Книга Искусство говорить и слушать онлайн - страница 4

– 2 -

Задумывая эту книгу, я собирался назвать ее «Как разговаривать и слушать». Вскоре я осознал: хотя разговор всегда включает говорение, обратное утверждение неверно. Мы говорим с другими, но когда после этого мы начинаем их слушать, то участвуем в разговоре с ними. Мы говорим что-то другим, но когда после этого сами начинаем слушать, то втягиваемся в разговор с другими. Мы произносим: «Давай (вместе) поговорим», но никогда – «Давай (вместе) говорим»^[16].

Слово «разговор» иногда ошибочно употребляется как синоним к слову «речь», например: «Меня попросили поговорить с публикой» вместо «Меня попросили выступить с речью». Строго говоря, поговорить с публикой нельзя. Точнее, можно, но лишь тогда, когда вам отвечают. Однако можно выступить с речью, даже если аудитория, рядом с которой вы физически находитесь, только слушает.

Со словом «дискуссия» подобных ошибок не возникает. Оно всегда употребляется в отношении двустороннего движения – поочередного обмена репликами между говорящими и слушающими.

Единственная разница между значением слов «дискуссия» и «разговор» в том, что дискуссия – это общение на определенную и даже заданную тему, управляемое и направляемое к поставленной цели. Любая дискуссия – разговор, но не каждый разговор – дискуссия, поскольку люди часто разговаривают без конкретной цели, не направляя и не контролируя ход беседы.

Чаще всего я буду употреблять слово «разговор», поскольку оно имеет самое широкое применение и охватывает целенаправленные и контролируемые дискуссии с одной стороны спектра (включая даже официальные дебаты и диспуты) и досужую болтовню – с другой (например, беседа за коктейлем или общение, которое мы называем «перекинуться парой слов»).

«Коммуникация» – слово из жаргона социологов и специалистов по электронике, разрабатывающих сложные «коммуникативные теории». К счастью, «теорий разговора» не существует, поэтому для меня «разговор» предпочтительнее «коммуникации».

Между дикими животными происходят разнообразные коммуникации, но не разговор. В определенном смысле, когда одно живое существо посылает сигнал другому, а другое принимает его и некоторым образом отвечает, это тоже называют коммуникацией или общением. Однако отправка и прием сигналов – не разговор, не беседа и не дискуссия. Звери не разговаривают и не ведут дискуссий.

Размышляя о разговоре, я хотел бы подчеркнуть один аспект коммуникации или общения – понятие общности. Без общения не может быть сообщества. Люди не могут образовать общину или жить общей жизнью, не общаясь друг с другом.

Именно поэтому разговор, дискуссия или беседа – важнейшая форма говорения и слушания. Если бы общественный аспект говорения и слушания был всегда исключен, как в случае непрерываемой речи и молчаливого слушания, не возникало бы общности между ораторами и слушателями. Для создания развитого и процветающего сообщества людей необходимо реализовывать, а не исключать социальный аспект говорения и слушания.

В отдельных случаях письменная речь схожа с двусторонним движением при разговоре: при переписке между людьми, когда один отвечает на письмо, отправленное другим; при обмене мнениями, например, когда автор возражает на нелицеприятный обзор своей книги и тем самым провоцирует возражения критика.

– 3 -

Три основные части данной книги совпадают с тремя выделенными мною разновидностями говорения и слушания. Во второй части рассматривается непрерываемая речь, в третьей – молчаливое слушание, а в четвертой – разговор. Последний из этих трех видов деятельности наиболее важен и сложен.

Разговор может быть шутливым и целенаправленным, а может переключаться от одного к другому. Первый относительно несерьезен, так как обычно представляет собой праздную болтовню. Но даже в несерьезном разговоре могут рождаться интересные мысли и озарения.

Иногда разговор развивается сам собой, например на вечеринке или в гостиной, а иногда строго управляется, как на деловых переговорах, совещаниях, всевозможных конференциях, политических дебатах, научных диспутах, церковных соборах и прочих духовных собраниях, а также в редком сегодня виде обучения, подразумевающем приобщение к дискуссии.

– 4 -

В начале главы я писал, что проводить досуг можно в одиночестве и в компании. Когда люди готовят еду, столярничают или ухаживают за садом ради удовольствия (удовлетворения от хорошо сделанной работы), а не ради прибыли, это пример уединенного досуга. В уединении можно также писать и читать, рассматривать картины, слушать музыку, путешествовать и наблюдать, а самое главное – думать.

К общественным способам проведения свободного времени относится любое общение с друзьями, а главное – всевозможные разговоры. На мой взгляд, качественный разговор, одновременно приятный и полезный, – один из лучших способов занять себя. Он позволяет насладиться всеми благами, получаемыми от других способов проведения досуга. Именно тогда они раскрываются по-настоящему.

Поэтому людям так важно обогатить свою жизнь мастерством, необходимым для участия в качественном разговоре, а также волей и мотивацией, побуждающими значительную часть досуга общаться, а не «убивать время» на массу пустых занятий.

Часть II
Непрерываемая речь

Глава третья
«Это всего лишь риторика!»

– 1 -

Вскоре после взрыва первых атомных бомб президент Чикагского университета Р. М. Хатчинс учредил Комитет по разработке мировой конституции. Среди выдающихся членов комитета двое были полными антиподами по темпераменту: первый – преподаватель итальянской литературы в университете и знаменитый поэт Джузеппе Антонио Борджезе, второй – Джеймс Лендис, рассудительный и прагматичный декан Гарвардского института юридических наук.

На одной из встреч, где присутствовал и я, профессор Борджезе выступал перед коллегами на животрепещущую тему. По мере того как он приближался к сути, его голос креп, глаза сверкали все ярче, а речь становилась все более выразительной. Когда его страстный монолог достиг апогея, мы все – кроме одного человека – застыли в немом восхищении. Во время секундной паузы декан Лендис холодно взглянул на Борджезе и негромко сказал: «Это всего лишь риторика!» Борджезе смерил оппонента не менее ледяным гневным взглядом и, указав на него пальцем, словно дулом пистолета, ответил: «Надеюсь, вы шутите?»

О чем декан Лендис хотел сказать? Что он имел в виду?

Разумеется, не то, что речь Борджезе неграмотна, нелогична и, кроме риторики, не содержит ничего. Профессор мастерски владел неродным для себя английским. Поскольку мне не раз приходилось вести с ним дискуссии, я ручаюсь за его аналитические способности и умение аргументировать. Речь Борджезе была образной, насыщенной метафорами, театральными паузами и эмоциональными возгласами, подчеркивающими основные тезисы.

Его сила заключалась в риторичности; именно этого почти всегда не хватало четким и взвешенным замечаниям сдержанного англосакса – декана Гарвардского института юридических наук. Почему декан подверг критике именно эту особенность речи своего итальянского коллеги? Что в этом плохого? Быть может, сам он не прибегал к средствам, столь искусно применяемым профессором Борджезе, но даже различия в темпераменте и манере говорить – не повод обесценивать речь Борджезе как «всего лишь риторику».

Чтобы оправдать критику, которую декан Лендис адресовал профессору Борджезе, мы истолкуем его фразу так: в выступлении не содержалась только риторика, но риторики в нем было больше, чем требовала ситуация.

Борджезе не выступал с кафедры перед широкой аудиторией студентов, которых нужно было в чем-то убедить. Он сидел за столом с коллегами, с которыми его связывало общее дело; при этом все разделяли исходные предпосылки. Обсуждаемый вопрос предполагал рассмотрение множества фактов и аргументов «за» и «против».

Для этого, по мнению декана Лендиса, необходимо было четко и беспристрастно придерживаться насущных вопросов, избегая ненужных отступлений, которые ничего не проясняли, но повышали накал страстей. Следовательно, его резкий упрек Борджезе на самом деле означал: «Давайте без ненужной риторики!»

Ненужной, потому что излишней в данном конкретном случае? Или вообще ненужной, никогда? Второй вариант едва ли верен. Из него следует, будто грамотной и логичной речи всегда достаточно для достижения цели. Но так бывает крайне редко. Точно так же можно заявить, что, выступая перед людьми, необязательно думать о том, как заинтересовать их или как добиться, чтобы ваши слова воздействовали на их разум и чувства желаемым образом.

Грамматика, логика и риторика – три искусства, связанные с умением применять язык для выражения мыслей и чувств. Первых двух достаточно, чтобы записать чувства и мысли для себя на будущее. Нам не нужно красноречие, когда мы разговариваем сами с собой или делаем заметку для личного пользования. Нам редко, можно сказать, почти никогда не приходится убеждать самих себя, что наши мысли заслуживают внимания и воплощения или что наши чувства обоснованны и их следует разделять. Но если нам когда-нибудь понадобится внушить себе, что мы на верном пути, то одной грамматики и логики для такого внутреннего монолога не хватит. Чтобы убедить себя принять некоторые выводы или чувства, нужно нечто большее – так сказать, «договориться с собой». Вот тогда-то нам и требуется риторика.

Хотя красноречие редко необходимо при обращении к самому себе, едва ли мы обойдемся без него во время общения с другими. Причина очевидна: почти всегда нам приходится убеждать людей не только выслушивать нас, но и соглашаться, а в результате поступать или думать соответственно.