Книга Патти в колледже онлайн

I. Чувствительный Питерс

– Пресс-папье, – заметила Пэтти, посасывая ушибленный большой палец, – сделано явно не для того, чтобы забивать им гвозди. Хотелось бы мне иметь молоток.

Это замечание не вызвало ответа, и Пэтти, стоя на верхней ступени приставной лестницы, пристально посмотрела на свою соседку по комнате, которая сидела на полу и вытаскивала диванные подушки и занавеси из ящика для белья.

– Присцилла, – воззвала она, – ты ничего полезного не делаешь. Сходи вниз и попроси у Питерса молоток.

Присцилла неохотно поднялась. – Думаю, что уже пятьдесят девчонок ходили за молотком.

– О, в заднем кармане у него имеется свой собственный молоток. Одолжи его. И, Прис, – позвала ее Пэтти, наклонясь над фрамугой, – попроси его прислать мужчину, который бы снял с петель дверь туалета.

Воспользовавшись передышкой, Пэтти уселась на верхней ступеньке и принялась изучать хаос внизу. В центре комнаты возвышались: восточное тростниковое кресло, сильно потертое на подлокотниках, несколько разношерстных стульев, два письменных стола, диван, стол и два ящика для белья. Проглядывавший в промежутках пол устилал ядовито-зеленый ковер, а шторы и портьеры были кричащего, ярко-красного цвета.

– Едва ли кто-нибудь назвал бы это симфонией цвета. – Заметила Пэтти в отношении обстановки в целом.

В дверь постучали.

– Войдите, – отозвалась она.

В дверном проеме возникла девушка в голубом полотняном матросском костюмчике, доходившем ей до лодыжек, с волосами, уложенными в косу, спускавшуюся вдоль спины. Пэтти молча изучала ее. Девушка в некотором удивлении оглядела комнату и, наконец, глаза ее остановились на верхушке лестницы.

– Я… я первокурсница, – начала она.

– Дорогуша, – проворчала Пэтти неодобрительно, – я едва не приняла тебя за старшекурсницу; однако входи и присаживайся, – показала она взмахом руки на ближайший бельевой ящик. – Мне нужен твой совет. Так вот, – сказала она, словно продолжая беседу, – существуют оттенки зеленого, которые неплохо смотрятся с красным; но я прошу сказать мне откровенно, подойдет ли к чему-нибудь этот оттенок зеленого?

Первокурсница посмотрела на Пэтти, затем на ковер, и улыбка ее выразила сомнение. – Нет, – признала она. – Не думаю, что он к чему-либо подойдет.

– Я знала, что ты это скажешь! – воскликнула Пэтти с облегчением. – А как ты посоветуешь нам поступить с ковром?

Первокурсница выглядела озадаченной. – Я… я не знаю, ну разве что свернуть его, – произнесла она с запинкой.

– Это то, что нужно! – сказала Пэтти. – Интересно, как мы раньше до этого не додумались?

В этот момент вновь появилась Присцилла и объявила:

– Питерс – самый подозрительный человек, которого я когда-либо встречала! – Однако, заметив первокурсницу, она умолкла в нерешительности.

– Присцилла, – произнесла Пэтти сурово, – я надеюсь, ты не проговорилась о том, что мы драпируем стены, – и сопроводила свои слова взмахом руки в сторону набивной хлопчатобумажной ткани, свисающей с молдинга.

– Я пыталась, – сказала Присцилла виновато, – но в моих глазах он прочел слово «драпировка». Едва взглянув на меня, он сказал: «Послушайте, мисс, вы знаете, что вешать ткань на стены против правил, и вы не должны забивать гвозди в штукатурку, и в любом случае, не думаю, что вам нужен молоток».

– Отвратительное создание! – промолвила Пэтти.

– Однако, – продолжила торопливо Присцилла, – на обратном пути я остановилась и одолжила молоток у Джорджи Меррилс. О, я забыла, – прибавила она, – он сказал, что мы не можем снять дверь туалета с петель: как только мы ее снимем, остальные пятьсот молодых леди захотят снять свои двери, и понадобится полдюжины мужчин, которые все лето будут вешать их обратно.

Брови Пэтти зловеще нахмурились и первокурсница, желая предупредить возможную домашнюю трагедию, робко поинтересовалась: – Кто такой Питерс?

– Питерс, – ответила Присцилла, – это низенький, кривоногий господин с рыжей бородкой клином, который по своей технической должности является вахтером, а фактически – диктатором. Все боятся его, даже Прекси.

– А я нет, – сказала Пэтти. – И эта дверь, – твердо добавила она, – будет снята, разрешит он или нет, так что, я полагаю, нам придется сделать это самим. – Она перевела взгляд на ковер, и лицо ее просветлело. – О, Прис, у нас появился новый прекрасный план. Моя подруга говорит, что ковер ей совсем не нравится, и предлагает убрать его, принести черной краски и самим покрасить пол. Я согласна, – прибавила она, – что пол цвета фламандского дуба, устланный коврами, был бы огромным усовершенствованием.

Присцилла перевела неуверенный взгляд с первокурсницы на пол. – Ты думаешь, нам позволят это сделать?

– Было бы неловко их об этом спрашивать, – ответила Пэтти.

Первокурсница с беспокойством поднялась. – Я пришла, – сказала она нерешительно, – чтобы узнать… то есть, насколько я понимаю, девочки одалживают свои старые книги во временное пользование, и я подумала, если вы не против…

– Против! – сказала Пэтти обнадеживающе. – Мы бы сдали в аренду наши души за пятьдесят центов в семестр.

– Я… я хотела латинский словарь, – произнесла первокурсница, – а девочки по соседству сказали, что, возможно, у вас он есть.

– Есть чудесный словарь, – подтвердила Пэтти.

– Нет, – перебила Присцилла, – у нее потеряны листы от «О» до «Р», и он весь изодран, а мой, – нырнув в один из ящиков, она извлекла маленький, пухлый томик без обложки, – хотя и не такой красивый, каким он был когда-то, но по-прежнему полезный.

– Мой с аннотациями, – сказала Пэтти, – и с иллюстрациями. Я покажу тебе, какая это превосходная книга, – и она начала спускаться по лестнице. Но Присцилла набросилась на нее, и она снова отступила на верхнюю ступеньку. – Как, – взвыла она испуганной первокурснице, – разве ты не попросила словарь прежде, чем она вернулась? Позволь мне дать тебе совет в начале твоей карьеры в колледже, – добавила она предостерегающе. – Никогда не выбирай в соседки тех, кто крупнее тебя. Они опасны.

Первокурсница стремительно отступала к двери, как вдруг она распахнулась и перед ними предстала привлекательная девушка с пушистыми рыжими волосами.

– Прис, негодница, ты ушла с моим молотком!

– О, Джорджи, нам он нужен больше, чем тебе! Заходи и помоги забить гвозди.

– Привет, Джорджи, – позвала Пэтти с лестницы. – Эта комната будет замечательной, когда мы все здесь закончим, да?

Джорджи огляделась. – Вы более оптимистично настроены, чем я, – засмеялась она.

– Пока рано говорить, – парировала Пэтти. – Мы хотим закрыть обои этой красной материей, покрасить пол черным, поставить темную мебель, повесить красные портьеры, установить мягкое освещение. Она будет выглядеть, как Восточная комната в «Уолдорфе».

– Как, ради всего святого, – поинтересовалась Джорджи, – вы заставили их позволить вам все это сделать? Сегодня я прикрепила три безобидные кнопки, так ощетинившийся от ярости Питерс налетел на меня и сказал, что, если я их не вытащу, он доложит обо мне.

– А мы и не просили, – объяснила Пэтти. – Это единственный способ.

– Вам придется потрудиться, если вы хотите устроиться к понедельнику, – заметила Джорджи.

– C'est vrai,^[1] – согласилась Пэтти, спускаясь с лестницы под внезапным приливом энергии, – и тебе придется остаться и помочь нам. Нам нужно перетащить всю эту мебель в спальни и поднять ковер, прежде чем начать красить. – Она осторожно обратилась к первокурснице. – Ты не слишком занята?

– Нет. Моя соседка еще не приехала, так что я не могу устраиваться.

– Чудесно. Тогда помоги нам передвинуть мебель.

– Пэтти! – сказала Присцилла, – по-моему, ты невыносима.

– Я бы очень хотела остаться и помочь, если вы позволите.

– Конечно, – сказала Пэтти любезно. – Я забыла спросить твое имя, – продолжала она, – и я не думаю, что ты бы хотела, чтобы тебя называли Первокурсницей, – это довольно неопределенно.

– Меня зовут Женевьева Эйнсли Рэндольф.

– Женевьева Эйнс… боже правый! Такое я не в состоянии запомнить. Ты не возражаешь, если я стану звать тебя коротко: леди Клара Вере де Вере?

Лицо первокурсницы выразило сомнение, а Пэтти продолжила. – Леди Клара, позвольте вам представить мою соседку мисс Присциллу Понд – она не имеет никакого отношения к экстракту. Она занимается атлетикой и побеждает в забеге на сто ярдов и в барьерном беге, и имя ее попадает в газету в поистине удовлетворительной степени. А это моя дорогая подруга мисс Джорджи Меррилс из одного из старейших семейств в Дакоте. Мисс Меррилс очень талантлива: поет в клубе хорового пения, играет на расческе…

– И, – прервала ее Джорджи, – позвольте представить мисс Пэтти Уайатт, у которой…

– Нет никаких особенностей, – сказала Пэтти скромно, – но которая просто добра, красива и умна.

В дверь постучали и открыли, не дождавшись ответа. – Мисс Теодора Барлет, – продолжала Пэтти, – обычно известная как Близняшка, мисс Вере де Вере.

Близняшка потрясенно пробормотала: «Мисс Вере де Вере» и опустилась на бельевой ящик.

– Термин «Близняшка», – пояснила Пэтти, – используется в исключительно аллегорическом смысле. На самом деле у нее нет сестры-близнеца. Прозвище было ей дано на первом курсе, а причина утеряна со смутных незапамятных времен.

Первокурсница посмотрела на Близняшку и открыла рот, но снова закрыла, не сказав ни слова.

– Моим любимым афоризмом, – произнесла Пэтти, – всегда было «Молчание – золото». Я замечаю, что мы родственные души.

– Пэтти, – сказала Присцилла, – перестань утомлять бедное дитя и принимайся за работу.

– Утомлять? – молвила Пэтти. – Я не утомляю ее; мы просто знакомимся. Замечу, тем не менее, что теперь не время для пустых любезностей. Тебе что-то нужно? – добавила она, поворачиваясь к Близняшке. – Или ты заскочила, чтобы поговорить?

– Просто зашла поговорить, но, полагаю, я зайду снова, когда не нужно будет двигать мебель.

– Ты случайно не поедешь сегодня после обеда в город?

– Да, – ответила Близняшка. – Однако если речь идет о карнизе для штор, – прибавила она осторожно, – я отказываюсь привозить его. Вчера вечером я вызвалась привезти карниз для Люсиль Картер, поскольку она торопилась отпраздновать новоселье, так я уколола им кондуктора, когда залезала в трамвай; а пока я извинялась перед ним, другим концом карниза я сшибла шляпку миссис Прекси.

– У нас есть все необходимые карнизы для штор, – ответила Пэтти. – Речь идет о краске – о пяти банках черной краски – и о трех кисточках, продаваемых в магазине полезных мелочей, и большое тебе спасибо. Прощай. А теперь, – продолжала она, – прежде всего, следует снять эту дверь, а я отвоюю у несговорчивого Питерса отвертку, пока вы вытаскиваете кнопки из ковра.

– Он не даст тебе ее, – промолвила Присцилла.

– Увидим, – ответила Пэтти.

Пять минут спустя она вернулась, размахивая над головой настоящей отверткой. – Voilà, mes amies!^[2] Собственная отвертка Питерса, за которую я лично отвечаю.

– Как ты ее достала? – подозрительно поинтересовалась Присцилла.

– Ты ведешь себя так, – сказала Пэтти, – словно я сбила его с ног в каком-нибудь темном углу и ограбила. Я просто вежливо ее попросила, и он спросил, что я собираюсь с ней делать. Я сказала, что хочу отвинтить шурупы, и причина его настолько впечатлила, что он вручил мне ее без единого слова. Питерс, – прибавила она, – душка, просто он похож на всех остальных мужчин – с ними следует быть дипломатичными.

В десять часов вечера ковер из рабочего кабинета «399» был аккуратно свернут и перенесен в конец коридора наверху, где было бы сложно проследить его происхождение. Все пространство было пропитано запахом скипидара, пол рабочего кабинета «399» сверкал черным цветом, кроме четырех-пяти неокрашенных пятен, обозначенных Пэтти как «островки», которыми следовало заняться позже. Кто бы ни зашел к ним в тот день или вечер, получал в руку кисть, должен был опуститься на колени и красить. Кроме пола, три книжных шкафа и стул из цвета красного дерева перекрасили в цвет фламандского дуба, и оставалось еще полбанки краски, от которой Пэтти настойчиво пыталась избавиться.

На следующее утро, несмотря на сложности с передвижением, вновь воздвигли приставную лестницу, и крепление декоративной ткани было с энтузиазмом продолжено, как вдруг работу прервал стук в дверь.

Совершенно не подозревая о нависшем роке, Пэтти весело отозвалась: – Войдите!

Дверь отворилась, и на пороге выросла фигура Питерса. Присцилла подло сбежала, оставив свою соседку на лестнице, в затруднительном положении.

– Вы та юная леди, которая взяла у меня взаймы отвертку… – Питерс замер, посмотрел на пол, и челюсть его отвисла в крайнем изумлении. – А ковер где? – вопросил он тоном, подразумевающим, что, по его мнению, ковер находится под краской.

– Он в холле, – радостно ответила Пэтти. – Осторожно, пожалуйста, не наступите на окрашенное. Так гораздо лучше, Вы не находите?

– Вам следовало получить разрешение… – начал было он, но его взгляд упал на обои, и он снова замолчал.

– Да, – сказала Пэтти, – но мы знали, что Вы не можете прямо сейчас выделить человека, который покрасил бы за нас, поэтому мы не стали Вас беспокоить.

– Вешать занавески на стены – против правил.

– Я слышала об этом, – сказала Пэтти приветливо, – и считаю, что обыкновенно это очень хорошее правило. Но взгляните на цвет этих обоев. Это зеленый горох. У вас имеется достаточный опыт по части обоев, мистер Питерс, чтобы понимать, что это не возможно, особенно учитывая, что шторы и портьеры у нас красные.

Взгляд Питерса переместился на туалетную комнату, лишенную двери. – Вы та юная леди, – резко поинтересовался он, – которая попросила меня снять эту дверь с петель?

– Нет, – ответила Пэтти, – полагаю, это была моя соседка. Она была очень тяжелой, – продолжала она жалобно, – и нам пришлось изрядно повозиться, снимая ее, но мы, разумеется, понимали, что Вы ужасно заняты и что в этом нет Вашей вины. Для этого мне и нужна была отвертка, – прибавила она. – Простите, что я не вернула ее вчера вечером, просто я очень устала и забыла об этом.

Питерс только хрюкнул. Он рассматривал угловой шкафчик, висевший на стене. – Разве Вы не знали, – сурово спросил он, – что правила запрещают вбивать гвозди в штукатурку?

– Это не гвозди, – запротестовала Пэтти. – Это крючки. Памятуя, что Вам не нравятся дырки, я установила два крючка, хотя, боюсь, что нужны три. Как Вы думаете, мистер Питерс? Это выглядит прочным?

Питерс подергал. – Достаточно прочным, – мрачно сказал он. Когда он обернулся, его взгляд упал на стол в спальне Присциллы. – Там газовая плита? – поинтересовался он.

Пэтти пожала плечами. – Извините за… осторожно, мистер Питерс! Не наскочите на тот книжный шкаф. Его недавно покрасили.

Питерс отпрыгнул и встал в позу Колосса Родосского, одной ногой наступив на один «островок», другой – на другой «островок» в трех футах от первого. Даже вахтеру сложно возмущаться в подобном положении, и покуда он собирал воедино свои разрозненные впечатления, Пэтти жадно огляделась в поисках кого-нибудь, кто насладился бы зрелищем вместе с ней. Однако, почувствовав, что тишина становится угрожающей, она поспешила прервать ее.

– С этой плитой не все в порядке: она совсем не горит. Боюсь, что мы неправильно собрали ее. Меня бы не удивило, если бы Вы, мистер Питерс, сказали бы, что с ней произошло. – Она мило улыбнулась. – Мужчины столько всего знают о таких вещах! Вы на нее не взглянете?

Питерс снова хрюкнул, однако подошел к плите.

Спустя пять минут, когда Присцилла заглянула в комнату, чтобы посмотреть, не осталось ли случайно чего-нибудь от Пэтти, она увидела Питерса, стоявшего на коленях на полу в ее спальне, вокруг валялись разбросанные детали плиты, и услышала, как он говорит: «Не знаю, есть ли необходимость докладывать о вас, так как, полагаю, раз уж они в стене, пусть там и остаются»; и голос Пэтти, отвечающий: «Вы очень добры, мистер Питерс. Разумеется, если бы мы знали…». Присцилла тихо закрыла дверь и ретировалась за угол, чтобы дождаться ухода Питерса.

– Как, черт возьми, ты управилась с ним? – спросила она, врываясь в комнату, как только замер звук его шагов, удалявшихся по коридору. – Я думала, что буду петь реквием над твоими останками, а обнаружила Питерса на коленях, погруженного в дружескую беседу.

Пэтти загадочно улыбнулась. – Ты должна запомнить, – сказала она, – что Питерс – не только вахтер, он к тому же мужчина.