Нил Стивенсон отзывы читателей
Книги, которые помогут (хотя бы частично) понять Анафем:
«Волшебный конёк физики» Дэвид Оливер
«Выразимое и невыразимое в квантовой механике» Джона Стюарта Белла
Государство Платон
«Динамика» Жозеф Луи Лагранж
«Жизнь космоса» Ли Смолин
Земля и космос. От реальности к гипотезе Айзек Азимов
«Картезианские размышления» Эдмунд Гуссерль
Картезианские размышления Мераб Мамардашвили
«Классические космогонические гипотезы. Сборник оригинальных работ» Иммануил Кант, Пьер-Симон Лаплас, Эрве Фай, Анри Пуанкаре.
«Конец времени» Джулиан Барбур
«Логическое путешествие» Хао Ван
«Математический платонизм» Целищев В.В.
Математический анализ Зорич В.
«Мозг, материя и квантовая механика» Генри Степп
«Монадология» Вильгельм Лейбниц
Новый ум короля. О компьютерах, мышлении и законах физики Роджер Пенроуз
«О множественности миров» Дэвид Льюис
«Открытие динамики» Джулиан Барбур
«Платонизм и антиплатонизм в математике» Марк Балагер
«Принцип относительности» Альберт Эйнштейн
«Путь к реальности» Роджер Пенроуз
Разговоры о множестве миров Бернар Ле Бовье Фонтенель
«Редкая Земля: почему во вселенной нечасто встречается разумная жизнь» Питер Уорд
«Собрания сочинений» Курт Гёдель
«Соответственное состояние» Хью Эверетт
«Структура реальности» Дэвид Дойч
«Тени разума» Роджер Пенроуз
«Три пути к квантовой гравитации» Ли Смолин
Физика для будущих студентов. Том I. Механика. Выпуск 3. Законы сохранения в механике. Движение твердых и деформируемых тел Михаил Балашов
«Шаги к вычислительной метафизике» Эдвард Залта
Эволюция физики Альберт Эйнштейн
— Гемоглобин — потрясная молекула. Очень точно настроена на свою задачу: забирать кислород из лёгких и доставлять каждой клетке тела. Если дать ей непривычный кислород, она по-прежнему справляется, но хуже. Итог как на большой высоте: одышка, головокружение, путаница в мыслях и галлюцинации?
Со временем человек акклиматизируется. Организм начинает вырабатывать больше красных кровяных телец. Через неделю-две ты дышишь свободно. Например, на «Дабан Урнуде» некоторые почти никогда не выходят из своего орба. Им трудно дышать смешанным воздухом в общих частях корабля. Другие привыкают.
Есть ещё одна причина для мессала о Множественности миров. Чисто научная. Она состоит в том, что Геометры (инопланетяне) сделаны из иного вещества, нежели мы. Из вещества, не родного для нашего космоса. Наши ядра совершенно несовместимы. Как известно, они возникают внутри звёзд. Когда звезда умирает, она взрывается, и ядра разлетаются, как зола от потухшего костра. Ядра заряжены положительно, так что когда температура снижается, они притягивают электроны и становятся атомами. При дальнейшем остывании электроны получают возможность взаимодействовать. Возникают комплексы, называемые молекулами, из которых состоит всё. Однако сотворение мира начинается в недрах звёзд, где ядра возникают по неким правилам, действующим при сверхвысоких температурах и давлениях. Химия того, из чего сделаны мы, косвенно отражает эти правила. Пока мы не научились получать новоматерию, каждое ядро в нашем космосе было создано по естественным правилам. Однако ядра атомов, из которых состоят Геометры, созданы по другим, довольно сходным, но полностью несовместимым наборам правил.
Я зачарованно смотрел на людей за стёклами и гадал: каково им живётся? Тысячелетия назад человеческий труд разделился на операции, которые надо день за днём выполнять на заводах или в конторах, где люди – взаимозаменяемые детали. Из их жизни ушла фабула. Так и должно было произойти, так диктовала экономика. Однако очень легко увидеть за этим чью то волю – даже не злую, а просто эгоистичную. Люди, создавшие систему, ревниво берегут свою монополию: не на деньги, не на власть, а на осмысленный сюжет. Если подчинённым есть что рассказать после рабочего дня, значит, случилось что то неправильное: авария, забастовка, серия убийств. Начальство не хочет, чтобы у людей была собственная история кроме лжи, придуманной, чтобы их мотивировать. Тех, кто не может жить без фабулы, загоняют в конценты или на такую работу, как у Юла. Остальные должны искать ощущения, что они – часть истории, где нибудь вне работы. Думаю, поэтому миряне так одержимы спортом и религией. У них нет других способов почувствовать, что они играют важную роль в приключенческой истории с началом, серединой и концом. Мы, инаки, получаем свой сюжет готовым. Наша история – познание нового. И она движется, пусть и не так быстро, как хотелось бы людям вроде Джезри. Ты всегда можешь сказать, на каком её этапе находишься и что в ней делаешь.
Бочонок явно был из вронского дуба, а значит, вино сделали в каком-то другом конценте из сока библиотечного винограда, а к нам привезли выдерживаться.
Библиотечный виноград вывели методом цепочечной инженерии инаки концента Нижней Вроны перед Вторым разорением. Каждая клетка несла в своём ядре генетические цепочки не одного, а всех сортов винограда, о которых знали вронские инаки, а уж если они о каком не слышали, значит, он того и не стоил. И вдобавок — фрагменты генетических цепочек различных ягод, плодов, цветов и ароматических трав: фрагменты, которые под воздействием биохимической сигнальной системы клетки-хозяина производят молекулы вкуса. Каждое ядро было архивом более обширным, чем Великая базская библиотека: оно хранило коды почти всех природных молекул, когда-либо стимулировавших обонятельные клетки человека.
Конкретное растение не могло проявить все гены сразу — не могло быть сотней разных сортов винограда одновременно, — поэтому «решало», какие из них проявить — каким виноградом встать и какие вкусы извлечь из архива, — исходя из чрезвычайно сложной системы сбора данных и принятия решений, которую вронские монахи вручную прописали в его протеинах. Библиотечный виноград отзывался на малейшие нюансы света, почвы, ветра и климата. Все усилия и промахи виноградаря влияли на вкус вина. Библиотечный виноград обманывал любые уловки виноделов, вообразивших, будто могут вырастить из него один сорт два лета подряд. Тех, кто по-настоящему знал, как это делать, поставили к стенке во время Второго разорения.
В том, что касается дерева и бочек, мы преуспели больше. Клетки древесины вронского дуба (по-прежнему наполовину живые после того, как дерево спилили, разрезали на доски и согнули) анализировали молекулы, плавающие в вине: одни отпускали, а другие заставляли просачиваться наружу, где те отлагались в виде ароматных налётов и корочек. Дерево было так же привередливо к условиям хранения, как библиотечный виноград — к погоде и почве. Винодел, который плохо заботился о бочках и не стимулировал их должным образом, бывал жестоко наказан: он обнаруживал все самые ценные сахара, дубильные и смолистые вещества снаружи, а внутри — технический растворитель. Дерево предпочитало тот же интервал температур и влажности, что человек, а его клеточная структура откликалась на вибрацию. Бочки резонировали от человеческого голоса, как музыкальные инструменты, поэтому вино, хранящееся в обеденном помещении и в подвале, где репетирует хор, имело разный вкус.
