Страницы← предыдущаяследующая →
В клубе «Блейдз» М. съел свой обычный постный обед – зажаренную дуврскую камбалу, а за ней – преотличнейший кусок полутвердого белого сыра «Стилтон», выдержанного, настоящего, с синими прожилками плесени. Как обычно, он сидел один, за столиком у окна, отгородившись от зала газетой «Таймс», время от времени переворачивая страницы, демонстрируя окружающим, что он читает, чего на самом деле не делал. Но Портерфилд все-таки не преминул заметить старшей официантке Лили, всеми любимой миловидной женщине, считавшейся украшением клуба, что «со стариком сегодня что-то неладно»: «Ну, может, с ним ничего такого и не случилось, но он явно не в своей тарелке». Портерфилд считал себя психологом-любителем и гордился этим. Будучи метрдотелем и отцом-духовником для многих членов клуба, он знал немало обо всех них, и ему нравилось думать, что он знает все. Как и подобает всем безупречным слугам, он мог предвидеть желания клиентов и угадывать их настроения. Так что, стоя рядом с Лили в эту выдавшуюся ему свободную минутку, уютно обосновавшись у буфетной стойки, ломившейся от превосходных холодных закусок – такого выбора, пожалуй, в целом свете не найти, – он не спеша вел вполне философскую беседу с самим собой. «Ты же знаешь это ужасное вино, которое постоянно пьет сэр Майлз. Это алжирское красное вино, которое официальный комитет по винам даже не разрешает заносить в карту вин. Его держат в клубе, только чтобы ублажить сэра Майлза. Ну так вот, он однажды объяснил мне, что, когда служил на флоте, они называли этот напиток „яростным“, потому что если его выпить много, то тебя начинает заносить, так и хочется учудить, выкинуть что-нибудь эдакое. Словом, за десять лет, которые я знаю сэра Майлза, он ни разу не заказывал больше половины графина этого вина».
Лицо Портерфилда, кроткое, почти как у служителя храма, приняло выражение показной торжественности, как будто он действительно прочитал что-то ужасное, погадав на кофейной гуще.
– Так что же такое случилось? – Лили в ответ сцепила руки и наклонила голову чуть-чуть ближе, чтобы не упустить ни слова. – Старик велел мне принести целую бутылку «яростной» бурды, – продолжал Портерфилд. – Ты понимаешь? Целую бутылку! Конечно, я и вида не подал, просто пошел и принес ему эту бутылку. Но попомни мои слова, Лили, – он заметил, что кто-то поднял руку в другом конце огромного зала и тут же направился туда, закончив фразу на ходу, – что-то сильно потрясло сэра Майлза сегодня утром, в том нет сомнения.
М. попросил счет. Как обычно, независимо от величины счета, он расплатился пятифунтовой купюрой, просто ради удовольствия получить сдачу новенькими хрустящими однофунтовыми бумажками, а также только что отчеканенными серебряными и блестящими медными монетками, ибо в «Блейдз» свято соблюдали традицию, в соответствии с которой все члены клуба получали сдачу только новыми, только что отпечатанными и отчеканенными денежными знаками. Портерфилд отодвинул стул, и М. быстро направился к двери, отвечая на случайные приветствия озабоченным кивком или поднятием руки. Было два часа. Старый черный «Фантом-Роллс» повез его легко и быстро в северном направлении мимо Баркли-сквер, по Оксфорд-стрит и Уигмор-стрит, в Риджентс-Парк. М. не смотрел в окно машины. Он сидел, не шевелясь, на заднем сиденье – котелок ровно по центру головы – и смотрел сквозь затылок водителя, не замечая ничего вокруг, погруженный в свои мысли.
В сотый раз с тех пор, как уехал из штаб-квартиры сегодня утром, он уверял себя, что принял правильное решение. Если есть шанс привести Бонда в порядок – а М. был уверен, что этот сэр Джеймс Молони – невропатолог высшего класса и сможет добиться успеха, – было бы просто смешно вновь использовать 007 при выполнении стандартных заданий, которые он всегда выполнял, работая в отделе 00. Прошлое можно простить, но нельзя его забывать – ведь только время лечит. Что подумают сотрудники штаб-квартиры, увидев, что Бонд как ни в чем не бывало расхаживает по коридорам? А как сам он будет себя чувствовать каждый раз, когда окажется с этим агентом лицом к лицу в своем кабинете? Нет – это бред. Но тот же Джеймс Бонд, коли поставить перед ним конкретную боевую задачу, – М. любил лаконичный язык военных, – мог бы сделать очень много, мог бы стать хорошим тараном. Стена, которую он должен был сокрушить, давно мешала продвижению, стояла на пути – ее необходимо было разрушить. Ведь Бонд и сам только что обвинял М. в том, что тот использует его как слепое оружие. Естественно, каждый офицер Секретной службы – тайное оружие, с помощью которого решаются те или иные задачи. На сей раз, дабы сокрушить стену, необходимо было решиться на убийство, других вариантов не было. Ну а Джеймс Бонд не числился бы агентом с двумя нулями перед личным номером, если бы не обладал соответствующими талантами, если бы не показал себя в деле настоящим профессионалом. Итак, решено! Во искупление того, что произошло сегодня утром, дабы замолить грехи, Бонд должен доказать, что он не растерял своего былого боевого пыла, что помнит, как убивать. И в случае успеха – он опять на коне, все будет, как прежде. Ну а коли потерпит поражение, что ж – славная смерть и последние почести. Выиграет Бонд или проиграет, так или иначе он решит целый ряд вопросов, поможет делу. М. больше не сомневался, решение было бесповоротным. Он вышел из машины, поднялся в лифте на восьмой этаж, пошел по коридору, пахнущему черт-те каким дезинфицирующим средством, причем этот запах усиливался по мере того, как он приближался к своему кабинету.
Вместо того чтобы своим ключом открыть отдельную входную дверь в конце коридора, М. повернул направо, прошел через комнату, где сидела мисс Манипенни. Она была на рабочем месте, печатала на машинке очередные материалы. Увидев М., поднялась из-за стола.
– Чем это так ужасно пахнет, мисс Манипенни?
– Я не знаю, как это называется, сэр. Начальник отдела безопасности привел целый взвод химической защиты. Он утверждает, что в кабинет уже можно заходить, однако следует держать пока окна открытыми. Поэтому я включила отопление. Начальник штаба еще не вернулся с обеда, но он просил меня передать вам, что по вашим указаниям уже ведется работа. Сэр Джеймс на операции, освободится после четырех, он будет ждать вашего звонка. И вот досье, которое вы просили, сэр.
М. взял коричневую папку, в правом верхнем углу которой была красная звездочка и гриф «совершенно секретно». – А что с 007? Он пришел в себя?
Мисс Манипенни и глазом не моргнула.
– Полагаю, что да, сэр. Офицер медицинской службы дал ему что-то успокаивающее, его унесли на носилках во время обеденного перерыва. Чем-то накрыли и спустили на служебном лифте в гараж. Я не наводила никаких справок.
– Ну, хорошо. Давайте текущую корреспонденцию, все донесения. И так потеряли кучу времени из-за этого скандала в благородном семействе. – Взяв коричневую папку, М. прошел в свой кабинет. Мисс Манипенни принесла сводки и почтительно встала у стула. Он просматривал документы, она стенографировала его указания, время от времени поглядывая на склоненную седую голову с лысиной, отполированной годами ношения морских фуражек; она размышляла – и за последние десять лет делала это уже не раз – о своих чувствах к этому человеку; так что же, любит она его или ненавидит? Одно было ясно. Она уважала его больше, чем какого-либо другого мужчину из тех, что знала лично и о которых читала.
М. вернул ей бумаги.
– Спасибо. А теперь дайте мне 15 минут, потом я приму всех, кто хочет меня видеть. Разговор с сэром Джеймсом, конечно, прежде всего.
М. раскрыл коричневую папку, взял трубку и начал рассеянно набивать ее, одновременно просматривая материалы для справок, – быть может, выудит что-то сразу из описи документов этого дела. Через некоторое время он раскурил трубку, поудобнее расположился в кресле и начал внимательно читать лежавшее перед ним досье.
ФРАНСИСКО (ПАКО) СКАРАМАНГА, КЛИЧКА ПИСТОЛЕТИК
и ниже мелким шрифтом: "Наемный убийца, в основном работает на КГБ, хотя непосредственный контакт поддерживает с кубинской службой безопасности через штаб-квартиру в Гаване. Работает и на другие организации, по найму. Проводит самостоятельные операции в государствах Карибского бассейна и Центральной Америки. Нанес огромный ущерб, особенно Секретной службе, а также ЦРУ и другим дружественным службам: жестокие убийства, нанесение страшных увечий. Активно работает начиная с 1959 года, с момента прихода к власти Кастро, именно тогда развернул кипучую деятельность. На указанной территории хорошо известен, внушает страх и почтение. Появляется повсюду внезапно, когда захочет. Несмотря на надзор, действует весьма эффективно. Латиноамериканская полиция перед ним бессильна. Он – живая легенда. На своей «территории» известен как «человек с золотым пистолетом» – имеется в виду его личное оружие, позолоченный длинноствольный несамовзводный «Кольт» 45-го калибра. Пользуется специальными пулями с тяжелым мягким (24 карата) золотым сердечником, покрытым серебром, на головке пуль – насечка, по принципу разрывных пуль «дум-дум» с надпиленной оболочкой, наносят очень тяжелые ранения. Усовершенствует свой «рабочий инструмент» постоянно. Повинен в смерти агента 267 (Британская Гвиана), агента 398 (Тринидад), 943 (Ямайка) и агентов 768 и 742 (Гавана). Кроме того, нанес увечья, прострелив оба колена, агенту СС (Секретной службы) 098, офицеру-инспектору, который вынужден был выйти на пенсию. (См. также центральный архив, материалы о жертвах Скараманги на Мартинике, Гаити и в Панаме.)
ОПИСАНИЕ: возраст – около 35 лет, рост – 6 футов 3 дюйма, стройный, подтянутый. Глаза светло-карие. Волосы рыжеватые, коротко подстриженные. Длинные баки. Худое, смуглое лицо с тонкими, словно нарисованными усиками; смуглый. Уши прижаты к голове. Одинаково владеет обеими руками. Руки очень большие и сильные, с безукоризненным маникюром. Отличительные черты: на два дюйма ниже левого соска расположен еще один – третий. Примечание: согласно местным колдовским поверьям («вуду»), а также родственным магическим культам, такая физическая особенность считается признаком неуязвимости и говорит о больших сексуальных возможностях. Ненасытный, неразборчивый женолюб, который неизменно, прежде чем убить свою жертву, совершает половой акт, исходя из того, что «глаз» при этом становится верным, зрение не подведет. (Примечание: в эту примету верят многие профессиональные теннисисты, игроки в гольф, мастера стрелкового спорта и другие категории спортсменов.)
ПРОИСХОЖДЕНИЕ: находится в родстве с каталанской семьей цирковых менеджеров, носящих ту же фамилию. Воспитывался в этой семье. Образование – самоучка. В возрасте 16 лет (после случая, описанного ниже под рубрикой «Изложение мотивов») незаконно пересек границу Соединенные Штатов Америки, где вел преступный образ жизни, занимаясь поначалу мелким воровством; затем переходил из банды в банду, пока не стал полноправным «солдатом», членом гангстерской «семьи звездочек», оперировавшей в штате Невада, числился «вышибалой» отеля «Тиара» в Лас-Вегасе, на самом деле – наемный убийца, отправлявший на тот свет мошенников, картежных шулеров и других неугодных мафии людей: как профессионал выполнял и заказы со стороны. В 1958 году был вынужден бежать из. Штатов в результате известной «дуэли» со своим коллегой, неким Рамоном Родригесом по кличке Прутик, выполнявшим аналогичную работу наемного убийцы в детройтской гангстерской группировке «Кардиналы». Дуэль происходила ночью при свете луны на третьей площадке для игры в гольф клуба «Сандерберд» в Лас-Вегасе. (Скараманга всадил своему противнику две пули в сердце с расстояния 20 шагов, тот не успел сделать ни выстрела. Есть данные, что мафия выплатила ему за это 100 тысяч долларов).
Объездил все государства Карибского бассейна, вкладывая «грязные» деньги дельцов из Лас-Вегаса в «чистые» дела, «отмывая» полученные незаконным путем капиталы; позднее, когда стал известен как ловкий и удачливый предприниматель, специалист по купле-продаже недвижимости, долгое время работал на Трухильо в Доминиканской Республике и на Батисту на Кубе, проворачивая всевозможные финансовые аферы. В 1959 году обосновался в Гаване и, вовремя сориентировавшись, оставаясь человеком Батисты, начал тайно работать на партию Кастро; после революции получил солидное назначение в кубинской секретной службе, стал заниматься зарубежными операциями носящими насильственный характер. В этом качестве, по заданию этой службы, совершил убийства, упомянутые выше.
ПАСПОРТ: разные паспорта, в том числе кубинский дипломатический.
«КРЫША»: такой не требуется. Легенда, которой окружено имя этого человека, – миф, сравнимый лишь со славой известнейшей кинозвезды, и тот факт, что он ни по одному делу к уголовной ответственности никогда не привлекался, обеспечивает ему полную свободу передвижения, дает гарантию невмешательства в дела «его территории». В большинстве республик, расположенных на островах и материке и составляющих эту «территорию», у него есть группы поклонников (например, группа «растафари» на Ямайке), он осуществляет контроль над мощными силовыми группировками, рэкетирами, наемниками, к услугам которых прибегает в случае необходимости. Более того, являясь подставным покупателем, официальным юридическим лицом при операциях с «грязными» капиталами, о чем говорилось выше, часто получает на вполне законных основаниях дипломатический статус и под прикрытием такого совершает поездки по странам данного региона.
МАТЕРИАЛЬНЫЕ СРЕДСТВА: значительные, но точными цифрами не располагаем. Во время разъездов пользуется различными кредитными карточками типа «Дайнес клаб». Имеет цифровой счет на предъявителя в Цюрихском кредитном банке; по-видимому, имеет доступ к источникам иностранной валюты, в случае необходимости пользуется также весьма ограниченными в этом отношении ресурсами Кубы.
ИЗЛОЖЕНИЕ МОТИВОВ: (комментарий С.С.)…"
Трубка в зубах М. уже погасла, он вновь набил ее и закурил. Все прочитанное им, было обычной информацией, которая ничего не добавила к тому, что он знал об этом человеке. А вот дальше будет интереснее. Под инициалами С.С. скрывался бывший профессор королевской кафедры истории в Оксфорде, который работал в штаб-квартире – как казалось М. – спустя рукава, занимая небольшой и – по мнению М. – слишком удобный кабинет. В промежутках между – опять-таки по мнению М. – слишком роскошными и чересчур продолжительными обедами в «Гаррике», лондонском клубе актеров, писателей и журналистов, он являлся, когда заблагорассудится, в штаб-квартиру, почитывая подобные дела, ставил на полях массу вопросительных знаков и наводил справки, а затем излагал свое суждение. Но, несмотря на свое предубеждение к этому человеку, к его прическе, манере небрежно одеваться, к тому, какой он вел образ жизни, ко всему процессу осмысления им нестандартных ситуаций, в результате которого он приходил к своим неожиданным выводам, М. высоко ценил острый ум профессора, его прикладные знания, ибо, используя свой богатый опыт, С.С. не раз поражал его точностью своих заключений. Короче, М, всегда очень внимательно читал все, написанное С.С., и теперь с удовольствием вновь углубился в досье.
"Меня заинтересовал этот человек (писал С.С.). и я решил навести справки по более широкому, чем обычно, кругу вопросов, принимая во внимание исключительность данного случая, ибо здесь мы имеем дело с тайным агентом, который одновременно в определенном смысле является и общественным деятелем, успешно сочетая эти качества с такой трудной и опасной профессией, добровольно им выбранной, каковой является профессия наемника, в просторечье именуемая «убийца напрокат». Мне кажется, что я нашел истоки этого пристрастия к хладнокровному убийству своих коллег, а также людей, к которым он лично не испытывает вражды, людей, которые не вызывают у него симпатии просто потому, что они чем-то досадили тем, кто его нанял; я нашел эти истоки в одном любопытном смешном эпизоде из его юности. В бродячем цирке своего отца, Энрико Скараманги, мальчик исполнял несколько ролей. Он был одним из самых искусных стрелков-трюкачей, был дублером «силача» в акробатической труппе, часто занимая место «нижнего» в основании «человеческой пирамиды», и он же был погонщиком слонов, выходившим на арену в роскошном тюрбане, в индийских одеждах и т.д., он ехал на головном слоне в группе из трех гигантов. Этот слон по кличке Макс был мужского пола. А слоны-самцы, оказывается, как я узнал не без интереса, проверив эту информацию у известных зоологов, несколько раз в течение года бывают сексуально озабочены, у них это своего рода период «течки». Во время таких периодов за ушами животного собирается слизь, и ее нужно соскребать, ибо в противном случае она вызывает у слона сильное раздражение. Когда однажды цирк выступал в Триесте, у Макса появились соответствующие признаки, но из-за недосмотра это не было вовремя замечено, никаких мер не приняли. Огромный шатер цирка был сооружен на окраине города, примыкавшей к железнодорожной ветке, идущей вдоль побережья. В тот вечер, который, по моему мнению, предопределил будущий образ жизни молодого Скараманги. Макс впал в ярость, скинул с себя юношу и со страшным трубным ревом бросился, сокрушая все на своем пути, прямо через зрительный зал, в результате чего многие пострадали. Слон вырвался на ярмарочную площадь, потом на железнодорожные пути и помчался по ним во весь опор (это было чудовищное зрелище, если верить газетному сообщению того времени: луна светила ярко, слон шел напролом). Были подняты по тревоге местные карабинеры, которые стали преследовать слона на автомашине по шоссе, идущему параллельно железной дороге. Через некоторое время они настигли несчастное животное, у которого к тому времени приступ безумия уже прошел, монстр спокойно стоял на рельсах, повернувшись в ту сторону, откуда пришел. Не понимая, что теперь укротитель мог спокойно отвести слона «домой», полиция открыла беспорядочную стрельбу. Ружейные и пистолетные пули, поразившие слона, большого вреда ему, однако, не причинили, только опять разъярили. И вновь это несчастное животное, опять преследуемое полицейской машиной, из которой вели непрерывный огонь, двинулось вдоль железнодорожного полотна. Когда слон добежал до территории ярмарки, он, видимо, узнал свой «дом», увидел большой купол и потому, сойдя с рельсов, стал неуклюже пробираться через разбегающуюся толпу к центру опустевшей арены. Там, ослабев от потери крови, он тем не менее стал трогательно продолжать прерванный номер. Грозно трубя, в агонии, Макс вновь и вновь отчаянно пытался подняться и встать на одну ногу. Тем временем молодой Скараманга – пистолетики по бокам – пытался набросить аркан на голову животного, одновременно успокаивая его, разговаривая с ним на «слоновьем языке», как делал обычно на тренировках. Макс, казалось, узнал юношу – печальнее и драматичнее зрелища, наверное, и представить нельзя, – опустив хобот, попытался поднять Скарамангу, чтобы он смог занять свое обычное место у него на спине. Но именно в этот момент в цирк ворвались полицейские, они бросились на усыпанную опилками арену, и их капитан, подойдя к животному, в упор разрядил всю обойму в правый глаз слона – Макс грохнулся замертво. Увидев это, молодой Скараманга, который, если верить газетам, был очень привязан к своему подопечному, выхватил один из своих пистолетиков и выстрелом в сердце убил полицейского. И тут же скрылся в толпе, воспользовавшись тем, что другие полицейские не могли открывать стрельбу при таком стечении народа. Словом, Скараманге удалось скрыться, он бежал сначала на юг, в Неаполь, а затем, как уже было сказано, зайцем добрался на пароходе до Америки.
Так вот, в этом ужасном эпизоде я вижу причину трансформации Скараманги, его превращения в самого жестокого профессионального убийцу, которого можно себе вообразить. Именно в тот день, полагаю, и родилось у него хладнокровное желание отомстить за себя всему человечеству. Тот факт, что слон действительно взбесился и затоптал многих невинных людей, тот факт, что человеком, который действительно во всем виноват, был он сам, его укротитель, то, что полиция при этом лишь выполняла свой долг, все это – психопатологически – горячий юнец либо забыл, либо намеренно выбросил из головы, подавил в себе – ведь его подсознанию нанесли такой ошеломляющий удар. Во всяком случае, вся последующая деятельность Скараманги требует какого-то объяснения, и я полагаю, что не столь уж фантазирую, выдвигая на основании известных фактов собственные прогнозы".
М. задумчиво повертел мундштук трубки. Ну что ж, все правильно, все справедливо. И он принялся читать дальше.
«В связи с профессией этого человека мне хотелось бы сказать несколько слов (писал С.С.) о наличии у него необычайной, как утверждают, сексуальной потенции. Один из постулатов Фрейда, с которым я склонен согласиться, гласит, что любой пистолет, будь он в руках любителя или профессионала, имеет для его владельца особое значение, являясь как бы символом принадлежности к мужскому полу – продолжением мужских достоинств; по Фрейду, повышенный интерес к оружию (т.е. коллекционирование оружия, охотничьи клубы) есть одна из форм фетишизма. Пристрастие Скараманги к определенному необычному виду стрелкового оружия и тот факт, что он пользуется серебряными и золотыми пулями, совершенно ясно указывают на то, что он, как я думаю, является рабом этого фетиша. Рискну также высказать предположение и усомниться в его необычных сексуальных возможностях, ибо все как раз наоборот, именно недостаток сексуальности он заменяет или компенсирует фетишем оружия. Кроме того, я обратил внимание, прочтя в журнале „Тайм“ его своего рода словесный портрет, еще на один факт, подтверждающий мое предположение о том, что Скараманга, должно быть, в сексуальном плане человек ненормальный. Перечисляя его достоинства, „Тайм“ отмечает, но никак не комментирует интересную особенность этого человека – он совсем не умеет свистеть. Так вот, возможно, это только выдумка, и уж, во всяком случае, медицинская наука об этом умалчивает, но широкое распространение получила теория, согласно которой мужчина, который не умеет свистеть, склонен к гомосексуализму. (Узнав это, читатель, может сам провести эксперимент и, исходя из собственного опыта, внести свой вклад в то, чтобы подтвердить или опровергнуть это народное поверье! – С.С.)».
М. не пробовал свистеть с тех пор, как был мальчишкой. Непроизвольно он вытянул губы трубочкой и издал чистый звук, засвистел. Потом хмыкнул и продолжал чтение, не терпелось узнать, к каким еще экстравагантным заключениям пришел профессор.
"Таким образом, я не удивлюсь, если узнаю, что Скараманга совсем никакой не Казанова, как разносит молва. Если же посмотреть шире на сам факт принадлежности того или иного лица к «клану стрелков», то нельзя не учитывать неистребимое желание компенсировать каким-либо образом комплекс неполноценности (так называемый синдром Адлера); и здесь самое время процитировать – очень к месту – некоторые высказывания г-на Гарольда Л.Петерсона, автора предисловия к великолепно иллюстрированной «Книге об оружии» (издательство Поля Хэмлина). Петерсон, в частности, пишет:
"Среди множества вещей, которые человек изобрел для того, чтобы украсить свою жизнь, лишь немногие восхищают его больше, Чем оружие. Его функции просты; как сказал еще Оливер Винчестер – заявление это самодовольное, что типично для прошлого века, – «оружие есть приспособление для бросания боеприпасов», своего рода игра в мяч. Но любое оружие обладает такой необыкновенной психологической привлекательностью не только в силу того, что постоянно совершенствуется как забава, как бездумное бросание чего-то, но также в силу того, что обладает внушающей страх способностью поразить любую цель с большого расстояния.
Ибо владение оружием и умение им пользоваться безгранично увеличивает личную власть стрелка и расширяет радиус его влияния и воздействия на расстояние в тысячу раз больше, чем длина его руки. И так как сила – в оружии, человек, который держит его в руках, не обязательно должен быть сильным, оружие само по себе дает ему определенные преимущества. Взметнувшийся меч, копье наперевес, изогнутый большой лук безгранично расширяют возможности человека, держащего их в руках. Сила стрелкового оружия заключена в нем самом, она – от природы, остается лишь выпустить джина из бутылки. Твердый глаз и хороший прицел – вот и все, что нужно. Куда бы ни смотрело дуло, туда и полетит пуля, неся желание или намерение стрелка к цели.
… Возможно, что стрелковое оружие больше, нежели любое другое изобретение, определило развитие мира и судьбы людей".
Согласно учению Фрейда, «длина его руки» становится длиной мужского члена. Но нам не следует задерживаться на этих понятиях, говорящих нечто лишь лицам посвященным, причастным. В своей посылке я опираюсь на достаточно серьезный источник – писания г-на Петерсона; хотя сам бы я в заключительном абзаце его труда отдал пальму первенства не оружию, а печатному слову, его точка зрения тем не менее вполне понятна. Предмет нашего исследования – Скараманга, по моему мнению, параноик, подсознательно восстающий против любых представителей власти (против любых авторитетов), и сексуальный фетишист с возможными гомосексуальными наклонностями. У него есть и другие качества, что явствует из приведенных выше данных. В заключение хотел бы особо подчеркнуть, что, принимая во внимание тот урон, который он уже нанес личному составу Секретной службы, очевидно одно – с ним должно быть покончено, и как можно скорее – если необходимо, то любым, пусть негуманным способом, одним из тех, к которым он сам так часто прибегает; дело за малым: хотя это маловероятно, но должно найти человека, не уступающего ему ни в чем, агента смелого и находчивого. (Подпись: С.С.)"
Еще ниже, в конце приложения, начальник Сектора государств Карибского бассейна и Центральной Америки коротко написал: «Согласен», подпись: «К. Ц. А.», а начальник штаба добавил к этому красными чернилами: «Ознакомился. Нач. шт.».
М. сидел, уставившись в пространство, минут пять. Затем протянул руку за пером и зелеными чернилами нацарапал морское выражение: «Место по боевому расписанию» – и поставил весьма солидно выглядящую заглавную букву "М".
Потом он еще минут пять сидел, не двигаясь, думая о том, что, скорее всего, только что подписал смертный приговор Джеймсу Бонду.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.