Книга Багдадская птица онлайн - страница 10

МЕТОД РАБОТЫ В ПАРЕ

Ведя чёрный джип прочь от тела, оставшегося лежать позади магазина «7-Eleven», Майк заметил, что с трудом удерживает в руках рулевое колесо. Его ладони были скользкими от пота. И в течение всего остатка дороги к югу по Первой магистрали он не переставая вёл сам с собой безумный монолог, как неопытный комик, терпящий бедствие в свою первую ночь у микрофона, отчаянно и безуспешно пытающийся добраться до изюминки своего номера. Ибо в течение всего времени, что он бормотал себе под нос, он не мог выкинуть этот образ из головы больше чем на несколько секунд.

Его память увязла там, снова и снова перематываясь по кругу замедленной съёмкой, как тот репортаж с улиц Вьетнама: впервые на экране. Решительное лицо. Резкое движение головы. Фонтан крови, бьющий в противоположном направлении – алая дуга. Тело паренька, оседающее наземь. Тело корчится на гравии, затем замирает. Футболка с надписью «Привет, братишка!»

Его сестра, улыбающаяся Майку, с пистолетом в руках.

Это было абсурдно. Сценарий со смехотворным сюжетом. Зачем кому-то убивать Денни? Денни – «опасен»? Подавлен – может быть, но опасен? Денни был слишком большим занудой, чтобы быть опасным. Слишком ответственным. Такие люди, как Денни, кончают нервным срывом или сердечным приступом; о них не пишут в новостях. Это все – из рук вон плохое кино, подумал он. Ни правдоподобия, ни отыгрыша характеров, ни сюжета. Только беспорядочные взрывы и убийства, чтобы заставить поплясать нервные окончания. Бурда для подростков. Половина сценариев из тех, что он читал, были в том же духе. Он тогда собирался переходить от коротких рекламных роликов к полнометражным фильмам, и его исполнительный продюсер, Мел, стал подбирать для него сценарии. Боже, что это был за отстой! Каждый из них был продолжением, или предварением, или переделкой какого-нибудь телешоу из вшивых шестидесятых. «Отмщение миссис Конг!» «Крёстный сын – последний Крёстный отец!» «"Союз юбок"-2000!»^[25] Или пьесы для звёзд, с высокой идеей в качестве основной линии. Хэнкс – Линкольн! Вупи – папа римский!^[26] Джеки Чан – президент и даёт Китаю пинок в задницу!

Найди своего брата, или ты мертвец, сам не знающий об этом.

Какого черта?!

Он потратил большую часть долгого обратного пути до Санта-Моники на то, чтобы успокоиться. Он говорил себе: ты не испуган. Ты справишься с этим. У тебя есть план. И у тебя есть оружие.

Майк сделал техническую остановку, чтобы купить новую одежду и туалетные принадлежности на бульваре на Третьей улице, и заплатил наличными. Он оставил джип Такахаши на подземной парковке и снова отправился в свой отель. Они никогда не догадаются, что он прячется здесь. Молния не бьёт дважды в одно место.

Тем не менее он изменил своё имя в журнале на «Крингл». Человек, делающий вид, что это он. Заставил коридорного перетащить все его пожитки из его старой комнаты. Дал ему хорошие чаевые. Предупредил, что ни при каких обстоятельствах не принимает посетителей.

– Да, мистер Глинн.

– Моё имя Крингл.

– Да, мистер Крингл.

Майк решил, что прятаться не очень сложно. Ты просто исчезаешь. Разговариваешь только с незнакомыми, и только когда необходимо. Никогда не называешь своё имя. Никуда не выходишь. Все заказывается в номер, никаких неординарностей – ты растворяешься в окружающей среде. Лежишь себе и давишь подушку. Ложишься на дно.

Им никогда не найти его.

Отель был тихим зданием, покрытым жёлтой штукатуркой, стоящим на Океанском бульваре. Во внутреннем дворике – бассейн в форме фасолины. По дороге в свой номер он увидел двух чёрных мальчишек, плещущихся в бассейне. Где их родители? – подумал он. Господи, что это за люди, если они оставили своих детей бултыхаться в бассейне без присмотра?

Мальчики глядели на него, шлёпая по воде.

– Где ваши родители?

– Их ещё нет, – ответил один из них.

– Послушайте, – сказал он. – Вам не стоит плавать в глубоком конце бассейна, это небезопасно.

– Мы используем метод работы в паре, – гордо сказал другой.

– Это круто, – сказал он, останавливаясь. – И тем не менее лучше вам выйти из воды, пока они не придут.

Мальчики обменялись взглядом, в котором сквозило облегчение. Они подплыли к лестнице и вылезли из воды, роняя капли. Один из них нашёл большое белое махровое полотенце, и они оба завернулись в него. Это напомнило ему ещё одну сцену из Марокко. Двое мальчишек-попрошаек на корточках в раскалённом скверике, укрывающиеся в тени белой простыни.

– Вы видели её? – спросил тот, что поменьше, и немедленно получил тычок локтем от своего старшего брата.

– Кого? – спросил Майк.

– Маму, – ответил ребёнок.

В его глазах была тень голода и усталости.

– Может быть, она в номере?

Эта реплика осталась без ответа.

– В вашем номере, – уточнил он, надеясь прояснить ситуацию.

С дальнего конца дворика раздался шум. Майк увидел латиноамериканца, который обычно чистил бассейн, нагруженного бадьёй хлорки и шумовкой для собирания мусора с поверхности. Эффект от его появления не заставил себя ждать. Ребята галопом бросились к ближайшему выходу. Его очень позабавил вид уборщика, когда тот наконец заметил брошенное полотенце и цепочку мокрых следов, ведущих от бассейна. Взбираясь по лестнице в свой номер, он слышал, как дребезжала противоураганная изгородь, через которую они карабкались.

Майк улыбнулся. Они с Денни частенько проделывали то же самое – забирались в соседский бассейн, пока хозяева были в отъезде. Они тоже использовали метод работы в паре. Вот только от Денни было мало толку. Ему приходилось постоянно спасать Денни. Орать на него, когда он заплывал в глубокий конец. Высвобождать его джинсы, когда он застревал, пролезая через колючую проволоку. Вытаскивать его, когда он проваливался сквозь тонкий лёд и оказывался в канаве, по пояс в ледяной воде. Помогать ему слезть с дерева, когда он боялся прыгать. Вставать между ним и дядюшкой Луи каждый раз, когда Дерьмоголовый имел к нему счёты. Брать на себя побои. И вот опять двадцать пять – он снова выпутывает Денни из неприятностей. Некоторые вещи никогда не меняются.

Что ж, это было меньшее, что он мог сделать.

Да, прятаться – это самое надёжное, думал он, лёжа па кровати и переключая каналы, щёлкая ленивчиком. Лежишь и смотришь старое черно-белое кино на канале Теда Тернера. Они показывали все его любимые фильмы. «Харви». «Психоз». «Чудо на тридцать четвёртой улице»^[27]. Про старика, забывшего в углу свою палку.

Потом в его голове опять замелькали картины прошлого. Три образа, один за другим.

Чёрный вертолёт, трепещущий над прогалиной как металлическая стрекоза из научно-фантастического фильма. Это был всего лишь вертолёт – почему же от этого зрелища у него кровь стыла в жилах? Затем, в быстрой последовательности – колибри в руке вождя. Рот переводчицы, её хорошенькие губки, обведённые чёрной помадой, произносящие: «Слишком большой! Грустный! Слишком большой! Грустный!»

Что-то случилось в джунглях. Что-то, на чем он никак не мог сосредоточиться. Как будто его память снова и снова натыкалась на стену. Как будто он пытался что-то разглядеть в тумане. Ему хотелось рассказать об этом Денни. Может быть, Денни бы понял. Он постоянно анализировал все на свете. Толковал о каких-то вещах, которые кроме него никто не видел. Расшифровывал тайные значения книг, которые большинство людей даже не замечало. Передумывая каждую мысль по два раза. Какая неинтересная у него жизнь! Зануда-преподаватель с купленным в рассрочку домом, сыном и красивой несчастной женой. Безупречное, ограждённое со всех сторон существование, над которым Майк всегда посмеивался (хотя никогда – в лицо Денни). Такое прямолинейное. Такое скучное. Такое спокойное.

Ну, не всегда, конечно, спокойное.

Ему было больно видеть, каким сломленным был Денни на похоронах дядюшки Луи. Когда они виделись в последний раз.

Дядюшка Луи. Большой толстый дядюшка Луи. Ему припомнился затхлый запах его дыхания – клей и пиво. Вонючка – одно из его прозвищ. Иначе – Дерьмоголовый.

И тот пасмурный день, могила, окружённая слезливыми незнакомцами и с трудом вспоминаемыми родственниками из их прошлого. Он стоял подле Денни – брат был единственной причиной, по которой Майк пришёл туда. Он заметил Джулию, отстранённую и вежливую, подле их восьмилетнего сына. И тогда Майк сделал нечто столь непреднамеренное, что это тотчас перенесло его прямо в их детство. Он подвинулся и взял брата за руку. Она была холодной. И вместе они смотрели, как зелёный металлический ящик опускается в отверстие, в то время как священник толковал что-то о переходе в новый мир, в лучший мир, где все наши скорби будут смыты, где все наши мечты сбудутся, и где все страдания этой юдоли слез преобразятся в волшебные слова на букву П, такие как Правда и Прощение и Пошло-все-на-хуй.

Волшебных слов не бывает. Он не хотел слышать волшебных слов. Не над этой могилой.

– Вот мы и избавились наконец от старого дерьмоголовика, – сказал он шёпотом.

– Заткнись, – отвечал Денни. – Кроме него, у нас не было никого.

Никогда они не могли прийти к согласию.

Есть ли у других людей в жизни такая же светлая тень? – подумал Майк. Такая же необходимая противоположность? Денни был стеной, полагающей предел для его «я». Белая овца, которая заставляла его чувствовать себя чёрным. Их непрестанные препирательства напоминали ему тех двух беглых заключённых, прикованных друг к другу щиколотками – Тони Кертиса и Сиднея Пуатье в одних кандалах на двоих^[28] – соперников, заключённых в оковы бесконечного спора, у которого не было ни выхода, ни решения. Частенько, когда они собирались вместе после месяцев разлуки, он ловил себя на том, что состязается с братом, повышает уровень своей речи, работает над дикцией, чтобы произвести впечатление на профессора. Но они не могли сойтись во мнениях даже относительно своего прошлого. Их детство – прошедшее под присмотром их дяди Луи, на ферме к югу от Сагино, штат Мичиган – было жестоким и нудным, или вполне удовлетворительным и подлежащим забвению, в зависимости от того, какого брата спросить. А помнишь? – спрашивал он во время их нечастых встреч. Помнишь, Денни? Но тот никогда не помнил; он полагался на то, что Майк заполнит пробелы. Которых было не счесть. Их прошлое было полно секретов. Где был их отец? Где была их мама? Почему они покинули их? Почему никто никогда не говорил об этом? Она ушла, когда Майку было четыре, а Денни – год. Но, в отличие от Денни, он помнил её. Он мог представить её лицо. Услышать её голос. Он помнил нежный аромат её кожи и мягкое прикосновение её рук. Её длинные рыжие волосы. Он успел привыкнуть к ней. И так же как и брат, он был брошен. Разница была лишь в том, что Майк знал, что он потерял.

Он вздрогнул всем телом, когда зазвонил телефон. Беря трубку, он подумал: возможно, я недостаточно успокоился. Возможно, то, что я чувствую, скорее ближе к шоку.

– Мистер Крингл?

– Да.

– Это портье. Вам записка.

– Да?

– Я прочту вам?

– Конечно.

– Просто сделай это.

– Что?

– Тут написано: «Просто сделай это».