Рецензия на книгу Птица от v1shn

«Я — стол. Я — стул. Я — дерево, которое вижу в окно. Я — ничто».

Если, прочтя эту цитату, вы подумали, что попали в «Бойцовский клуб» Чака Паланика, то, увы, вы, как и я, допустили ошибку.
Наверное, это произведение – тот самый случай, проходящий мимо и не оставляющий после себя ничего (в плохом смысле, а не в том, что оно разносит эмоции в пух и прах, или о чём там ещё можно подумать). Стоит отметить, что я с большим трепетом отношусь к искусству Восточной Азии, в том числе, безусловно, и к литературе, но конкретно этот рассказ не произвёл на меня должного впечатления, если хоть какое-то впечатление он может произвести.
Это зависит, однако, как мне кажется, вовсе не от разницы европейского и азиатского менталитов, не от сумбурного стиля повествования. Дело даже не в том, что описанное в книге напоминает фантасмагорию, бредовое видение, сон, ни к чему не приводящий сюжет которого приходится отыскивать между слов и образов.

Расскажите мне ту же историю шестидесятых годов прошлого столетия, только целиком перенесённую в реалии, к примеру, какой-нибудь глубинки СССР, и вряд ли она пришлась бы мне по вкусу. Суеверия, странные обычаи, повсеместно царящая безответственность и глупость, – всё это чуждо и в некоторой степени противно мне вне зависит от того, происходит действие в Южной Корее или в любой другой стране. В каждом уголке мира, как говорится, свои тараканы; но если где-то в то время верили, что человек заражается бешенством даже (даже!) от привитой собаки, а излечиться не поможет какая-то там прививка, потому что самый верный способ – приложить к ране подпалённую шерсть укусившей собаки, а потом и вовсе эту собаку съесть, то это противно мне в той же степени, в какой и прикладывать к ране подорожник, на который эта собака могла с таким же успехом помочиться.

Что уж говорить о других интересных штучках народной медицины вроде лечения слепоты посредством долгого взгляда на Солнце без очков, пока точный рисунок глаз, уколотых булавками, висит за спиной на стене. В прочем, сразу хочется отметить, что описание здесь довольно прямолинейное – сделан упор на то, что рассказ ведётся от лица одиннадцатилетнего ребёнка, – и если тут мочатся штаны или мочатся в лифте, или если кого-то тошнит и рвёт, то об этом так прямо и говорят. Аналогично и спущенных штанах, половых органах, пьяных извращенцах, сценах насилия и бесконечной грубости; об отцах, строящих облачные замки, о причудливых соседях, о религии и слепых целителях.
Из вышенаписанного может показаться, что сплошь и рядом в «Птице» О Чхунь Хи – насилие, смерть и продукты человеческой жизнедеятельности. Это не совсем так, потому что помимо этого там есть и светлые моменты. В основном, конечно, они сконцентрированы в самом начале, когда дети ещё не набрались от окружающих всего того, что по итогу представляло их личности семьдесят страниц спустя. Там есть и место и свету, и заботе, и наивным детским мечтам. Там такие же отвратительные взрослые, но пока ещё более-менее чистые дети, которые на самом деле совсем ни в чём не виноваты.

«Все вещи, существующие в этом мире, твердые или мягкие, белые или чёрные, или красные, или жёлтые… День — светлый, ночь — тёмная. Но есть вещи, которые остаются непонятными. Как описать время между закатом солнца и ночью, которое люди называют сумерками? Что накатывает огромной волной на землю и небо, рождая в душе такую тревогу, что становится трудно дышать? В чем разница между “сейчас” и “тогда” и что заключено между ними?»

Выше я уже упомянула то, что сюжет книги ни к чему не приводит, и это действительно так. Однако в данном случае это не выглядит сделанным для того, чтобы показать, что жизнь, которую вели эти странные дети, брошенные на произвол судьбы в мире столь же странных и иногда пугающих взрослых, следующих на поводу исключительно у своих желаний, ведёт в никуда. Напротив, ощущения возникают такие, будто бы самому автору просто стало лень или скучно, или он не придумал продолжение.
История, которую поначалу я читала через силу, но которая стала нравиться мне ближе к концу, когда я привыкла к стилю повествования и сделала перерыв на десять минут, чтобы вдуматься в происходящее на страницах, только начала набирать обороты. Я увлеклась судьбой Уиля и заинтересовалась (далее лично моё предположение) развивающимся психозом (?) Уми, этой жестокой, замкнутой девочки. Мне по-настоящему стали симпатизировать эти своеобразные дети почти той же необычной симпатией, которую я о сих пор испытываю к персонажам «Дома, в котором» Мариам Петросян.

И вот тут – на пике заинтересованности – читатель получает пшик: пустую улицу, потерявшуюся птицу, потерянную в себе и в окружающих девочку, растерянную женщину, неизвестную судьбу брата. Отсутствие звука. История заканчивается на запятой, когда автор резко переходит от повествования в отстранённое рассуждение длинною в один единственный абзац, кое-как перекликающийся с абзацем, напечатанным десятью страницами ранее.
И вроде бы даже причудливые символизм и философия, но вышло как-то слишком неправильно и скомкано. Сплошное разочарование, целиком и полностью гасящее увлечение произведением. Отсюда и нейтральное отношение, и ощущение, будто бы книга прошла мимо.

А жаль. Ещё страничек двести полноценной истории я с удовольствием прочла бы.

«Старая госпожа заявила, что всё это глупости и пустые разговоры, что они так же важны — ха! — как шум, который производит призрак, перебирая рис, а все, что умирает, становится удобрением. Она с отсутствующим видом взглянула на небо и сказала: “Жизнь подобна облаку”».

#С2_2курс (Список №6, Южная Корея.)