Книга Золотая ложь онлайн - страница 2

Глава 2

– Я не могу этого сделать… Это невозможно! – в который раз попыталась протестовать Кармела.

Но она чувствовала – ее голос звучит все менее убедительно, и ей все сложнее противостоять подруге.

Так случалось всегда, с тех самых пор, когда они были еще совсем крохами.

Если Фелисити что-нибудь замышляла, она так настойчиво и упорно доказывала это, что ей просто невозможно было отказать.

– Но почему же? Ни один из моих родственников не видел меня с пяти лет, и до сих пор, как ты прекрасно знаешь, никто из них не проявлял никакого интереса к моей особе.

Она перевела дыхание и, помолчав, с горечью заметила:

– Я не получила от них ни единой весточки. После смерти бабушки никто из моих кузин, кузенов, тетей или дядей не позвал меня пожить с ними. И вот теперь пришло это письмо от Селвина! Но его-то уж явно интересует мое наследство.

– И как это твоей бабушке удалось сохранить от всех такую важную тайну? – спросила Кармела.

– Скорее всего, большая часть ее денег была вложена в дело на Ямайке, и ее капитал чрезвычайно возрос из-за спроса на сахар за эти несколько лет. Поверенный объяснил мне, что и здесь, в Англии, ее вложения оказались весьма прибыльными. По-видимому, так оно и есть, судя по сумме, которую она оставила мне, Кармела молчала. Фелисити вздохнула.

– Право же, эти деньги для меня лишь большая ответственность, а вовсе не божья милость. Ведь, полагаю, Джимми будет отнюдь не в восторге от моего нового положения. А самой мне придется научиться разбираться в людях, ведь кому-то нужна буду именно я, а кому-то – мое состояние.

– Но тебя всегда будут любить. Ведь ты – это ты, – подбадривала Кармела, и Фелисити улыбнулась подруге.

– Как бы мне хотелось этому верить, – призналась она, – и я вовсе не желаю становиться похожей на бабушку. Она искренне ненавидела всех этих Гэйлов, которые, как ей всегда казалось, просто охотились за ее деньгами.

– Пожалуйста, не позволяй деньгам испортить себя, – от всей души взмолилась Кармела. – Я понимаю, как тяжело тебе вынужденно скрывать все от Джимми.

– Ну, раз ты все понимаешь, ты обязательно поможешь мне, – быстро сориентировалась Фелисити.

– Но никто не поверит, будто я – это ты, – снова попыталась возразить Кармела.

– Почему же нет? – удивлялась Фелисити. – Ты ничуть не хуже меня, такая же хорошенькая. А если ты наденешь мое платье, мы и вовсе станем похожи. Честно говоря, нас вообще легко принять за сестер.

В ее словах имелась некоторая доля правды, обе девушки были светловолосы, голубоглазы, с чуть бледноватым оттенком лица и неизменным, будто застенчивым, легким румянцем на щеках, вызывающим восхищение у мужчин и зависть у женщин.

Но если Фелисити отличалась утонченностью манер, изящностью и элегантностью, Кармела больше напоминала простушку, сельскую девушку, которой явно недоставало лоска. Правда, лоск можно было придать, заменив ее наряды и научив уверенно держаться и подавать себя в обществе.

Критически осмотрев подругу, Фелисити встала и взяла ее за руку.

– Пошли наверх, – сказала она.

– Зачем? – поинтересовалась Кармела.

– Надо, чтобы ты как можно больше походила на меня, – Объяснила Фелисити. – Начнем с прически. Тебя надо по-модному причесать, и я уже решила дать тебе с собой все те платья, которые я носила после смерти бабушки.

Кармела подумала, что это было бы весьма кстати. Насколько она поняла, Фелисити еще не сняла траур, и лиловый цвет преобладал в ее нарядах.

Сама она после смерти отца не сумела ни приобрести, ни сшить ничего нового. Единственное, что она могла себе позволить, это поменять ленты на шляпке и надеть черный пояс.

Только сейчас, рядом с Фелисити, она увидела, настолько потрепанным и жалким выглядел ее наряд по сравнению с платьем подруги.

К тому же ей не удалось переодеться, покидая дом пастора, и неудивительно, что на ее юбке виднелись не только старые разводы, но и красовались свежие пятна от яйца, разбитого Люси.

Они поднялись по широкой лестнице в очаровательную спальню, принадлежавшую Фелисити.

Горничной в комнате не оказалось. Несколько дорожных сундуков так и стояли нераспакованными.

– Я велела не трогать вещи, поскольку завтра же уезжаю, – объяснила Фелисити Кармеле, не дожидаясь вопросов с ее стороны. – Но сундуки мне не пригодятся, ты возьмешь их с собой. Там все мои платья, сшитые за последнее время – черные либо лиловые.

– А что же будешь носить ты сама? – едва улыбнувшись, поинтересовалась Кармела.

– Я думаю заставить Джимми отвезти меня в Париж.

Ну, а уж там я позабочусь о своих нарядах.

– Париж? Разве это разумно, отправляться сейчас в Париж?

– Видишь ли, все французские знакомые живут в других частях Франции, вряд ли я встречу кого-нибудь из них. Если же и встречу, всего лишь представлю Джимми своим мужем.

Не вижу никаких причин, почему бы им не поверить мне.

– Похоже, у тебя нет и тени сомнения, что Джимми согласится на столь рискованный план.

При этих словах Кармела заметила беспокойство в глазах Фелисити, но та твердо заявила:

– Если Джимми любит меня, а я уверена в его любви, он не захочет, чтобы я отправилась в Гэйлстон, где меня заставят вступить в брак с избранником моего кузена Селвина.

Кармела не стала спорить, не находя аргументов против слов подруги:

Но ей все же не хотелось верить, будто все Гэйлы так отвратительны, какими они казались Фелисити.

Однако она прекрасно знала, что любой опекун обладал неограниченной властью над молоденькой девушкой, пока той не исполнится двадцать один год. Власть эта ничем не отличалась от дарованной богом родительской.

И если граф действительно задумал выдать свою подопечную замуж, Фелисити никак не сможет помешать его планам, и ей придется предстать перед алтарем и поклясться в верности нелюбимому человеку.

Родители Кармелы были для дочери образцом, счастья и любви. Ей всегда представлялось, как и они с Фелисити однажды найдут свое счастье. Теперь она надеялась, что Джимми окажется для ее подруги тем единственным любимым, о котором она грезила.

– Но мне по-прежнему кажется… тебе не следует так поступать… Это не правильно.

Фелисити даже не слушала ее, отбрасывая крышку дорожного сундука, с которого сняли перевязь, и открывая следующие замки.

– Мне кажется, я заметила в Лондоне, как горничные, укладывая сундук, положили тот наряд на самый верх, – бормотала она, – я еще тогда подумала, что он отлично подойдет тебе для путешествия.

– Вижу, тебе и в голову не приходило, будто я могу отказаться, – заметила Кармела.

– Неужели ты смогла бы отказать мне, когда это так много для меня значит? – удивилась Фелисити. – Ты ведь знаешь, если бы существовало другое решение проблемы, я бы избавила тебя от всего этого.

– Ты принесла мне избавление от этих ужасных детей, – улыбнулась Кармела.

– И каким бы свирепым ни оказался кузен Селвин, он не может быть хуже Тимоти Купера! – проговорила она уже со смехом, но тут же серьезно сказала:

– Мне становится страшно при одной мысли о… поездке в Гэйлстон…

Я каждую минуту буду с ужасом ожидать разоблачения и позора…

– Это не должно продлиться слишком долго, – успокаивающе заверила Фелисити. – Как только я выйду замуж за Джимми, ты уедешь оттуда.

– А как мне поступить потом?

– Отправишься сюда и в доме Джимми будешь ждать, пока мы не вернемся из-за границы. Тогда мы обсудим твое будущее, и я обещаю, дорогая моя подруга, мы все устроим.

Так, чтобы тебе жилось спокойно и счастливо.

– Ты же знаешь, я не смогу принять денег… – неловко запротестовала Кармела.

– Если ты начнешь подобные разговоры, я тебя побью! – заявила Фелисити. – Ты думаешь, будто я собираюсь выслушивать все эти недовольства по поводу моего капитала от тебя или от Джимми, словно это какие-то грязные деньги?

Вы дождетесь, что все, чем я обладаю, я засуну в мешок и выброшу в море!

Ее яростный выпад заставил Кармелу засмеяться, тем не менее, она настаивала:

– Я обязательно найду, чем заниматься, и стану сама зарабатывать себе на жизнь.

– Тебе просто придется выйти замуж, – возразила Фелисити. – Мы отыщем тебе очаровательного мужа, почти такого же хорошего, как Джимми, и вы счастливо проживете всю оставшуюся жизнь вместе.

– Вряд ли… – начала было Кармела, но Фелисити уже вытаскивала платья из дорожного сундука, и слова замерли на губах девушки.

Она и представить себе не могла, насколько прекрасны эти наряды, сшитые по случаю траура из разных тканей лилового, фиолетового и сиреневого оттенков.

В сундуке лежало и белое платье, расшитое фиалками, с лиловыми лентами в цвет вышивки, а также вечернее платье, все сверкавшее стразами, напоминавшими блеск аметистов и бриллиантов.

– Ты и правда… собиралась надевать все эти наряды?.. – спросила Кармела.

– Конечно! – ответила Фелисити. – Но, по правде сказать, дорогая, мне они смертельно надоели! Я тоскую без бабушки, тоскую без нее безмерно. Но ты же знаешь, она всегда говорила, люди, слишком долго оплакивающие умершего, невыносимы. Христиане должны верить в вечную жизнь своих близких там, на небесах.

– И моя мама тоже так считала, – согласилась Кармела, – хотя, что говорить, я никак не могла себе позволить приобрести специальное платье в знак траура по отцу.

– Ну, значит, ты сможешь надевать эти еще месяца два, и если жена Джимми не умрет к тому времени, я пришлю тебе что-нибудь более яркое из Парижа.

– Не покажется ли это странным окружающим? – спросила Кармела.

– С деньгами, которыми, как предполагается, владеешь ты, можно с головы до ног облачаться в золото и бриллианты!

– Я и в этих нарядах буду ощущать себя так, словно на мне надеты все сокровища мира, – заметила Кармела.

– Тогда давай скорее примерь что-нибудь, – заторопила ее Фелисити. – И нам следует как-нибудь уложить твои волосы.

Спустя час Кармела смущенно разглядывала себя в зеркале.

На ней было платье цвета пармских фиалок с большим букетом этих фиалок на талии.

Марта, горничная Фелисити, слегка припудрила небольшой прямой нос девушки, чуть тронула бальзамом ее губы, и подруги стали похожи так, что вполне могли сойти за сестер-двойняшек.

Марта, многие годы служившая Фелисити и хорошо знавшая с детства Кармелу, была единственным человеком, посвященным в, тайный план девушек.

– Я не одобряю ее милость, – призналась Марта Кармеле, – но бесполезно спорить с барышней, раз она так задумала.

– Это правда, – согласилась Кармела, – но неужели и ты, Марта, думаешь, будто кто-нибудь, хоть на секунду, сможет принять меня за Фелисити?

– Подождите-ка, мисс, пока я закончу с волосами, – ответила Марта.

С новой прической Кармела вынуждена была признать, что совсем не похожа на себя.

– Будь очень осторожна, Марта, и не проговорись никому внизу, – предупредила горничную Фелисити, – говори только о нашем завтрашнем отъезде.

– Они уже знают о вашем отъезде, – сказала Марта, – но меня ни о чем не расспрашивали.

– Слава богу!

Марта вышла из комнаты, и Кармела обратилась к подруге с вопросом:

– Почему ты во всем так уверена? Ведь Джимми еще не согласился на твой план?

– Он согласится, – уверила подругу Фелисити, – и он скоро должен приехать.

– Ты хотела бы остаться с ним наедине? – спросила Кармела.

– Да, непременно. Я покажу ему письмо кузена Селвина. И я знаю, когда он прочтет письмо, он согласится на мой план.

Кармела минуту колебалась, потом все же решила высказаться:

– Не думаешь ли ты, дорогая Фелисити, что честнее было бы сказать ему всю правду? Когда после вашего бракосочетания, он все же узнает о том, что ты скрыла от него свое богатство, разве он не разгневается и не перестанет доверять тебе в будущем?

Глядя на плотно сжатые губы своей подруги, Кармела поняла, что та не раз уже думала и теперь твердо знала ответ.

– Мне придется рискнуть, – призналась она, – но я не могу избавиться от чувства, что, когда мы с Джимми поженимся и сможем наконец быть вместе, все остальное не будет иметь уже никакого значения для нас обоих.

Позже, размышляя над этими словами, Кармела поверила Фелисити, достаточно было взглянуть на лорда Солвика, когда он смотрел на Фелисити. Без сомнения, он сильно любил ее, любил всем сердцем. Для него идеальное счастье было связано только с этой девушкой, которой предстояло когда-нибудь стать его женой.

Джимми Солвик прибыл как раз перед ланчем, и Фелисити не успела сообщить ему о случившемся. Ей пришлось дождаться, пока они не закончат небольшой, но восхитительный ланч, приготовленный поваром, служившим старой графине на протяжении десяти лет.

Солвик, вероятно, мечтал увидеть Фелисити, и теперь он не мог отвести от нее глаз. Влюбленные старались спокойно рассказывать о днях, проведенных в разлуке, но порой в разговоре возникали паузы. Прерываясь на полуслове, они лишь молча обожающе взирали друг на друга.

Когда Кармела перед ланчем спустилась вниз в гостиную, лорд Солвик сначала даже не узнал ее.

Потом он воскликнул:

– Как вы изменились, Кармела! Я было думал, что вы одна из знатных приятельниц Фелисити, приехавших с ней из Лондона.

– Нет, это всего лишь я, – рассмеялась Кармела, – но яркие перья даже курицу могут превратить в павлина!

– О, вы и одеты иначе, – растерянно произнес лорд Солвик, – и волосы уложены как-то совсем по-другому.

– Совсем как у меня, – заметила Фелисити. – Дорогой, я обо всем расскажу тебе после ланча.

Стоило только Фелисити заговорить с Джимми, он тут же забыл обо всем на свете, его внимание переключилось на возлюбленную, заполнившую своим присутствием для него весь мир вокруг. Как только они закончили трапезу, Кармела поспешила подняться наверх.

– Я пошлю за тобой, когда смогу убедить Джимми последовать моему плану, – предупредила подругу Фелисити перед приездом лорда Солвика.

– Будь осторожна и не запутайся в собственной лжи!

– Конечно, я постараюсь, – согласилась девушка.

Когда Кармела оказалась одна в спальне Фелисити, ее одолели тяжелые мысли. Глядя на сундук, в котором помещалось столько нарядов, сколько она не успела бы сносить за всю свою жизнь, она не могла отделаться от гнетущих сомнений: правильно ли они поступают, или их план – полнейшее безумие.