Книга Пир попрошаек онлайн - страница 3

3

– Я полагаю, эдил Кессиас уже посвятил вас в основные детали этой истории, – сказала госпожа Присциан.

– В самых общих чертах, – отметил эдил.

– Да, – нахмурила брови вдова. – С утра от Дуэссы мало чего можно было добиться. Она, знаете ли, очень… разволновалась. Но, кажется, мне удалось привести ее в чувство.

Лайам не сомневался, что, приводя племянницу в чувство, госпожа Присциан не особенно деликатничала. Он мысленно улыбнулся.

– Мне кажется, будет лучше, если я послушаю вас.

Госпожа Присциан кивнула и приступила к рассказу, который ничего нового к словам Кессиаса не добавил. Молодые Окхэмы устраивали прием, гости остались на ночь, а наутро камень исчез. Вдова назвала те же, что и эдил, имена – барон Квэтвел, господин и госпожа (брат и сестра) Фурзеусы, граф Ульдерик с женой, господин Кэвуд – причем в ее тоне не слышалось даже нотки почтения.

– Нет сомнений, что камень украл кто-то из них, – заявила она наконец. – Всех слуг они отпустили, и в доме больше не было никого.

– А на замках и запорах нет ни малейших следов взлома, – удрученно добавил Кессиас. – Да их и невозможно взломать.

– Надеюсь, что так, – сухо заметила госпожа Присциан. – Я ведь сама их выбирала. Итак, кто-то из гостей виновен, но кто? Как мы это поймем? А когда поймем, как изобличим шельмеца?

Лайам пришел в восхищение. Почтенная пожилая дама держалась так, словно темой их разговора была не пропажа бесценной фамильной реликвии, а заурядная домашняя неприятность вроде разбитого блюдца или подгоревшей еды. Она подалась вперед, обхватила руками колени и выжидательно глянула на Лайама, по-видимому ожидая, что тот тут же укажет ей на негодяя.

– Хм…– откашлявшись, сказал Лайам. – Не будем спешить. Вы ведь, наверное, знаете, что Кессиас не может допросить подозреваемых в установленном законом порядке, однако я могу попробовать поговорить с ними неофициально, как частное лицо. Понимаете, что я имею в виду?

Госпожа Присциан кивнула.

– А чтобы от этих собеседований был хоть какой-нибудь толк, я должен как можно больше знать о… Ну, в общем, обо всем, что связано с этой пропажей. И о самой реликвии, и о каждом из ночевавших в доме гостей, и о том, как именно они себя здесь вели и где ночевали. Важна любая подробность, даже самая, на первый взгляд, незначительная… и, как я уже предупреждал, на некоторые мои вопросы ответить будет непросто.

Пожилая дама в очередной раз кивнула, а потом, устроившись поудобнее, приступила к повествованию:

– Пожалуй, поговорим сначала о камне. Он сделался принадлежностью нашей семьи еще в те времена, когда начинал строиться Саузварк…

Основателем рода Присцианов был простой солдат, плававший в Альекир с армадой Аурика Великого и участвовавший в Войне духов. Когда война кончилась, у него на руках оказался патент, дававший ему право на торговлю с Альекиром и соседствующими с ним свободными городами. Удачно пользуясь преимуществами, которые давал ему этот патент, молодой Присциан сколотил приличное состояние и приобрел кусок земли на Макушке, где и построил дом, в каком теперь проживала вдова. У него появились два сына. Старший ничем особенным не прославился, впрочем, он пошел по стопам отца, приумножил оставленный ему капитал и обзавелся собственными детьми. Второй же сын повел себя по-иному.

– Его звали Эйрин, – сказала вдова. – О нем ходило много легенд, на мой взгляд, в большей части нелепых. Полагали, например, что Присциану он вовсе не сын, что его подкинули в колыбель гоблины, забрав настоящего младенца к себе. Еще говорили, что он посвящен в тайны черной магии и имеет сношения с демонами. Как бы там ни было, однажды каким-то образом Эйрину посчастливилось завладеть бесценным сокровищем, которое потом осталось в нашей семье и также обросло всяческими легендами.

– Вы не из Саузварка, господин Ренфорд, – продолжила дама, – иначе вы непременно знали бы их. Сейчас этим сказкам мало кто верит. Но в давние времена люди всерьез думали, что Присцианы хранят окаменевшее сердце демона, которого Эйрин сумел подчинить своей воле. – Лицо госпожи Присциан стало задумчивым. – Конечно же, камень есть камень и не может быть чем-то иным, однако легенда красива!..

Судовладелица замолчала, погрузившись в свои размышления, и Лайаму пришлось деликатно покашлять, чтобы вернуть ее к разговору. Все сказанное, безусловно, было довольно занятным, но к происшествию не относилось никак.

Взгляд пожилой дамы утратил мечтательность, и она заговорила опять:

– Этот камень сделался своеобразным символом нашего торгового дома, как игрушка у Годдардов или восходящее солнце у Марциуса. Но мы никогда не выставляли его напоказ. Сколько я себя помню, он всегда хранился в семейном склепе. Отец, на моей памяти, ни разу к нему не притронулся, хотя, конечно же, мы любовались нашим сокровищем – и в дни поминовения усопших и в кануны других значительных праздников. Камень завораживал, и я, будучи еще совсем маленькой, могла глядеть на него часами, но у меня никогда не возникало желания прикоснуться к нему.

– И все же вам довелось сделать это?..

Госпожа Присциан вздохнула.

– Да. В нашей семье – увы! – не осталось мужчин, господин Ренфорд, поэтому мне как главе дома пришлось взять на себя многое из того, что надлежит исполнять старейшине рода. Память предков священна – ее следует чтить.

Эдил глубокомысленно покивал головой, и Лайам последовал его примеру, хотя он не испытывал большого почтения к каким-либо ритуалам, а уж в религиозных обрядах южан не разбирался совсем. Сам Лайам время от времени делал скромные подношения храмам в память о погибшем отце, но больше для успокоения совести, чем усматривая в этом какой-либо смысл.

– Уж вам-то, мастер эдил, наверняка известно, что в большинстве саузваркских семей принято благодарить предков накануне пиров побирушек.

– Конечно, так поступают все почтенные и благочестивые горожане, – подтвердил Кессиас и дернул себя за бороду. – Это довольно распространенный обычай, – добавил он специально для Лайама.

– И вот это время пришло, – госпожа Присциан не повела и бровью на попытку эдила к ней подольститься, – но я не очень хорошо себя чувствовала. Ничего особенного, обычная хворь, однако ноги меня почти не держали и голова была как в тумане. И потому я попросила племянницу мне помочь.

Слегка поджав губы, вдова пояснила:

– Дуэсса – единственная дочь моего покойного брата. Она взбалмошна, своенравна, капризна, ибо росла при отце, который по слабости своего характера не мог ей ни в чем отказать. Признаться, я многое своему братцу прощала, однако сносить выходки его дочери мне подчас трудновато. Впрочем, Дуэсса охотно откликнулась на мою просьбу, и в том, что из этого вышло, я ее ничуть не виню. Ведь она впервые увидела камень, и тот ее просто околдовал. Ей захотелось его потрогать, а я не могла этого предвидеть, ведь во мне-то самой никогда такие желания не пробуждались. Как я могла предугадать то, чего не находила в себе?

Лайам ни на секунду не забывал, что он здесь не просто слушатель (хотя рассказ вдовы он находил воистину занимательным), и тут же задал вопрос:

– Как получилось, что ваша племянница никогда прежде не видела фамильной реликвии? Ведь вас допускали к ней еще в детстве. Почему же Дуэсса была лишена этой возможности?

Госпожа Присциан снова вздохнула.

– Это опять же брат. Он не позволял дочке посещать фамильную усыпальницу. Мой брат был человеком со странностями, господин Ренфорд, и любящим, но не очень хорошим отцом. Он считал, что девочка чересчур впечатлительна и что пребывание в столь скорбном месте может ей повредить. Признаться, я ему не перечила, я всегда ему уступала, потому что любила его. Сказать по правде, я и теперь бы не прибегла к ее услугам, если бы не досадное недомогание.

– Но если ее никогда не пускали в фамильный склеп, как же она будет вершить эти обряды, когда настанет ее черед? – ляпнул вдруг Кессиас.

Лайам сделал приятелю большие глаза, надеясь умерить не к месту проснувшееся в нем любопытство. Даже если отбросить дурацкий намек на возможную кончину вдовы, особенности религиозных отправлений семьи Присцианов никого не касались.

– Я надеюсь, что у моей племянницы будет ребенок – лучше, конечно, если мальчик, который вырастет еще до того, как я состарюсь настолько, что стану ни на что не годна, – нимало не смутившись, охотно пояснила почтенная дама. – А если этого не случится, то и тут все можно устроить. Денег, которые я отписала храму Лаомедона, вполне хватит на приличествующие заочные поминовения.

– Ага, – довольно кивнул эдил, словно наконец-таки разобрался в вопросе, который до сей поры непрестанно его тяготил.

Лайам же еще не разобрался ни в чем, но ему вдруг показалось, что в последние полчаса он узнал о госпоже Присциан больше, чем за две недели знакомства.

– Как бы там ни было, на прошлой неделе ваша племянница впервые увидела камень, так? – сказал Лайам, возвращаясь к основному предмету беседы.

– Да, и тот ее просто потряс. Дуэсса росла, ни в чем не зная отказа, и потому, когда обряд был завершен, она подошла к саркофагу Эйрина и взяла камень, лежавший у него на груди. Я и слова не успела сказать… – Вдова умолкла, заметив изумленный взгляд Лайама. Она покачала головой и пояснила: – Не совсем на его груди, господин Ренфорд… Камень лежал на крышке саркофага, выполненной в форме фигуры усопшего. – Женщина даже улыбнулась, увидев, как обеспокоили Лайама ее слова. – Конечно же, я имела в виду барельеф… Как я уже говорила, Дуэсса у нас весьма своенравна, а мое нездоровье не позволило мне ее урезонить. Мало того, она даже упросила меня позволить ей поносить драгоценность. Не пойму и сама, как вышло, что я согласилась! Присцианы ведь никогда не стремились выставлять напоказ свой достаток. Но, как бы там ни было, девочка показалась с этим украшением в городе…

– И, насколько я понял, имела успех…

– Успех! – Эдил округлил глаза. – По всему Саузварку лишь об этом до сих пор и трезвонят! Сказать по правде, любой прохожий, на какого ни набредешь, тут же примется вам рассказывать о возвращении реликвии Присцианов!

Почтенная дама негромко и с явным неудовольствием кашлянула.

– Тоже мне, возвращение! Она никогда и не пропадала. Однако камень не следовало тревожить лишь для того, чтобы дать пищу городским болтунам. Смею заверить – нам, Присцианам, шумиха совсем не нужна. Хотя, надо признаться, я поначалу решила, что это не так уж плохо. – Вдова пристально посмотрела на Лайама. – В связи с нашими совместными планами, господин Ренфорд, мне показалось, что кое-какие разговоры, возбуждающие интерес к нашему торговому дому, пойдут нам на пользу. Или вы не согласны?

– Совершенно согласен, – поспешно сказал Лайам.

Торговому дому, обладающему такой драгоценностью, как сокровище Присцианов, охотно предоставит кредиты любой банк. Однако беседа вновь отклонялась от основной темы, и он попытался вернуть ее в нужное русло.

– Значит, ваша племянница унесла этот камень из склепа и появилась с ним в обществе?

– Да, – ответила госпожа Присциан ворчливо. – Камень вставлен в оправу, его можно носить как кулон. Вот она этот кулон и надевала – на все балы, приемы и званые вечера.

– Значит, его могли видеть многие люди?

– Да, почитай, весь Саузварк! – с жаром воскликнул Кессиас. Госпожа Присциан недовольно поморщилась, но отрицать не стала.

– Да, камень видел весь Саузварк, как верно заметил эдил. Но я не думаю, что это имеет значение. Дом наш построен давно и надежен, как крепость. Извне в него проникнуть никто не мог.

Лайам поднял руку, призывая к терпению.

– Я верю, я просто уточняю детали.

– Если его кто и не видел, так это слепцы, – заверил еще раз эдил, вызвав очередную гримасу неудовольствия у госпожи Присциан.

– Будь я предусмотрительней, – сухо сказала вдова, – я бы велела Дуэссе вообще не снимать этот кристалл, даже в постели. Но она его все же снимала. Я сама настояла, чтобы каждую ночь камень возвращался на место. И лично за этим следила. Да, вот еще что… Должна прибавить, что гости моей племянницы ночевали не здесь, а по соседству – в доме Дуэссы.

Лайам подался вперед.

– Так ваша племянница здесь не живет?

– Нет, я же сказала, – в соседнем особняке. Наш удачливый пращур не только выстроил это здание, но и нашел средства пристроить к нему второе, потому что семья расширялась. Теперь, после смерти брата, оба дома принадлежат мне.

– А где находится склеп?

Госпожа Присциан кивнула, словно давно ожидала, что Лайам задаст этот вопрос.

– Склеп у нас под ногами, глубоко под землей. Туда можно войти из обоих домов. Двери, ведущие в усыпальницу, обычно заперты. Они были заперты и сегодня утром, когда Дуэсса пошла за камнем. Она хотела надеть его на какое-то очередное увеселение, но это ей, как вы уже поняли, не удалось.

Лайам взглянул на Кессиаса и, получив в ответ озабоченный, но не очень осмысленный взгляд, спросил, нельзя ли осмотреть склеп. Госпожа Присциан тотчас же встала с кушетки, на которой сидела.

– Безусловно. Я должна была предложить вам это сама. А чем вы намерены заняться потом?

Лайам на мгновение замер. Он сам не знал, что будет делать потом. Все зависело от результатов осмотра.

– Потом?.. Потом я хотел бы побеседовать с вашей племянницей.

Его ответ, похоже, вполне удовлетворил пожилую вдову. Она кивнула и направилась к выходу из солярия.

Пройдя по полутемному коридору, хозяйка дома заглянула в чуланчик, прихватила там фонарь с отражателем и свернула в другой коридор, который вел в просторную, очень чистую и аккуратную кухню.

У большой железной печи возился тот самый слуга, который впустил посетителей в дом. Едва завидев свою госпожу, он оставил дела и повернулся к ней в ожидании приказаний.

– Мне нужны твои ключи, Геллус.

Геллус тотчас же отцепил от пояса связку ключей и передал госпоже Присциан.

– Мы идем в склеп и пробудем там какое-то время. Кто бы ни спрашивал – меня нет дома.

Слуга кивнул и вернулся к прерванному занятию – он засыпал в печь уголь. Позади печи обнаружилась дверь – госпожа Присциан отперла ее одним из ключей связки. Затем она зажгла фонарь и стала спускаться по лестнице, начинавшейся прямо за дверью.

Лайам шел за вдовой, придерживаясь одной рукой за холодный камень стены. Лестница была узкая и крутая. Кроме того, чтобы не стукаться головой о потолок, ему приходилось пригибаться. В итоге они попали в самую обыкновенную кладовую, заставленную множеством ящиков, корзин и бочонков. Госпожа Присциан направилась прямиком в дальний ее угол. Там находилась старинная дубовая дверь с закругленным верхом, к которой спускались еще три небольшие ступеньки. Хозяйка безошибочно выбрала из связки нужный ключ, вставила его в большой висячий замок и повернула. Тот открылся совершенно беззвучно.

Госпожа Присциан толкнула дверь, петли едва слышно скрипнули. За ней обнаружилось тесное помещение, дальний конец которого перегораживала железная решетка, а в стенах слева и справа угадывались ниши небольшого размера. В одной из них стояли два фонаря с отражателями. Вдова засветила их и вручила своим спутникам.

Внезапно из-за решетки дохнуло холодом, и Лайам вздрогнул. Но госпожа Присциан не обратила никакого внимания на сквозняк. Она деловито отперла замок, вмонтированный в решетку, и, повернувшись к мужчинам, сказала:

– Вряд ли мне стоит напоминать, господа, что мы вступаем туда, где лежат мои предки.

– Да, конечно, – сказал эдил и склонил голову. Лайам последовал примеру приятеля.

Сочтя поведение спутников достаточно уважительным, вдова толкнула решетку и жестом пригласила их следовать за собой. Склеп представлял собой искусственную пещеру, вырубленную в толще скалы. В центральной ее части стояли пять больших саркофагов. Но внимание Лайама прежде всего привлек свет, проникавший в помещение откуда-то слева. Почтительно сцепив руки за спиной, он обошел саркофаги и замер, увидев море.

Стена, на которую он смотрел, имела пять углублений. В четырех из них располагались саркофаги поменьше, чем-то напоминавшие матросские рундуки, а пятое – срединное – было сквозным и выводило к небольшому балкону. Лайам прошел на балкон и встал, опершись о перила руками. В лицо ему ударил холодный морской ветер.

Сверху над ним нависал сильно выдающийся вперед скальный уступ, далеко внизу бушевали волны. Перегнувшись через перила, Лайам увидел, что скала отвесно обрывается в воду. «Отсюда в склеп не пробраться», – решил он.

– Таково было желание нашего пращура, – сказала негромко вдова. – Он хотел ощущать близость моря и после смерти. Мой отец также часто приходил сюда любоваться на корабли, хотя, конечно, с востока их прибывало не так уж много.

Лайам кивнул и вернулся в пещеру.

Госпожа Присциан дотронулась до саркофага, установленного напротив выхода к морю, и прошептала:

– Первый из Присцианов…

Она провела пальцем по каменной руке изваяния, выступавшего из плиты, покрывающей саркофаг, и изображавшего лежащего на спине человека, потом положила ладонь на каменную грудь своего предка. Там темнело что-то вроде обломанной булавы, какой-то шипастый шар, насаженный на короткую рукоять.

– Это оружие, с которым он вернулся с войны, – пояснила вдова. – Оно всегда здесь лежало, сколько я себя помню.

Барельеф был сработан весьма искусно, хотя и пострадал от морского воздуха, веками его овевавшего. Лайам едва удержался от желания поднести фонарь к лицу статуи – он догадывался, что госпожа Присциан вряд ли отнесется к этой вольности с пониманием.

Помолчав какое-то время, вдова сказала:

– А это – Эйрин, – она повела фонарем в сторону саркофага, стоящего рядом. Тот уже ни в какой мере не походил на матросский рундук, и барельеф на его крышке был гораздо крупнее – никак не менее восьми футов в длину. Человек, высеченный из камня, обладал массивным телосложением, широкой грудью, а кисти рук его казались просто огромными.

– Камень лежал здесь, – сказала госпожа Присциан, и на этот раз Лайам все-таки поднял фонарь и придвинулся к саркофагу, чтобы все как следует рассмотреть. Грудь изваяния крест-накрест пересекали неглубокие желобки – примерно в дюйм шириной. Там, где они сходились, имелось внушительное углубление – дюйма в три в поперечнике, и Лайам едва удержался, чтоб не присвистнуть.

«Если эта выемка отвечает размерам камня, то он и вправду огромен».

Передвинув фонарь, Лайам вгляделся в лицо статуи. Если оно имело какое-то сходство с обликом настоящего Эйрина, то тот при жизни выглядел довольно свирепо. Тонкие губы плотно сжаты, нос явно сломан. Открытые глаза не казались слепыми, как у большинства изваяний подобного рода – нет, каменный Эйрин словно сверлил яростным взглядом свод усыпальницы. Лайам не стал заглядывать в каменные зрачки.

– Вчера вечером я сама вернула камень на место, – сказала госпожа Присциан.

Лайам вложил в углубление руку. Пальцы мгновенно сделались влажными. Он быстро отдернул руку и вытер их о штаны. Его не удивило, что в ямке скопилась влага. Странным было другое – все остальное в пещере выглядело на удивление сухим. Лайам ожидал найти воздух склепа затхлым, тяжелым, с примесью запаха разложившейся плоти. Но здесь лишь слегка попахивало плесенью и морской солью – больше ничем.

– А потом вы заперли усыпальницу?

– Да, – тон госпожи Присциан не оставлял никаких сомнений в том, что она действительно это сделала.

– И передали ключи Геллусу?

– Нет, – так же твердо сказала вдова. – Геллус покинул дом вчера вечером, после того как накрыл стол к ужину. Он ушел к своему брату – на предпраздничную пирушку. Я запирала замки своими ключами – они всю ночь пролежали в моей спальне, и сейчас там лежат.

– А что с дверьми, ведущими в дом вашей племянницы? – спросил Кессиас, указав на дальний конец усыпальницы, где виднелась вторая железная решетка – точно такая же, как та, через какую они вошли.

– Там тоже закрыто. Ключи от того входа есть только у Геллуса и у меня, – сказала вдова, встряхнув для наглядности связку.

Лайам вопросительно взглянул на Кессиаса, тот пожал плечами, и мужчины двинулись в глубь пещеры. Решетка распахнулась, как только Лайам потянул ее на себя.

Глаза госпожи Присциан округлились, а губы сжались в тонкую линию, придав ей сходство с надгробным изваянием Эйрина.

– Я не отпирала ее много лет! – прошептало она. – Я в этом совершенно уверена.

Лайам опять посмотрел на Кессиаса, и тот снова пожал плечами.

– Мы не осматривали этот проход. Поскольку внешние запоры обоих зданий в порядке, это не представлялось необходимым.

Госпожа Присциан сочла нужным добавить:

– Здесь никто никогда не ходил!

Лайам нахмурился.

– Госпожа Присциан, злоумышленник все-таки проник в усыпальницу. А коль скоро мы полагаем, что он – гость вашей племянницы, – то у него был лишь один путь – этот. Если, конечно, дома не сообщаются через какие-нибудь ходы в наземной своей части.

Впервые Лайам увидел почтенную даму в такой растерянности – и ему стало неловко. Словно он заглянул туда, куда не дозволено заглядывать никому. Было во всем этом что-то нечестное, ибо на проявление слабости столь твердую характером женщину могло подвигнуть лишь свалившееся ей на голову несчастье. Если бы не дерзкое воровство, вряд ли у него когда-нибудь появился повод усомниться в стойкости духа судовладелицы. И уж конечно, прошло бы немало лет, прежде чем его допустили в семейный склеп Присцианов.

Кроме того, Лайаму не хотелось указывать вдове Присциан на просчеты в ее рассуждениях. То, что сама она всегда ходила в склеп только одной дорогой, вовсе не означало, что вор не мог воспользоваться другой. Лайама несколько обеспокоило и то, что Кессиас также словно утратил свое обычное здравомыслие и даже не удосужился проверить второй ход. «Пожалуй, ему стоило похмелиться, – подумал Лайам. – Хотя бы для того, чтобы развеять туман в мозгах».

После некоторого раздумья дама произнесла:

– Нет, дома нигде больше не сообщаются. Но ведь замок был закрыт!

Лайам присел на одно колено возле решетки и, попросив эдила ему посветить, внимательно изучил замок. На вороненой пластине виднелись царапины и на ребре скважины тоже.

– Могу я взглянуть на ключ?

Вдова неохотно вручила ему тяжелую связку ключей и показала нужный – сложной конфигурации, с множеством причудливых зубчиков.

Лайам поднялся и вернул связку хозяйке.

– Похоже, тут орудовали отмычкой, – сказал он эдилу и прошел дальше. Обе двери – и ведущая к точно такой же, как в доме госпожи Присциан, кладовой, и та, к которой поднималась узкая и крутая лестница, – оказались открытыми.

– Та же работа, – сообщил, поочередно осмотрев их замки, Лайам.

Эдил пренебрежительно фыркнул:

– И что это нам дает, Ренфорд? Да ничего. То, что камень украл кто-то из вчерашних гостей, мы знаем и так.

– Главное – изобличить прохвоста, а не выяснять, откуда он шел, – заявила вдова, обретая твердость и явно становясь на сторону бравого стража порядка.

Лайам внимательно посмотрел на нее и мягко сказал:

– Сударыня, в гостях у вашей племянницы были люди влиятельные, зажиточные и владетельные. Неужто вы думаете, что кто-то из них умеет обращаться с отмычкой? Вот вы, например, смогли бы вскрыть замок без ключа?

– Я? Ну конечно же нет!

Лайам перевел взгляд на эдила.

– Нет, – чуть помешкав, ответил тот. – Вы глубоко копаете, Ренфорд! Если не ошибаюсь, вы уже полагаете, что преступление совершил кто-то другой…

– Это вполне возможно, – Лайам почти не сомневался, что его догадка верна. Даже если допустить, что кто-то из приятелей гостеприимной Дуэссы обзавелся отмычкой, ему ни за что не удалось бы вскрыть оба замка. Один – куда ни шло, могло повезти. Но дважды повезти никак не могло, тут требовались сноровка и опыт. – Да, преступление замыслил кто-нибудь из гостей. Но почему не предположить, что у него был сообщник?

– А ведь и верно! – заволновался эдил, сообразив наконец, к чему клонит Лайам. – Наверняка так все и было.

Госпожа Присциан посмотрела на мужчин с некоторым сомнением.

– Вы хотите сказать, что кто-то впустил в дом Дуэссы настоящего вора?

Эдил важно кивнул. Он уже успел настолько увлечься догадкой Лайама, что стал считать ее в некотором роде своей. Его способность все схватывать на лету наконец начинала работать.

– Мы не можем знать этого наверняка, мадам, – заявил он, воздев толстый палец к своду пещеры, – однако подобная версия кажется нам весьма вероятной. Учитывая, что высокопоставленным лицам негде приобрести навыки определенного плана…

– Тоже мне, высокопоставленные лица! – фыркнула вдова. – Прохвост на прохвосте! Все как один шельмецы! Я не могу понять, как девочке не наскучит общение с ними…

– Кстати, раз уж речь зашла о вашей племяннице, – вмешался Лайам в назревающую дискуссию, – нам не мешало бы с ней повидаться.

Госпожа Присциан посмотрела на него так, словно он сморозил какую-то глупость, но через мгновение ее лицо прояснилось.

– Конечно, почему бы и нет? Мы можем подняться к ней прямо отсюда. Двери открыты, и нам вовсе незачем ехать в Дипенмур через Торквей!

Особняк, в котором проживала молодая чета Окхэмов, по внутренней планировке являл собой зеркальную копию особняка госпожи Присциан, но различия между домами все же имелись. Это Лайам понял, как только вступил в кухню, очень похожую на ту, где возился с углем Геллус, но все-таки совсем не такую. Геллус содержал вверенное ему хозяйство в образцовом порядке, здесь же царил кавардак. Гора немытых тарелок загромождала разделочный стол, на полу валялись пустые бутылки, в углу пара охотничьих собак рьяно трудилась над грудой каких-то объедков. Госпожа Присциан с отвращением огляделась и быстрым шагом пересекла помещение.

Коридоры первого этажа, обшитые светлым деревом, смотрелись нарядно, но беспорядок царил и здесь. Вдова повела своих спутников к дальней двери. Обивка ее была залита вином, под ногами хрустели какие-то черепки.

За дверью обнаружилась комната, подобная солярию госпожи Присциан, только застекленная стена ее выходила не в сад, а на террасу, и вся меблировка состояла из располагавшихся полукругом кушеток. На одной из них и возлежала (а точнее – валялась) опухшая от рыданий Дуэсса, прикрывая руками лицо. Она то стонала, то всхлипывала, уклоняясь от попыток служанки пристроить ей на лоб мокрое полотенце.

– Бекула! – Госпожа Присциан, сжав кулачки, шагнула вперед. – В доме – грязь, на кухне – свинарник! Почему ты не занимаешься тем, чем должна?

Служанка обернулась и с глумливой усмешкой сказала:

– Мне некогда! Моя госпожа нездорова, мадам!

Словно подтверждая ее слова, Дуэсса застонала еще пуще и перевернулась на другой бок, пряча лицо в подушки.

– Чушь! Она просто перепила на вчерашней пирушке. Иди и вычисти кухню!

– Моя леди больна, – упрямо повторила служанка и повернулась к мадам спиной. Лайам и Кессиас обменялись взглядами. Они оба чувствовали себя весьма неуютно.

– Бекула! – прикрикнула, вконец рассердившись, вдова.

Зареванная леди Окхэм вновь застонала.

– О-о… Сделай, что она говорит, Бекка, прошу тебя… Я не вынесу этого крика!

Бекула резко выпрямилась, отшвырнув полотенце.

– Как прикажете, леди.

И она с наглой ухмылочкой двинулась к выходу, чуть было не задев бедром госпожу Присциан. Лайам и Кессиас едва успели посторониться.

Когда рассерженная служанка ушла, госпожа Присциан подступила к племяннице и увещевающим тоном сказала:

– Дуэсса! Здесь господин Ренфорд и мастер эдил. Ты должна с ними поговорить.

– О-о, тетушка Трэзи, пожалуйста, пусть они придут позже! – захныкала та, не поднимая лица от подушек. – Я не могу принять их сейчас!

Дуэсса пошевелилась, и ее и без того короткое платьице задралось – причем куда выше, чем допускали приличия, если, конечно, о них можно было сейчас говорить. Лайам покраснел и повернулся к эдилу.

– Может быть, нам действительно прийти в другой раз? – шепнул он приятелю.

– Пожалуй, – пробормотал эдил растерянным тоном.

– Ну же, Дуэсса, перестань! Ты ведешь себя, как ребенок, – упрекнула племянницу тетушка. – Им надо с тобой переговорить, они ведь заняты поиском пропавшего камня!

– К черту камень! – простонала Дуэсса. – Меня сейчас вытошнит!

– Господа! – испуганно воскликнула вдова, поворачиваясь, но в комнате уже никого не было. Лайам и Кессиас рука об руку шагали по коридору.

– Мы навестим вас позже, – крикнул Лайам, обернувшись через плечо.

Ответом ему были характерные звуки. Леди Окхэм, похоже, и вправду стошнило.