Книга Черный ящик онлайн - страница 5

Глава 5

В четверг – на следующий день после Рождества – утро было таким, о каком только мечтают фотографы, зарабатывающие на жизнь съемкой для открыток и буклетов. Над городом не осталось и следа обычного смога; пожар в холмах догорел и погас; дым растаял, унесенный налетевшим океанским бризом, и долина Лос-Анджелеса купалась в лучах солнца и смотрела в голубое небо, по которому величественно плыли редкие кучевые облака.

Чтобы попасть на работу, Босх выбрал самый длинный путь и поехал по Вудро-Вильсон-драйв до самого перекрестка с Малхолланд, а оттуда свернул на серпантин, ведущий через Николс-каньон. Ему всегда нравилось смотреть на холмы, поросшие голубоватой глицинией и лиловой хрустальной травой, над которыми возвышались дряхлеющие дома по миллиону долларов каждый, напоминавшие о былом величии города и все еще подпитывавшие память о его минувшей славе.

Сидя за рулем, Босх размышлял о прошедшей ночи, как он утешал Сильвию Мур и что при этом чувствовал. Босху казалось, что он выглядел точь-в-точь как коп с картины Рокуэлла Кента; если между ними и была разница, то очень небольшая.

Спустившись с холмов, Босх поехал по Дженези до бульвара Сансет, а там срезал угол, повернув напрямик к Уилкокс-авеню. Оставив машину позади здания полицейского участка, он прошел вдоль отгороженного решеткой загончика для задержанных в состоянии алкогольного опьянения и толкнул двери детективного бюро.

Мрачное настроение, царившее в рабочей комнате, показалось ему таким же плотным и осязаемым, как сигаретный дым в кинотеатре во время порносеанса. Детективы сидели за столами, низко опустив головы; одни негромко говорили по телефонам, другие зарылись в отчетные документы, беспрерывно обрушивавшиеся на их больные головы во все возрастающих количествах.

Гарри разместился за столом, отведенным для детективов его профиля, и бросил взгляд на Джерри Эдгара, сидевшего напротив. Время от времени Босх работал с ним в паре – постоянных партнеров в детективном бюро, задыхавшемся от нехватки рук, больше не было, а полицейское управление запретило продвижения по службе и наем новых сотрудников из-за резкого сокращения бюджетных ассигнований. В частности, в секции, расследовавшей грабежи и убийства, осталось всего пять детективов, и начальник бюро, лейтенант Харви Паундс по прозвищу Девяносто Восемь Фунтов, едва справляясь с текучкой, заставлял сотрудников работать поодиночке или объединял в пары только для расследования особо важных дел, выполнения опасных заданий или производства арестов. Босх не возражал против подобной практики, поскольку ему нравилось работать одному, но другие детективы часто ворчали.

– В чем дело? – спросил Босх у Эдгара. – Мур?

Джерри кивнул. За большим столом, составленным из нескольких маленьких, они были вдвоем: Шелби Данн и Карен Мошито появлялись обычно после девяти, а Люциус Портер добирался до участка только в начале одиннадцатого, если успевал к этому времени протрезветь.

– Девяносто Восемь Фунтов только что выползал из своей стеклянной конуры, – ответил Джерри. – Сказал, что они получили подтверждение по отпечаткам. Это действительно Мур. Сам вышиб из себя все дерьмо.

Они несколько минут молчали. Гарри автоматически перебирал сложенные на столе бумаги, но мысли его то и дело возвращались к Муру. Он ясно представлял себе, как Ирвинг, Шихан или даже Частин звонят Сильвии домой, чтобы сообщить о результатах дактилоскопической экспертизы. Тоненькая ниточка, связывающая его с этим делом, таяла на глазах.

Даже не оборачиваясь, Босх почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит. Обернувшись, он увидел лейтенанта Паундса, который глядел на него сверху вниз.

– Пойдем-ка со мной, Гарри.

Лейтенант приглашал его в свою стеклянную будку, и Босх бросил быстрый взгляд на Эдгара. Тот возвел очи горе, давая понять, что ничего не знает о том, зачем детектив Босх вдруг понадобился начальнику. Гарри поднялся и с тяжелым сердцем последовал за лейтенантом в его кабинет, смежный с рабочей комнатой.

Кабинет лейтенанта представлял собой небольшое, застекленное с трех сторон помещение. Прозрачные окна позволяли Паундсу наблюдать за сотрудниками, но ограничивали реальный контакт с ними, поэтому лейтенант не слышал, не обонял и не общался с подчиненными, если не хотел. Жалюзи на окнах, которые большую часть времени были опущены и не позволяли детективам видеть, чем занимается начальник, сегодня оказались подняты.

– Присаживайся, Гарри. Надеюсь, тебе не надо напоминать, что здесь курить воспрещается?.. Как Рождество?

Босх не ответил, бросив на лейтенанта быстрый взгляд исподлобья. Ему было не по себе от того, что этот малознакомый человек называет его по имени и спрашивает, как он провел праздник. Наконец Босх нерешительно опустился на стул.

– В чем, собственно, дело? – спросил он.

– Только не раздражайся, Гарри. Вообще-то у меня гораздо больше причин для недовольства. Я недавно узнал, что значительную часть рождественской ночи ты провел в этом грязном мотеле – «Убежище», кажется, – где не захотел бы встречать Рождество ни один нормальный человек и где по чистой случайности работал отдел по расследованию грабежей и убийств.

– Я дежурил, – возразил Босх. – Меня должны были вызвать на место происшествия, и я отправился выяснить, что, собственно, произошло. В конце концов, я все равно понадобился Ирвингу, так что не зря…

– Все это очень хорошо, Гарри, но на этом твое участие должно закончиться. Мне сказали, чтобы ты не забивал себе голову и держался подальше от дела Мура.

– И что все это означает?

– Только то, что ты слышал.

– Но, лейтенант!..

– Тише, тише! – Паундс поднял ладони, словно успокаивая Босха, а потом свирепо потер переносицу, что свидетельствовало о сильнейшем приступе мигрени. И верно: выдвинув средний ящик стола, лейтенант достал оттуда флакончик аспирина.

Вытряхнув на ладонь пару таблеток, он проглотил их, даже не запив водой.

– Я сказал, и хватит об этом, – бросил лейтенант. – Я не обязан, да и не собираюсь, давать тебе полный… – Паундс поперхнулся и, выскочив из-за стола, ринулся мимо Босха к питьевому фонтанчику возле дверей бюро. Гарри даже не повернул головы. Через минуту Паундс вернулся. – Прошу прощения, – сказал он. – Что я говорил? Ах да… В общем, я не собираюсь спорить с тобой каждый раз, когда ты появляешься в моем кабинете. Если у тебя есть возражения, обратись к руководству полицейского управления. Там тебе все объяснят. – Босх заметил белые крошки аспирина, прилипшие к уголкам рта лейтенанта. Паундс слегка откашлялся. – Мое дело – довести до твоего сведения…

– Почему бы Ирвингу не довести это до моего сведения самому?

– Я ничего не говорил об… Послушай, Босх, забудь об этом деле. Просто забудь, ладно? Я тебя предупредил, и закончим на этом. Если у тебя есть какие-то намерения или идеи относительно дела Мура – оставь их при себе. И не волнуйся – они там справятся без тебя.

– Не сомневаюсь.

Получив распоряжение, Босх поднялся. Больше всего на свете ему хотелось выкинуть лейтенанта в окно, однако, поразмыслив, он решил, что на этот раз обойдется сигаретой, выкуренной возле загона для пьянчуг.

– Сядь, – велел Паундс. – Я тебя не для этого позвал.

Босх снова опустился на стул и молча ждал, пока лейтенант соберется с мыслями. Паундс вновь выдвинул ящик стола, достал деревянную линейку и начал рассеянно вертеть ее в руках. Наконец он заговорил:

– Тебе известно, сколько убийств зарегистрировано в участке за прошедший год?

Этот неожиданный вопрос заставил Босха задуматься, что на этот раз замышляет лейтенант. Он помнил, что ему самому пришлось расследовать одиннадцать случаев, да еще некоторое время он оставался не у дел после огнестрельного ранения. Тогда Босх провел шесть недель в Мексике, но это было еще летом. Впрочем, по опыту прошлых лет он мог предположить, что количество зарегистрированных убийств к концу года составило около семи десятков.

– Понятия не имею. – Босх пожал плечами.

– Так я тебе скажу, – заявил Паундс. – Сейчас на нас висят шестьдесят шесть случаев насильственной смерти. И впереди еще пять дней, за которые может произойти все, что угодно. Не исключено, что убийств станет больше. Я, во всяком случае, уверен, что как минимум один случай к названному количеству прибавится – канун Нового года никогда не проходил у нас спокойно. Мы должны…

– Ну так что же? – нетерпеливо перебил Босх. – Помнится, в прошлом году у нас было пятьдесят девять смертельных случаев. Количество убийств растет по всей стране, что же тут нового?

– Новое то, что сокращается количество раскрытых убийств. Из шестидесяти шести случаев мы раскрутили только тридцать два. Разумеется, я помню, что больше трети на твоем счету, Гарри. Одиннадцать дел, если мне не изменяет память. Семь завершились арестом; по двум делам получены ордера, а из тех, что формально еще не закрыты, одно ожидает решения прокурора, а второе – дело Джеймса Каппалани – находится в активной разработке. Я правильно излагаю?

Босх кивнул. Ему не нравилось, как все повернулось, но он не понимал почему.

– Все дело – в годовом отчетном докладе, – лицемерно вздохнул Паундс. – Если рассматривать наши результаты в целом, то ни о каком успехе говорить не приходится.

Паундс шлепнул себя линейкой по раскрытой ладони и покачал головой. Босх понемногу начал кое о чем догадываться, однако одной детали ему все еще не хватало. Он пока не знал точно, что на уме у лейтенанта.

– Подумай об этом, – продолжал Паундс. – Подумай о жертвах и об их семьях, на чью долю не хватило правосудия! А потом прикинь, каким будет общественное мнение о нас – о нашем участке – если «Лос-Анджелес таймс» раструбит на своих заглавных страницах, что больше половины убийц в Голливуде уходят от наказания!

– По-моему, о том, что отношение к нам изменится в худшую сторону, незачем беспокоиться, – заметил Босх. – Хуже просто некуда.

Озабоченно почесав переносицу, Паундс положил линейку на стол и негромко сказал:

– Ты выбрал не самое подходящее время и место, чтобы выставлять напоказ свое циничное отношение к работе, Босх. Не лезь в бутылку и не притворяйся, будто тебе наплевать. В конце концов, в любой момент, – когда мне захочется сделать кадровые перестановки, – я могу снять тебя с детективной работы и отправить регулировать движение или заниматься малолетними преступниками. Ты понял? Тогда жалуйся в профсоюз сколько влезет – я отвечу за свое решение.

– И каков, по-вашему, тогда будет процент раскрываемости? Что напишет «Лос-Анджелес таймс»? Что в Голливуде уходит от возмездия две трети от общего числа убийц?

Паундс раздраженно дернул на себя ящик стола, смел в него линейку и снова задвинул. Как показалось Босху, на губах лейтенанта промелькнула хитрая улыбка, и он заподозрил, что длинный язык завел его в расставленную ловушку. Паундс между тем выдвинул другой ящик и достал из него толстую голубую папку, в каких обычно хранились материалы о расследовании убийств. В этой, однако, было лишь несколько страниц.

– Очко в твою пользу, – хмыкнул Паундс. – А теперь, с твоего позволения, перейдем к главной цели нашей встречи. В данном случае, Гарри, мы говорим прежде всего о статистике. Если мы расследуем еще только одно убийство, раскрываемость составит ровно пятьдесят процентов. Тогда в годовом отчете мы запишем, что в Голливуде задерживают половину убийц. Если нам удастся раскрыть два дела, мы укажем в отчете, что в Голливуде раскрывается больше половины убийств. Ощущаешь разницу? – Босх ничего не ответил, и лейтенант кивнул сам себе. Аккуратно пристроив голубую папку на столе, он поднял глаза на Босха. – Люциус Портер не вернется, – сказал лейтенант. – Я разговаривал с ним сегодня утром. Он собирается подать в отставку в связи с непроходящим стрессовым состоянием. По словам Портера, у него есть врач, готовый подтвердить это.

Лейтенант запустил руку в ящик стола и достал еще одну голубую папку, за ней – еще одну. Теперь до Босха дошло.

– Надеюсь, у него хороший врач, – бормотал Паундс, доставая из ящика стола пятую и шестую папки. – Потому что, насколько я знаю, управление не склонно считать цирроз печени профессиональным заболеванием, вызываемым постоянными стрессами на работе. Портер – горький пьяница, вот в чем дело. Будет крайне несправедливо, если ему удастся досрочно выйти в отставку, ссылаясь на нервное заболевание, якобы развившееся в связи с его профессиональными обязанностями – и все потому, что он не в силах совладать со своей тягой к выпивке. Мы назначим административное расследование и разжалуем Портера, хотя бы его адвокатом была сама мать Тереза. Он будет наказан. – Паундс постучал согнутым пальцем по стопке голубых папок. – Я просмотрел эти дела, Гарри, – на Портере висит восемь дел – и нахожу, что это просто потрясающе! На всякий случай я выписал их хронологию и намерен все очень тщательно проверить, но уже сейчас нет никаких сомнений, что там полным-полно лажи. Наверняка Портер дрых где-нибудь в баре за стойкой, а не опрашивал свидетелей и не бегал по улицам в поисках улик, как он тут заявляет. – Паундс печально покачал головой. – Ты сам понимаешь, Гарри, что теперь, когда наши детективы перестали работать парами, контролировать их почти невозможно. За Портером никто не присматривал, и вот теперь я остался с восемью нераскрытыми делами – каждое из них фактически так и осталось просто зарегистрированным. Вся работа, которая по ним якобы велась, – чушь собачья! А ведь насколько я могу судить, каждое из этих дел можно было раскрыть довольно быстро.

«А кто придумал, чтобы детективы работали по одному?» – хотел спросить Босх, но воздержался. Вместо этого он поинтересовался:

– Вы никогда не слышали одну историю, случившуюся с Портером лет десять назад, когда он работал простым патрульным? Портер и его напарник однажды остановились и сделали замечание какому-то мешку с дерьмом, сидевшему на тротуаре и хлеставшему виски из горла на виду у общественности. Портер в тот день был за рулем. Штраф за мелкое правонарушение – обычное дело, и он ждал в машине, пока его напарник выписывал квитанцию. И вдруг этот мешок с дерьмом встал и ударил второго копа бутылкой по голове. Прямо между глаз, пока у него руки были заняты квитанционной книжкой. Он убил его наповал на глазах у Портера…

Паундс огорченно поморщился.

– Я знаю эту историю, Босх. Ее рассказывают всем новобранцам, которые проходят через академию, как наглядный пример того, чего не следует делать, чтобы не облажаться. Но эта история уже обросла вот такой бородищей, и если Портер хочет уйти по статье о нервном расстройстве, ему следовало бы поднять вопрос об этом тогда, а не сейчас.

– Об этом я и толкую. Он не увольнялся, пока мог. Портер пытался справиться с этим – возможно, все десять лет пытался, – а под конец просто захлебнулся в потоке дерьма, происходящего в мире. Что вы хотите от него? Чтобы он поступил как Кэл Мур? Или вам поставят в послужном списке лишнюю галочку, если вы сэкономите для города одну полицейскую пенсию?

– Очень остроумно, Босх, но по большому счету что будет с Портером – не твоего ума дело. Я не стал бы упоминать об этом, если бы не надеялся, что тогда ты лучше поймешь то, что я сейчас тебе скажу.

Он снова огладил руками стопку папок, проверяя, ровно ли они лежат, а потом придвинул их к Босху.

– Принимай. Теперь эти дела – твои. Дело Каппалани можешь отложить на несколько дней. Насколько я понимаю, в ближайшее время ты не планируешь никакого решительного прорыва. До первого января не занимайся им, а пока просмотри все это.

Мне хотелось бы, чтобы ты внимательно и как можно скорее изучил восемь дел, числящихся за Портером. Найди среди них такое, с которым справишься быстро. После этого брось все и работай только над ним. Срок тебе – до Нового года. Трудись даже в выходные – насчет оплаты сверхурочных я договорюсь! Разрешаю привлечь к расследованию любого из твоей секции, так что никаких проблем у тебя не возникнет. Но только ради Бога, Гарри, посади кого-нибудь в каталажку. Мне нужен арест. Я… нам необходимо закрыть еще одно дело, чтобы достичь уровня раскрываемости в пятьдесят процентов, и сделать это следует до полуночи тридцать первого декабря. Понял?

Босх молча посмотрел на лейтенанта поверх стопки голубых папок. Он только теперь вполне осознал, что за человек его начальник. Харви Паундс уже не коп, а законченный бюрократ. Канцелярская крыса. Никто… Кровь, преступления, страдания людей для него лишь десятые и сотые доли процента в статистической отчетности, сообщавшей в конце года лейтенанту, насколько хорошо он справился со своей работой. Оценивали его не люди и не голос совести – обезличка уже отравила многих и многих в полицейском департаменте, отделив полицию от города и его жителей. Неудивительно, что Портер захотел вырваться отсюда. Неудивительно, что Кэл Мур своими руками открыл кингстоны и пошел ко дну.

Босх встал и, взяв под мышку папки, посмотрел на лейтенанта. Его взгляд яснее ясного говорил: теперь я знаю, кто ты такой. Паундс не выдержал и отвернулся.

У дверей Босх задержался.

– Кстати, лейтенант, если разжаловать Портера, то он все равно вернется в нашу секцию. Чего вы этим добьетесь? Сколько дел повиснет на нем в следующем году? – Брови Паундса медленно поползли вверх. Он обдумывал сказанное. – Если отпустить его по-хорошему, – продолжал Босх, – вам придется подыскивать ему замену. В других секциях немало толковых детективов. Особенно хорош Михан, который занимается малолетками. Переведите его к нам, и – готов поклясться – ваша статистика поползет вверх. Но если вы решите идти до конца, лейтенант, если захотите понизить или как-то еще наказать Портера, то ровно через год наш с вами разговор повторится.

Паундс помолчал, выжидая, не прибавит ли Босх что-нибудь еще. Убедившись, что детектив сказал все, лейтенант заговорил:

– Что с тобой, Босх? В том, что касается расследований, Портер тебе и в подметки не годится, а ты пытаешься спасти его задницу. В чем дело, Гарри? Зачем?

– Ни за чем, лейтенант. В этом все дело. Надеюсь, вы меня понимаете?

Он перенес папки к своему месту за столом и сбросил ношу на пол возле стула. Эдгар, а также Мошито и Данн, появившиеся на рабочих местах совсем недавно, с интересом посмотрели на него.

– Лучше не спрашивайте, – буркнул Босх.

Сев на стул, он взглянул на груду папок у своих ног, не испытывая ни малейшего желания что-либо с этим делать. Больше всего Босху хотелось курить, но в рабочей комнате курение строго воспрещалось – по крайней мере пока Паундс находился поблизости. Босх вздохнул, нашел в своем «Ролодексе» нужный ему номер и набрал его. Трубку взяли только на седьмом гудке.

– Что еще? – раздался сердитый голос.

– Лу?

– Кто это?

– Босх.

– Ах, это ты, Гарри. Извини, я не знал, кто звонит. Что ты хотел? Я, знаешь ли, ухожу в отставку по статье о стрессе, и мне…

– Да, я слышал об этом. Собственно, из-за этого я и звоню. Девяносто Восемь Фунтов взвалил на меня все твои дела, и мне, гм-м… мне хотелось бы раскрыть одно из них как можно скорее – скажем, к концу недели. Что посоветуешь? Не подскажешь ли мне, за что лучше взяться? Не хотелось бы начинать на пустом месте…

На линии воцарилось молчание.

– Гарри, ч-черт… – наконец выговорил Портер, и Босху впервые пришло в голову, что коп, возможно, уже пьян. – Черт побери… Я не думал, что наш лейтенант заставит тебя разгребать это дерьмо. Мне очень жаль, Гарри, поверь… Я не слишком хорошо поступил, но ты сам понимаешь…

– Эй, Лу! – поспешно перебил его Босх. – Ничего страшного здесь нет, честное слово. Просто я закончил свои дела и попал лейтенанту под горячую руку. Я только не знаю, с чего лучше начать. Если укажешь мне на что-нибудь конкретное – отлично. Нет – возьму первое, что попадется. Признаться, я еще не смотрел.

Ожидая ответа, Босх вдруг заметил, что три детектива прислушиваются к его разговору и даже не стараются это скрыть.

– Пошло оно все к такой-то матери! – не то всхлипнул, не то поперхнулся Портер. – Пошло оно все!.. Честно, Гарри, я почти не занимался этими делами, понимаешь? И вообще мне в последнее время стало не до того… Слыхал про Мура? Я вчера вечером слушал эти дерьмовые новости и узнал…

– Да, это действительно скверные новости, – снова перебил его Босх. – Лу, не переживай ты так, о'кей? Я просмотрю твои материалы; у меня здесь все отчетные книги, и я еще в них не заглядывал. – Молчание. – Лу?

– О'кей, Гарри. Как-нибудь позвони мне еще разок, если будет охота. Может, немного погодя я что-нибудь придумаю. Сейчас мне что-то не по себе.

Босх размышлял, что бы еще сказать. Воображение рисовало ему Портера стоящим у другого телефонного аппарата в полной беспросветной тьме. И в полном беспросветном одиночестве.

– Послушай, – негромко сказал он. – Лучше бы тебе сейчас не… В общем, следи за тем, чтобы Паундс не выбросил твое заявление на помойку и не натравил на тебя парочку «костюмов». Не переусердствуй с лекарствами и держись подальше от баров. Он может попытаться осложнить твой уход по болезни. Врубился?

Лишь через несколько секунд Портер подтвердил, что все понял. Босх повесил трубку и посмотрел на других детективов. В рабочей комнате всегда бывало шумно, но в те моменты, когда Босху хотелось, чтобы его телефонных разговоров никто не слышал, как нарочно, воцарялась мертвая тишина. Так было и сейчас.

Гарри достал сигарету.

– Старина Девяносто Восемь взвалил на тебя все дела Портера? – спросил Джерри Эдгар.

– Совершенно верно. У нас в бюро я единственный уборщик мусора.

– А мы тогда кто? Рубленый ливер?

Босх улыбнулся. Он был уверен: Эдгар не знает, радоваться ему, что сия чаша миновала его, или негодовать, что его обошли.

– Если хочешь, Джед, я вернусь в конуру к лейтенанту и скажу, что тебе не терпится разделить эти дела со мной. Не сомневаюсь, эта бюрократическая задница с удовольствием поручит их тебе…

Босх замолчал, потому что Эдгар толкнул его под столом ногой. Повернувшись вместе со стулом, Гарри увидел приближающегося к нему Паундса. Лицо лейтенанта побагровело: очевидно, он слышал последнюю фразу Босха.

– Вы ведь не собираетесь здесь курить, детектив? – спросил Паундс.

– Никак нет, лейтенант. Я как раз хотел выйти…

Отодвинув стол, он вышел курить на заднюю стоянку. Дверь в загон для пьяниц оказалась отперта, а всех его обитателей, не рассчитавших в рождественскую ночь свои силы, уже погрузили в тюремный автобус и отправили в суд для предъявления обвинений. Унылый нарушитель порядка из предыдущего улова, одетый в серый рабочий комбинезон, поливал пол загона из пожарной кишки. Гарри знал, что бетонный пол здесь специально сделан наклонным, чтобы облегчить ежедневную уборку, и наблюдал за потоками мутной воды, смешанной с рвотными массами и кровью, которые вырывались из-за решеток на стоянку и с ревом обрушивались в водосток. Несмотря ни на какие меры, вонь в загоне стояла невыносимая, но Гарри не уходил. Это было его законное место.

Докурив, он бросил окурок в воду и смотрел, как грязный поток несет его к люку канализации.