Книга Тени Авалона онлайн - страница 3

2. На далеком берегу

В полумраке кабины посадочного модуля рыжим пятном выделялся экран внешнего обзора. Свен Торнссон окрестил модуль «летающей консервной банкой», и эта «банка» была битком набита «сардинами» – одинаковыми серыми контейнерами. В контейнерах пока было пусто. Отстыковавшись от оставшегося на орбите «Арго» с командиром Маклайном, модуль, ведомый Свеном Торнссоном, совершил запланированный маневр и нырнул в реденькую атмосферу Марса в нужное время и в нужном месте, чтобы с минимальным расходом топлива кратчайшим путем выйти к расчетному месту посадки в области Сидония.

Процедура расставания получилась короткой и без сантиментов: командир по очереди пожал руку и похлопал по плечу Алекса Батлера, Свена Торнссона и Леопольда Каталински, и лишь ладонь Флоренс Рок задержалась в его руке немного дольше. «Береги себя... и да поможет вам Бог», – тихо сказал командир Маклайн и перекрестил Флоренс.

Рыжее пятно экрана светилось над головой Свена Торнссона, сидевшего у панели управления. Остальные трое участников Первой марсианской экспедиции, пристегнувшись ремнями, как в самолете, располагались в креслах, составленных в один ряд в тесном пространстве кабины. Проектировщики «летающей консервной банки» успешно справились с задачей создания спускаемого аппарата, отвечающего трем главным условиям: максимальная компактность всего находящегося вне грузового отсека; максимальная же, в пределах данного объема, вместимость этого отсека (по сути, модуль и был летающим грузовым отсеком с довеском кабины управления, «нанохозяйства» Флоренс Рок и двигательной системы); предельная простота в управлении. В случае необходимости любой из участников экспедиции мог вывести модуль на орбиту и добраться до «Арго».

Экран был рыжим, потому что внизу расстилалась покрытая пылью пустынная, сухая, ржаво-красная равнина, усеянная дюнами, невысокими зубчатыми скалами и каменными глыбами – свидетелями давних тысячелетий. Модуль по диагонали снижался над Си-донией, расставаясь с небом, где сиротливо пристроилось маленькое, в полтора раза меньше земного, тускло-желтое солнце – бледное подобие того светила, что так привычно освещает и согревает мир людей. Марсианское солнце – далекое и какое-то отчужденное, отстраненное – висело, окутанное легкой дымкой, в розовом, как ломоть семги, небе с едва заметными разводами облаков из кристалликов льда и не в силах было согреть этот неласковый мир – там, внизу, на ржавой равнине, свирепствовал сорокаградусный мороз.

И вот уже заняли весь обзорный экран таинственные объекты Сидонии: модуль снижался над «Сфинксом»; сбоку, справа, вздымались сооружения «Города»; дальше, за ними, застыла под солнцем «Пирамида Д и М»; слева от нее гигантским пузырем, словно выдавленным из-под поверхности каким-то давным-давно вымершим марсианским чудовищем, вздулся загадочный «Купол».

И впервые над изъеденными временем марсианскими пространствами прозвучал человеческий голос. Это был голос инженера Леопольда Каталински.

– Поразительно! – сказал инженер. – Он чертовски похож на маску! Я когда-то видел такую же маску... кажется, в Бостоне... да, в Бостоне, на шествии в Хэллоуин. Точно, видел! Вот чудеса! – Он повернулся к сидящему рядом ареологу: – Согласен, Алекс? Видел такие маски?

Ареолог не ответил. Он впился глазами в изображение и, казалось,' готов был вскочить с кресла и устремиться к экрану – если бы не ремни. Флоренс тоже не отрываясь глядела на проплывающую под модулем громаду, и только Свен Торнссон, не поднимая головы, ловко манипулировал клавишами управления, словно виртуозно играл на пианино.

Гигантский монолит, более темный, чем окружающая его равнина, был, несомненно, создан когда-то природой – и столь же несомненно было то, что этот каменный массив подвергся обработке инструментами, изготовленными разумными существами. Никакие ветры, дуй они с разных сторон хоть и десять тысяч лет подряд, никакие дожди и волны, никакие перепады температур не смогли бы сотворить из одинокой горы то, что предстало взорам землян: вырезанная из камня улыбающаяся маска с четкими очертаниями, с глазницами, заполненными чем-то белесым – то ли лед это был, как в кратере сфотографированного станцией «Марс Экспресс» вулкана на Северной равнине, то ли туман, отчего лицо – вполне человеческое лицо! – имело странную схожесть с земными античными статуями, вызывающими неприятное чувство своими слепыми глазами. Изображение Сфинкса на экране разительно отличалось от многочисленных фотографий, сделанных с борта космических станций, оно словно беззвучно твердило, отбрасывая все сомнения скептиков: надо мной поработал разум моей планеты...

Алекс Батлер не сводил глаз с экрана и вдруг, в какое-то мгновение, испытал очень странное ощущение. Словно все окружающее неуловимо дрогнуло и чуть изменилось, проявившись в каком-то ином ракурсе. Модуль, казалось, пересек какую-то невидимую черту, какую-то границу, отделяющую этот участок от других, и оказался в пространстве с несколько иными свойствами...

Необычное ощущение почти сразу же исчезло. Ареолог, чуть подавшись вперед, повернул голову к нанотехнологу и инженеру, – Флоренс, морщась, давила пальцем на ухо, а Каталински часто дышал, приоткрыв рот. Торнссон, сидя к ним спиной, продолжал самозабвенно исполнять посадочную симфонию на клавишах панели управления.

«Почудилось? – подумал ареолог. – Или...»

Он не знал, можно ли доверять собственным ощущениям.

Улыбающийся какой-то странной улыбкой колосс со слезой под правым глазом (смех сквозь слезы? или это просто болезненная гримаса?) отодвинулся в угол экрана. Все ближе, словно поднимаясь из глубин, подступала к модулю ржавая равнина – и Свен Торнссон, на миг полуобернувшись к завороженным только что открывшейся картиной коллегам, отрывисто предупредил:

– Держитесь. Врубаю тормозные.

Модуль содрогнулся от импульса запущенных тормозных двигателей, завис над марсианской поверхностью между Сфинксом и Куполом и медленно, словно приседая на все укорачивающихся и укорачивающихся огненных струях, рвущихся из дюз, осел на россыпь мелких камней, окутанный тучей взметнувшейся вверх бурой пыли. Первая марсианская финишировала.

Некоторое время все сидели молча, возможно, думая каждый о своем. Все-таки, наверное, это очень здорово – ощущать себя первым, знать, что ты первый... Впрочем, Торнссон, похоже, пока еще не прочувствовал всю уникальность момента – он тщательно проверял по индикаторам работоспособность всех систем «консервной банки». А Флоренс и Леопольд Каталински после некоторого послепосадочного оцепенения, не сговариваясь, обратили взоры на руководителя группы Алекса Батлера.

Батлер, словно только что очнувшись, тряхнул головой, расстегнул ремни безопасности, но подниматься из кресла не стал. Как-то отстраненно глядя на экран, показывающий одну только непроницаемую ржавую пелену, он произнес:

– Прибыли. Поздравляю с успешной посадкой. Начнем по программе. – Он взглянул на пилота: – Свен, как у нас там снаружи? Уши не отморозим? – Тон у него был деловой и какой-то неестественный, словно ареолог чувствовал себя не в своей тарелке.

В распоряжении экспедиции были прекрасные комбинезоны с терморегуляторами, «обкатанные» на антарктической станции на Земле Королевы Мод при температурах, достигающих минус пятидесяти, а также предоставленные Министерством обороны герметичные шлемы и компактные баллоны с дыхательной смесью из арсенала диверсионных групп, предназначенных для действий в условиях высокогорья. Имелось и оружие в виде пистолета «магнум-супер», находящегося у руководителя группы. Поскольку стрелять на Марсе было вроде бы не в кого, то оставалось предположить, что оружие включили в список необходимого инвентаря для пресечения возможного бунта... или все-таки кто-то в НАСА и в самом деле верил в неких кровожадных уэллсовских марсиан, которых хлебом не корми – дай только сжевать землянина? Второй такой же мощный «магнум» лежал в сейфе командира «Арго» Эдварда Маклайна. Неужели в том же космическом агентстве всерьез считали, что блеск марсианского золота способен довести экипаж «Арго» до конфликта, который можно устранить только с помощью оружия? По этому поводу Флоренс Рок, показав знакомство с русской классикой (будучи школьницей, она играла в самодеятельном театре), еще в самом начале полета заявила: если все знают, что висящее на сцене ружье должно обязательно выстрелить, – почему бы просто не разрядить его еще в первом акте? На что Эдвард Маклайн, улыбаясь, ответил: пистолет – это чтобы отбиваться от возможных атак НЛО...

Свен Торнссон, изучавший показания наружных анализаторов на дисплее, вместе с креслом развернулся от панели управления и обвел коллег круглыми от изумления глазами.

– За бортом плюс десять и три... – сказал он срывающимся голосом.

– Десять и три – чего? – не понял Алекс Батлер.

– Градусов, – проникновенным полушепотом пояснил пилот и тут же чуть ли не закричал: – Больше пятидесяти по Фаренгейту!

– Не может быть, – уверенно заявил Алекс Батлер, почувствовав какой-то неприятный холодок в солнечном сплетении. – Датчик неисправен, давай резервный.

Он поднялся и, стуча тяжелыми ботинками по полу кабины, направился к дисплею. Флоренс и Леопольд Каталински обменялись недоуменными взглядами: в это время и в этом месте температура за бортом никак не могла быть плюсовой!

– А эт-то еще что такое? – потерянно вопросил Алекс Батлер, уставившись на только что возникшие на дисплее строки. – Азот – семьдесят восемь, кислород – двадцать один... Откуда? Что это, черт побери!

В кабине модуля воцарилось всеобщее растерянное молчание. Числа, которые бесстрастно застыли на дисплее, были совершенно абсурдными в данной ситуации. Все члены экспедиции прекрасно знали, что атмосфера Марса на девяносто пять процентов состоит из углекислого газа. Если же верить показаниям датчика – а проба забортного воздуха была взята буквально за несколько секунд до посадки, – воздушная оболочка (по крайней мере, в окрестностях Сфинкса и других объектов Сидонии) ничем не отличалась от земной! Можно было, конечно, и в этом случае объяснить все неисправностью анализатора – но поломка двух датчиков сразу...

– Кто-нибудь скажет мне, куда мы прилетели? – среди всеобщего ошеломленного молчания задал вопрос Алекс Батлер. – Может быть, это какой-то другой Марс?..

...Давно уже исчезла поднятая при посадке рыжая пыль, на обзорном экране была видна пустынная равнина, вздымалась в отдалении, закрывая чуть ли не полнебосвода, громада Марсианского Сфинкса, и тусклое солнце поднималось все выше в розово-желтое небо. Повторные замеры и анализы дали все те же числа: температура за бортом – плюс десять и тридцать четыре сотых градуса по Цельсию; состав воздуха практически аналогичен земному. Факты говорили о том, что в районе посадки модуля существует непонятно каким образом и когда возникшая совершенно невероятная аномалия...

Это было странно, это было интересно, это требовало обоснований и объяснений; если хоть какие-то объяснения или хотя бы намеки на них и могли возникнуть, то лишь в ходе длительных размышлений и дискуссий... но размышления требовали времени, а время свое Первая марсианская должна была занять не размышлениями и рассуждениями, а вполне конкретной работой. Да, дело предстояло вполне конкретное, и нужно было браться за него – ради чего, собственно, летели-то за тридевять пространств?

Специалист по Марсу Алекс Батлер поступил так, как сплошь и рядом поступают в ученых кругах: он определил это явление как «феномен Сидонии», классифицировал его как «аномалию невыясненного генезиса» и принял ее как данность. Нужно было приступать к выполнению скрупулезно составленной еще на Земле программы. Программа, конечно же, включала одним из пунктов осмотр загадочных объектов Сидонии, но главным, стержневым, в ней было совсем Другое: докопаться до «золотого руна» и переправить максимально возможное количество драгоценного металла на космический корабль «Арго»: золото Эльдорадо – в трюм галеона!

Алекс Батлер, конечно же, не мог заставить себя совершенно не думать о неожиданном и совершенно неправдоподобном «феномене Сидонии», но постарался загнать эти мысли в самый дальний угол. Тем не менее, пока он вместе с остальными астронавтами проводил обязательные послепосадочные процедуры, нет-нет да и выскальзывало из этого дальнего угла ни на чем пока не основанное предположение: аномалия как-то связана с ухмыляющимся марсианским «Лицом» или же с другими местными нефракталами. Именно они – причина «сидонийского феномена»... Подтверждением неординарности этого района стал сеанс связи с Эвардом Маклайном. «Арго» висел на ареостационарной орбите прямо над Сидонией, никаких помех радиосвязи быть не могло, однако радиообмен между кораблем-маткой и модулем происходил с непонятной задержкой прохождения сигнала. Вот тогда и возник в голове Алекса Батлера образ какой-то гигантской полусферы, накрывающей Сидонию...

Ареолог обрисовал командиру обстановку, и озадаченный Эдвард Маклайн, поразмыслив, все-таки дал свое благословение на реализацию программы – ничего вроде бы пока не угрожало здоровью и жизни четверки «марсиан». Программу они знали назубок, в ней были четко и подробно расписаны задачи и действия каждого участника Первой марсианской; эти действия были уже неоднократно отрепетированы на земном полигоне в предполетный период.

Застегнув оранжевые комбинезоны и надев черные шлемы коммандос – датчики датчиками, а рисковать не стоило, хотя экспресс-анализ забортного воздуха и показал полное отсутствие какой-либо органики, – итак, полностью облачившись, они стояли у выходного люка, отделяющего их от мира Красной планеты, – Алекс Батлер впереди. Прежде чем привести в действие механизм замка, ареолог обернулся к своим спутникам:

– Наверное, нужно сказать что-нибудь этакое... Как Армстронг: «Этот маленький шаг одного человека – гигантский прыжок человечества...» или что-то в этом роде. – Его голос звучал по рации и был слышен сквозь шлем. – Но мне, честно говоря, ничего в голову не лезет. Разве что: «Наконец-то на Красной планете появились звездно-полосатые...» – Он криво усмехнулся при полном молчании остальных и отрицательно покачал головой: – Нет, не то... Нет изюминки.

– Появились голубые, – проворчал Леопольд Каталински и, поймав возмущенный взгляд Флоренс, добавил: – В смысле, с Голубой планеты.

– Планета голубых... – задумчиво сказал Свен Торнссон. – Вот гады, такой приятный цвет испохабили!

– Пусть бог войны примет нас с миром и с миром отпустит, – поспешно вставила Флоренс.

– А что, годится, – одобрительно заметил пилот. Каталински нехотя кивнул, соглашаясь.

– Сосед Земли, прими нас с миром и с миром отпусти, – медленно и негромко, но достаточно торжественно сказал Алекс Батлер и перекрестился. Его примеру последовала только Флоренс. («Покойтесь с миром...» —мелькнула у него совершенно ненужная мысль, и он передернул плечами.) – Ладно, пошли!

Люк словно нехотя подался вперед и в сторону, с громким шорохом развернулся трап – и Алекс Батлер вышел под розово-желтые марсианские небеса. Однако торжественного сошествия на поверхность Марса не получилось – на последней ступеньке ареолог неожиданно споткнулся и чуть не упал...

«Господи, этого еще не хватало! – смятенно подумал Батлер. Он не был суеверным, и все же... – Господи, пусть все будет хорошо...»

Ступать по Марсу было легко – каждый из астронавтов весил здесь чуть ли не в три раза меньше, чем на Земле. Впервые этот пейзаж наблюдали не бесстрастные объективы фотокамер, а глаза людей. Первых людей на Марсе. Впрочем, бортовая видеоаппаратура тоже вела непрерывную съемку. Вокруг расстилалась приглаженная ветрами равнина, с одной стороны вздымалась пятигранная Пирамида, левее возвышался Купол, с другой стороны впечатался в небо массив Сфинкса, а на близком горизонте темнели сооружения Города. Воздух был чист и спокоен, над головами астронавтов светило солнце, и едва угадывался в небе призрачный полумесяц Фобоса, а под ногами, на тринадцатиметровой глубине, лежало золото...

Этот пустынный мир когда-то был живым миром, с лесами и полноводными реками, морями и покрытыми высокой травой равнинами. Тут жили разумные существа, похожие, судя по Марсианскому Сфинксу, на людей, это и были люди – люди Марса; у них были свои города и селения, они молились своим богам и сочиняли музыку, рисовали картины, слагали стихи и сооружали грандиозные монументы в память о великих событиях. Почему исчезла древняя марсианская раса? Или она не вымерла, а переселилась в недра планеты? Или, подобно библейским персонажам, совершила грандиозный Исход через пустыню космоса на Землю? Не потому ли землянам снятся иногда странные, нездешние сны?..

Алекс Батлер, болевший Марсом чуть ли не всю свою жизнь, конечно же, читал «Марсианские хроники» своего соотечественника Рэя Брэдбери. Нет, Батлер, разумеется, не верил в то, что Марс до сих пор обитаем, – вернее, не надеялся на это, – и знал, что их Первую марсианскую не ожидает судьба описанных великолепным фантастом из Иллинойса экспедиций, – и все-таки сердце его учащенно билось, а взгляд цеплялся за каждый камешек, за каждое углубление в красном грунте, словно надеясь отыскать следы тех, кто был здесь и только что ушел отсюда, завидев спускающийся с неба летательный аппарат чужаков.

Впрочем, времени на подобные размышления не было. То, что мог позволить себе еще один соотечественник Алекса Батлера – Генри Торо, проводя дни в уединении на берегу лесного пруда, – не мог позволить себе руководитель экспедиции, преследующей вполне определенные прагматические цели. Побродив с десяток минут по равнине возле модуля и полюбовавшись пейзажем, астронавты принялись за работу. Были взяты для экспресс-анализа пробы грунта. Была проведена еще одна видеосъемка – теперь уже не с борта «консервной банки», а непосредственно с поверхности. Леопольд Каталински подготовил буровое оборудование и расконсервировал экскаватор. Свен Торнссон проверил исправность автоконтейнеров и собрал транспортеры для выемки грунта из котлована – а предстояло переместить не одну тонну, чтобы добраться до глубоко лежавшего золотого щита. Флоренс Рок провела еще один сеанс радиосвязи с «Арго», протестировала свою технику и занялась обустройством быта – оборудованием спальных мест в грузовом отсеке и подбором пищевых продуктов. Алекс Батлер расставил в разных местах вокруг модуля измерительную аппаратуру, а потом испытал на поверхности небольшой двухместный вездеход – это была специально изготовленная для миссии «Арго» машина. Работать в комбинезонах было жарко, шлемы и баллоны с дыхательной смесью оказались излишеством, но Батлер пока осторожничал...

Они с головой ушли в работу, какой еще, наверное, не видела эта пустынная планета. Алекс Батлер, присев на корточки, протирал колеса вездехода и думал о том, что они здесь все-таки не одни: где-то за горизонтом пробираются сейчас среди камней другие марсоходы – небольшие роботы, доставленные сюда с Земли и год, и два назад автоматическими межпланетными станциями...

* * *

Бур вонзился в рыжий грунт, пошел вниз, пробиваясь сквозь толщу нанесенных за бог знает сколько лет наслоений. «Арго» нужно было загрузить золотом снизу доверху, превратить в летающий золотой слиток – а для этого «консервной банке» предстояло совершить не один рейс из Сидонии до орбиты и обратно... если только там, в глубине, действительно находилась сплошная золотая целина, а не отдельные золотые островки...

Бур вернулся из разведки, и все вздохнули с облегчением: золото есть! Для верности произвели бурение еще в трех местах, по углам нанесенного на карту квадрата, – и вновь не обманулись в своих ожиданиях. Золотая подкладка простиралась под равниной, возможно, до самого Купола и Пирамиды, и ничто не мешало приступать к рытью котлована. И продолжить бурение в других местах, чтобы определить – хотя бы приблизительно – размеры золотого слоя.

Леопольд Каталински на пару с Флоренс вплотную занялись экскаватором, а Алекс Батлер вместе с пилотом модуля, погрузив в ровер бур и боксы с обслуживающей аппаратурой, направились к побережью древнего высохшего моря. Удалившись на пять километров от места посадки «консервной банки», они принялись бурить новую скважину.

Золото было и здесь, даже гораздо ближе к поверхности на глубине восьми метров. Равнина Сидонии оказалась поистине золотой равниной...

– Господи, да тут, похоже, жили сплошные Крезы, – пробормотал Свен Торнссон, разглядывая добытые из скважины образцы. – Может, вообще весь Марс был вовсе не красным, а золотым?

– Или сплошные Мидасы, – добавил Алекс Батлер. – Все, к чему прикасались, превращалось в золото. Пройдутся туда-сюда – а за ними золотые следы.

– Однако, изрядно же они здесь потоптались!

– И все-таки никакое золото их не спасло. – Ареолог задумчиво оглядел равнину, задержав взгляд на громаде Марсианского Сфинкса.

Торнссон показал на небо цвета пыльных роз и выгоревших подсолнухов:

– Оттуда долбануло?

– Скорее всего, да, оттуда, – кивнул Алекс Батлер. – И хорошо долбануло.

Пилот хмыкнул:

– «Звездные войны», последний эпизод...

– Войны не войны, а вот комета, астероиды или Другая планета – вполне возможно. Гипотез много, на любой вкус. Была бы машина времени, можно было бы проверить.

– Ну да, ну да, – покивал Свен Торнссон. – Угодить аккурат в тот момент, когда небесная глыба валится прямо тебе на голову.

– Гипотез много, – повторил ареолог, словно не слыша пилота. – В этом плане, например, очень интересен древнемексиканский миф о Ксипе Ксолотле, с которого живьем содрали кожу...

– Что за миф? – поинтересовался Торнссон, принимаясь укладывать образцы в пенал. – За что его так, беднягу? И при чем тут древняя Мексика? Где Мексика – и где Марс!

Алекс Батлер словно очнулся:

– Потом, Свен. Некогда истории рассказывать. Поехали.

Теперь уже пилот занял место водителя, а сидящий рядом Батлер по пути к очередной точке бурения продолжал думать о давнем мифе.

Одно из толкований этого мифа принадлежало их соотечественнику, инженеру-строителю Хью Харлестону. Ксипе Ксолотль был братом-близнецом хорошо известного могущественного бога Кетцалькоатля, принесшего, согласно мифу, в Мексику цивилизацию в начале нынешней эпохи жизни на Земле. Кетцалькоатля часто изображали в виде огненной пернатой змеи, и само его имя означало «покрытая перьями змея». В мифе говорилось о том, что с Кетцалькоатля и с его брата Ксипе Ксолотля содрали кожу – буквально «освежевали» их заживо. В те времена в Мексике и в самом деле сдирали кожу с людей, предназначенных в жертву богам; особенно отличались этим ацтеки – последний народ, который сохранил древние мифы до прихода конкистадоров – участников испанских грабительских завоевательных походов в Центральную и Южную Америку в конце пятнадцатого и в шестнадцатом веке, жестоко истреблявших и порабощавших местные племена.

Харлестон пояснял этот миф следующим образом: связанный с Кетцалькоатлем символизм указывает на освежеванную планету – близнеца Марса, то есть Землю, пострадавшую некогда от столкновения с кометой. Ксипе же Ксолотль, пострадавший близнец, – это сам Марс, тоже освежеванный красный бог Востока, «отступивший на новую позицию».

Алекс Батлер, углубившись в размышления, рассеянно глядел на стелющуюся под колеса ровера бурую каменистую равнину.

Несомненно, Марс когда-то был «освежеван», и с тех пор его северное полушарие в среднем на три километра ниже южного. Оно, судя по всему, в свое время получило серию сокрушительных ударов и в результате местами лишилось внешнего пласта своей коры. Южное полушарие тоже несло на себе многочисленные шрамы от разрушительной бомбардировки. Восточный край обширной, протянувшейся на тысячи километров возвышенности, названной поднятием Фарсида, явно был расколот какими-то катастрофическими силами. Среди хаотичного переплетения связанных между собой каньонов и впадин, получившего мрачное имя Лабиринт Ночи, поверхность Красной планеты распарывала чудовищная извилистая борозда, словно оставленная плугом какого-то зазвездного исполина, который прошагал здесь четыре с половиной тысячи километров и, подустав от такой работы, забрал плуг и удалился в свои за-звездные владения.

Этот оставленный неведомым плугом след назвали Долиной Маринера, в честь «Маринера-9» – первого космического аппарата землян, сфотографировавшего марсианскую борозду. Алекс Батлер знал наизусть, что глубина ее доходит до восьми километров, а максимальная ширина составляет шестьсот с лишним – не метров, а все тех же километров, больше, чем от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско! Этот шрам на теле бога войны был гораздо глубже, шире и длиннее, чем такая же, как Ниагарский водопад, американская достопримечательность – Большой Каньон в штате Аризона.

Восточная оконечность грандиозной Долины Маринера поворачивала на север, к экватору, и переходила в совершенно сумбурную местность – истерзанный и развороченный ландшафт из массивных каменных глыб, долин и изломов, подобный одному из нижних кругов Ада, каким описал его в «Божественной комедии» Данте. Тут словно бы порезвился уже не один, а добрый десяток космических великанов...

Миф о Ксипе Ксолотле был искаженным, своеобразно преломленным чередой поколений воспоминанием о катастрофе – в этом Алекс Батлер не сомневался. О страшной катастрофе, случившейся с Марсом, с которого содрала кожу «огненная змея». Но какой реальный объект мог бы подойти под описание огненной крылатой змеи, мчащейся по небу?

Ответ тут был только один: на протяжении всей истории человечества и во всех цивилизациях именно такой образ порождался кометами – вечными небесными странницами, постоянно извергаемыми облаком Оорта, сферой, окружающей внешние пределы Солнечной системы. Эта сфера заключала в себе не сотни, не тысячи, не миллионы – миллиарды комет! Алекс Батлер еще с университетской юности помнил описание кометы Донати 1858 года, сделанное одним из очевидцев, – «самой великолепной кометы девятнадцатого века». «У нее была голова, как у змеи, ее тело возле центра изгибалось и извивалось, как гигантская красная змея, а ее хвост, сверкавший, как золотая чешуя, протянулся на сорок миллионов миль...»

Огненная змея впилась в краснокожего бога войны – и жизнь покинула его...

«Машина времени, – подумал Алекс Батлер. – Сколько нового мы узнали бы, если сумели бы реализовать фантазии Уэллса. Возможно, всю историю пришлось переписывать заново».

Ему вспомнилось чье-то замечательное выражение: «Если из истории убрать всю ложь, то это совсем не значит, что останется одна только правда. В результате может вообще ничего не остаться...»

Свен Торнссон вернул ареолога к действительности.

– Если и тут то же самое, – сказал пилот, остановив марсоход у нового места бурения, – то я, ей-богу, готов поверить в золотые дожди.

– А у меня есть еще одно предположение, – тут же включился Алекс Батлер. – Какие золотые дожди? Это Зевс прикинулся золотым дождиком, когда ему Данаю очень уж сильно захотелось. А я вот думаю, что местным алхимикам просто удалось добиться того, что не удалось нашим Парацельсам.

– Философский камень! – мгновенно сообразил Торнссон, выбираясь из марсохода. – Думаешь, они таки отыскали философский камень?

– Вот именно, – подтвердил ареолог. – И пустились во все тяжкие. Жаль, что подтвердить или опровергнуть это предположение нам вряд ли удастся. Как кто-то когда-то сказал: залез ночью в дом вор, ищет драгоценности. Нашарил на ощупь, но не знает в темноте – бриллианты это или простые стекляшки. Так и мы: может, предположение наше и верное, только мы не знаем, что оно верное.

– А если свет включить? – предложил пилот.

– В том-то и дело, что нет света. Авария в электросетях.

– Дождаться, когда солнце взойдет! – бодро гнул свое Торнссон, вытаскивая из ровера бур.

Алекс Батлер вздохнул:

– Нет там никакого солнца, Свен. Вечная темнота...

* * *

Работали до сумерек, забыв о времени и не обращая внимания на голод. Все были охвачены азартом, хотелось делать все как можно быстрее и сделать как можно больше. Однако Алекс Батлер время от времени поглядывал на темную громаду Сфинкса, предвкушая тот момент, когда они доберутся до золота и он возьмет ровер и отправится к древнему сооружению, очень похожему сверху на маску со слепыми глазами – маску с праздника Хэллоуин в земном городе Бостоне.

И лишь когда командир Эдвард Маклайн с орбиты самым категоричным образом приказал прекратить работы и устраиваться на отдых, участники Первой марсианской разогнули натруженные спины. Небо было уже не розово-желтым, а темно-лиловым, в нем сверкали Фобос и Деймос и скромная точка «Арго», а еще – мириады звезд, до которых никогда не суждено дотянуться человечеству. Да и зачем?.. Звезды были далеко, и с их, звездной, точки зрения, перелет с Земли на Марс – миллионы и миллионы километров! – был даже не шагом, не шажком, а так – чуть ли не ходьбой на месте в собственном доме...

В «консервную банку» возвращались, еле волоча ноги от усталости, – не помогала и пониженная сила тяжести, а с пустотой в желудках не смогли справиться даже хваленые энергетические батончики «Хуа!»» разработанные учеными из институтов и лабораторий Пентагона. Такой батончик был создан еще в девяностых годах как часть так называемого «рациона первого удара», призванного обеспечить высокую физическую и умственную работоспособность солдат и их хорошее самочувствие во время напряженных боевых операций. «Хуа!» – это отклик солдат, сокращение от «слышу, понял, признал»... Позади остались выемка, Уже полностью скрывшая оставленный в ней Леопольдом Каталински экскаватор, и высокий конус перемещенного с помощью транспортера грунта. В это время суток тут должен был царить как минимум семидесятиградусный холод, однако датчик показывал устойчивый плюс... И это продолжало оставаться необъяснимым. Впору было задуматься о вмешательстве каких-то сверхъестественных сил, но Алекс Батлер не верил в сверхъестественное, твердо усвоив древний тезис о том, что чудо – это явление, происходящее в соответствии с пока неизвестными нам законами природы. А где-то на уровне подсознания затаилась у него мысль о том, что эта невероятная аномалия, которая не лезла ни в какие ворота, каким-то образом связана с объектами Сидонии. Точнее, с одним из них – с Марсианским Сфинксом...

Когда до модуля оставалось десятка три шагов, Флоренс, шедшая первой и освещавшая путь фонарем на шлеме, вдруг остановилась и, подняв лицо к чужому небу, медленно, вполголоса, продекламировала:

 
Ни ненависти, ни любви
В пустых глазницах ночи,
Минервы мраморной укор:
Невидящие очи...
 

– Ну и дела, – пробурчал, чуть не наткнувшись ва нее, Леопольд Каталински. – Нанотехнологи, оказывается, временами сочиняют стихи.

– Да нет, это что-то знакомое, – возразил Алекс Батлер – Кто-то из старых, да, Фло?

Флоренс повернулась к нему:

– Не таких уж и старых. Это Роберт Фрост.

– Нанотехнологи, оказывается, временами читают Фроста, – вновь вставил Каталински. – Или ты из литературоведов в нанотехнологи подалась?

– Я, Лео, не на одних триллерах выросла и не только в телевизор пялилась, а еще и книжки читала. За старшей сестрой тянулась, она у меня умничка. Стараюсь, понимаешь ли, не быть узким специалистом.

– Ну-ну, – сказал Каталински. – Я тоже в школе что-то читал. Но никакого Фроста не знаю. Или не помню. Вот Шекспира знаю: Гамлет, Ромео, король Артур... Кто он, этот Фрост, – американец? Англичанин?

– Родился, по-моему, в Сан-Франциско, – ответила Флоренс. – Один из крупнейших поэтов двадцатого века, между прочим. А король у Шекспира не Артур, а Лир.

– Стихи не воспринимаю, – безапелляционно заявил Свен Торнссон. – Вот песни – другое дело.

Алекс Батлер оторвал взгляд от незнакомых звездных узоров:

– А я Фроста знаю. Насчет звездопада мне еще лет в двадцать понравилось. Что-то такое, точно уже не помню... Я шел под звездопадом, и на голову вполне могла свалиться звезда... Не помнишь, Фло?

– Помню, – ответила Флоренс и скромно добавила: – Не хотелось бы хвастаться, но у меня очень хорошая память. И не просто хорошая, а где-то даже ну очень хорошая. Во всяком случае, многие тексты могу пересказать почти дословно, а уж стихи...

– А ну-ка, ну-ка. – В голосе инженера-универсала прозвучала ирония. – Кому там на голову звезда упала?

– Сейчас, – сказала Флоренс. – Представлю себе вузкную страницу...

Она немного помолчала, и, когда Каталински, усмехнувшись, уже собрался разразиться чем-то ехидным, вновь начала декламировать:

 
Когда я, глядя под ноги, сутул,
Под звездопадом брел во тьме ночной,
Не мог я разве быть убит звездой?
Тут был известный риск – и я рискнул.
 

– Браво! – с восторгом воскликнул Алекс Батлер. – Флосси, ты просто молодец! Уникум! Во все экспедиции – только с тобой.

– А ты командира стихами не достала, пока мы в усыпальнице торчали? – поинтересовался присевший на корточки Свен Торнссон.

Флоренс сделала какое-то движение, но промолчала. Выражение ее лица за стеклом шлема нельзя было рассмотреть в быстро сгущавшейся темноте. Торнссон даже не подозревал о той зоне взаимного притяжения, в которой находились командир и на-нотехнолог, – голова его была забита схемами посадочного модуля.

– Какие стихи! – поспешно отреагировал на вопрос пилота Алекс Батлер. – Думаешь, было там время для стихов? Это же не в усыпальнице бока пролеживать.

Свен Торнссон медленно выпрямился во весь свой впушительный рост и, вероятно, был готов затеять Дискуссию, но его опередил Леопольд Каталински.

– Мы сегодня ужинать будем или нет? – ворчливо вопросил он. – И как насчет того, чтобы хорошо поспать перед работой? Не знаю, кто как, а я и есть хочу, и спать хочу. Экскаватор сам ковыряться в земле Не будет. А мы вместо ужина о звездах рассуждаем.

И вместо обеда, между прочим, тоже. Ночи – очи... Звездопад – камнепад... Лирика это все. Ах, звезды! Ах, светят! Фонари влюбленных! Ах, как хорошо взявшись за руки, гулять под звездами, как романтично... Ерунда! – Он рубанул рукой воздух, словно одним ударом невидимого меча хотел разделаться со всякой лирикой. – Что такое звезды? Раскаленные шары, обычные небесные лампочки – и нет в них никакой лирики-романтики. Спектральный класс такой-то, масса такая-то, температура такая-то. Точка. Ужин заменить никак не могут.

– Ого, – сказал Свен Торнссон. – Лео, да ты Цицерона за пояс запросто заткнешь.

А Флоренс вдруг звонко рассмеялась и, шагнув к инженеру, взяла его за руку:

– Буквально полминуты, Лео! Еще одно стихотворение – и ужин, а потом спать, и я, если захочешь, спою тебе колыбельную. Старую индейскую. Послушай несколько строк Уолта Уитмена, Лео, – уж больно подходит. Всего полминуты, послушай!

– Давай, – буркнул Каталински немного смягчившимся голосом. – Женщине отказывать грех... хотя лучше, когда женщина тебе не отказывает. Уитмен – знаю такого. Но учти, – он погрозил пальцем Флоренс, – только действительно полминуты, не больше. И ужин мне подашь в постель.

– Ого, – вновь встрял Свен Торнссон. – Я тоже хочу ужин в постель!

– Всем разнесу по постелям, – пообещала Флоренс. – И ночные горшки всем подставлю, если мы их дома не забыли. Слушайте, герои-аргонавты.

И вновь зазвучали под темным марсианским небом стихи земного поэта, еще одного земного поэта – великого соотечественника новых аргонавтов, который наверное, даже и предположить не мог, что рожденные им строки когда-то будут произнесены посреди бурой равнины, раскинувшейся в миллионах километров от Америки, от Земли...

 
Когда я слушал ученого астронома,
И он выводил предо мною целые столбцы мудрых цифр,
И показывал небесные карты, диаграммы для измерения звезд,
Я сидел в аудитории и слушал его, и все рукоплескали ему,
Но скоро – я и сам не пойму отчего – мне стало так нудно и скучно,
И как я был счастлив, когда выскользнул прочь
и в полном молчании зашагал одинокий
Среди влажной таинственной ночи
И взглядывал порою на звезды.
 

– Вот так, Лео, – сказал в наступившей тишине Алекс Батлер. – А ты говоришь – лампочки. Думай о возвышенном.

На этот раз Каталински ворчать не стал.

– Что ж, неплохо, – произнес он вполне нормальным голосом. – Пожалуй, против Уитмена ничего не имею. Надеюсь, наш поэтический вечер закончился, и теперь бы – поужинать. – Каталински оставался верен себе.

Флоренс уже начала подниматься по трапу к люку модуля, когда шедший следом за Алексом Батлером Торнссон с легким вздохом сказал:

– Золото добывать – это, конечно, хорошо. Но хотелось бы и вон там хоть чуть-чуть побродить. – Он кивнул в сторону почти черной в сумерках громады сфинкса. – Посмотреть, потрогать своими руками.

– Фома неверующий! – фыркнул замыкающий Маленький отряд Каталински. – Потрогать, видите Ла1 ему надо, кусочек на память отколупнуть...

– Потрогаешь, Свен, непременно потрогаешь, заверил пилота ареолог. – Закончится погрузка и будет тебе экскурсия. И уважаемому Леопольду тоже.

Алекс Батлер повернул голову к Сфинксу – и в этот момент сумрак над этим исполином расцветила багровые сполохи. Непонятные беззвучные вспышки, подобные зарницам, следовали одна за другой, с разными интервалами, словно где-то наверху, на поверхности каменного лика, беспорядочно мигал гигантский фонарь.

– Что это? Маяк? – сдавленно произнес застывший у трапа Леопольд Каталински.

Никто ему не ответил. Вокруг стояла тишина, дул слабый, то и дело пропадающий ветерок, и в этой тишине вновь и вновь озаряли небо над Сфинксом багровые вспышки – как отсветы далекого пожара.

Это продолжалось не более двух-трех минут, а потом, наверное, пожар удалось потушить – и вспышки пропали.

* * *

Ужин начали в молчании, находясь под впечатлением только что увиденного марсианского феномена. Алекс Батлер успел проверить запись наружных видеокамер, постоянно ведущих круговой обзор равнины, и убедился, что о коллективном обмане зрения или галлюцинации речь не идет – видеокамеры тоже зафиксировали непонятную игру света среди ночи. Более того, при радиообмене с «Арго» выяснилось, что и командир Эдвард Маклайн наблюдал эти вспышки. «Передал в ЦУП, пусть головы'( поломают», – сообщил он.

– И что бы это значило? – первым нарушил тишину за столом, установленным в грузовом отсеке.

Свен Торнссон, обращаясь к специалисту-ареологу. – «Гут когда-нибудь раньше что-то мигало? Есть такие данные?

Алекс Батлер выдавил в рот остатки пюре из тубы и отрицательно покачал головой:

– Нет, я такими данными не располагаю. Нет у нас таких данных.

– Теперь есть, – сказал Леопольд Каталински. – Предлагаю рабочую гипотезу, я все уже обдумал: это что-то типа сигнальных костров. Те парни, что скрываются внутри Сфинкса, извещают других о нашем визите. А другие – дальше, по цепочке, на весь Марс. Это эффективнее, чем колотить в тамтамы.

– Великолепная гипотеза, Лео. – Ареолог иронично изобразил аплодисменты. – Ученый мир будет в восторге. Значит, там, внутри Сфинкса, сидят марсиане? Уже тысячи лет сидят, по-твоему?

– Ну, не все время сидят, – невозмутимо отозвался инженер. – Засекли нас еще на орбите – и спрятались. Они стреляные воробьи, знают, что от пришельцев обычно ничего хорошего ждать не приходится.

– В общем-то, свечение атмосферы здесь бывает, – задумчиво произнес Алекс Батлер, словно пропустив мимо ушей фантазии инженера. – Слабенькое, но все-таки... Это еще «Марс Экспресс» засек, у него отличный спектрометр, SPICAM, вместе с русскими делали. Планетарного магнитного поля у Марса нет, но есть локальные поля; считается, что их порождают магнитные аномалии в коре. Может быть, Это даже остатки прежнего планетарного поля. Так вот, эти мелкие поля улавливают электроны, концентрируют их вблизи локальных магнитных полюсов, электроны возбуждают молекулы атмосферы – и те, соответственно, начинают светиться. Ну, это элементарно. Только... – Ареолог задумчиво потер лоб. – Только тут нестыковка. Таких интенсивных вспышек никогда не наблюдалось, да и магнитного поля на вашем участке нет. Магнитометр-то наш молчит, ничего не фиксирует. – Батлер обвел взглядом коллег а подытожил: – Во всяком случае, это, безусловно, какое-то атмосферное явление. Возможно, самым непосредственным образом связанное со Сфинксом.

– У них там, внутри, по вечерам дискотека работает, а отблески видны через глазницы этой маски, – сделал еще одно несусветное предположение Леопольд Каталински, – И ритм у них свой, марсианский, дерганый.

– Шутки шутками, а внутри Сфинкса может быть много интересного, – заметил Свен Торнссон. – И внутри Пирамиды тоже. И в Городе, и под Куполом. Знаю, что проводить аналогии – дело скользкое, но все-таки... Каждая египетская пирамида – для отдельного фараона, так? А тут, может быть, под нефракталами, – целые некрополи, а? Арлингтонские кладбища. И там не только куча мумий или скелетов, но и всякие аксессуары для беззаботной загробной жизни. Дробовики какие-нибудь, роботы, телевизоры, компьютеры... Это я так, что в голову пришло. В принципе-то такое может быть? Если по аналогии с Древним Египтом...

Алекс Батлер хотел ответить, но Флоренс оказалась быстрее.

– Искать аналогии там, где их нет, – типичная наша ошибка, – заявила она. – Египет это Земля, Сидония это Марс. Марс – не Земля. Здешние структуры совершенно не обязательно должны быть чьими-то усыпальницами. А может, они, наоборот, инкубаторы? Точнее, инкубатории.

– О! – изрек Каталински, оторвавшись от очередной тубы. – Интересная мысль. А в чем разница между инкубатором и инкубаторием? Инкубатор для цыплят, а инкубаторий для людей?

– Инкубатор – это аппарат, а инкубаторий – здание с инкубаторами, – пояснила нанотехнолог. – да если все-таки пойти по пути аналогий, то вот вам еще одно предположение о функции египетских пирамид, я в Сети вычитала. Там, собственно, речь шла о Великой пирамиде Хеопса. Так вот, по мнению какого-то египетского ученого, она возведена вовсе не как усыпальница фараона, а для опреснения воды!

– Вот как, – сказал Каталински. – Богатая у людей фантазия, ну почти как у меня.

– Да-да, возможно, пирамида Хеопса – это не что иное, как гигантский дистиллятор, – продолжала Флоренс. – Ее будто бы возвели сразу же после того самого библейского Великого потопа, когда не хватало и пресной, и просто чистой воды. Те полости, что находятся под землей, должны были наполняться водой, и ее затем нагревали до кипения. Пар поднимался вверх и проходил через внутренние коридоры и камеры. А форму им придавали именно такую, какая обеспечивала бы эффективное протекание процесса дистилляции. Если придерживаться метода аналогий, тогда и Марсианский Сфинкс может быть опреснителем.

– Или генератором воздуха, – вставил Алекс Батлер внимательно слушавший нанотехнолога.

– Да, или генератором воздуха, – согласилась Флоренс. – До сих пор функционирующим. И эти вспышки как-то связаны с тем, что он до сих пор функционирует. По-моему, гипотеза насчет пирамиды Хеопса не из самых худших.

– Но и не из самых лучших, – не мог, конечно же, промолчать Леопольд Каталински. – Лет этак через тысячу, а то и две, наши большеголовые потомки, не яйцеголовые, а уже, наверное, тыквоголовые... если вообще у нас будут потомки... я не о нас лично, а все человечество имею в виду... Да, веков через двадцать эти тыквоголовые, а может, это бу. дут уже наши преемники – крысы или тараканы – наткнутся на остатки нью-йоркской подземки и выдвинут любопытную гипотезу о том, что это древний лабиринт, в котором мы держали хорошо им известных из наших памятников культуры и безусловно, по их мнению, существовавших в нашу эпоху Кинг-Конга и Годзиллу.

Флоренс Рок пожала плечами:

– Возможно, Лео. А доподлинно существовавший Человек-Паук победил их в жестокой схватке Добра со Злом и выбрался оттуда с помощью хорошей прочной веревки, которую лично вручила ему перед этим легендарная Памела Андерсон! Ну, та самая, которую Человек-Паук потом бросит на каком-то острове...

– На Кубе, у Кастро, – с усмешкой добавил Каталински. – Это ведь именно из-за нее и случился Карибский кризис. Русские хотели ее как ракету использовать против нас, и «барбудос» тоже хотели ее использовать, только по-другому.

– Тебе бы, Лео, фантастические романы писать, – заметил Алекс Батлер. – Премия «Хьюго» по тебе скучает.

– А как же насчет того, что под пирамидой Хеопса спрятана «сфера Вечности»? – вновь подал голос Свен Торнссон, деловито вскрывая вторую банку сока. – Мол, туда древние египтяне собрали все, что уцелело от какой-то там глобальной катастрофы: чертежи реактивных самолетов, какие-то целебные кристаллы, книги по истории, рецепты гамбургеров и кока-колы...

– Роботов туда уже запускали, но пока ничего не нашли, – ответил Алекс Батлер и взглянул на Флоренс: – Вот ты говоришь, Фло, что Марс – не Земля. Египет там, на Земле, а Сидония здесь, вокруг нас. Конечно, Марс не Земля. Но вот ведь какие есть весьма любопытные факты. Знаете, как древние египтяне называли планету Марс? Горахти, то есть «Гор на горизонте». Точно такое же имя носил и их Сфинкс, тот, который в Гизе, возле египетских пирамид. И Марс, и Сфинкс считались проявлениями Гора – сына звездных богов Исиды и Осириса. Кроме того, иногда Марс называли «Гор Дшр», или «Гор Красный», а египетского Сфинкса долгое время красили красным цветом. – Алекс обвел взглядом внимающих ему астронавтов. – И это еще не все. Именем «Горахти» называлось созвездие Льва. Имя «Гор» в более ранний период произносилось как «Геру» – это означает «лицо». Здесь, у нас за бортом, тоже «Лицо». Интересные совпадения, не правда ли? И вообще, тут множество всяких зацепок, все как-то непонятно связано. Ну вот еще, например. Вы знаете, что Каир получил свое название от арабов?

– Ну-ну? – поторопил его Каталински. – Не тяни кота за хвост, Алекс.

– А ты не гони коней, – парировал ареолог. – Пей свой сок, Лео, и усваивай информацию. Где находится некрополь Гизы? На южной окраине Каира. Арабы назвали этот город «Эль Кахира», то есть... – Алекс Батлер сделал театральную паузу и, заметив, что Каталински нетерпеливо пошевелился, закончил: – Марс! И египетский Сфинкс – тоже Марс. Планета Марс проходит по земному небу через созвездие Льва. Сфинкса красили в красный цвет, и Марс тоже красного цвета. Сфинкс – это гибрид, существо с человеческой головой и телом льва. А в древних индийских мифах, между прочим, планета Марс называлась «Нр-Симхе», то есть «Человек-Лев». Сплошные взаимосвязи...

– Пожарные машины тоже красного цвета, и на них ездит немало пожарных, родившихся под знаком Льва, – сказал Леопольд Каталински в пространство. – Это еще ничего не значит.

– Согласен, – не стал спорить ареолог. – Собственно, я не собираюсь ничего доказывать, я просто излагаю некоторые факты, и они весьма любопытны, так ведь?

– Получается, что Древний Египет каким-то образом связан с Марсом, – сказал Свен Торнссон.

Ареолог повернулся к нему:

– Или Марс с Древним Египтом.

– Или ничто ни с чем не связано, – добавил Ка талински, – и мы пытаемся поймать ту самую черную кошку, которой нет в темной комнате.

– Подожди, Лео, – выставил перед собой ладонь Свен Торнссон. – Есть в комнате кошка или нет, мы пока не знаем, но вероятность того, что она там все же притаилась, нельзя сбрасывать со счетов. Если взаимосвязь на самом деле существует и если все-таки допустить аналогии, то нас может подстерегать одна пренеприятнейшая штука. Предположим, что мы найдем какой-то вход. Там. – Он ткнул пальцем себе за спину. – Наверное, закрытый. Разве мы не попытаемся туда проникнуть?

– У нас есть взрывчатка? – осведомился Леопольд Каталински, рассматривая собственные ноги, – Или ты полагаешь, что ключ висит рядом, на гвоздике?

– У нас есть буры, у нас есть твой экскаватор и классный нанотехнолог! – воскликнул пилот. – Что-нибудь придумаем. Не хочешь же ты сказать, что, оказавшись перед дверью, не попробуешь ее открыть?

– А пожалуй, попробую, – немного помолчав, согласился Каталински.

– Вот именно! – Голубые глаза Торнссона блестели, как море под полуденным солнцем. – Думаю, каждый из нас попробует, и командир попробовал бы, будь он с нами. Мы открываем дверь, входим... А теперь вспомните, что случилось с теми, кто вскрыл гробницу Тутанхамона.

– «Проклятие фараонов»... – приглушенным голосом сказала Флоренс Рок.

– «Проклятие фараонов», – кивая, подтвердил Алекс Батлер.

Много, очень много загадочного случалось и случается на Земле.

В течение шести лет двое англичан – археолог Говард Картер и лорд Карнарвон искали в Долине Царей гробницу Тутанхамона. В ноябре 1922 года их поиски увенчались успехом. Недалеко от усыпальницы Фараона Рамзеса VI было обнаружено захоронение с нетронутыми печатями на дверях. В первой камере гробницы не оказалось ни мумии, ни саркофага – только множество великолепных вещей: черные статуи с позолоченными головами, фигуры диковинных Животных, золотые украшения...

В ходе исследования усыпальницы была найдена глиняная табличка со значками, которую Картер занес в реестр находок. Вскоре специалист по иероглифике Гардинер расшифровал древнюю надпись, Она гласила: «Смерть раскинет свои крыла над тем, кто нарушил покой фараона». Ученые, конечно не придали ей особого значения, но чтобы египетские лаборанты и грузчики, набранные из местного населения, не разнесли молву об этой угрожающей надписи, табличку убрали из коллекции.

17 февраля 1923 года Картер и лорд Карнарвон в присутствии других участников раскопок открыли вторую камеру гробницы – и обнаружили там мумию фараона Тутанхамона, умершего в девятнадцатилетнем возрасте от инфекции, занесенной в организм после перелома ноги, – причина смерти выяснилась только через восемь десятков лет после трехмерного сканирования мумии.

Вскрытие гробницы положило начало серии странных смертей. Не прошло и двух месяцев, как в Каире, в отеле «Континенталь», умер лорд Карнарвон. У него внезапно повысилась температура, его стало лихорадить. В течение почти двух недель ему становилось то лучше, то хуже. Врачи решили, что жар у лорда начался из-за инфекции: он поранился при бритье, задев старую рану.

У американца Артура Мейса, разбиравшего стену перед входом в усыпальницу, после смерти лорда началось сильное истощение. Он впал в кому и скончался в том же каирском отеле «Континенталь»...

Узнав о смерти лорда Карнарвона, в Египет срочно приехал из Америки его давний друг Джордж Гуд. Он побывал в зловещей гробнице Тутанхамона, а наутро у него резко поднялась температура. Вечером его не стало. Врачи сначала не могли поставить диагноз, но потом определили бубонную чуму...

Пока Картер обследовал гробницу, Долину Царей посетил британский промышленник Джоэл Бул. Вернувшись на родину, он умер от лихорадки...

Арчибальд Рейд, рентгенолог, первым разрезавший бинты на мумии фараона, перенес приступы необъяснимой слабости и тоже умер по возвращении в Англию...

Египтолог Артур Уэйголл скоропостижно скончался от «неизвестной лихорадки»...

Покончил жизнь самоубийством сводный брат лорда Карнарвона Обри Герберт...

Следом за ним покинула этот мир жена лорда. Причиной ее смерти определили «укус насекомого»...

Был найден мертвым в своей квартире сын лорда Уэстбери (сам лорд позже выбросился из окна восьмого этажа), тоже участвовавший в раскопках роковой гробницы. Врачи сделали предположение, что причиной смерти стал сердечный приступ, ибо накануне вечером он отправлялся спать в полном здравии...

Всего же в течение нескольких лет скоропостижно или при невыясненных обстоятельствах ушли в мир иной двадцать два человека, которые соприкасались с гробницей Тутанхамона или с научными работами о ней. Тринадцать из них непосредственно участвовали во вскрытии последнего земного пристанища древнего египетского царя.

«Смерть раскинет свои крыла над тем, кто нарушил покой фараона...»

После 1930 года в живых оставался только Го-ВаРД Картер, непосредственный открыватель гробницы. Проклятие, кажется, не коснулось его, хотя как знать?.. Рано это или не очень – умереть в шестьдесят шесть лет? Картер отправился на загробную встречу с душой Тутанхамона в 1939 году...

Как объяснить всю эту мрачную вереницу смертей?

Тутанхамон оказался единственным из фараонов, у которого на голове была надета диадема. В Древнем Египте диадемам придавали особое значение и считали, что они обладают некой мистической силой. Но что это за сила?

Могила Тутанхамона была украшена цветами, некоторые из них хорошо сохранились, несмотря на то что над ними протекли века и века. Из усыпальницы фараона извлекли мандрагору – в Египте она не росла, и ближе всего к нему ее можно было отыскать только в Палестине. Арабы называли плод этого растения «яблоком дьявола». Уже давно было известно, что в ограниченных количествах мандрагора действует как биостимулятор, а вот в больших дозах приводит к сумасшествию и вызывает галлюцинации. Не она ли стала причиной загадочных смертей?

Алекс Батлер еще с университетской скамьи увлекался изучением возможных взаимосвязей древних земных и марсианской цивилизаций, просеивая сквозь сито собственного сознания множество фактов, легенд и преданий, особенно касающихся Египта, и ему было хорошо известно развитие событий после смерти Тутанхамона.

Процесс мумификации тела правителей Древнего Египта длился семьдесят дней. За это время вдове фараона следовало найти нового мужа, который стал бы властелином обширного царства. На опустевший троя претендовали двое – Ай и Хоремхеб. Как обычно в таких случаях, в ход пошли дворцовые интриги, в результате которых более удачливый Ай разделил трон с вдовой Тутанхамона Энхоснамон. Однако вкушать все прелести власти ему довелось недолго – он умер всего через четыре года после восшествия на престол.

Никаких сведений о дальнейшей судьбе юной царицы Энхоснамон не сохранилось. Теперь уже влиятельные жрецы поддержали Хоремхеба, и он стал новым египетским правителем. Мстительный диктатор, он уничтожил все статуи своих предшественников и разрушил их усыпальницы. Однако же – что удивительно – Хоремхеб не тронул могилу Тутанхамона. Почему? Не потому ли, что, перед тем как опечатать усыпальницу, жрецы обезопасили ее от возможного разграбления каким-то секретным таинственным оружием, которое оказалось неподвластно времени?..

«Смерть раскинет свои крыла...»

Что означают эти слова – пустую угрозу или же совершенно конкретное предупреждение? Не один только Алекс Батлер многое бы отдал, чтобы узнать точный ответ на этот вопрос...

О проклятии, связанном с гробницей Тутанхамона, было известно, наверное, на всех континентах. Гораздо меньше людей знало о том, что этот феномен проявлял себя еще задолго до раскопок Картера и Карнарвона. В 1806 году сошел с ума врач Ост-Индской компании Тендерсон, похитивший годом ранее в Фивах две мумии. Много путешествовавший по Египту швед Лидман собрал большую коллекцию награбленных из гробниц предметов. Но эта коллекция, уже приготовленная к отправке в Европу, внезапно сгорела на складе в Константинополе...

«Проклятие фараонов» не раз настигало и обычных рядовых грабителей, которые искали сокровища в подземных усыпальницах эпохи фараонов. Нечто зловещее с древних времен витает над обширным плато Джабель-Абу-Сир – пустынной местностью с тысячами древних захоронений. В пятидесятых годах XX века недра Джабель-Абу-Сира стали подлинным Эльдорадо для ученых и кладоискателей. Но уже в самом начале раскопок один из охотников за сокровищами был засыпан в гробнице неожиданно обвалившейся грудой земли. Новые несчастья не заставили себя долго ждать – несколько добытчиков задохнулись в подземельях, в одной из гробниц в завале погибло сразу полтора десятка человек. Тогда и появилось в среде гробокопателей мрачное предостережение: «Берегись! Джабель призовет тебя!» Но на смену погибшим приходили все новые и новые ловцы удачи.

Четыре тысячи лет назад один из фараонов в послании поучал своего наследника: «Не разрушай гробниц, не разрушай, не разрушай. Вот поступил я так, и согласно деяниям моим поступили со мной боги...»

Феномен «проклятия фараонов» точнее было бы назвать феноменом «проклятия гробниц», потому что относился он не только к усыпальницам времен Древнего Египта, но существовал и по другую сторону Атлантического океана. Первыми исследователями индейских пирамид на полуострове Юкатан в Центральной Америке были американцы Джон Стивене и Самуэль Кэббот и художник из Англии Фредерик Казервуд. Они отправились в экспедицию в 1841 году, взяв с собой местного священника Кари-льо. Проникнув в городке Тикуле в древние индейские пирамиды, археологи забрали обнаруженные там черепа и кости для антропологического музея – и один за другим слегли с приступами жесточайшей малярии. Вслед за археологами тяжелая болезнь обрушилась на их слугу Альбино, а потом подкосила и падре Карильо. Мечась в жару и беспамятстве, святой отец выкрикивал: «Верните эти кости! Верните украденные кости!»

Местные духи оказались более милостивыми, нежели египетские, – все заболевшие остались живы но, как только смогли встать на ноги, покинули городок. Попытка исследовать гробницы в другом месте завершилась новыми страшными приступами болезни. Вдобавок среди участников экспедиции начались конфликты, тяжело заболел индеец-носильщик – ему пришлось делать операцию. В конце концов исследователи буквально разбежались в разные стороны, преследуемые болезнями, раздорами и собственным страхом...

Не менее странной выглядит история с находкой в Тирольских Альпах, на леднике Симилаун, в 1991 году мумии древнего охотника, названного Отци – в честь близлежащей деревушки Отцталь. Возможно, 5300 лет назад в том месте произошла какая-то стычка, и тело Отци затерялось в горах, не обнаруженное выжившими соплеменниками.

Приверженцы мистики, приняв на вооружение версию о трагической судьбе древнего воина, поговаривали о плохой энергетике мумии. Их слова подтверждаются статистикой...

Первой жертвой мумии стал судмедэксперт, входивший в группу, которая обследовала найденный на леднике труп доисторического человека – он погиб в автокатастрофе вскоре после того, как публично рассказал на пресс-конференции о «симилауиском Человеке».

Вторую жертву звали Курт Фриц. Он участвовал в операции по извлечению мумии. Его накрыло в горах лавиной, причем из всей цепочки альпинистов погиб он один.

Журналист Хольц, писавший статьи об Отци в газете, скоропостижно скончался от опухоли мозга.

Первооткрыватель мумии альпинист Хельмут Симон стал страдать раздвоением личности, считая тарольского ледового человека частью себя. После неудачных попыток получить крупную сумму денег от провинции Больцано, где Симон нашел мумию, он стал организовывать самостоятельные восхождения к месту находки – и в конце концов погиб под горным обвалом.

Альпинист Дитер Варнеке, участвовавший в поисках Симона, умер сразу после похорон коллеги от сердечного приступа.

Последней (пока?) жертвой стал антрополог Спиндлер, посвятивший годы жизни изучению Отци...

Череда совпадений? Цепочка случайностей?

Много, слишком уж много на Земле подобных «случайностей»...

– Какое такое «проклятие фараонов»? – скептически вопросил Леопольд Каталински. – Если вы о смертях, связанных с каким-то египетским фараоном – Хеопсом? Тутанхамоном? – то нам это не грозит, не переживайте. Во-первых, я что-то не видел в программе нашего увлекательного турне такого пункта: проникнуть внутрь нефракталов Сидонии. Или такое задание получил непосредственно специалист? – Каталински пронзил ареолога взглядом своих жгуче черных, чуть навыкате, глаз.

Алекс Батлер спокойно выдержал этот взгляд и отрицательно покачал головой:

– Нет, дорогой Лео, я такого задания ни от кого не получал. Даже разговора такого не было... вернее, был, но очень-очень неконкретный. На уровне общих рассуждений. Однако я полагаю, что при разработке программы экспедиции возможность обнаружения каких-то входов в нефракталы предусматривалась. Во всяком случае, у командира есть предписание на этот счет. Я задавал ему такой вопрос, и он ответил, что все сообщит в свое время. Так что это в его компетенции.

– В смысле, лезть нам туда или не лезть? – уточнил Каталински.

– Да, именно так, – подтвердил ареолог.

– Хорошо, допустим, предписано: лезть. И мы лезем. Но! – Каталински воздел вверх указательный палец. – Лезем не голышом, не в майках и шортах, а в полном защитном снаряжении и с собственным заплечным воздухом. Что такое «проклятие фараонов»? Либо болезнетворные микробы, либо яды. Либо – и то и другое. Нам такое не грозит. Во всяком случае, я на это очень надеюсь.

– Есть еще «стражи пирамид», – задумчиво заметил Алекс Батлер.

Инженер выпрямился на своем складном табурете, со стуком поставил на стол банку с соком:

– А это еще кто такие?

– Статуи. Духи, – коротко пояснил ареолог. – В общем, охранники.

Каталински усмехнулся и сделал жест, словно отгонял муху:

– Да брось ты, Алекс ты наш яйцеголовый. Таким только малолеток пугать.

– Почему? – вмешалась Флоренс. – Какие-то системы защиты там вполне могут быть.

– Системы защиты – да, – кивнул Каталински. – Духи – нет. Духи если и есть, то гораздо дальше, на Плутоне, там их царство.

«Да, защита вполне может быть, – подумал Алекс Батлер_ в земных пирамидах – системы ловушек, ложные ходы и камеры, замуровки, лжегробницы.,. Заклятия... А что, сила слова – штука неизведанная а возможно, страшная... Не чудо, не что-то потустороннее – но нам пока непонятное. А здесь... что здесь?...

«Стражи пирамид» не раз описывались в хрониках средневековых арабских авторов. Магические стражи... Одну из гробниц охраняла статуя, во лбу которой был спрятан змей, нападавший на всякого, кто приближался; другую пирамиду сторожил колосс, вырезанный из черного и белого оникса, с позолоченной головой и копьем в руке. Стоило появиться непрошеному пришельцу, как статуя издавала глухой звук – и приблизившийся к пирамиде падал замертво. Третью пирамиду охранял каменный страж, обладавший такой силой, что он сбивал с ног и убивал любого пришельца. Пирамиды также охраняли духи. Древнеегипетские источники скупо упоминали о некоем «владыке кладбищ» – он являлся то в виде юноши с длинными зубами и пожелтевшей кожей, то в виде обнаженной женщины, которая своей призрачной красотой она завлекала грабителей, а потом насылала на них губительные чары. Видели «духа пирамид» и в образе старца, который бродил вокруг гробниц, размахивая сосудом с огнем.

«Духи прошлого витают в долине мертвых...» Эти предостережения местных жителей наверняка вспомнил английский путешественник Джеймс Брук, когда в одну из ночей 1768 года в Долине Царей его охватил внезапный панический страх. Брук со всех ног бросился бежать и, лишь увидев заблестевшие впереди воды Нила, вздохнул с облегчением. Но только добравшись до своей лодки и оттолкнувшись от берега, он почувствовал себя человеком, вернувшимся к жизни.

О том, что древние египтяне накладывали на гробницы специальные заклятия, миру стало известно только в конце девятнадцатого века, когда было расшифровано большинство древнеегипетских текстов...

«Что ждет нас здесь?» – вновь подумал Алекс Батлер. Страха не было, но была какая-то непонятная тревога.

– Господи, как все это интересно, – зачарованно сказала Флоренс и почему-то оглянулась, словно почувствовав у себя за спиной чью-то тень, чье-то незримое присутствие. – Сфинкс... Пирамиды... Человек-Лев... Гор Красный... – Она встрепенулась, подалась к столу. – А знаете что? Давайте назовем это место, место нашей посадки, Берегом Красного Гора. Сидония – это Сидония, она большая, – а вот именно это место, вот здесь... – Она потыкала пальцем в стол.

Леопольд Каталински, разумеется, тут же скривился:

– А почему не Берегом Золотого Руна? Почему не Равниной Леопольда-Зета? Или, скажем, не Марсианской Америкой?

Свен Торнссон фыркнул:

– Скажи еще – Берег имени Микки Мауса. Или закусочных «Макдоналдс». По-моему, Флосси предложила очень неплохое название.

– Я за Альберта Гора не голосовал, – буркнул Каталански. – Тем более за Красного.

– Да брось ты, Лео, – дружелюбно сказал Алекс Батлер. – Чем тебя не устраивает предложение Фло?

– Ладно, устраивает, – сдался Каталински, всем своим видом демонстрируя усталость. Заложив сцепленные руки за голову, он потянулся и длинно зевнул. – Давайте-ка уже спать, колумбы. Кто-то обещал мне колыбельную спеть...

...Лежа в постели, уже в полудреме, Флоренс Рок думала о командире. Как там сейчас ему, в черной пустоте? В одиночестве... Над Красным Гором... «Надо спросить у Алекса, египетский Гор был добрым богом или злым», – сонно подумала она.

И вдруг в памяти ее всплыли слова Батлера, произнесенные там, на земной базе, во время ужина с гостями из НАСА. О Ясоне, погибшем от бруса развалившегося корабля. От тяжелого бруса, сделанного из ствола священного дуба, что рос в роще богини Афины, от бруса с вырезанной на нем головой суровой и мудрой дочери Зевса.

Озноб пробежал у нее по спине. Флоренс поежилась и приказала себе ни о чем не думать. Не думать, а спать... Спать... На Берегу Красного Гора...