Книга Ручей любви онлайн

1

Это был один из бесчисленных китайских ресторанчиков на углу одной из бесчисленных пятиэтажек нью-йоркского Чайна-тауна.

Джанин так боялась опоздать на встречу, что пришла на целых полчаса раньше. Таким образом, она могла спокойно посидеть, попить зеленого чая и обдумать, как ей держать себя в разговоре, который состоится через тридцать минут. А разговор этот вполне мог изменить всю ее жизнь. Ей предстояла личная встреча с графиней Элизабет Макензи.

Все началось с того, что Джанин Кастелла обратилась в агентство по трудоустройству. Она была няней с хорошими рекомендациями, и работы у нее хватало. Но обстоятельства сложились так, что тех денег, которые платили, стало недоставать, и ей нужны были кардинальные перемены.

И надежда на такие перемены появилась. Пару дней назад в ее нью-йоркской квартире раздался звонок. Приятный голос с чистым, хотя и немного вычурным английским произношением сообщил, что ее кандидатура заинтересовала сэра Малколма Макензи, владельца старинного замка и обширных земель на юге Шотландии. Джанин буквально потеряла дар речи. Она и представить не могла, что агентство имеет отделения за пределами Соединенных Штатов.

Если мисс Касстелле будет угодно, невозмутимо продолжали на другом конце провода, то в пятницу с ней встретится леди Элизабет Макензи, приходящаяся сэру Малколму теткой. Ей назвали время, дали адрес этого ресторанчика, а затем, вежливо попрощавшись, положили трубку.

В последовавшие за этим два дня Джанин так и не смогла прийти в себя. Она-то рассчитывала, что ее наймет какой-нибудь богатей из Виргинии или, скажем – если повезет – из округа Колумбия. Ответа из Шотландии она никак не ожидала…

Хотя Шотландия, если подумать, тоже совсем неплохо, рассуждала она, сидя за столиком и глядя в окно на проходящих мимо людей. И потом, этот сэр Малколм, наверное, богат, как Крёз. Почему бы не бросить все и не поехать в Шотландию? Ее ничто не держало здесь, так как семьей к двадцати пяти годам она так и не обзавелась…

Вот только эта леди Элизабет Мак-Что-То-Там. Как к ней обращаться? Джанин ни разу не имела дела с настоящими аристократами. Леди Элизабет – графиня. Значит, надо обращаться к ней «ваше сиятельство»? Или менее претенциозно – «миссис Макензи»? А может, более душевно – «госпожа графиня»? И кто только придумал эти идиотские титулы? А что, если вообще…

– Мисс Кастелла?

Джанин очнулась от своих мыслей. Перед ее столиком стояла женщина, возраст которой определить не представлялось возможным: от сорока до семидесяти. На ее лице не было видно следов пластических операций или «подтяжек». И тем не менее оно все еще было красиво. В этой красоте необъяснимым образом чувствовалось благородное происхождение, как это, впрочем, всегда бывает с представителями древних знатных родов. Джанин посмотрела на часы. Минута в минуту. Недаром говорят, что точность – вежливость королей.

Джанин привстала.

– Добрый день, ваша милость. То есть… э-э-э… доблесть… – Она ужасно растерялась. В голове, как назло, вертелось только «ваше преосвященство», к делу явно не относящееся. Тьфу ты, черт бы побрал всех этих графьев с их титулами! Джанин взяла себя в руки. – Рада вас видеть, ваше сиятельство. Не угодно ли присесть?

– С удовольствием. – Графиня едва заметно улыбнулась. – Можете называть меня просто леди Элизабет, дитя мое. Могу я в свою очередь иметь удовольствие также называть вас по имени?

– Конечно! – выдохнула Джанин с облегчением. Хотя леди Элизабет и выражалась несколько старомодно, но не была той высокомерной и надменной особой, которую она боялась увидеть.

– Вот и хорошо, Джанин, – улыбнулась графиня. – Тогда перейдем сразу к делу. У меня очень мало времени: мой самолет улетает через четыре часа.

– Вы прилетели в Нью-Йорк специально для встречи со мной? – изумилась Джанин.

– Не совсем. У меня тут были кое-какие дела, но, смею вас уверить, встреча с вами занимает отнюдь не последнее по значимости место в их списке. Вы понимаете, выбор няни для единственной наследницы – дело очень ответственное. Когда мой племянник прочитал ваши рекомендации, он позвонил мне в Нью-Йорк и попросил, чтобы я лично с вами встретилась и оценила вашу кандидатуру. И мне было достаточно одной минуты, чтобы понять: на сей раз ошибки не будет. – Она внимательно посмотрела на собеседницу. – У вас очень добрые и умные глаза, а значит, вы легко поладите с Фиби. Фиби – это дочь моего племянника, – добавила леди Элизабет.

– Могу я считать, что меня приняли на работу? – отважилась спросить Джанин.

– Решающее слово скажет племянник после личной беседы с вами, но я не думаю, что у вас с ним возникнут какие-то проблемы. Возьмите на всякий случай вот это. – Графиня протянула Джанин какую-то бумагу. – Это образец контракта. В нем указаны все требования к будущей няне. Вы отвечаете почти всем…

«Почти»? О чем это она? Надо будет прочитать на досуге, мелькнуло в голове Джанин.

– …Так что я вам советую собирать вещи и по возможности скорее лететь в Шотландию, – заключила леди Элизабет. – Адрес указан в контракте, но вы можете позвонить из Нью-Йорка, и вас встретят в аэропорту.

Графиня замолчала и сделала несколько глотков из стакана с зеленым чаем. Как и во множестве других китайских ресторанчиков, к чаю здесь подавали так называемые «печенья с предсказаниями». Это были маленькие печеньица, в которых, если их разломить, можно было обнаружить бумажку с каким-нибудь туманным пророчеством. «Грядут перемены» или нечто подобное. Специфический восточный юмор.

Леди Элизабет разломила печенье, прочитала записку и, аккуратно сложив, положила в сумочку, пристально посмотрев на Джанин.

– Простите меня, дитя мое, но меня ждет такси, – улыбнулась графиня. – До скорой встречи.

Она оставила на столике несколько долларов и вышла.

Джанин задумчиво посмотрела вслед удаляющемуся такси и машинально разломила свое печенье. «Все тайное станет явным» – гласило предсказание на бумажке. Она так же машинально сунула ее, в сумочку, расплатилась, вышла и побрела по вечерним улицам домой.

Туда, где ее никто не ждал.

И вот это случилось: она стояла перед дверью кабинета сэра Малколма Макензи, наследника графского титула и родового замка. Джанин глубоко вдохнула и постучала.

– Войдите, – раздался приятный мужской баритон.

Она толкнула дверь и вошла.

С того дня, когда она встретилась с леди Элизабет, прошло полторы недели. Но Джанин, в свое время занявшую второе место на конкурсе красоты в колледже и даже снявшуюся чуть позднее для обложки «Мари Клер», теперь было не узнать. Она изменила свою внешность, ознакомившись с требованиями к няне, указанными в контракте. Она сделала это, чтобы соответствовать всем требованиям.

Джанин поправила огромные старомодные очки, дабы убедиться, что они достаточно сильно закрывают лицо.

– Добрый день, сэр Малколм. Я Джанин Кастелла, – сказала она молодому мужчине, от которого ее отделял идеально отполированный стол красного дерева.

– Да-да. Новая няня. Добро пожаловать в Хоршбург. Я искренне рад встрече.

Сэр Малколм был высок и строен. Настоящий король эльфов из сказки. Вежливо улыбаясь, он протянул руку.

Джанин почувствовала его теплую, сильную и в то же время нежную ладонь. Она почему-то оказалась не готова к этому рукопожатию, и на несколько секунд ею овладело странное волнение.

Обычно, идя на первую встречу с работодателем, Джанин надевала деловой костюм и слегка подкрашивала лицо, чтобы выглядеть уверенным в себе профессионалом. Но этот случай разительно отличался ото всех остальных. Тут чем привлекательней она выглядела, тем меньше шансов получить работу у нее было. А упускать такую удачу она не собиралась. Ставки были слишком высоки. Потеряй она столь выгодный заработок, и некому станет оплачивать счета за лечение матери. Все ее имущество, включая квартиру, было заложено, и долг составлял уже довольно внушительную сумму.

– Очень рада наконец-то лично встретиться с сами, сэр Малколм. Я изучила кое-какую литературу и открыла для себя много удивительного о вашей стране. Уверена, что работать тут мне будет очень интересно.

Он изучал ее пристальным взглядом.

– Контракт рассчитан на три года. По дому не заскучаете?

– Я буду писать в Америку письма, – ответила Джанин. – Мне сказали, что найти постоянную няню оказалось очень сложно. Вы ведь за последний год сменили уже пятерых, если не ошибаюсь?

– Именно так, – нахмурился Малколм. – Ох уж эта мне прислуга! Ведь это кто-то из них уже успел вам рассказать?

– Именно так. Водитель, по дороге из аэропорта. Но я искренне надеюсь сломать традицию и продлить контракт через три года.

– Отлично! – Он вновь повеселел. – Теперь я понимаю, почему тетя Элизабет отзывалась о вас так лестно после вашей встречи в Нью-Йорке.

– Леди Элизабет показалась мне женщиной большого ума и с прекрасным вкусом… – Джанин запнулась. Это прозвучало как-то уж слишком самоуверенно. К тому же она имела в виду совсем не то. – В том смысле, что она прекрасно выглядит для своих лет и отлично разбирается в современной моде.

– Надеюсь, и в нянях тоже.

Малколм Макензи был отцом пятилетней Фиби, за которой и должна была смотреть Джанин. И его одобрение автоматически означало, что ее примут на работу. Вот почему было так важно произвести правильное впечатление.

Конечно, Джанин предполагала, что на первой встрече могут возникнуть непредвиденные трудности. Но уж точно не такого характера. Старший сын графа Макензи был очень красив. Но она всегда верила, что красота не имеет ничего общего с внутренним миром. Интересно, а как обстоят дела с внутренним миром этого человека?

Если ее новый работодатель и не был самым красивым мужчиной, которого она видела в жизни, то уж точно одним из тройки лидеров. А Джанин была одета в наглухо застегнутый костюм да еще вдобавок нацепила эти ужасные очки. Эх, полцарства за косметику!

Дело в том, что одним из требований к няне, указанных в контракте, была «непривлекательная внешность». И для Джанин, не дотянувшей до звания королевы красоты только потому, что ее грудь на пару сантиметров превышала стандартный размер «девяносто», это стало настоящим испытанием. В Нью-Йорке все было ясно: успех напрямую зависел от внешнего вида. Здесь – тоже, но в обратном смысле. Теперь ее задачей было скрыть от Малколма Макензи тот факт, что на протяжении нескольких лет она являлась мечтой всех парней колледжа. Разгляди он сквозь весь этот маскарад ее истинную внешность, и ей придется немедленно собираться в обратный путь.

– Пожалуйста, присядьте, мисс Кастелла. – Он вежливо указал на стул.

– Благодарю. – Она буквально утонула в мягком кресле.

– Так как прошел полет?

Малколм обошел стол и сел в кресло напротив. Их взгляды на мгновение встретились.

– Достаточно мучительно, сэр Малколм, – честно призналась Джанин. – Боюсь даже предположить, сколько часовых поясов я пересекла!

– Гмм…

Малколм Макензи, старший из двух сыновей лорда Коннора Макензи, не любил пустые разговоры.

Вообще, это было во всех отношениях замечательное семейство. Младший брат Малколма сэр Уолтер Макензи слыл известным светским ловеласом. Глава семьи, недавно лишившийся жены, которая умерла от тяжелой болезни, до сих пор считался очень привлекательным мужчиной и был завидным женихом. Малколма также не связывали узы брака, а посему его внимания добивались многие светские львицы.

И неудивительно. Джанин хватило нескольких секунд, чтобы быть совершенно очарованной этим мужчиной. У него были очень правильные и благородные черты лица. Его необыкновенными серыми глазами она могла бы любоваться часами. Вдобавок ко всему он обладал потрясающей фигурой. Ну, просто-таки статуя древнегреческого атлета из Метрополитен-музея!

– Вы уже акклиматизировались? – вежливо поинтересовался Малколм.

– Не совсем. Но чувствую себя гораздо лучше, чем накануне. Вчера вечером мне казалось, будто по мне проехал каток, – ответила она и добавила, пробуя почву: – Думаю, я и выглядела так же.

– Уверен, что вы преувеличиваете.

– Вы очень любезны. – Почва, кажется, оказалась благоприятной. – Большое спасибо за то, что дали мне время отдохнуть. Я смогла хоть как-то привести себя в порядок, чтобы произвести благоприятное впечатление на вас и на Фиби.

– Расскажите о своем опыте работы с детьми.

Малколм внимательно ее рассматривал, но в его глазах не читалось ничего, кроме приличествующего случаю любопытства. А если уж кто и умел читать по глазам мужчин, так это Джанин. Столь сдержанная реакция работодателя означала, что ее маскарад сработал. Так почему же она расстроилась из-за того, что совершенно не заинтересовала его как женщина?

– Я оплачивала свое обучение в колледже, подрабатывая няней. – Дополнительная стипендия за второе место в конкурсе красоты тоже оказалась весьма кстати, но об этом говорить было необязательно. – Я получила диплом учительницы младших классов. Окончив колледж, год работала няней в одной семье в Сиэтле. Ведь вы получили рекомендации?

– Да, с рекомендациями у вас все прекрасно. Так говорите, вы – учительница? – Создавалось впечатление, что пристальный взгляд Малколма просвечивает ее насквозь, словно рентгеновский луч.

– Мне нравится работать с детьми. – Джанин сидела прямо напротив него и изо всех сил старалась не отводить взгляда: мол, смотри, сколько хочешь, мне скрывать нечего.

– А желания обзавестись собственной семьей не возникало? – Его брови чуть-чуть поднялись.

– Конечно, возникало. Но я должна кое-чего добиться в жизни, прежде чем влюбиться, выйти замуж и завести детей.

– Именно в таком порядке?

– А какой еще порядок здесь может быть?

По лицу Малколма скользнула едва уловимая усмешка.

– Ну, скажем, завести детей, а потом выйти замуж.

То есть, грубо говоря, сначала переспать с мужчиной, а уже потом сыграть свадьбу. Щеки Джанин зарделись. Сейчас уже такими вещами никого не удивишь. Но почему-то она начинала краснеть, стоило только этому человеку заговорить о вещах личного характера.

Джанин посмотрела ему в глаза.

– Я не столь наивна, сэр Малколм, и знаю, что женщины довольно часто поступают подобным образом. Однако я не из их числа.

– Похвально. Но разве американки не гордятся как раз тем, что могут заниматься карьерой и семьей одновременно? Зачем же ждать? А, мисс Кастелла?

– Потому что я не хочу смешивать работу и семью. Когда у меня появятся дети, я буду сидеть дома и заниматься только ими. Когда же они станут достаточно взрослыми, я снова смогу пойти работать.

– Да у вас четкий жизненный план! Вы очень организованны.

– Вы этого не одобряете?

– Напротив. Я считаю, что это еще одно положительное качество, которое следует добавить к вашей и без того замечательной характеристике. – Судя по выражению его лица, он не очень-то ей верил.

Джанин сложила руки на коленях.

– Могу я задать вам один вопрос?

– Конечно.

– Даже если он покажется вам несколько глупым?

– Да.

Джанин не могла понять, серьезен он или подтрунивает над ней. Но в конце концов сейчас это было неважно. И, так или иначе, они теперь будут постоянно общаться, поэтому пусть знает, что она привыкла говорить то, что думает.

– В общем-то, это не то чтобы глупый вопрос. Просто мне любопытно: почему вы нанимаете американскую няню? Ведь логичнее, чтобы за ребенком смотрела женщина, знакомая с культурой и традициями Шотландии.

– С культурой и традициями моей страны Фиби могут познакомить как я, так и другие члены моей семьи. Но в последнее время мы много сотрудничаем с Западом. Тем более услышать американскую речь для нее будет крайне полезно. Думаю, вы заметили, что наш английский достаточно сильно отличается от вашего.

Это было действительно так. Произношение членов семьи Макензи представляло собой интересную смесь несколько грубоватого шотландского диалекта и того нарочито правильного «кудахтающего» лондонского английского, над которым посмеиваются американцы.

Джанин собралась с духом.

– Можно еще один вопрос? По поводу требований к няне.

– Что-то осталось неясным?

– Меня интересует тот пункт, где говорится, что няня должна иметь «непривлекательную внешность». Почему это так важно для вас?

– Если не ошибаюсь, там написано: «Трудолюбивая женщина с непривлекательной внешностью, имеющая высшее образование и хорошо ладящая с детьми».

Трудолюбивой она была настолько, что смогла оплатить свое обучение в колледже. С детьми она тоже ладила прекрасно. У четверых ее братьев уже были дети, которых Джанин обожала, причем племянники отвечали ей взаимностью. Ее озадачило только упоминание о «непривлекательной внешности».

Интересно, сознает ли Малколм Макензи, что мог обидеть ее такой формулировкой?

– Я понимаю значение всех остальных требований. Но почему «непривлекательная внешность»?

– Потому что красивые женщины… – Малколм как будто вспомнил что-то, что некогда отравило ему жизнь. Его глаза стали холодными и жгучими одновременно. Джанин побледнела при виде столь резкой перемены, – могут создать много проблем.

– Понятно…

Чего-то в этом роде – а именно, высокомерия – она и ожидала, так что не расстроилась. Но это было не то мягкое благородное высокомерие, с которым он к ней обращался до того, как Джанин коснулась неприятной для него темы, и которое выглядело таким чарующим. Все говорило о том, что в жизни молодого человека имела место некая печальная история, в которой оказалась замешана красивая женщина. Интересно, что же случилось? Впрочем, если все пройдет удачно и ее возьмут на работу, у нее будет достаточно времени, чтобы узнать это.

– Сэр Малколм, – начала Джанин твердо, – давайте расставим все точки над «i». Вы хотите сказать, что если по какой-то причине вы не можете… как бы это сказать… держать себя в руках по отношению к красивой женщине, то в этом виновата сама женщина?

Она не считала себя Мисс Вселенной, к тому же Малколм общался с женщинами из высшего общества, которые могли дать Джанин сто очков вперед. Однако дома она не была обделена вниманием мужчин, правда не всегда доставлявшим ей удовольствие, о чем свидетельствовали раны на ее сердце. Но то, насколько женщина привлекательна или – как в данном случае – непривлекательна, по мнению Джанин, не должно было сказаться на том, возьмут ее на работу или нет.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

– Давайте-ка разберемся, правильно ли я понял вопрос, – медленно начал Малколм. – Вы хотите знать, кто виноват в том, что я не могу сосредоточиться в присутствии красивой женщины?

– Именно.

– Естественно, женщина.

И вновь Джанин не могла понять, серьезен он или просто посмеивается над ней. Однако решила вести себя так, будто не сомневается в искренности его слов.

– Тогда, я думаю, вам следует кое-что знать обо мне, прежде чем решить, принимать меня на работу или нет.

– Что именно? – спросил Малколм с явным интересом.

– Я всегда учу детей тому, что каждый в ответе за свои поступки.

– В таком случае и вам следует кое-что знать обо мне.

– И?

– Я не ребенок… – Джанин уже готова была привести тысячу аргументов по поводу этого его утверждения, как вдруг Малколм ошеломил ее следующей фразой: – И я всегда прав.

Он так просто и спокойно сказал это, что она невольно восхитилась подобной наглостью.

– Что ж, всегда полезно знать, как твой работодатель ставит себя по отношению к другим. Ведь вы мой работодатель, не так ли?

– Да. С этого дня.

Только тут Джанин поняла, что ее окончательно приняли на работу. До сего момента это являлось ее заветной мечтой. Но, странно, теперь, когда дело уже было, что называется, в шляпе, она не чувствовала себя победителем. Скорее, наоборот. Отныне ей предстояло постоянно носить эти идиотские очки, собирать волосы в пучок на манер своей бабушки и ходить в старомодных, наглухо застегнутых костюмах. В противном случае ей грозит немедленное увольнение, потому что сэру Малколму Макензи будет трудно сосредоточиться.

В то же время, несмотря на его излишние прямоту и высокомерие, Джанин не могла не уважать человека, столь заботящегося о своем ребенке. Он не положился на мнение леди Элизабет, ему было важно лично встретиться с человеком, который будет рядом с его дочерью.

– А теперь мне бы очень хотелось увидеть Фиби, – сказала Джанин и не погрешила против истины.

– Сейчас я вас познакомлю. – На лице Малколма появилось выражение откровенной гордости.

Он поднялся из кресла и кивком предложил ей следовать за ним. Они подошли к двери одновременно и оба потянулись к ручке. Их руки соприкоснулись.

– Прошу вас. – Малколм вежливо отошел в сторону. Его мягкий, но мужественный голос звучал как музыка.

– Благодарю.

Они вышли из кабинета. Ноги тонули в мягком ковре. Малколм повел ее по галереям замка. Джанин, выросшая в трехкомнатной квартире, была просто поражена роскошной обстановкой. Вчера вечером она чувствовала себя слишком разбитой, а сегодня утром слишком взволнованной, чтобы что-то разглядывать.

А разглядывать здесь было что. Далекие предки Малколма взирали на нее с потемневших от времени портретов. Вдоль стен стояли рыцарские доспехи, которых хватило бы, чтобы снарядить небольшую армию. Тут и там висели сабли, мечи, алебарды, ружья и другое оружие, с помощью которого предки нынешних Макензи боролись со своими врагами.

Они свернули в очередной коридор, и Джанин услышала голоса. Один из них явно принадлежал ребенку. Они вошли в одну из дверей. В небольшой комнате на диване полулежал молодой человек. Он был похож на Малколма, и поэтому Джанин догадалась, что это его младший брат Уолтер. У него на коленях сидела маленькая девочка, самозабвенно мутузившая бедолагу, – без сомнения, Фиби, за которой и предстояло смотреть Джанин.

– А еще говорят, что мужчина не может быть хорошей няней, – не удержалась она.

– Смотрите, никому не рассказывайте, – усмехнулся Малколм.

По выражению его лица она догадалась, что у него хорошее чувство юмора. Джанин раздумывала, как бы распорядиться этой информацией, но тут девочка спрыгнула с колен Уолтера и бросилась к Малколму.

– Папа!

– Привет, малышка. – Он ласково потрепал ее по щеке. – Тут кое-кто хочет с тобой познакомиться. – На Джанин уставились два любопытных глаза. – Это мисс Кастелла. Что мы должны сказать?

– Здрасьте. – Девочка покосилась на отца. – То есть здравствуйте.

Малколм одобрительно кивнул и перевел взгляд на молодого человека.

– Эта жалкая пародия на воспитателя – мой брат Уолтер.

– Сэр Уолтер, – слегка поклонилась Джанин, зная, что по этикету сначала надо здороваться со взрослыми.

Уолтер поднялся с дивана, безуспешно пытаясь привести в порядок прическу. Он мог бы этого и не делать. Мужчина, играющий с ребенком в ущерб своему внешнему виду, все равно выглядел красивым в глазах Джанин.

– Рад встрече, мисс Кастелла, – сказал он, протягивая руку.

– И я, сэр…

– Зовите меня просто Уолтер. Я настаиваю. – Его тон не оставлял места для возражений.

– Хорошо. – Она внимательно посмотрела на девочку. – А ты, должно быть, Фиби?

– Как вы догадались? – удивилась она. Джанин отметила, что лет через пятнадцать, а то и раньше Фиби будет грозой всего мужского населения Хоршбурга.

– Твоя бабушка Элизабет сказала мне, как тебя зовут, когда мы встречались с ней в Нью-Йорке. И давай будем с тобой на «ты». Называй меня просто «няня», договорились?

– Договорились, – радостно кивнула девочка. – У тебя очень большие очки, няня.

– Это чтобы лучше тебя видеть, – сухо ответила Джанин и обратилась к Малколму: – Могу я задать вопрос, сэр…

– Просто Малколм. Мой брат прав. В домашней обстановке излишняя официальность ни к чему.

– Хорошо. Малколм… – Она словно пробовала имя на вкус. Хоть оно и звучало несколько непривычно для ее уха, но в нем слышалось нечто мужественное и благородное, что пришлось ей по нраву.

– Еще один глупый вопрос?

Теперь она уже могла понять по его лицу, что он шутит.

– Вы задались целью заставить меня пожалеть об этой фразе? – произнесла Джанин с улыбкой. – Ничего. Я рискну. Мне просто интересно: вы берете с собой дочь, когда ездите по делам?

– Нет, ни я, ни мой брат никогда не берем ребенка в деловые поездки, – ответил Малколм. – То, Что сейчас она с Уолтером, объясняется тем, что он считает себя немного виновным в спешном отъезде предыдущей няни.

– Я? Виновен? Ни в коем случае! – Уолтер деланно возмутился и подмигнул Фиби.

– Не выдумывай, дядя. Няня лежала голой в твоей постели.

– А тебе откуда это известно? – По лицу Малколма скользнула чуть заметная улыбка.

– Бабушка Элизабет рассказывала дедушке. А он ей сказал, что новая няня должна быть старой уродливой теткой.

– Они, что, разговаривали об этом при тебе? – спросил Малколм, теперь уже с явным неодобрением.

– Нет. Я пряталась за диваном, – призналась Фиби, затем несколько смущенно повернулась к Джанин. – Я рада, что ты не старая и не уродливая.

– Спасибо тебе, дорогая.

Джанин порадовало то, что хоть кто-то в этом семействе сумел разглядеть ее настоящее лицо.

– Подслушивать нехорошо, запомни это, – строго отчитал дочь Малколм.

– Просто мне не с кем было поиграть…

Малколма позабавила растерянность брата, который не подозревал, что его маленькая племянница в курсе деталей увольнения няни.

– Как и все женщины, имеющие дело с Уолтером, – счел своим долгом пояснить он, – бывшая няня по уши в него влюбилась. Видимо, хотела привлечь его внимание своим поступком. Внимания-то она добилась, но, думаю, не того, которого хотела.

– Догадываюсь, что вы имеете в виду, если я здесь, а она – нет, – вставила Джанин.

– Няню немедленно уволили, – подтвердил Уолтер. – Наш отец хотел даже высечь ее на заднем дворе, как поступали в старые добрые времена. Мне стоило больших усилий отговорить его.

– Опять выдумываешь, – хихикнула Фиби.

– Да уж, – согласился Малколм, – твой дядя вообще большой выдумщик. Он утверждает, что не запятнал честь девушки, поскольку не воспользовался ее ветреностью.

– Даю честное слово! – воскликнул Уолтер. – Я, абсолютно ничего не подозревая, вхожу в спальню и вижу распластанное на кровати тело. Я в ужасе выбежал и потом еще дня два боялся туда заходить. Мне даже отец поверил!

– Отца совершенно не интересовали детали. – Малколм обращался исключительно к Джанин. – Он отчитал Уолтера, строго-настрого запретив ему заводить романы с прислугой, и посоветовал поскорее найти жену.

– Я его понимаю, – ответила Джанин.

– Но, тем не менее, няня была нужна, потому что одного отца девочке недостаточно. А матери у нее, как вы знаете, нет. – Каждый раз, когда Малколм говорил о бывшей жене, в его глазах вспыхивали боль и ярость. – Тетя Элизабет собиралась в Нью-Йорк по кое-каким делам, – продолжил он, – и я попросил ее заодно встретиться с вами.

Малколм не стал уточнять, что не только не отверг предложения отца внести дополнительный пункт в перечень требований к няне, но и полностью с ним согласился. У него совершенно не было желания иметь дело с красивой женщиной, скрывающей алчность и расчетливость под маской невинности и добродетели. Ему вполне доставало уже имеющегося опыта.

Когда Малколм увидел Джанин, он подумал, что это именно то, что имел в виду его отец. Ее очки действительно были чудовищных размеров, как заметила Фиби. Но они не могли полностью скрыть карих глаз. Это были удивительные глаза. Они светились умом и говорили о наличии хорошего чувства юмора у их обладательницы. Он не мог полностью оценить ее лицо, так как очки закрывали добрую его половину, но на видимой части кожа была безупречно гладкой.

Ее волосы были собраны в аккуратный пучок на затылке. И как ни старался, Малколм не смог представить их распущенными.

Длинная широкая юбка, заканчивающаяся у лодыжек, полностью скрывала ноги. Мешковатый пиджак был застегнут у самой шеи. Так что не представлялось возможным узнать, какая у нее на самом деле фигура…

Любопытство погубило кошку, напомнил себе Малколм. То, что она одевается так консервативно, очень даже хорошо. Не зря тетя Элизабет уверяла, что Джанин им полностью подходит.

И он не мог с этим не согласиться. Он научился высоко ценить в людях отсутствие притворства. Джанин говорила то, что думала. А он редко встречал в женщинах такое качество.

Ему очень понравилось чувство юмора, которое она выказывала в разговоре. Это свидетельствовало о ее быстром и остром уме. Он подумал, что она ему нравится, и тут же насторожился. Да ладно, что здесь плохого, успокоил себя Малколм. Это означает лишь то, что их общение и совместное воспитание ребенка будут чуть более приятными, чем он предполагал. Если взаимно приятное общение начнет перерастать в нечто большее, он немедленно это пресечет.

Да, тетя Элизабет права: Джанин им полностью подходит. Единственная вещь, которая беспокоила Малколма, – это улыбка няни. Он наблюдал ее уже несколько раз и понял, что в ней есть один недостаток: она слишком обворожительна.

Джанин обворожительно улыбнулась.

– Фиби, я полностью согласна с твоим отцом: подслушивать чужие разговоры плохо. Но я рада, что ты созналась в этом.

– Еще бы, – заметил Малколм, – лжец в Шотландии самый презренный человек. Нас всех с детства учат говорить только правду.

– В таком случае я объявляю тебя самым презренным человеком! – с пафосом произнес Уолтер.

– Это еще почему? – изумился Малколм.

– Ты скомпрометировал меня перед нашей новой няней. Ты запятнал мое доброе имя! Ты дал понять, что я каким-то образом спровоцировал недостойное поведение той… легкомысленной молодой особы. А я, между прочим, благородного происхождения, и…

– Вы не помните, Джанин, что там сказал Шекспир в тринадцатом сонете по поводу чрезмерного возмущения? – прервал его патетическую речь Малколм.

Вполне возможно, что Уолтер действительно ничего не мог поделать с тем, что женщины находили его привлекательным и искали с ним встречи. В такое легко было поверить, но при условии, что женщина оказалась наивной и никогда до этого не обжигалась. Умный и тактичный мужчина в такой ситуации действительно не стал бы пользоваться ситуацией, а просто вышел бы из комнаты.

Уолтер посмотрел Джанин в глаза.

– Вы считаете меня человеком, который способен совершить бесчестный поступок?

– Я вас совсем не знаю. – Она спохватилась. – Я имею в виду, что вы…

– Не оправдывайтесь, – прервал ее Малколм, – ваш ответ был вполне корректным.

– В таком случае я хочу, чтобы вы узнали меня получше. – Уолтер совершенно не выглядел смущенным. – Приходите сегодня на ужин. Будут все члены семьи.

Ну вот, уже началось, со вздохом подумал Малколм. Уолтер пытается очаровать Джанин. По какой-то причине это ему не понравилось. Интересно, когда она сказала «влюбиться, выйти замуж и завести детей», – это было действительно выражением ее желаний или она просто старалась произвести благоприятное впечатление? Нет, Джанин слишком правильная, решил он, чтобы поддаться на заигрывания Уолтера.

К тому же Малколм знал свою дочь. Та никогда не ошибалась в людях и своим детским чутьем всегда распознавала фальшь.

– Мой брат опять прав. Вы должны познакомиться со всеми членами семьи. Ужин в семь. Придете?

– Конечно. Спасибо за приглашение.

Она очень легко произнесла эти слова. Но почему у нее был такой вид, словно она добровольно согласилась взойти на Голгофу? Я обязательно должен выяснить это, решил Малколм.