Книга Разлучница онлайн - страница 4

ГЛАВА 4

Жасмин застегнула дорожную сумку и взяла со стола пригласительный на свадьбу.

На красивой открытке были изображены два кольца. Когда она открыла ее, послышалась мелодия свадебного марша. Внутри красовалась вычурная надпись: «Николь Тиллер и Северин Розеншток заключают союз на всю жизнь».

Не так давно это приглашение пришло ей по почте. Это был последний и самый значительный триумф Николь. Конечно, она не рассчитывала, что Жасмин приедет на их свадьбу. И откуда ей знать адрес Жасмин в Берлине? Его не было в телефонной книге. Как выяснилось позже, Николь не спрашивала его и у родителей Жасмин.

Надо было сразу признаться Глории, что она знает Николь Тиллер и Северина Розенштока. Но тогда Глории пришлось бы прибегнуть к правилу, которое раньше не применялось, – это правило заключалось в том, чтобы никогда и ни при каких условиях сотрудники агентства не позволяли себе смешивать работу с личными делами! Наверняка послали бы Ванессу, а ей так необходимо получить первое серьезное дело, которое могло бы открыть для нее новые возможности. Впрочем, сейчас Глория все еще сердилась на Ванессу, и если кто-то и мог сбить Северина с правильного курса, то только Жасмин, которую он когда-то любил, а потом бросил ради ее подруги Николь.

Уже во вторник Рольфу удалось выяснить, откуда было послано электронное письмо.

– Используя подключение ISDN, письмо отослали из одной загородной гостиницы «Хус Ахтерн Бум» в Кюлюнгсборне – это такой курорт в Мекленбург-Форпоммерне. Несколько земельных участков в той местности как раз принадлежат семье Розеншток.

«Точнее, усадьба Пеерхаген», – подумала Жасмин, но вслух ничего не сказала. Об этом она узнала из приглашения.

– Жасмин, это как раз очень кстати! – вырвалось у Глории. – Ты ведь собиралась провести свой отпуск на Балтийском море! А как насчет Кюлюнгсборна? Сначала ты там все разведаешь, а потом мы решим, что нам делать дальше и кого послать тебе на помощь. Возможно, ты и сама справишься. Все затраты и номер в гостинице оплачивает фирма. Ну, что скажешь? Разве это не заманчивое предложение?

Вообще-то, Жасмин не нуждалась в том, чтобы ее отпуск оплачивала Глория. Она зарабатывала больше, чем могла потратить. Кроме того, именно этот случай касался лично ее.

С другой стороны, если бы она отказалась от поездки на море за счет фирмы, Глория сразу насторожилась бы. Это было весьма щедрое предложение, так как расследование заняло бы всего несколько дней. Поэтому никак нельзя было отказываться. Глория часто любила повторять, что тот, кто не принимает неожиданных подарков судьбы, наверняка что-то скрывает.

Жасмин спрятала приглашение во внутренний карман сумки. Было еще утро, стояла прекрасная майская погода, когда она направлялась к станции «Лертер Банхоф». Солнечный свет разливался по всему городу. Верхушка телевизионной башни блестела, как дискотечный шар, а низкорослые вишни распространяли поистине божественный аромат.

За пределами города путь электрички лежал на запад, через Шпандау, затем – на северо-восток, в направлении Ораниенбурга^[6], и только потом она стремительно понеслась на север. Жасмин засунула сумку под сиденье и разложила на коленях папку с документами, которые успел раздобыть Рольф. Он изрядно потрудился, как будто предчувствуя, что это задание поставит Жасмин в тупик.

Почему же у нее так и не хватило духу признаться Глории, что она знакома с Николь и Северином? Она могла бы рассказать об этом отстранение, будто ей нет до них никакого дела: «Николь когда-то увела у меня мужчину. Из-за нее я бросила учебу и сбежала в Берлин. Если хочешь, то мне бы доставило огромное удовольствие расторгнуть их свадьбу».

И как бы это выглядело?

Нет, она не смогла бы сделать вид, что ее совершенно не трогает известие об их свадьбе, и у нее наверняка дрожал бы голос. Прошло уже пять лет, но воспоминания о Северине до сих пор приводят ее в бешенство, вызывая чувство стыда и обиды.

Этот коренастый малый, мягкий и нежный, когда-то сидел возле нее на лекциях по экономике и организации производства, и она объясняла ему законы и принципы управления экономикой.

– Мой отец хочет, чтоб я изучал именно экономику и организацию производства. В будущем мне предстоит возглавить одно предприятие – так Северин объяснял необходимость получения образования. Ему явно не хватало честолюбия. Его легкая небрежность и равнодушие к богатству невольно очаровали Жасмин. Этот молодой человек без особых усилий получал то, что хотел, и при этом всегда жаловался.

– У тебя лучше получалось бы управлять фирмой. Нам нужно пожениться, – говорил он. Она смеялась, но верила его словам.

Какое будущее могло быть у нее! У нее, маленькой Жасмин Кандель, дочери скупщика автомобилей из Карлсруе.

Детство она провела среди автомобилей. Как-то раз у них стоял даже «Роллс-Ройс». Но в основном ее отец имел дело с мелкими людишками, которые сдавали ему свой металлолом, чтобы получить за него хоть какие-то деньги. Уверенным шагом они покидали их двор, пересчитывая купюры, а потом прятали их во внутренний карман куртки или кошелек, засовывая его в задний карман дешевых джинсов.

Незначительные клиенты с их придуманными на ходу историями о внезапно заболевшей тетушке или супруге всегда рассчитывали на определенную сумму, хотя на самом деле эти деньги нужны были, чтобы их пропить или проиграть. Ее отца не волновали их россказни. Ему не было дела до того, почему они сдавали свои машины. Семья Кандель жила на эти деньги и оплачивала четырехкомнатную квартиру с мебельной стенкой из дуба, телевизором, видеомагнитофоном и кухней «Розеншток». Их квартира находилась в панельном доме на окраине города, в районе Карлсруе-Байерхайм.

Своему мещанскому благополучию Жасмин и ее родители были обязаны бедам других людей.

Жасмин всегда испытывала неловкость, когда ей в школе приходилось указывать профессию отца: торговец автомобилями, торговец подержанными автомобилями, кредитор. И каждая следующая формулировка была краше прежней.

– Это честная профессия, – каждый раз повторяла мать, и ее голос звучал так, будто она еще до свадьбы упрекала отца в его занятии. Сама она тоже была всего лишь дочерью обычного мясника. Правда, этот мясник из поселка, что недалеко от Карлсруе, в тяжелое послевоенное время первый среди местных жителей приобрел большой «Мерседес». И это в те годы, когда даже мороженое можно было купить только у того, кто его делал.

– Вообще-то, я хотела быть актрисой, – когда-то давно говорила ее мать. – Но тогда мне нужно было бы научиться ездить верхом и фехтовать. Навряд ли из этой затеи что-нибудь получилось. Люди были рады, если после войны у них вообще что-то было поесть.

Когда Жасмин подросла, она могла, конечно, спросить, как так могло случиться, что в семье единственного в поселке мясника в пятидесятые годы нечего было есть. Но ей не хотелось заводить разговор на эту тему. Даже свое будущее Жасмин представляла в более тусклом свете, хотя еще несколько месяцев назад все виделось ей совсем по-другому. Никто не говорил таких фраз, как: «Да с такими волосами, как у тебя, с таким личиком, как у Мии Фэрроу, ты станешь звездой. Ты будешь сидеть за одним столом с королями».

Ее мать как будто набрала в рот воды, и дома перестали вообще что-то обсуждать. Вечерами отец сидел перед телевизором, держа в одной руке пульт дистанционного управления, а в другой – бутылку пива «Ротхаус». И его ни в чем нельзя было упрекнуть. Старик Кандель занимался металлоломом. Он знал, откуда, что и как можно достать, усердно занимался своим маленьким бизнесом и был реалистом. Хитрецам всегда везет. Его дети имели возможность получить образование. Сын в недалеком будущем станет юристом или прокурором, а Жасмин, которая проводила время на лекциях в университете Гейдельберга, сидя рядом с наследником кухонной империи Розенштоков, еще недавно готовилась к большой карьере – стать супругой Розенштока-младшего. Из университетской аудитории – в кресло управляющей огромным концерном. От такой мысли у нее немного кружилась голова, но с другой стороны – почему бы и нет? Однако ее мечтам не суждено было сбыться точно также, как когда-то не нашли своего воплощения навязчивые мысли ее матери о богатстве и славе.

Ровно один семестр Жасмин находилась в плену иллюзий, пока не вернулась из Штатов ее подруга Николь. Жасмин до сих пор не могла понять, как все произошло. Не мучаясь сомнениями, она сразу же пригласила Северина на ужин, чтобы познакомить его со своей лучшей подругой.

– Знаешь, а он очень даже неплохой парень, – оценила его Николь. – Только вот слегка мягкотел. Но тебе его характер наверняка нравится, не правда ли? – Они хохотали, как в старые добрые времена. Николь по-дружески обняла ее и пожелала счастья. – Судя по тому, как все сейчас идет, ты раньше выйдешь замуж за этого миллионера, чем я найду своего, – говорила она, весело улыбаясь.

Не прошло и трех дней, как Жасмин застала их в общежитии в кровати Николь. В тот же вечер она покинула университет и поехала к своим родителям в Карлсруе.

– А как же твой диплом? – спросил отец через три недели.

– Тогда подыщи себе какую-нибудь работу, – заявила мать через полтора месяца. – Мы же не можем вечно содержать тебя.

Еще через неделю после вечернего выпуска новостей отец попросил ее зайти в гостиную и предложил работать у него бухгалтером.

– В любом случае даже неучи получают зарплату. А ты и есть неуч.

Неужели ей придется провести остаток своей жизни в застекленной одноэтажной конуре среди дешевых машин, слушая вранье попавших в передрягу людей? А ведь еще два месяца назад она представляла себя в кресле управляющей большим концерном «Розеншток». Но отец был до такой степени беспощаден в своей опеке над дочкой, что она едва не потеряла самообладания.

– С первого числа следующего месяца ты ежемесячно будешь отдавать матери определенную сумму денег за проживание и еду.

Глубоко разочарованная и до смерти напуганная таким поворотом в своей судьбе, Жасмин нашла работу в городе. Всю зиму она проработала продавцом в галантерейном магазине. Как робот, она уходила рано утром, когда было еще темно, и возвращалась, когда было уже темно. В выходные отсыпалась. По телевизору могла смотреть только рекламу, которая согревала ее застывшую душу. Больше всего она ненавидела мелодрамы.

– Возьми себя в руки! – пыталась поначалу приободрить ее мать. – Устройте что-нибудь эдакое с друзьями. – Но со временем и она затихла. Казалось, что все стало на свои места: дочь начала работать и приносила честно заработанные деньги. Может быть, Жасмин умерла бы от страданий или зачахла окончательно, если бы в начале весны она не получила письмо от Лизелотты, в котором та сообщала о рождении своей второй дочери.

Лизелотта так и не смогла толком объяснить, почему она написала Жасмин. Всего только три семестра она провела в университете Гейдельберга и после этого вернулась в Берлин. Жасмин не могла даже вспомнить, как выглядела Лизелотта: какая-то толстуха со склонностями к беспорядочному образу жизни, которая когда-то вместе с ней посещала какой-то семинар и сидела рядом. Но, несмотря на это, Жасмин тотчас же упаковала чемодан, пошла в кухню к матери и сообщила:

– Я еду в Берлин.

Она даже не простилась с отцом, так как его не было дома.

Полгода она жила с Лизелоттой и ее двумя детьми в Панкове. Жасмин не могла и не хотела поддерживать какие-то дружеские отношения, но в круговерти забот маленькой семьи без отца она нашла утешение. Измотанная жизненным проблемами, Лизелотта со своими редкими волосами и слегка выпученными глазами никогда и никому не смогла бы составить конкуренции, даже если бы исхудала до костей. Жасмин кормила дочерей Лизелотты – самой же кусок в горло не лез.

Она не помнит, как долго все это продолжалось, поскольку потеряла счет времени. Голодание было для нее способом самоуничтожения. Она не замечала, что стала тощей, – напротив, ей казалось, что она на правильном пути. Смерть могла сделать ее сильной. Это был конец ее жизни, тупик, не предвещавший перемен к лучшему. Но была и другая сторона этой страшной безысходности. Оказалось, что ощущение конца, когда депрессия захватывает тебя целиком и полностью, может быть поистине приятным. Полный внутренний штиль.

И больше нет никаких «зачем» и «почему».

Одно время Лизелотта пыталась пригрозить ей, что отправит в больницу. Сегодня, когда Жасмин вспоминала о том времени, даже не верилось, что ей тогда все-таки удалось осознать всю серьезность своего положения. И этому способствовала даже не огромная забота Лизелотты, которая шаг за шагом возвращала Жасмин к реальной жизни, а скромный вопрос, который не переставала задавать ее новая подруга. Именно он сыграл важную роль в выздоровлении Жасмин.

– Вот скажи мне, Жасмин, – говорила Лизелотта, – ведь твой брат изучал юриспруденцию: можно ли расценивать поступок человека как противоправный, если он соблазняет другого человека только для того, чтобы расстроить его свадьбу? И можно ли соотнести эти действия с телесным повреждением и наказать его лишением свободы?

– Одно я знаю наверняка, – отвечала Жасмин. – Выращивание большого количества конопли на крыше дома – это на сто процентов наказуемо. А соблазнение не противоречит даже традициям. И кого, собственно говоря, ты хочешь соблазнить?

Так она познакомилась с агентством Глории.

Поначалу Жасмин занималась наведением порядка в бухгалтерии. Потом она стала принимать активное участие в собраниях, а впоследствии ей представилась возможность отличиться. Один мужчина хотел жениться на девушке своего друга. В такой ситуации никак нельзя было привлекать Ромео, поскольку невеста должна была по-настоящему влюбиться в заказчика этой аферы. Также не годился вариант, если бы некая Джульетта попыталась сбить жениха с праведного пути и обманутая невеста бросилась бы в объятия друга жениха. Чтобы подтолкнуть невесту к измене перед самой свадьбой, нужно было придумать нечто оригинальное.

И Жасмин удалось тогда создать ситуацию, которая якобы угрожала жизни девушки, а заказчик сыграл в этом деле роль спасателя.

– Вот такие люди, как ты, очень нужны фирме! – с восторгом воскликнула тогда Глория и добавила: – Если бы Лизелотта не привела тебя сюда, то мне пришлось бы поднапрячься, чтобы найти такого сотрудника.

Вскоре Жасмин переехала в собственную квартиру на Карл Маркс-штрассе в Нойкельне^[7]. Это была шикарная квартира – супермодная, дорогая, с огромным балконом и тремя комнатами: спальней, гостиной и рабочим кабинетом.

Встроенная кухня «Розеншток» с узорной сине-белой отделкой модели «Барселона» сияла чистотой и порядком.

Жасмин не задумывалась над тем, когда именно ей удалось выделиться из штата сотрудников агентства и приобрести доверие в глазах Глории. Внутренняя скованность в сочетании с внезапным признанием способствовала самоотверженным, чисто стратегическим расчетам. Мир, на котором около пяти лет назад Жасмин поставила крест, стал для нее шахматной доской, где чувствам не было места. Ничто не вечно, а уж тем более любовь, хотя в ее вечности люди так часто клянутся.

Казалось, что она была рождена именно для этой профессии. Наверное, это несчастье с Северином должно было случиться, чтобы она раз и навсегда поняла, что ей по силам держать в своем кулаке любую судьбу. Сейчас она была уверена, что в состоянии изменить обстоятельства так, как ей заблагорассудится. Вот только на свою судьбу Жасмин повлиять не могла, потому что у нее не было судьбы, как не было хоть какого-то объяснения ее существованию. Бог, если он все-таки есть, просто забыл в книге ее рождения добавить строки дебета и кредита. Для своей жизни Жасмин не могла придумать никакого смысла. Чтобы осознать, что ты живешь, нужно уметь мечтать – о путешествиях, муже и детях, выигрыше в передаче «Кто хочет стать миллионером», о возможности прославиться, о том, как сбросить пять килограммов или закатить грандиозную вечеринку на следующий день рождения. Но Жасмин давно перестала мечтать. Она сидела на диване, бездумно переключая каналы, или играла в шахматы на компьютере, а потом шла спать.

Она просто была не такая, как все, еще в самом детстве.

Сначала клиенты отца нахваливали замечательного маленького сорванца, который играл на площадке среди машин.

У них и в мыслях не было обидеть своего кредитора. Просто они старались сделать для него что-нибудь приятное и, торопливо спрятав вырученные деньги, отпускали, как им, наверное, казалось, удачный комплимент. Отец вежливо поправлял их, и они наигранно смеялись. А Жасмин, наблюдая за отцом, все чаще смущалась, потому что чувствовала, в какое неловкое положение он попадал.

В детстве она много времени проводила с отцом, лазила для него под машины, чтобы своими маленькими пальчиками отыскать там заржавевшую дырку. Казалось, все было в порядке. Но потом Жасмин заметила, что отец начал стыдиться ее короткой стрижки, испачканных машинным маслом джинсов и мужских рубашек. Он стеснялся, что его дочь почти профессионально разбирается в карбюраторах и знает все о футбольной бундеслиге. Тогда мать накупила ей юбок и настояла на том, чтобы Жасмин надевала их всякий раз, когда шла к родственникам, друзьям или в лавку скобяных изделий.

– И обязательно причешись! – напоминала она дочери.

В период половой зрелости Жасмин сделала для себя удручающее открытие, что девочки отличаются от мальчиков и что ее тоже можно причислить к человеческому виду, который послушно и неподвижно сидит, закинув ногу на ногу.

Когда ее спрашивали, кем она хочет стать, Жасмин отвечала, что парикмахером или детским врачом, но только не военным летчиком или автомехаником. Стать актрисой было бы хорошим компромиссом, поскольку даже мужчины могли овладеть этой профессией. Некоторые посмеивались, но не потому, что недоумевали, а скорее наоборот: им было понятно, в чем тут дело.

– Ох уж эта молодежь со своими мечтами, – вздыхали они.

А тетушка Цихори, сестра матери, как-то заметила ей:

– В таком случае тебе стоит задуматься о том, чтобы начать следить за собой. Например, не помешало бы обучиться танцам, чтобы приобрести грацию. Для актрисы главное не красота – у нее должна быть какая-то изюминка…

Жасмин старалась быть грациозной, но все ее попытки не увенчались успехом. Возможность потренироваться выдавалась очень редко, да и то со своим братом. Вольфрам был старше ее на пять лет. Ей пришлось подрасти, чтобы заполучить его велосипед. Она хитрила, чтобы он брал ее с собой продавать футбольные карты на черном рынке.

Зная, насколько шустра его сестренка, Вольфрам позволял ей воровать сумочки у старушек. Жасмин должна была превосходить всех в игре в скат, и тогда он брал ее к своим товарищам. Вот так она и превратилась в мальчишку.

И только некоторое время спустя Жасмин заметила, что Вольфраму хотелось бы приводить с собой к товарищам не какого-то там сорванца, а свою маленькую милую сестренку. Наконец пришло время стать девчонкой.

Для этого ей не хватало тех мелочей, которые покупали в галантерейном магазине ее расфуфыренные школьные сверстницы. Помада, лак для ногтей, тушь, пудра, тени – нее это стоило целое состояние. К сожалению, ее мать не пользовалась косметикой, и поэтому у Жасмин не было возможности поэкспериментировать над своей внешностью дома.

– Ты и без этого красива, – утверждала мать, когда Жасмин хотела попросить у нее денег. – Женщину больше всего красит ее молодость и невинность. Из тебя никогда не выйдет легкомысленной девицы.

В четырнадцать лет Жасмин поймали на воровстве в одном из магазинчиков на Кайзер-штрассе. Дома разразился грандиозный скандал. Отец влепил ей пощечину. Мать чуть не подавилась за ужином куриной грудкой. Слова «ложный путь» стали самыми страшными для Жасмин. Казалось, они в полную силу отражались от дубовой стенки и снова возвращались к ней.

– Твой брат учится на прокурора, а ты воруешь! – вопил отец. – Как ты могла такое сделать?

На семейном совете было решено отправить Жасмин в интернат на перевоспитание. Интернат находился недалеко от Наден-Бадена, и это был выход избавить от забот ее больную мать. Государство брало все расходы на себя, независимо от того, кто твои родители – скупщики подержанных автомобилей или очень богатые предприниматели, такие, как, например, родители Николь Тиллер.

Николь уже три раза уличали за то, что она воровала одежду. Ей не особо-то и нужны были эти вещи, потому что она всегда располагала деньгами на карманные расходы. У нее даже был выработан свой стиль. Уже в начальных классах она знала о таких шикарных женщинах, как Джулия Робертс из «Красотки», Верона Фельдбуш и Клавдия Шиффер, поскольку дома у нее было кабельное телевидение «Премьер», супермодный проигрыватель и паркет, на котором она училась дефилировать, выполняя различные па.

В подростковом возрасте Николь можно было дать восемнадцать лет; она знала, как делать покупки на улице Лихтенталер-штрассе и Ланген-штрассе в Баден-Бадене. У нее в сумочке всегда были маникюрные ножницы, чтобы в примерочной отрезать фирменную бирку, а потом выторговать скидку. Николь никогда не торопилась покинуть магазин, даже если под свитером у нее были две неоплаченные футболки.

Учащиеся интерната тянули жребий, и так получилось, что первый год девочки должны были жить в одной комнате, а на следующий год это уже было само собой разумеющимся.

– Противоположности притягиваются, – любила говорить Николь, изображая из себя зрелую девушку. Открыв рот, Жасмин слушала ее рассказы о Монте-Карло, яхтах, о том, как они с матерью ездили в Париж, Лондон и Нью-Йорк специально за покупками. Николь даже успела покататься на «Порше» – понятное дело, незаконно, так как у нее не было прав.

– Вообще-то, все ездят на «Порше». А вот я выйду замуж за мужчину с «Феррари».

Но как-то раз машина Тиллеров тоже оказалась на автомобильной площадке Канделя. Это был «Мазерати» цвета металлик. Жасмин как сейчас помнила странный трезубец на решетке радиатора и опоясанные миндалевидным ореолом часы на панели с приборами. Даже фамилию Тиллер она узнала до того, как познакомилась с Николь, потому что ее отец никогда не упускал возможности прокомментировать очередную газетную статью о Карле Хайнце Тиллере – коллекционере произведений искусства, спортивном спонсоре и великом предпринимателе.

– Да, машина Тиллеров тоже была у меня на площадке. И он так ее и не выкупил. Можешь даже посмотреть…

Но это никогда серьезно не интересовало Жасмин. Главнее для нее было то, что наконец-то в ее жизни появилась подруга со всеми вытекающими из этого последствиями. Они хихикали ночи напролет, перемывали косточки одноклассницам и рассказывали друг другу без утайки все свои секреты.

– Прокладки! – говорила Николь. – Да кто еще ими пользуется? Почему считается, что тампоны вредны для здоровья? Это твоя мама в «Эмме» вычитала? Наверняка там еще написано, что высокие каблуки вызывают привыкание, а с косметикой на лице мы вообще деградируем. Как хорошо, что моя мама читает «Бригитту»!

Это было прекрасное время. Будущее Жасмин было разложено по полочкам: она выйдет замуж за миллионера и будет загорать на яхте. Каким-то образом Николь удалось убедить Жасмин в том, что длинные волосы придают женщине женственность.

– Да отпусти же ты, наконец, волосы.

– Но ведь длинные волосы – это не очень удобно.

– Где именно?

– В бассейне, например.

– А я, кстати, думаю, что ты должна завязать с плаванием, иначе твои плечи будут слишком широкими.

Жасмин рассматривала свои накачанные руки и думала, что это не нравится мужчинам. Как утверждала Николь, им нравятся красные ногти, бритые ноги и подмышки.

– И обязательно нужно носить серьги. Мужчины это любят.

– А если кто-то начнет заигрывать?

– А для чего же они еще нужны? Или ты всю жизнь хочешь выглядеть как мальчишка?

Перед самым Рождеством, когда Жасмин было уже шестнадцать, она выиграла чемпионат земли Баден-Вюртемберг по плаванию вольным стилем на дистанции сто метров. Тогда Николь проколола ей уши. Она взяла иголку, подержала ее на огне зажигалки, зафиксировала ухо пробкой и приступила к делу. Иголка проткнула мочку уха со звуком, который напоминал тот, с каким мать втыкала иголки в игольницу.

Больно было только сначала, когда Николь хотела вставить ей сережку и не смогла сразу найти дырку, так как из нее текла кровь. Потом Николь смазала мочку маслом чайного дерева, чтобы не было воспаления. С горящими ушами Жасмин сидела на своей кровати и чувствовала себя совсем другим человеком. С тех пор она стала покупать сережки, кольца и отпустила волосы.

Николь и Жасмин побратались, но так как они жили в эпоху СПИДа, то весь процесс был чисто символическим и пили они не кровь, а красное вино. По крайней мере, в церкви во время причастия делали то же самое. Конечно, это скорее было похоже на клятву в том, что они навсегда останутся сестрами.

– Ты – моя младшая сестренка, – утверждала Николь. – И я всегда буду присматривать за тобой. Мужчине, причинившему тебе боль, придется иметь дело со мной. Клянусь!

Может, уже тогда они были конкурентками, хотя такая неопытная девушка, как Жасмин, этого не понимала. Иногда она замечала, что за пределами интерната они живут в разных мирах, чуждых друг другу.

Как-то во время одного похода к пчеловоду на уроке биологии Николь ужалила пчела. Впоследствии она заявила в суд на учителя биологии и потребовала материального возмещения ущерба.

– И что же он тебе сделал? – спрашивала Жасмин, выражая свое недоумение. – Только из-за того, что пчела…

– Зачем вообще нас туда потащили? – защищалась Николь. – Учителю биологии так и хотелось, чтобы кого-то укусила пчела. Если бы у меня была аллергия на пчел, я могла бы вообще умереть.

Жасмин смеялась в ответ.

– Не надо было так нервно размахивать руками. Даже ребенок знает, что пчелы могут ужалить. Наверное, только дети богатых родителей этого не знают. У них же есть папочка, который сразу побежит в суд, если кто-то обидит их чадо.

Жасмин замечала, как она взрослеет рядом с Николь. И хотя Николь все еще верила в свою роль старшей сестры и подруги, они обе уже были победительницами – каждая в своей сфере. Иногда, сравнивая свое поведение с поведением Николь, Жасмин думала, что она была на ступеньку выше, правда, пока дело не доходило до конфликтов. А для Николь Жасмин так и оставалась загадкой. Не то чтобы Николь стремилась понять Жасмин, но она все чаще говорила:

– Жасмин, я тебя не понимаю. Нет, правда! Почему ты не даешь Сильване списать у тебя математику? Разве тебе не все равно?

Но Жасмин было не все равно: если бы учитель математики заметил, что Сильвана списала у Жасмин контрольную работу вплоть до ошибки в знаке перед числом, то тогда бы и Жасмин получила ноль баллов.

– Да какая тебе разница! – кричала Николь, делая вид, что никак не может этого понять. – И это с таким раскладом, как у тебя! Четырнадцать или пятнадцать баллов по математике – это же не так важно.

Как раз это было важно.

– И вообще, ты мелочная, несговорчивая и ограниченная! Ты это знаешь?

– А ты уж слишком щедра к моим оценкам, – отвечала Жасмин, повышая голос. – Ты никогда не знала математику настолько хорошо, чтобы кто-то захотел списать у тебя. И тебе это не нужно. Если ты провалишь экзамен на получение аттестата, твой папочка подаст жалобу в суд и обвинит в этом школу.

– Да ты просто завидуешь мне!

– Чему, Николь? Ну, скажи, чему именно?

Пожав плечами, Николь отвернулась и буркнула:

– Тебе бы не помешало выщипать брови.

Внешне Жасмин оставалась все еще маленькой сестренкой взрослой Николь. Волосы у Николь были длинные, ниже лопаток, в то время как рыжие пряди Жасмин казались настолько редкими, что она не решалась отпускать их ниже плеч. Лицо Николь в форме сердца не имело ни единого изъяна. Когда она смеялась, то казалось, что у нее больше зубов, чем у других людей. Это были не зубы, а ряд переливающихся жемчужин.

Жасмин, напротив, всегда имела проблемы с зубами, хотя постоянно следила за ними и старалась вовремя лечить. Ее нос украшали многочисленные веснушки, а верхняя часть рук была в два раза толще, чем у Николь, – сказались активные занятия плаванием, которые нарушили пропорции плеч и бедер. Как и предсказывала подруга, плечи стали намного больше, чем были раньше.

Фигура Николь, будь она в облегающих брюках, мини-юбке с топом выше пупка или в любой другой одежде, была просто праздником женственности и вызывала неизменный восторгу мужчин. Не было никакого сомнения, что близкая подруга Жасмин появилась на свет, чтобы дефилировать взад-вперед по красному ковру подиума. Жасмин была рождена явно не для этого.

Конечно, несправедливо списывать все это на счет отца, обремененного своими делами, десятками машин, отданных в кредит. К тому же он никак не одобрял ее дружбы с Николь, каждый раз с гордостью напоминая дочери о своем положении.

– Ну и что? – говорил он. – Машина Тиллеров тоже была как-то на моей площадке. И им так и не удалось ее выкупить.

Он ответил категорическим отказом, когда Жасмин сообщила ему незадолго до последних летних каникул перед сдачей выпускных экзаменов, что Николь пригласила ее на Средиземное море покататься на яхте ее отца. Яхта ждала их в гавани Пальма-де-Майорка с капитаном и полным обслуживанием.

– Чтобы эти люди тебя еще и содержали? Нет, я этого не допущу.

– Николь – моя лучшая подруга! – запальчиво кричала Жасмин, обидевшись на отца за то, что у нее нет возможности принять самостоятельное решение, в то время как твой жизненно важный шанс пролетает мимо.

– И кто же тебе оплатит дорогу? Думаешь, я работаю для того, чтобы ты просадила все деньги в Монте-Карло?

– Но у меня есть немного денег. Вам не придется тратиться на меня.

– А как ты собираешься расплачиваться в ресторанах, за экскурсии по городу, дискотеки, шмотки? Нет уж. За всю свою жизнь никто из нас не жил за чужой счет. И ты тоже не будешь. И уж точно не на подачки этих пройдох Тиллеров. Его машина была у меня на площадке. Такие, как они, живут только в долг. И в один прекрасный день все взлетит на воздух. И тогда придет конец и драгоценностям, и яхтам. Вот увидишь!

– Да ты просто завидуешь!

Целые выходные отец не разговаривал с ней. В следующую субботу он отдал ей билет на самолет в Барселону и зарезервировал гостиницу на три недели. Этот молчаливый жест уязвленной отцовской гордости тяжело было назвать подарком. Конечно, он мог позволить себе отправить свою дочь в путешествие, а потом за пивом в каком-то кабачке похвастаться этим. Жасмин понимала, что все это за счет жизненных проблем других людей. Денежная разница между тем, сколько отец выкладывал за машины, и суммой, за какую их у него потом выкупали, и составляла чистый навар. Или же он зарабатывал на том, что позже продавал машины подороже. А времена становились все тяжелее и тяжелее. Так, по крайней мере, было для бедных. Богатым же, конечно, жилось хорошо.

– Мы заберем тебя в Барселоне, – сразу же предложила Николь, когда они снова встретились в понедельник в интернате. – Тебе понравится там, я обещаю. Целых три недели – это же просто праздник!

На самом деле это было сущим адом.

Жасмин невольно вздрогнула. Папка с бумагами соскользнула с ее колен, и ей пришлось нагнуться, заглянув под стол, который отделял ее от какой-то молодой особы, сидевшей напротив с книгой в руке. Она оторвала глаза от книги и покосилась на Жасмин. Тем временем та собирала фотографии и распечатки из интернета между ног совсем незнакомого человека.

– Извините.

– Ничего страшного, – ответила девушка и подала ей лист.

Это была копия одной газетной статьи под названием «Неужели ограбление виллы Тиллеров фикция?». Как сообщалось в статье, полиция провела расследование, чтобы выяснить, насколько правдиво заявление господина Тиллера о том, что в его вилле у горы Турмберг в Карлсруе-Дурлах действительно похищены пять картин. И почему в тот вечер, когда произошло ограбление, у них была выключена сигнализация?

Кроме этой статьи трехлетней давности, никакой другой информации о Тиллерах в досье Рольфа не было. Возможно, имел место совершенно секретный судебный приказ о дальнейшем неразглашении подробностей этого дела. Как-то Вольфрам объяснял ей, что в некоторых случаях, когда дело касалось знаменитых людей, так и поступали, чтобы их имя не было публично опозорено. Прокурор и судья тайно между собой выносили приговор и наказание.

Если у обвиняемого не было никаких возражений, то дело закрывали. А такие, как Тиллер, из кожи вон лезли, только бы не допустить открытого разбирательства. Судимостью больше, судимостью меньше – Тиллеру было все равно. Он не собирался идти в политику. Жасмин спрятала бумаги в папку, решив посмотреть их позже, в более спокойной обстановке, когда воспоминания перестанут тревожить ее. Хорошо, что она не поехала на машине, иначе у нее не было бы ни малейшего шанса все обдумать. Пришлось бы следить за разметкой, дорожными знаками, светофорами, и ей было бы не до воспоминаний о яхте из вишневой доски, которая по стоимости не уступала новой четырехкомнатной квартире, и Карле Хайнце Тиллере, этом хвастуне и ворчуне.

Это была уже не первая встреча Жасмин с Тиллером, но до того дня она видела его только в деловом костюме, с галстуком и белым воротничком. В такой свободной обстановке, когда отец подруги появился в плавках, она видела его впервые. Он часто заигрывал с ней в присутствии матери Николь, и ей приходилось прятать от стыда глаза. Когда Жасмин поняла, что эта стройная загорелая женщина с пухлыми губами спит с капитаном, стыд пропал. В принципе, Карл Хайнц Тиллер был пьян двадцать четыре часа в сутки. Он не стеснялся лакать «Сангрию» прямо из-под крана в «Бальнеарио-6», хватать за грудь девушек из шоу «Мисс мокрая футболка» или быть в числе тех десяти, которые первыми приходят утром в столовую, чтобы бесплатно позавтракать. Вот так псевдобогач!

– Мой отец тоже был всего лишь продавцом подержанных автомобилей, – говорил он.

Его жена только хмурила брови, когда он ругал простых работяг, хлопал Жасмин по попке в бикини и сравнивал цены на пиво, колу и одну порцию больших креветок в разных пивных, чтобы потом выбрать ту, которая подешевле.

– Не обращай внимания на моих родителей, – старалась успокоить подругу Николь. – Они всегда такие во время отпуска.

Потом Карл Хайнц Тиллер подошел к Жасмин и сунул ей в лифчик бикини пачку купюр.

– Купи себе что-нибудь заводное. А то ты уж слишком серьезная.

Его жена, возможно, расценила это как оплату услуг, о которых Жасмин даже мысли не допускала.

Но дело было не только в этой навязчивости Тиллера, ничего, в принципе, не значившей. Больше всего ее раздражали молодые загорелые парни, которые толпами расхаживали по яхте: они загорали, пили пиво и с каким-то особым равнодушным профессионализмом флиртовали с Николь.

Время от времени вся эта пресытившаяся публика вдруг взрывалась диким смехом, сопровождавшимся поблескиванием глаз и облизыванием губ. Это продолжалось до тех пор, пока Николь, ее мать или появившиеся из ниоткуда жеребцы в узких плавках не начинали какую-нибудь любовную потасовку.

Сегодня Жасмин казалось, что тогда, возможно, будучи по-детски наивной, она что-то не так понимала. Ничего страшного в том, что эти красивые молодые люди так развлекались, не было. Просто она оказалась лишней на этом балу разврата. Ее здесь никто не замечал, никому не было до нее дела. За все время, проведенное на яхте, она не произнесла ничего, кроме «спасибо», «пока», «спасибо, достаточно».

Как-то один молодой человек, проходя мимо, схватил ее за грудь, взвесил и сказал:

– Маленькая, да удаленькая.

Защищаясь, она только пожала плечами, и этого хватило, чтобы он отстал от нее с недоуменной улыбкой на лице.

За эти три недели Николь отдалилась от подруги, а вырвавшаяся у той фраза: «Какая же ты зануда» – оскорбила Жасмин до глубины души. Если бы только она могла сбежать оттуда, то сделала бы это давно. Жасмин чувствовала себя как в ловушке: она зависела от Тиллеров, поскольку они пообещали подкинуть ее в Барселону на самолет. Через неделю все ее сбережения закончились.

Уже во второй раз папка съехала у нее с колен – на этот раз из-за резкого торможения поезда. Но Жасмин удалось придержать бумаги. За окном проплывали лес и вокзальная вывеска с надписью: «Данненвальде», и через несколько секунд поезд остановился.

На этой станции в вагон зашел всего один человек – молодой мужчина, который так тяжело дышал, будто ему пришлось бежать за поездом. На нем были потертые джинсы, в руках – дорожная сумка и костюм в чехле от Seisser & Cie. И то, и другое стоило в десять раз больше, чем весь багаж Жасмин. Вместо того чтобы пройти в вагон первого класса, он остановился возле купе на шесть человек с маленьким столиком посередине, где сидела Жасмин и другие пассажиры. Свою дорогую сумку он засунул в багажный отсек, быстро стащил с себя пропитанный потом льняной пиджак, скомкал его и бросил на сиденье у прохода напротив Жасмин. После этого он сразу достал мобильный телефон.

– Да, мама, это я, – говорил молодой человек, стараясь дышать ровно. – Нет, я сейчас в поезде. Мой рыдван снова испустил дух. Ничего не поделаешь. Да, я знаю… Я ценю… – Он посмотрел на часы. – Да… Нет…

Девушка, сидевшая возле окна по его сторону, на мгновение оторвалась от книги, которую она читала еще с Ораниснбурга.

На руке молодого человека красовались швейцарские часы Ulysse Nardin с якорем на циферблате и светящимся голубым ремешком, стоимость которых, по предположению Жасмин, приравнивалась к автомобилю среднего класса. Судя по его виду, у него поломалась машина – об этом свидетельствовали пятна машинного масла на руке, державшей телефон, кровоподтек на мизинце. Его предплечье было покрыто черными волосками.

Жасмин всегда считала себя счастливой в том плане, что она никогда ничего не имела против волосатых мужчин. Если женщина молода, как Жасмин, и у нее никого нет, то она непроизвольно оценивает каждого мужчину, прикидывая, подходит он ей или нет. В ее голове тут же появляются мысли, что, может, он слишком бесчувственный, чтобы сразу влюбиться, и готова ли она отбить такого у своей лучшей подруги.

Жасмин поймала на себе взгляд девушки, сидевшей у окна. Теперь, когда в их обществе появился мужчина, нужно было проверить наличие игроков. Незнакомка была изящна, стройна, черноволоса, с миндалевидными глазами. В своей двойке в розовую, голубую и светло-зеленую полоску и черныx брюках она выглядела весьма привлекательно. Самая настоящая королева электричек.

Это было вполне по-мужски – усесться между двух женщин, точнее, сесть на сторону более грациозной, той, которая слабее и женственнее. Очевидно, он сделал это инстинктивно, руководствуясь глубоко укоренившимися правилами поведения сильного пола. Мужчины ведь всегда на охоте.

– Нет, мама, – продолжал говорить молодой человек – С этим у меня все по-прежнему… Нет…

Поезд тронулся, и у Жасмин тоже зазвонил мобильник. На дисплее высветился номер ее матери. Она хотела проигнорировать звонок, но потом все-таки ответила:

– Алло, мама.

– Доченька, ты где? У тебя в офисе сказали, что ты уехала.

– Да, я еду на Балтийское море, у меня там дела.

– Да, но в офисе сказали, что…

– С кем ты говорила? С Петрой? Она сама ничего не знает. Я еду по личному поручению начальницы.

– Ты будешь работать в выходные? Что это такое? Ты вообще собираешься когда-нибудь отдыхать?

Жасмин было двадцать семь, она много работала и об отдыхе не мечтала.

– Мама, я действительно не знаю, – говорил в это время мужчина, сидевший напротив. – Да, этот поезд останавливается в каждой дыре. Нет, перестань… Я точно приеду туда вовремя, чтобы забрать свою дочь.

«Посмотрите на него, он уже разведен», – подумала Жасмин и спросила:

– А что такого срочного, мама?

В какой-то момент мужчина вдруг обнаружил на своих джинсах жирные пятна, которых только и не хватало для завершения их поношенного вида. Черная как смоль прядь волос выбилась из его нерасчесанной шевелюры, касаясь упрямой складки губ, свидетельствовавшей о том, что он не умел подавлять свои чувства. У него было слегка обветренное лицо и пронзительные черные глаза. Выхоленный сыночек богатеньких родителей.

– Не хочешь приехать в Карлсруе на эти выходные? – спросила мать у Жасмин. – Ты ведь знаешь, что у твоей тетки Цихори день рождения.

– Передавай ей привет, но я не могу, – терпеливо отвечала Жасмин. – У меня дела.

– Твой брат тоже отказался. С тех пор, как он познакомился с этой девкой…

Жасмин вздохнула.

– Мама, – сказала она тихо, перебив ее, – я отключаюсь. И на следующие выходные я тоже не смогу приехать: у меня дела.

– А тебе не кажется, что пора избавляться от твоего детского упрямства? Мы ведь тебя не выгоняли. Ты сама тогда приняла решение уехать в Берлин.

Жасмин убрала телефон от уха и опустила его. Было слышно, как мать что-то еще рассказывала, но она не слушала ее, наблюдая за проплывающими за окном цветущими лугами, голубыми озерами и зазеленевшими лесами. Бросив мимолетный взгляд на мужчину, сидевшего напротив, она заметила, что он смотрит на нее. Девушка у окна тоже заметила его заинтересованность Жасмин, какой бы кратковременной и незначительной она ни казалась, и провела рукой по своим темным волосам.

Жасмин снова приставила телефон к уху.

– Мама, нам действительно нужно заканчивать разговор. У меня батарейка села. Я тебе еще позвоню. – С этими словами она отключилась.

Девушка у окна ухмыльнулась и отвернулась к окну, вложив в закрытую книгу палец. Даже если женщины и соперничают из-за мужчин, у них всегда есть объединяющее начало – их матери.

– Ваша мать тоже называет любую незнакомку девкой? – неожиданно поинтересовалась Жасмин.

С недоумением посмотрев на нее, девушка чуть помедлила, а потом расплылась в жемчужной улыбке. Таким образом ей наконец удалось привлечь к себе внимание молодого человека. К тому времени он уже тоже закончил свой разговор с матерью.

– А что сказала бы ваша мать? – спросила Жасмин, обращаясь к новому попутчику.

– Моя мать управляет брачным агентством. Она зарабатывает на том, что мужчины интересуются женщинами. – Он с улыбкой посмотрел на обеих и поднял выпачканные в масле руки.

– Может, у кого-то из вас найдется салфетка?

Девушка у окна не заставила себя долго ждать, тут же изъявив желание быть ему полезной. Жасмин не сдвинулась с места.

– Благодарю, – сказал он, тщательно вытирая пальцы.

Его взгляд устремился на кондуктора, который вошел в вагон и крикнул: «Кто только что сел в поезд?» Чтобы достать бумажник, мужчина должен был встать и достать из багажного отсека свой скомканный пиджак. Тем временем королева электричек, не в силах отвести взгляд, уставилась на его спину, обтянутую оливковой футболкой. Она с интересом рассматривала его, как, впрочем, и Жасмин. Под мягким трикотажем явственно проступали крепкие мышцы спины и накачанный пресс хорошо натренированного спортсмена-любителя. Поскольку билет у него был до Ростока, то пассажир поинтересовался, когда туда прибывает поезд, и, прикинув время, посмотрел на часы. Но почему же он все-таки не пошел в первый класс?

Жасмин опустила взгляд и открыла лежавшую на коленях папку, которая слегка упиралась в столик. Правило номер один в инструкции по соблазнению мужчин звучало так: если тебе нравится мужчина, то пусти в ход один козырь и дальше делай что хочешь, только не проявляй свою заинтересованность его персоной. Тем более что этот мужчина с плоским животом был ей совершенно неинтересен уже потому, что для таких, как он, она всегда будет женщиной второго сорта.

– И что вы читаете? – через некоторое время полюбопытствовал он, обращаясь к девушке у окна.

Смутившись, та засмеялась.

– Да вот, купила на вокзале.

Это был какой-то роман в пестрой обложке.

– И что? Интересно?

– Нормально. Это любовный роман.

Жасмин попробовала сосредоточиться на досье Рольфа о концерне «Розеншток». Перед ней стояла куда более трудная задача, чем привлечь к разговору какого-то случайного попутчика, которого она никогда больше не увидит.

Концерн «Розеншток» был одним из крупнейших предприятий, в послевоенные годы обеспечивший работой всех жителей Люнебургера Хайде. Оказывается, по закону он не мог называться концерном, потому что всегда оставался обществом с ограниченной ответственностью. После падения Берлинской стены в Ростоке построили огромную фабрику.

Новые земли Германии привлекали своими рынками сбыта. Возможно, они получали материальную помощь от государства.

В начале девяностых делами «Розеншток» заведовала одна холдинговая компания, директором которой был старик Гюнтер Розеншток Они скупили всевозможные мелкие фирмы, владевшие стоянками, телефонной компанией, производством компьютерных комплектующих, и даже агентство по транспортировке строительных машин. Дело едва не дошло до покупки специальных конструкций для ремонта путей, которыми занимался Тиллер.

Жасмин оторвала глаза от папки с бумагами: девушка продолжала читать свой роман, а мужчина откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.

После краха на бирже, который случился около трех лет назад, концерн «Розеншток» постепенно начал распродавать мелкие предприятия и сосредоточил все усилия на основной продукции: кухонном оборудовании, кухонной мебели, бытовой технике – от дешевой до класса люкс. Рольф вложил даже брошюру, в которой была представлена модель «Болонья»: простые линии, классический белый в сочетании с теплым цветом ореха, встроенная плита, полностью соответствующая эргономическим требованиям.

Жасмин не могла не ухмыльнуться: даже в таких совершенных кухнях была кое-какая недоработка. Взять, например, дверные ручки, выполненные дизайнером на заказ: в местах их крепления к дверце собиралась грязь, и, если у тебя короткие ногти, вымыть их было весьма проблематично.

Поезд въехал в Мюрицкий национальный парк с его густыми лесами, непроходимыми болотами и кристально чистыми водоемами. Через несколько минут он сделает остановку в Варене – городе, где сливаются три голубых озера.

Девушка у окна захлопнула книгу и встала. В тот же момент джентльмен, сидевший у прохода, вскочил с места, чтобы пропустить ее, и помог ей вытащить сумку из багажного отсека, хотя сумка вовсе не была тяжелой и девушка запросто могла справиться с ней сама.

– Спасибо, – сказала она и повернулась к Жасмин: – Счастливого пути.

– Хороших выходных, – ответила Жасмин.

Королева электричек исчезла. Испачканный джентльмен сел на свое место. Поезд тронулся. Жасмин снова погрузилась в изучение бумаг.

– Извините.

Жасмин подняла глаза.

– Вы не могли бы присмотреть за моими вещами? Я хочу пойти купить кофе: пока в этот вагон что-то принесут поесть, мы будем уже в Ростоке.

– В этом вагоне никто ничего носить не будет, но в поезде есть закусочная, – объяснила Жасмин.

– Да? Понятно. Тогда, может, вам принести кофе или что-нибудь еще? – Его брови и вправду были цвета горького шоколада.

– Нет, спасибо.

– Ну как хотите. – Но вместо того чтобы встать, он нагнулся вперед. – Извините за любопытство, но в таких узких вагонах нельзя этого не заметить. Я задаю себе вопрос…

– Возможно, – любезно прервала его Жасмин, – если бы вы прошли в первый класс, то соблазн бы был меньше.

Он озадаченно усмехнулся.

– Знаете ли, эти помешанные на своих ноутбуках люди в первом классе раздражают меня. При каждом их телефонном звонке они зарабатывают миллионы. Вы мне не верите? Неужели и во втором классе попутчики не разговаривают между собой?

Жасмин дружелюбно улыбнулась.

– Вы что, пишете бестселлер и едете в вагоне с деревянными сиденьями из чисто утилитарного интереса?

Он очаровательно улыбнулся во весь рот.

– А у вас острый язычок, как я и думал. «Ты не должен потерять ее из виду», – сказал я себе, поэтому и сел напротив вас. Не очень-то приятно, когда на тебя нападают из-за угла.

На этот раз его слова озадачили Жасмин, и она улыбнулась, пытаясь скрыть свою растерянность.

– Ладно, – довольно произнес он. – Теперь я иду за кофе. Вы и вправду ничего не хотите?

Жасмин покачала головой, делая вид, что занята и он ее отвлекает. Молодой человек требовал от нее полного внимания к своей персоне, не ее личного, конечно, а просто внимания женщины. Похоже, его задело, когда она дала понять, что очень легко может обойтись и без него. Ее пульс участился: она не любила, если кто-то был остроумнее ее.

Когда он вернулся, Жасмин уже спрятала в сумку досье на Тиллеров и концерн «Розеншток» и смотрела в окно. Солнце как раз достигло наивысшей точки. Краем глаза она заметила, что он нагнулся и поднял лист, лежавший на полу под его сиденьем.

– Это ваше?

– Ах да, спасибо. – Наверное, этот лист выпал из папки, когда она соскользнула с ее колен. На нем была запечатлена конструкция для ремонта железнодорожных путей. Жасмин сложила лист пополам и спрятала в свою дорожную сумку.

– Извините меня, что не могу оставить вас в покое, – сказал молодой человек, снова пытаясь завести с ней беседу. – Я точно уверен, что где-то уже видел вас.

Вот так совпадение!

– Я не шучу. Мы на самом деле где-то встречались. И это было не так давно. Вполне понятно, что вы можете меня не помнить. Таких мужчин, как я, десятки. Но женщин с таким цветом волос… Какой потрясающий рыжий цвет! Это не просто рыжий… Как бы так выразиться? Это аристократический рыжий, нежный, как ветер в пустыне. Он напоминает мне одну актрису. Вот только не могу припомнить ее имя.

– Мия Фэрроу? – предположила Жасмин. – Помните эту маленькую чертовку из фильма по роману Агаты Кристи «Смерть на берегу Нила»? По крайней мере, моя мама всегда находила какое-то сходство. Может быть, поэтому вам кажется, что мы знакомы.

– Я ведь не говорил, что мы знакомы…

«Какой педант», – мелькнуло в голове Жасмин.

– Это было неделю назад возле Красной ратуши в Берлине, – продолжал мужчина. – Я видел вас со спины. Вы не подумайте, я не хочу показаться навязчивым, но цвет ваших волос заставил меня задуматься, светлое ли у вас лицо и есть ли веснушки. Я даже предположил, что у вас изумрудно-голубые глаза. – Он усмехнулся. – И вот теперь все сходится, даже веснушки… Замечательно. Кстати, из-за ваших веснушек я отказался от первого класса.

Жасмин уже начала думать, что имеет дело с каким-то болтливым сердцеедом. У нее внутри все сжалось, и она приготовилась к обороне. Главное правило в инструкции по соблазнению женщин гласит: никогда не говорите более пяти слов подряд, пока женщина не скажет более десяти. В принципе, придерживаться этого правила не так уж и сложно.

– Во всяком случае, – продолжал он, – этот день я не забуду никогда. Мой лучший друг собирался жениться. Но когда они вошли в загс, его невеста вдруг передумала выходить замуж и убежала. Как оказалось, у нее был кто-то другой.

– О! – воскликнула Жасмин. – Прямо как в фильме. Жаль, что меня там не было.

Мужчина откинулся на спинку сиденья и посмотрел на свои хоть и вымытые, но уставшие руки.

– Это был удар для моей матери.

– Для вашей матери?

Он снова посмотрел на нее.

– Как я уже говорил, она руководит брачным агентством. Большая часть ее клиентов – это менеджеры и прочие трудяги, не имеющие времени подыскивать себе подходящую партию.

– Но… – Жасмин прикусила нижнюю губу. Она уже собралась доказать ему, что Ксандра была недостойна Ахима и ни при каких обстоятельствах не годилась ему в жены.

Жасмин вздохнула, понимая, что вовремя остановилась.

– Да? – спросил он, проявляя интерес. – Что вы хотели сказать?

– Значит, это ваша мать свела их вместе и подтолкнула к свадьбе?

– Да, но еще с самого начала все шло как-то наперекосяк. Было много неточностей в сведениях о невесте, особенно в той части, которая касалась ее финансовой независимости. Когда я проверял ее кредитоспособность, выяснилось, что она – дочь торговца фруктами из Кройцберга. Но на тот момент она уже успела до безумства влюбить в себя моего друга. А потом эта девка… Извините… Это глупое создание убегает во время брачной церемонии. Вы можете мне объяснить, что творится в голове такой женщины?

– Может быть, деньги – это еще не все.

Молодой человек усмехнулся.

– Но ведь вы согласны, что нет ничего более привлекательного, чем деньги? Почему же тогда молоденькие девушки выходят замуж за старых хрычей?

Жасмин улыбнулась.

– Не из-за денег, а потому, что мужчины постарше умеют слушать.

– Вы имеете в виду, что пожилой муж может заменить отца?

– А вы считаете, что отцы умеют слушать? – Жасмин была искренне удивлена.

– Неужели ваш отец не слушает вас?

– А ваша мать? Она дает вам выговориться?

– Конечно. Я по убеждению маменькин сынок и уверен, что никто и ничто не может стать на пути между матерью и сыном. Ни одна женщина не способна на такое самопожертвование, как мать, ни одна не сможет так безоговорочно прощать его недостатки и превращать их в достоинства. А у меня недостатков хоть отбавляй.

Жасмин поняла всю иронию его слов и не стала расспрашивать о его ошибках.

– А вы… – оживленно продолжил он, – хотите заказать в Ростоке кухню «Розеншток»?

Жасмин отрицательно покачала головой.

– Нет, я снимаю квартиру, поэтому не собираюсь покупать кухню – это не стоит того.

– Значит, не для себя? Может, для гостиницы? Нет? Я так решил, поскольку вы пролистывали брошюру с кухнями и сказали, что едете туда по делу.

– Нет, на Балтийское море я еду в отпуск.

На его губах появилась ухмылка.

– Значит, вы соврали матери.

Жасмин предпочла промолчать.

– А чем вы вообще занимаетесь?

– Я… я журналистка, – неохотно ответила она.

– Вот как! Интересно… И для какой газеты вы пишете?

– Для разных.

Он нахмурил лоб.

– Не понимаю, что общего между кухнями и строительными машинами, точнее, между кухнями «Розеншток» и сооружениями для ремонта железнодорожных путей? Пожалуйста, простите меня за мою назойливость. По дороге в отпуск вы читали и о том, и о другом.

– Я просто интересуюсь, – ответила Жасмин, лихорадочно придумывая ответ. – В девяностых годах концерн «Розеншток» скупил несколько мелких предприятий, среди них была фирма, которая занималась продажей строительных машин.

– В самом деле? Вы подозреваете, что тут что-то нечисто?

– Что же тут может быть нечисто? – с серьезным видом спросила Жасмин.

Он поднял руки.

– Понятия не имею. В те годы меня не было в Германии.

«Странный ответ», – подумала Жасмин. Молодой человек заметил, что они подъезжают к Ростоку, и не стал развивать эту тему дальше. За окном тянулись автобаны, ветросиловые установки, то тут, то там появлялись признаки большого города.

– И где вы решили остановиться? – спросил он, поднимаясь со своего места.

– Я еще точно не знаю. Посмотрим.

Он тяжело вздохнул.

– И вы ни за что не позволите мне подсмотреть в ваши карты?

Жасмин улыбнулась, вытащила сумку из-под сиденья и встала.

– Разрешите мне хотя бы дать вам мою визитку. – Он протянул визитку, зажатую между указательным и средним пальцами. – В Кюлюнгсборне у меня есть яхта. Может быть, отдохнув от моих настойчивых расспросов, вы захотите как-нибудь поужинать со мной? Или вдруг у вас возникнет желание прокатиться со мной и поболтать. Звоните мне на мобильный в любое время суток. Только, пожалуйста, не отвечайте сейчас отказом.

– Хорошо.

Жасмин сунула его визитку в карман пиджака, даже не взглянув на нее. Уже в подземном переходе она потеряла его из виду. Мужчина спешил к южному выходу, в то время как Жасмин осматривалась возле указателей. На черном полу блестели зеленые вкрапления бутылочного стекла.

Поднявшись по ступенькам, она попала в старое здание вокзала с закругленным фасадом и колоннами, украшенными лепкой. Оно, как ей показалось, было похоже на курортную гостиницу. Глубоко вдохнув морской воздух, Жасмин отправилась к парковке. У нее в руках был ключ от «Форда» фиолетового цвета, который агентство заранее заказало для своего сотрудника.

Она выезжала из Ростока в западном направлении, провожая взглядом строительные рынки и торговые центры, которые тянулись бесконечной цепочкой по обе стороны дороги. Жасмин устремила взор к необъятным просторам полей и густым бесконечным лесам, которые сливались с посадками деревьев, обрамляющих дорогу. А вот небо над Ростоком показалось ей чужим. На фоне бескрайней небесной синевы, наплывая друг на друга, медленно двигались облака. Их разнообразие поражало – это были кучевые и перистые облака, лентообразные и облака-вуали.

Была пятница, до Троицы оставалась неделя. В некоторых федеративных землях праздники уже начались. Но, несмотря на это, ничего особенного не происходило. Жасмин узнала, что в Хайлигендамме не нужно предварительно заказывать номер в гостинице, но так и не решила, стоит ли ей там остановиться, хотя Глория и оплачивала проживание.

От Бада Доберана вдоль мекленбургской железной дороги «Молли» тянулась трасса, ведущая через дебри темного леса прямо к Хайлигендамму, к белому городу у моря. От взора любопытных туристов Хайлигендамм скрывался за огромной общественной стоянкой, заборами и закрытыми воротами.

Хайлигендамм был основан еще герцогом Фридрихом Францем I. Чтобы утереть нос англичанам с их курортом в Брингтоне, во времена ГДР Хайлигендамм стал местом отдыха рабочих, и в 1997 году, как раз почти двести лет спустя после его основания, курорт выкупила кельнская инвестиционная компания, опередив берлинскую гостиницу «Адлон».

В Хайлигендамме насчитывалось около ста двадцати номеров класса люкс, около сотни многокомнатных номеров, а также номера для гостей. Открытие курорта состоялось два года назад. Около ста пятидесяти вилл, разбросанных между лесом, ипподромом и полем для игры в гольф, придавали зеленому городку завершенный вид. Устремившись в сторону восхода солнца, безмолвно красовались белоснежные фасады «Северинпале», выдержанные в классическом стиле, рядом были курортные здания «Гранд-отель», «Курхаус» и «Хаус Мекленбург». Они стояли под острым углом к пляжу, где мост, словно компасная стрелка, устремлялся на север, в зеленовато-серое Балтийское море. Между лесом и общественным пляжем по направлению к востоку выстроились в ожидании ремонта дома для туристов. Эти многоэтажные здания с эркерами, застекленными лоджиями и глухими окнами до сих пор не утратили свою былую респектабельность.

Значит, именно здесь состоится свадьба Николь. На вкладыше к свадебному приглашению было отмечено, что для гостей будут зарезервированы несколько гостиничных номеров, в том числе многокомнатных. Правда, там ничего не было сказано о том, кто за все это должен платить – хозяин или гости.

* * *

Пробираясь по лесным тропинкам, Жасмин обошла несколько шикарных зданий и вернулась назад, к парковке. Ей стало не по себе: здесь все пахло огромными деньгами и роскошью. И все-таки она должна разыскать дом «Хус Ахтерн Бум» в Кюлюнгсборне, откуда было отправлено анонимное электронное письмо.

Кюлюнгсборн располагался в десяти километрах западнее, прямо на белом пляже Балтийского моря. Городской лесопарк разделял его на части, уводя за собой курортные гостиницы и дома к морю. Конечно, тут тоже был морской мостик, с которого в направлении Хайлигендамма хорошо просматривались новейшие порты для яхт и береговая полоса, окаймленная лесом.

Жасмин сразу же пошла в квартирное бюро, чтобы узнать, как добраться к дому «Хус Ахтерн Бум». Ей показали этот дом на карте. Он располагался за городским лесопарком на улице Нойе Рае, которая уж никак не оправдывала свое название.

Туристический бум еще не успел дойти сюда. Здесь все оставалось так, как при ГДР: дома были мрачного серого цвета, а булыжная мостовая раздражала своей неровностью.

«Хус Ахтерн Бум» был построен еще в шестидесятые годы как профсоюзный дом отдыха и находился в самом лесу. Над входом нависал бетонный козырек. В приемной было полно ковриков и горшкообразных светильников, которые не освещали, а, наоборот, затемняли ее.

Женщина за регистрационным столом неторопливо оформляла бумаги. Ей было около тридцати, роскошные черные волосы обрамляли уставшее лицо. Ее одежда чем-то напоминала стиль переросшей девушки-хиппи: светло-голубая блуза из батика, цепочки из камня и длинная узкая юбка. Казалось, что ей до смерти надоело улыбаться.

Жасмин получила ключ от третьего номера. Поднимаясь по лестнице, она встретила толстого ребенка лет одиннадцати или двенадцати. Он шел медленно, прижимаясь к перилам, как девяностолетний старик, у которого болела поясница.

Джинсы, свитер, кроссовки, короткие русые волосы и темные глаза – сразу и не разберешь, девочка это или мальчик. Разумеется, прежде чем проявить свою бестактность, принимая девочку за уродливого мальчишку, лучше сделать родителям комплимент по поводу сына – так всегда поступали клиенты ее отца.

Чувствуя внезапную неловкость, Жасмин быстро свернула в коридор. Какой же беззащитной она была! Даже тот незнакомец в поезде мог запросто обвести ее вокруг пальца. Наверное, это объяснялось тем, что только спустя пять лет ей хватило сил обернуться назад и пересечь линию, которая отделяла ее настоящее, наполненное внутренней скованностью из-за страданий обманутой любви, и прошлое с его вечной ненавистью. Скоро, очень скоро она встретится с Николь и Северином!

Из окна ее комнаты открывался вид на городской лесопарк. Жасмин распахнула окна. Внизу, на маленькой лужайке, сохло белье. Полы в ее комнате были застелены каким-то особым мягким линолеумом, в верхнем углу сверкал экраном закрепленный телевизор. Осмотрев телефонную линию, Жасмин не нашла модема. Ванной комнате насчитывалось уже более десятка лет: когда Жасмин открыла кран душа, все стены тут же были забрызганы водой.

Она надела светло-голубую шелковую юбку со складками и темно-коричневыми кружевами и голубую блузу. В таком виде Жасмин в какой-то степени перестала быть собой. Ей не хотелось думать о своем непростом характере – сгустке обид и упрямства: сейчас она была женщиной, выполняющей важное задание.

Одевшись, она разложила на кровати карту местности. Если верить описанию дороги в свадебном приглашении, то усадьба Пеерхаген находилась между Енневиц и Хундехагеном. На карте эта местность называлась Кюлюнгом и располагалась южнее от Кюлюнгсборна, представляя собой ряд холмов, окруженных лесом, который подступал к подножию горы Дитрихсхаген. Должно быть, когда-то здесь было много колючих кустов, что и объясняет присутствие слова «хаген»^[8] в названиях местности.

Пеерхаген не был обозначен на карте.

Жасмин умылась под проточной водой, сделала несколько жадных глотков, накрасила губы и наложила на веки голубые тени, хорошо сочетавшиеся с цветом ее блузки. Она вернулась в комнату и сунула ноги в «лодочки», верх которых был украшен коричневым горохом. В таком наряде никто не принял бы ее за отдыхающую. Около трех часов дня она спустилась по лестнице в фойе. У регистрационного стола никого не было видно. Через слегка приоткрытую дверь кабинета Жасмин увидела монитор компьютера устаревшей модели и невольно прислушалась к доносившимся оттуда голосам.

Переросшая девушка-хиппи отчитывала какую-то девочку.

– Роня, ну как ты снова выглядишь? Что скажет твой отец? – с мягкой укоризной говорила регистраторша гостиницы.

– Да какая разница! Все равно он думает только о своей яхте, – возразила девочка.

– Вот только не начинай, а то он опять решит, что я настраиваю тебя против него, и снова не заплатит.

– Но я не хочу к нему на яхту.

– Как-нибудь вытерпишь, девочка моя.

Жасмин тихо положила тяжелый латунный ключ на стол.

В этот момент из кабинета вышла девочка и, опустив голову, шаркающим шагом прошла мимо нее.

– Привет! – сказала Жасмин.

Глаза на тестообразном лице Рони казались двумя темными пуговками, неправильно пришитыми по чьей-то ошибке.

Жасмин разочарованно смотрела на ребенка, понимая, что ничего, достойного комплимента, она в этой девочке не найдет. Значит, обойдется и без комплимента.

– Роня, может быть, ты подскажешь мне, – спросила она, – как добраться до Пеерхагена?

Глупо уставившись на нее, девочка молчала.

– Поезжайте сначала на юг, в сторону Крепелин – внезапно вмешалась ее мать, незаметно, словно привидение, занявшая свое место за регистрационным столом. – А в Енневиц повернете налево и сразу увидите этот дом.

– Огромное спасибо, – произнесла Жасмин, выбегая на улицу.

На своем маленьком фиолетовом «Форде» она выехала из Кюлюнгсборна в южном направлении. По левую сторону, в небольшой впадине перед Кюлюнгом, паслись лошади. Их было около тридцати. У Жасмин никогда в детстве не было возможности заняться такими элегантными видами спорта, как скачки, гольф или теннис. Из детских грез, доставшихся ей по наследству от матери, тоже ничего хорошего не получилось: актрисой она не стала. Для этого нужно было научиться держаться в седле и фехтовать. Жасмин ухмыльнулась. Когда же наконец молодежь поймет, что не всегда люди становятся летчиками, водителями локомотивов, певицами или актрисами? И когда взрослые прекратят улыбаться и гладить по головке своих чад, рассказывая о таких профессиях.

– Сначала выучись чему-нибудь путевому.

Со своими оценками в аттестате Жасмин могла бы после школы изучать медицину. А Николь никогда бы в голову не пришло ничего лучшего, чем экономика предприятия.

– Там можно встретить настоящих мужчин, – утверждала она. – Если ты изучаешь юриспруденцию, то выйдешь замуж за адвоката. На экономическом факультете учатся только наследники крупных состояний.

Вот и Жасмин решила изучать экономику предприятия и была с Николь практически неразлучна.

– Ты ведь хотела стать актрисой, – говорила мать Жасмин. Она твердила об этом, надоедая дочери своими рассуждениями о «хороших» профессиях. Но дело было не в том, что собственная мать отговаривала ее от чего-то благоразумного, как, например, изучение экономики. Стать актрисой – это тоже не выход, и фрау Кандель видела свою дочь прежде всего бухгалтером. Жасмин становилось немного не по себе, когда она задумывалась над тем, кем бы сегодня она могла быть, если бы ее мать занималась дочерью, а не своими депрессиями и мечтами о Мии Фарроу. Возможно, она стала бы юристом, как ее брат, или архитектором. Она бы жила по другую сторону общества, точнее, она была бы в нем, имея мужа и детей, круг друзей, которым она могла бы рассказать о своих успехах на работе. Она не была бы профессиональной разлучницей и не ходила бы по лезвию ножа, будучи на грани закона и преступления.

Кюлюнг предстал перед ней светлым лиственным лесом, наполненным глухим потрескиванием ветвей, и крутыми тропинками. За ним начиналась мекленбургская земля с ее бескрайними полями, на которых возвышались ветросиловые установки. Енневиц состоял из нескольких домов, приткнувшихся на перекрестке. Недавно заасфальтированная развилка на пути в Хундехаген заставила Жасмин задуматься и плавно притормозить. Затем она выехала на боковую дорогу, которая шла через кукурузные поля к холмам, покрытым деревьями, и заканчивалась у красной стены с железными воротами.

Жасмин аккуратно развернулась и припарковалась у зеленой линии перед воротами, чтобы потом без проблем уехать отсюда. Когда она выходила из машины, вокруг стояла тишина. Если бы не мотор, который тихонько урчал под капотом, то можно было представить, что ты попал в средневековье. За воротами зеленели огромные старые кедры.

Дорогу, ведущую к зданию из красного кирпича, окаймляли клумбы с нарциссами и тюльпанами. Даже небо над этой дорогой казалось каким-то особенным. Присмотревшись, Жасмин отметила, что Пеерхаген был старой, средних размеров усадьбой с трехэтажным домом в три окна по каждую сторону от входа.

Сквозь решетку ворот справа от главного здания, между старыми березами, были видны другие постройки, очевидно сараи или гаражи. А вот автомобиля с полным приводом, который, как правило, водят хозяева таких особняков, Жасмин не увидела. Казалось, что в доме никого не было.

Бросив взгляд на закрытые окна, она подошла к воротам, на которых еще раньше заметила современный звонок. Правда, табличка с фамилией отсутствовала. Прекрасно! В воротах была маленькая дверь, которую оставили открытой.

Лучше и не придумаешь: она могла пройти к дому, а потом отправиться дальше, якобы в поисках семьи каких-нибудь Пресевиц или Фауленграбен, живущих где-то в этой местности.

Жасмин вошла через ворота, закрыла за собой дверь и направилась к дому. В своем наряде она не была похожа на воровку нарциссов или заблудившуюся туристку, но, скорее всего, дома никого не было, и в любом случае ее не заметили бы.

Вокруг дома вилась дорожка, выложенная плиткой и обсаженная с обеих сторон великолепными розами. Звонок на старой деревянной двери она увидела не сразу. Прошло некоторое время, прежде чем Жасмин заметила его. Ее предположение, что хозяев не было дома, похоже, подтверждалось, и она прошла дальше.

Какой вид! Жасмин остановилась за домом, пораженная открывшейся панорамой. Через пять-шесть километров поля плавно переходили в берег, заросший деревьями, сквозь которые проступала темная синева моря. На фоне светлого неба резко выделялся купол какой-то церквушки из красного кирпича. Кроме нее, в округе не было ни одного здания, хотя, возможно, за обозначенной деревьями дорогой спрятался какой-то поселок. По левому краю этой живописной картины ярким зеленым пятном выделялся лес Кюлюнга.

Позади дома располагалась терраса, вдоль которой торжественно тянулся высокий парапет из песчаника. Величественная лестница спускалась к ухоженному газону. Должно быть, если забраться по лестнице вверх, вид будет еще прекраснее.

Забыв обо всем на свете, Жасмин ступила на лестницу.

– Жаль, – сказал кто-то за ее спиной, – что в полдень сюда не попадают лучи солнца.

Жасмин резко обернулась. На углу дома стояла женщина в резиновых сапогах, вельветовых штанах и рубашке в клетку. Ей было около пятидесяти, хотя, глядя на ее роскошные черные волосы, можно было дать и меньше. Она с интересом смотрела на Жасмин своими живыми темными глазами. Серьги, в каждой из которых поблескивали бриллианты в несколько карат, свидетельствовали о том, что перед ней не уборщица и не садовник.

– Но вид действительно великолепный, – улыбаясь, продолжала женщина. – Можете спокойно подниматься наверх.

– Извините, что я вот так просто пробралась сюда, – сказала Жасмин с наигранным смущением на лице. – Но на воротах не написано, кто здесь живет, и звонка я тоже не нашла. Я ищу дом семьи Нидергезес.

– Нидергезес? – Женщина улыбнулась. – Нет, дитя мое, здесь не живут люди с такой странной фамилией.

– О! Тогда извините за беспокойство. А я думала… Как жаль!

– Ничего страшного, – успокоила ее женщина. В правой руке у нее были садовые ножницы и пара резиновых перчаток. Переложив все это в левую руку, она протянула Жасмин правую.

– Моя фамилия Розеншток. Адельтрауд Розеншток. А это усадьба Пеерхаген. «Peer» по-северонемецки означает лошадь, а «nagen» – колючий кустарник.

– Жасмин Кандель, – представилась Жасмин и ответила на ее рукопожатие. – Очень приятно. Прошу прощения за столь наглое вторжение, фрау Розеншток. Кстати, может такое быть, что у вас есть… есть сын Северин?

– Это и в самом деле так.

– Надо же, какое совпадение! – воскликнула Жасмин. – Я знакома с Северином. Мы вместе учились. Я даже не подозревала, что он здесь живет. У него все в порядке?

– Он женится на следующей неделе. Следовательно, можно надеяться, что у него все в порядке.

– Примите мои поздравления!

– Моя дорогая, не меня нужно поздравлять, а невесту.

Жасмин приветливо улыбнулась, едва сдержав себя, чтобы не ухмыльнуться. Вот она и нашла первого человека, который не особо радовался предстоящей свадьбе. Да и какой матери приятно, что ее сына захомутала какая-то другая женщина.

– Кстати, – продолжала Адельтрауд, – они скоро должны появиться. Если вы хотите их увидеть, давайте пройдем в дом. Я и так уже собиралась выпить чаю. Добро пожаловать к нам.

Жасмин бросила взгляд на садовые ножницы, потом на розы, пышно цветущие вдоль террасы. Адельтрауд улыбнулась.

– Розы могут и подождать. Пойдемте. Думаю, что вы тоже с удовольствием выпили бы чаю. А если и нет, то, я уверена, вы достаточно хорошо воспитаны, чтобы не отказаться.

Жасмин от души рассмеялась, а фрау Розеншток продолжила:

– Боюсь, что сейчас немного прохладно, чтобы чаевничать на террасе. Вы уж простите, но придется идти через неубранный подвал, иначе в дом мы не попадем. К сожалению, я не оставила ключ в двери.

Пробираясь мимо велосипедов, газонокосилки, пылесоса для уборки листьев, барабана для намотки шланга, верстака, кос, серпов, соломорезки, они подошли к каменной лестнице, которая привела их к деревянной двери. Войдя в темный коридор и сделав несколько шагов вперед, они внезапно оказались в светлой кухне.

– О! – с искренним восторгом произнесла Жасмин.

– Да, кухня действительно красивая, – согласилась Адельтрауд, подходя к крану. – Мой сын подарил мне ее два года назад на день рождения. Я имею в виду мебель, а не само помещение. Он сам разработал этот проект вплоть до мельчайших деталей. Но мой случай можно сравнить с метанием бисера перед свиньями, так как я редко готовлю, а если и готовлю, то выходит плохо. Но я думаю, что Зиглинда, наша домработница, в восторге от нее.

Жасмин с интересом рассматривала композицию из дымчатого стекла, вишневого дерева и стали. Плита с газовыми и электрическими горелками была расположена под стальной вытяжкой на кухонном острове из дерева, стали и матового розового мрамора. Даже рабочая поверхность возле; мойки была из отполированного мрамора. Между шкафчиками с матовым стеклом и стальными ручками, четко отделенными друг от друга, помещались встроенная духовка и решетка для гриля. На этой кухне можно было готовить для огромной компании. Для того чтобы быстро перекусить, под рукой всегда была автоматическая кофеварка, скороварка, тостер и кухонный миксер. Жасмин оценила, насколько все тщательно продумано.

Окна кухни выходили на юг, откуда открывался прекрасный вид на лужайку и подъезд к дому. Огромный стол вишневого дерева с современной угловой скамьей и несколькими стульями отражался в окнах, когда сюда заглядывало солнце.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – сказала Адельтрауд, расставляя на столе стеклянные чашки. – Ну как? Вам нравится?

– Это просто моя мечта, фрау Розеншток. Знаете ли, я выросла в одном из многоквартирных домов в Карлсруе.

Она сразу же поняла, что этого не стоило говорить. Но черноглазая женщина с ее приветливым взглядом почему-то располагала к доверию. Жасмин даже представить не могла, что мать Северина такая приятная женщина.

– Только, пожалуйста, называйте меня просто Адельтрауд, – попросила хозяйка, стоя у мойки и наливая воду в чайник. – Я, например, охотно называла бы вас Жасмин. Такое красивое имя.

– Мою мать зовут Роза, а тетку – Гортензия, – продолжала Жасмин без особой необходимости.

– Сплошные дети цветов! – Адельтрауд поставила на стол чайник, тарелку с печеньем и села напротив гостьи. —

К сожалению, должна признаться, что Северин никогда ничего не рассказывал о вас, Жасмин. Дать вам сахар?

Жасмин отрицательно покачала головой. Какой-то шум во дворе заставил ее посмотреть в окно.

– А вот и Николь, – заметила Адельтрауд. Было видно, как в самом начале дороги, ведущей к дому, медленно открывались ворота. Серебристый «Порше» свернул налево, в сторону гаражей.

– Неужели это Николь Тиллер? – поинтересовалась Жасмин, делая вид, что удивлена.

– Только не говорите, что и с ней вы раньше были знакомы. Хотя… Северин тоже познакомился с ней еще в Гейдельберге. Потом они не виделись некоторое время и два года назад опять встретились. Можно сказать, что они вновь нашли друг друга.

– Николь я еще со школы знаю, – призналась Жасмин ввиду предстоящей встречи с подругой. – Мы с ней вместе учились.

Адельтрауд сделала глоток и уточнила:

– В интернате для трудновоспитуемых детей?

Жасмин кивнула.

– И что же вы такого натворили? Мелкая кража в магазине, как и у Николь? Вам вовсе не нужно стыдиться. Когда мне было четырнадцать лет, я подожгла амбар. В этом возрасте человек такой же образованный, как Эйнштейн, но в нравственном плане не лучше обезьяны.

Жасмин невольно рассмеялась.

– Я украла помаду в одном магазинчике.

– И все? Больше ничего? У вас есть братья или сестры?

– У меня есть брат, он на пять лет старше. Вольфрам прокурор.

– А ваш отец?

– Он дает кредиты под автомобили.

– Понятно, – коротко сказала Адельтрауд.

У Жасмин пересохло в горле. За эти три минуты она рассказала о себе больше, чем за последние пять лет, общаясь с разными людьми. Она решительно подняла чашку с чаем и, нервно глотнув, обожгла губы.

– А можно спросить, кем вы работаете? – продолжила Адельтрауд.

– Я… – В этот момент в коридоре послышались шаги, и спустя мгновение дверь в кухню распахнулась.

– Вот ты где, Адельтрауд. Я… – Николь остановилась на полпути к столу как вкопанная.

– У нас гости, – с улыбкой пояснила Адельтрауд, хотя в этом не было никакой необходимости.

– Привет, Николь.

Она была все такая же красивая, даже еще красивее, чем прежде, – стройная, загоревшая, в джинсах с низкой посадкой, плотно облегавших ее бедра. На ней были розовые сапоги и короткий топ. Сверху она надела красную блестящую куртку со складками. Длинные светлые волосы свободно спадали на плечи. На ее лице в форме сердца появилась знакомая детская улыбка.

– Жасмин? Боже мой, Жасмин! Как ты сюда попала? Глазам своим не верю! Роскошно выглядишь!

Не успев прийти в себя, она оказалась в объятиях Николь.

– Вот так приятный сюрприз! Ты в порядке, Жасмин? Ты уже давно здесь?

Вырвавшись из объятий подруги, Жасмин поправила прическу.

– Ты знаешь, кто это, Адельтрауд? – обратилась Николь к своей будущей свекрови. – Это моя лучшая, самая лучшая школьная подруга. Мы были почти неразлучны. И в Гейдельберге мы жили вместе. Но потом Жасмин уехала в Берлин, и в последнее время мы потеряли друг друга из виду. Господи, неужели это ты, Жасмин! Да посмотрите же на нее! – Казалось, что Николь искренне рада встрече. – А что ты делаешь здесь, в Пеерхагене?

– Она ищет семью Нидергезес… – Адельтрауд, и похоже, понравилась эта фамилия. – Полчаса тому назад я увидела ее у нашего дома. Когда Жасмин услышала фамилию Розеншток, то вспомнила Северина, а когда я назвала твое имя…

– Вообще-то, я приехала на две недели в Кюлюнгсборн в отпуск, – не очень вежливо прервала ее Жасмин.

– Очень хорошо! – воскликнула Николь. – Значит, ты еще успеваешь на свадьбу. Да, Жасмин, все уже решено. Северин и я – мы женимся на следующей неделе.

– Она уже об этом знает, – вставила Адельтрауд.

– Ты уже знаешь? – В глазах Николь промелькнуло недоверие. – Откуда?

– Я ей рассказала – вот откуда, – пояснила Адельтрауд. – Ведь в этом доме больше ни о чем, кроме свадьбы, не говорят.

«Кто же тогда послал мне пригласительный?» – подумала Жасмин.

– Кстати, – лучезарно улыбаясь, сказала Николь, – мне снова нужно уехать. Вообще-то, я думала, что Северин уже здесь. У нас встреча со Штефен в Хайлигендамме по поводу свадебного банкета. Но, как я вижу, мне опять придется ехать туда самой. Жасмин, ты же останешься на ужин?

– А… мне еще нужно было кое-что…

– Но вы ведь успеете вернуться сюда к ужину? – переспросила Адельтрауд. – Конечно, если у вас на сегодня нет других планов. Например, посещение Нидергезесов. – Она весело улыбнулась. – Или множественное число этой фамилии звучит как-то по-другому?

– Ну, мне пора, – перебила ее Николь. – До скорой встречи, Жасмин. Я очень рада. Я действительно очень рада. —

Она помахала на прощание рукой и вышла на улицу. Жасмин сделала большой глоток чаю.

– Я не знаю, – задумчиво произнесла Адельтрауд, – была ли я такая же, как Николь, когда выходила замуж. Знаете, Жасмин, она очень требовательна. Для Николь идеальный вариант – это чтобы свадьба была пышнее, чем бракосочетание испанского принца в Мадриде. К сожалению, мы не можем арендовать собор, но так как брак необходимо зарегистрировать, то это нужно сделать по крайней мере в бальном зале одного из курортных зданий в Хайлигендамме. С красным ковром, капеллой и сотней гостей. Жасмин, приготовьтесь к этому.