Книга Путь журналиста онлайн

Моему отцу, Майклу Кингу

«Англичане не убивают людей, по крайней мере пока их не вынуждают к этому»

Стив Торман, вечером после Эйзеля

Островная раса

Злобный ублюдок в серой униформе стоял передо мной. Разглядывал мой паспорт. Изучал фотографию, но не поднимал головы, чтобы убедиться, тот ли это Том Джонсон. Чего-то ждал. Что лицо на фотке вдруг оживет и рот скажет «иди на хуй». Что голова отклонится назад, а потом ударит в переносицу. Кровь запачкает свеженькую форменную рубашку, оставляя на ней яркие полосы. Что-то вглядывался в морщины на моем лбу. Играл свою роль в сценарии, разработанном подонками, заседающими в Брюсселе^[1]. Вертел в руках новенький красный британский паспорт. Ублюдки работали весь вечер, ставили нам европейские печати. Тратили в три раза больше времени, чем обычно. Без идентификационной карточки на груди, бронежилет, униформа прикрывает потную кожу; щеки в оспинах. Таможенный мудак ничего не говорил, просто стоял и кисло разглядывал фото. Таращился в пространство, мразь. Я почувствовал, что у меня начинают дрожать колени, зудеть пальцы и сжиматься кулаки, но я подавил вскипающую злость. Вспоминает что-то из базы данных о хулиганах, или это обычная проверка? Поднял голову с выражением удивления на лице и стеклянным взглядом. Засосал внутрь порцию воздуха, так что он даже забурлил у него в глотке. Дурно воспитан; к тому же от него пахнет рыбой. Виновник всех моих неприятностей.

– И чем же вы планируете заниматься в Голландии, мистер Джонсон?, – спросил он, само любопытство и подозрительность. Самодовольный. Говнюк.

Я улыбнулся как можно более приветливо.

(Ну да, я еду через Голландию в Берлин, мистер Мудак-из-Таможни, где собираюсь посмотреть матч Англия – Германия и надеюсь хорошенько оторваться там. Вот что. Но для начала я собираюсь зависнуть в Амстердаме и нажраться, потом заняться голландскими чиксами, о которых ты так много слышал. Нет-нет, не шлюхами, на тех я просто поглазею. Классические забавы классических английских джентльменов. Нет, мне нужна какая-нибудь голландская королева красоты, блондинка «никогда-не-говори-нет». Может быть, даже перемахнемся с кем-нибудь. Потом мы собираемся уделать немцев прямо у рейхстага. Вот что. И наконец, приятель, твоя женушка просто захлебнется от восторга. Она же любит это, грязная корова. Я уже вижу: девять утра, ты дрочишь тут, в порту, за столом, а она смотрит новости про английских парней, устроивших беспорядки. Даже ты посмотришь одним глазом.)

– Я собираюсь в Амстердам на несколько дней, отдохнуть у своих друзей. Может быть, еще куда-нибудь по Голландии проедусь. Посмотрю достопримечательности, просто отдохну.

Я смотрел, как остальные парни уже поворачивают за угол. Ведут себя так невинно, словно новорожденные. Обвел взглядом пол, стены, потолок. Просто смешно, как легко они отделались, Такие парни, как Фэйслифт и Билли Брайт. Акула Брайт с обмотанным вокруг руки флагом Святого Георга в целлофановом пакете, чтобы не промок. Эти цвета не мокнут. Марк топтался на месте, улыбался, смеялся. Дожидался меня. Наслаждался представлением.

Я снова повернулся к стоящему передо мной мудаку. Снова улыбнулся. Большой желтый шар с черными отверстиями рта и глазниц. Супермен из мультфильма, все делающий невпопад. Почему он выбрал меня? Просто повезло, или что-то более серьезное?

– Хотите попробовать амстердамские наркотики, не так ли, мистер Джонсон? За этим туда едете, да?

Вот оно что. Играем в борьбу с наркомафией. Издеваются, что ли?

(Не знаю, как ты, приятель, но неужели ты думаешь, что я поеду туда за этим? Будь чуточку поумнее и дай мне догнать своих. Смотри, врежу тебе по яйцам. Хорошо врежу, так что они окажутся где-нибудь в кишках, и ты весело проведешь остаток своих дней. Как будто нам дома наркоты не хватает. Но я не трону тебя, потому что тогда мне придется пропустить весь кайф и все танцы, а твои приятели просто обоссутся, когда меня посадят на шесть месяцев за кастрацию работника таможни. Мне пора в путь. Амстердам, Берлин и Англия – Германия. В мои планы не входит, чтобы меня повязали, когда я еще даже не успел выехать из страны. На хуй надо. В мои планы вообще не входит быть повязанным. Совсем ни к чему так себя вести, потому что скоро мы пересечем Ла-Манш, и там не будет ваших дурацких правил и предписаний. И нет больше мистера Хороший Парень. Попасть на континент, и все. И нас не будут волновать законы, потому что они будут иностранными. За пределами Англии можно делать все что угодно.)

Я еще раз улыбнулся. Мышцы лица уже начинали болеть. Я не улыбался так много с того раза, когда я, Род и Марк немного дунули – у Рода в машине была шмаль. Хотели остановиться поссать. Нас остановили полисы, сказали, что Род пьян. Засранцы. К счастью, Род был трезв, хотя мы возвращались с воскресной вечеринки; полисы отбуксировали нас в участок, так как надеялись на легкую добычу. Им наплевать на наркопритоны в Брикстоне^[2] и серийных насильников, куда приятнее хватать людей за воскресным обедом или тех, кто выпил в пабе восемь пинт. Может быть, они проверили по компьютеру и не нашли нас там, так как они предупредили нас и отпустили. Еб твою мать, я не мог в это поверить. Род сказал, что мы, удолбанные, зашли в полицейский участок. Обоссышься. Я чувствовал себя так, как будто выиграл в какой-то ебаной лотерее, а старый хрыч-полицейский демонстрировал свою озабоченность ростом наркомании – «это вполне возможная и реальная вещь, потому что мы должны помнить, что легкие наркотики приводят к более тяжелым, и прежде чем общество поймет, что происходит, его значительная часть уже будет во власти экстази и героина, что приводит к потере нравственных ориентиров, нежелательной беременности и – неизбежно – к потере уважения к закону». Этот мудак сделал паузу, словно находился на кафедре, и сказал, чтобы я убрал с лица свою ухмылку, не то он обвинит меня в неуважении к власти. В наше время нельзя даже улыбаться. Вы платите налоги, а все, что получаете от них взамен – это унижение.

Но я буду вежлив, очень вежлив. Не нужно винить во всем этого чела из таможни. Он просто делает свою работу. Его лицо так безжизненно, как будто он – машинист, ведущий поезд в Аушвиц^[3]. Не нужно ссориться. Я буду приветливым с ним, я хочу ехать. Посмотреть мир и получить удовольствие. Потому что ездить за сборной всегда весело, независимо от того, с кем она играет. Товарищеский матч в Берлине – тем более. Я вспомнил о человеке передо мной и его наркокартеле, ждущем меня в Голландии, всех этих искусственных веществах, используемых подрывными элементами для нарушения общественного спокойствия.

– Меня никогда не привлекали подобные вещи. Я полагаю, у каждого есть право на выбор, но лично я предпочитаю выпивку.

– Хорошая пинта доброго эля^[4] никогда не повредит.

– Я вообще-то лагер^[5] люблю.

Он пристально смотрел в паспорт несколько секунд, потом поднял голову. Посмотрел мне в глаза, как будто хотел просверлить дыру прямо в мозг.

– Конечно, мистер Джонсон.

А выглядит плохо. Эль – настоящая английская выпивка, он сказал. А лагер – просто европейская газировка.

Я улыбнулся, все той же невинной улыбкой. Беззаботно. Отдохни, приятель. Почему бы тебе не отъебаться и не заняться кем-нибудь еще. Глаза у него слипаются. Похож на толстый сперматозоид, цепляющийся за край гондона. Такой через резину пролезет. Из таких вырастают люди в униформе и причиняют другим неприятности. Я не удивлюсь, если его баба время от времени развлекается на ковре в гостиной с каким-нибудь хулиганом.

Я услышал, как позади меня какие-то люди сходят с поезда. Видно, выпили не одну бутылку хуй-знает-чего, пока доехали с Ливерпуль-стрит^[6]. Не думаю, что им дадут уехать из Харвича. Сидр, вероятно. Похоже. Мы слышали, как они шумели в следующем вагоне; Брайти считал, что эти парни откуда-нибудь из провинции, судя по их лоховскому виду. Фэйслифт хотел пойти и побазарить с ними, так как они слишком расшумелись, к тому же он был не в настроении, мучило похмелье после ночной пьянки. Мы, смеясь, успокоили его. Расслабься. Это Англия едет на выезд, мы знаем своих врагов. В каждом купе – фаны разных клубов, но он первый раз ехал за сборной и не сталкивался с этим раньше. Некоторые веши были ему в новинку, совсем как для меня в мой первый раз. Приезжаешь на Ливерпуль-стрит, и там повсюду другие клубы, и ты понимаешь, что все эти люди примерно одинаковы, хотя и из разных мест, что все – англичане, все – патриоты, все – под одним флагом. Это срабатывает. Десять минут, и ты прочувствуешь это. Англия, единая, всегда будет непобедимой.

Один из этих парней был в майке сборной. Напрашивается на неприятности. Рожа красная после выпитого, тату на руке. Сделано грубо, сложно разглядеть детали. Юнион Джек, лицо Нодди Холдера^[7] в юности и несколько змей, образующих спутанные волосы. Он надеется проехать? Мы только два часа как покинули Лондон, и я сильно удивлюсь, если увижу его в Берлине. Полисы ждут английских хулиганов, и хотя мы едем на несколько дней раньше, с такой майкой ты сразу выбываешь из игры. Но ведь они всего-навсего фермеры из какого-то свинарника, а мы из «Челси», что немного круче. У нас все будет легко и просто. Полисы могут делать все, что им угодно, могут запросто не пустить вас на паром. Справедливо, несправедливо – они решают. Так что лучше не поднимать головы и думать о фройляйн, ждущих по ту сторону пролива. С раздвинутыми ногами. Я просто не мог дождаться, когда же мы уедем и начнем веселиться. Сказать честно, я устал, работая день за днем на своем складе. Все те же пьянки, все те же ночные клубы. Те же знакомые лица. Те же старые чиксы. Футбольный сезон закончен, и нечем заняться, когда «Челси» не играет. Мне просто необходимо покинуть на время Лондон и Англию, потому что когда возвращаешься, жизнь кажется лучше, чем раньше.

Появилось еще несколько копперов и таможенников; они улыбались и в то же время загораживали проход. Большое спасибо, большое-большое-большое спасибо. Надо поторопиться и проскочить перед Стронгбоу^[8] и его приятелями. Они что-то слишком возбуждены; почти бегом помчались к палатке с мороженым, того и гляди штаны свалятся. Мистер Наркотики смотрел через мое плечо, он больше не интересовался Томом Джонсоном, потому что он знает, чего ожидать от пьяных подонков, которые едут этой дорогой. Он читал газеты и изучал инструкции, наверное, этот ублюдок даже покупал какие-нибудь видео. Дрочил на эти видео тысячи раз, и сейчас он почувствовал волнение – потому что приближались они…

ТЕ САМЫЕ ФУТБОЛЬНЫЕ ХУЛИГАНЫ

Он вернул мне паспорт и сказал благодарю вас мистер Джонсон. Прошу извинить за беспокойство. Счастливо вам отдохнуть в Голландии. Амстердам – великолепный город с каналами, баржами и вкусными континентальными завтраками. Свежий хлеб, ветчина, сыр, джемы разные. Прекрасная архитектура, избежавшая участи разбомбленного Ист-Энда и Ковентри, который вообще сровняли с землей^[9]. Вот что значит быть пацифистами. То же самое – Париж. Вот что значит быть трусами. Мудаки эти французы. Шутка, но в каждой шутке есть доля правды. Перед тем как заняться перепившимися субъектами, он засмеялся и предупредил меня, чтобы я не особенно усердствовал в барах. Чтобы хорошенько разглядел женщин ночи. Он уже начал нести околесицу, сказал, что все цветные – твари, настоящие твари из джунглей, понаехали из Суринама и Индонезии, все за деньги сделают, я даже немного испугался, глядя на него. Я в этом не нуждаюсь. Оставь меня в покое. Просто съебни и оставь меня в покое. Ты уже в печенках у меня сидишь; ты уже в прошлом. Ничего не говорить и побыстрее встретиться с Марком и остальными. Ебаная мразь.

Полисам и таможенникам было наплевать на меня, они уже сфокусировали внимание на любителях сидра. Люди в униформе хранили серьезное выражение на лицах, они ведь знают, что к чему, они получили инструкции от футбольной разведки, они знают все-все-все о хулиганах. Делают вид, что в курсе дела, все плохие парни под колпаком. Черно-белые снимки из желтых газетенок и архивные релизы. Работники таможни занялись калдырями, которые, если не возьмут себя в руки, рискуют провести время в местной каталажке, тогда как Экспедиционный Корпус разместится в сумрачных стрип-барах Амстердама. Мы надели темные очки и двинулись прочь, насвистывая мотивчик из Dam Busters^[10], посмеиваясь. Таможенники и полисы. Мудаки они все.