык в мае этого года, когда рядом еще продолжали агонизировать тела двух русских ребят.

– Алексей, оказывается, ты забыл передать мне привет от друга, – укорил его Довлат.

Возех широко улыбнулся и протянул руку:

– Я рад, что имею приятную возможность снова встретиться.

Дудчик отчетливо понял: этот человек считает, что после оказанной им услуги – когда он мог убить, но не убил – Алексей должен испытывать к этому профессиональному убийце самые теплые чувства.

Очевидна, он только что рассказал замминистра, как смешно выглядел Алексей, уткнувшийся носом в пыль, и тот сумел оценить и комичность ситуации, и любезность своего друга. Что и говорить, ведь по всем правилам сопровождающий колонну не имел права оставлять русского свидетеля. То, что он бросил его посреди гор без припасов и средств передвижения, но не отнял у него жизнь и даже оружие – это была поистине азиатская услуга. И теперь он готов был принять приличествующую случаю благодарность.

Алексей подал руку:

– Здравствуйте, Возех. Все ли у вас благополучно?

– Слава Аллаху! Вы напрасно не передали моих слов, потому что Довлат волновался, отчего меня так долго нет. Я рассчитывал, вы скажете ему, что я жив и здоров, буду месяца через два. – Он с укоризной посмотрел на Алексея.

Дудчик понял, какой мелочи он обязан тому, что остался жив. Не будь этого малого случая – необходимости передать весточку, он бы «раскинул мозги» по дороге вместе с капитаном и сержантом.

– Я не догадался, что это важно, – вполне честно объяснил он. – И подумал, что следует как можно меньше говорить на эту тему...

Легкое презрение скользнуло по губам Возеха. Он видел перед собой глупого человека, который не умеет быть благодарным и не понимает тонкостей взаимоотношений мужчин. Воин совершил глупую ошибку, оставшись без прикрытия на перевале, но получил в подарок жизнь из уважения к его другу. Но он не отправился, бросив все дела, чтобы передать этому другу поручение и выразить свою глубокую благодарность, а, наоборот, сторонится его, потому что не хочет признать услугу и выполнить долг чести. Это не воин, это не мужчина. Это просто русский, человек без чести.

– Ну ничего, ничего, – успокоил русского офицера Довлат. – Недоразумение уже выяснилось. Алексей просто не понял тебя, Возех, он хотел как лучше.

Бешенство вскипало в Алексее. Перед ним были, враги, откровенные враги, которые и относятся к нему, ко всем русским, как к чужакам. Все их понятие жизни – это понятие рода. Все, что полезно моему роду, – хорошо. Все, кто не относятся к моему роду – враги. Для него убить двух чужаков на дороге – поступок, который никак не может отяготить совесть, потому что он убил, во-первых, неверных, а во-вторых, они могли чем-то повредить доставке груза оружия, или наркотиков, или ворованных баранов, черт бы их всех побрал – двуногих и четвероногих баранов с одинаково твердыми лбами!

– О чем вы секретничали с Нейлом? – улыбаясь, небрежно поинтересовался Довлат, – Вербуешь его между делом?

– Разве что на охоту, тура подстрелить. Худайбердыев отвлек его в сторону, оставив Возеха одного:

– О, Нейл отменный стрелок. Я был с ним в горах, он вообще очень крепкий человек.

– Бывший морской пехотинец, – запустил на пробу Алексей.

– Вот как? – изобразил удивление Худайбердыев. – Послушай, Алексей, – сказал он совсем другим, доверительным тоном, когда они отошли на достаточное расстояние.

– Я понимаю твои чувства. Но ты ведь не первый год в нашей стране. В Москве ты тоже встречаешься с бандитами, которые вечером стреляли в людей, а утром ходят по вашей Думе и чувствуют себя хозяевами страны. Возех – мелкая фигура, и он считает – по своим диким горным понятиям, – что оказал тебе большую милость.

Пойми, самое главное, что ты остался жив, и я рад этому. Мы вынуждены держать нейтралитет с этими горными феодалами, потому что у нас не хватает сил навести там порядок. Но ведь и у вас нет этих сил. Поэтому надо или работать в той обстановке, какой она сложилась, или вовсе уезжать из этой страны.

– Честно сказать, я об этом и думаю, – вполне искренне сказал Алексей, у которого все-таки стало немного легче на душе от слов Довлата.

– Будет жаль, если ты покинешь страну, потому что ты один из лучших специалистов. Ты умеешь правильно видеть ситуацию, и ты один из немногих среди военных, с кем мы по-настоящему плодотворно сотрудничали все это время.

Это было правдой. Довлат являлся известным журналистом, который вернулся в страну, как только речь зашла о ее независимости, и стал действующим политиком.

Он быстро превратился в одного из лидеров демократической оппозиции в стране, где клан Рахмонова захватил власть и силился ее удержать. Ему пришлось пойти на уступки и включить в правительство представителей демократической и исламистской оппозиции, чтобы сохранить достаточное влияние хотя бы в пределах Душанбе.

Именно тогда Довлат стал заместителем министра социального обеспечения. На севере шли непрерывные бои и стычки. Наблюдатели ООН и российские войска не давали развязаться полномасштабной гражданской войне. Со стороны Узбекистана, Пакистана, Афганистана подпитывались исламисты, все более набирая политический и военный вес. Демократической оппозиции приходилось плохо, она теряла сторонников. В ее представителей начали стрелять. И за всем этим стояли героиновые деньги.

Алексей, с которого схлынула ярость, представил себе всю трудность положения Худайбердыева, который балансировал на столь тонком азиатском канате, что казалось, будто он просто парит в воздухе. Алексей почувствовал неловкость:

– Я еще никуда не сбежал, Довлат, не прощайся со мной. Это просто усталость и упадок сил после похорон.

– Каких похорон? – удивился Худайбердыев.

– Разве ты не знал? Четыре дня назад скончалась моя жена...

– Лиза? – Лицо Довлата отразило искреннее переживание. – Я ничего не знал, меня не было две недели, и мне никто ничего не сказал. Мои соболезнования, Алексей. Я позволяю приставать к тебе с пустяками, а у тебя такое горе. Как же дочка?

– Отправил к брату в Москву. Довлат покачал головой.

– Не будем об этом, – предложил Алексей, – Как твои дела?

– А разве ты не понимаешь? Деньги и оружие у исламистов, у торговцев наркотиками, у правительства. Что у нас? Пятьдесят наблюдателей ООН, гуманитарная помощь, неопределенные обещания – но только в том случае, вели мы сумеем перекрыть ноток наркотиков, которые идут в Европу, а оттуда и в Америку.

Нас сминают. Я боюсь, в этой стране прольется большая кровь.

Худайбердыева громко позвали из какой-то оживленной группы людей.

– Извини, Алексей, надо помогать хозяину вечеринки. Заглядывай ко мне безо всякого стеснения. Я теперь понимаю, отчего ты сторонился меня в последнее время: ты подумал, что я заодно с этими убийцами. А я просто не в силах отдать их под трибунал.

Алексей вылез из бассейна и присел на шезлонг. Кожа мгновенно высохла, и стало горячо. «Не суетись, старик, – говорил он себе. – Ты же понимаешь, что отсюда надо убираться. А потому надо думать, кто сможет серьезно отнестись к твоему предложению. Разве ты предполагал, что торговать государственными секретами так же просто, как пирожками? Налетай, торопись...»