Книга Гражданская война в Испании. 1931-1939 онлайн - страница 9

Глава 9

Лерру у власти. – Всеобщая забастовка в Сарагосе. – Монархисты в Риме. – Правительство Сампера. – Ley de Cultivos. – Баскские мэры. – CEDA входит в правительство. – Октябрьская революция в Мадриде, Барселоне и Астурии. – Личность Франко.

История Испании двух с половиной лет после всеобщих выборов ноября 1933 года характеризуется неуклонным сползанием к хаосу, насилию, убийствам и, наконец, к войне. Время от времени в течение этих тревожных лет некоторые личности тщетно пытались остановить жуткий и, как позднее выяснилось, неизбежный процесс. Им не хватало энергии, удачливости и уверенности, необходимых для успеха. Мало кто заслуживает извинения за те роли, которые им приходилось играть. Ибо ни у кого, ни у одной группы не было той силы и великодушия, которые могли бы предотвратить катастрофу. Но если никто не заслуживает прощения, то в той же мере никого не следует осуждать. При тех условиях, которые существовали в Испании зимой 1933/34 года, всем и каждому приходилось подчиняться неумолимой логике, которая обреченно заставляла их играть свои роли. Крупная личность, умеющая идти на компромиссы, склонная к сочувствию и пониманию, могла бы смягчить остроту споров, которые сотрясали страну. Но подобный человек так и не появился.

Первое после выборов правительство представляло собой центристскую коалицию, состоящую главным образом из радикалов. Премьер-министром стал Лерру. CEDA и Хиль Роблес поддержали его в кортесах, но сами в администрацию не вошли. Католическая партия держалась в стороне, выжидая критического момента, когда слово будет предоставлено Хилю Роблесу и он придет к власти. Но тем временем трансформация Лерру, который заключил союз с католической партией, показалась предательской его главному помощнику Мартинесу Баррио, и тот перешел в оппозицию, возглавив собственную группу радикалов, принявшую название Республиканская объединенная партия.

Первые трудности нового правительства были связаны с неожиданными вспышками особо воинственных стачек. Всеми ими руководили анархисты, которые нападали на отдельные посты гражданской гвардии и пустили под откос экспресс Барселона – Севилья, убив девятнадцать человек. В Мадриде прошла забастовка телефонистов. Всеобщая забастовка в Валенсии длилась несколько недель, а в Сарагосе 57 дней. CNT никогда не выплачивала забастовочное пособие, но стойкость и несгибаемость рабочих удивили и встревожили страну. Забастовщики решили отправить поездом из Барселоны своих жен и детей, но гражданская гвардия обстреляла и остановила его на полпути. Добиться умиротворения страны было нелегко.

К новому, 1934 году правительство предприняло ряд мер, чтобы остановить реформы своих предшественников. Закрытие религиозных школ было отложено на неопределенный срок. Скоро выяснилось, что иезуиты снова приступили к преподаванию¹. Священники стали получать две трети от своего жалованья 1931 года. И хотя аграрный закон продолжал существовать, его претворение в жизнь спустили на тормозах. Всем политическим заключенным была дарована амнистия, включая генерала Санхурхо и его соратников по мятежу 1932 года. Но этот акт милосердия всего лишь побудил старых заговорщиков, в первую очередь карлистов, строить новые планы. С начала 1933 года в деревнях Наварры (так же как в городах на юге и в центре Испании, где молодые анархисты, фалангисты, социалисты и коммунисты учились владеть оружием) снова раздались звуки очередей. На рыночных площадях еженедельно стали появляться карлистские «красные береты» (boinas rojas). За организацию подготовки этих новых requêtes (так этих новобранцев называли во времена карлистских войн по названию воинственного марша ударных батальонов) взялся лихой амбициозный полковник Энрике Варела, получивший за мужество в Марокко две высшие награды Испании. Варела, которого лидеры карлистов Фаль Конде и граф Родесно встретили в тюрьме Гвадалахары после мятежа 1932 года, путешествовал по пиренейским деревням в обличье священника под именем Дядюшка Пепе, будучи на самом деле провозвестником войны. Когда его произвели в генералы, место Варелы занял полковник Рада².

31 марта 1934 года Антонио Гойкоэчеа, пожилой денди, лидер монархистов в кортесах, вместе с двумя карлистами Рафаэлем Ольсабалем и Антонио Лисарсой, а также генералом Баррерой нанес визит Муссолини. Испанцы посетовали на несогласованность действий. Муссолини тем не менее отбросил их опасения, сказав, что для успеха заговора необходимо, чтобы движение обладало тенденциями «монархизма, корпоративности и представительности». И этого достаточно. Он пообещал испанским мятежникам полтора миллиона песет, 200 пулеметов и 20 000 гранат и с началом восстания был готов прислать еще. Деньги были выданы на следующий день³.

Через четыре дня после этой странной встречи в Риме Лерру ушел в отставку в знак протеста против медлительности действий президента Алькалы Саморы, который должен был поставить свою подпись под законом об амнистии. Его преемник Сампер тоже был радикалом. Он приложил все старания, чтобы ничего не менять в политике, опасаясь ухудшить ситуацию. Возникла совершенно статичная ситуация, которая не имела права на существование. В июне серьезно осложнилось положение в Каталонии. Каталонское правительство Женералитат приняло Закон об обработке земли, о процессе арбитражного разбирательства вопросов аренды виноградников. Их владельцы обратились с жалобой в высшую юридическую инстанцию республики, Трибунал конституционных гарантий, который незначительным большинством голосов отменил этот закон на том основании, что государство не должно заниматься такими мелочами. Но Луис Компаньс, который после смерти Масиа стал президентом Женералитата, своим указом ратифицировал закон. Этот шаг представлял собой прямой вызов правительству в Мадриде. Побудил Компаньса к подобным действиям его советник по внутренним делам Денкас, который был склонен использовать каталонский национализм, придав ему полуфашистский характер. Асанья тут же нарушил молчание, которое хранил со времени своего падения, оценив каталонскую «Эскерру» (ее лидером стал Компаньс) как «единственную в Испании подлинно республиканскую партию».

Когда на передний план встал вопрос о сепаратистских устремлениях басков, это привело к серьезным конституционным спорам. Финансовые взаимоотношения Басконии с центральным правительством в Мадриде определялись соглашением 1876 года. Оно предоставляло баскам автономную фискальную систему, при которой почти все налоги шли провинции и лишь некоторая сумма выделялась государству. Муниципальные советы провинции решили, что ряд законов, представленных правительством Сампера, угрожают соглашению. Конечно, после выборов 1933 года не могло быть и речи, что Баскония получит такой же статус, как и Каталония. Посему баскские мэры решили провести новую серию муниципальных выборов в трех провинциях – Бискайе, Гипускоа и Алаве, после чего избранные представители должны будут публично поддержать мадридское соглашение. Правительство запретило выборы, но они все же состоялись. Мэров арестовали. По всем трем провинциям прокатилась волна демонстраций в поддержку самоуправления Басконии.

Пока шли разборки с внезапно обострившимися проблемами сепаратизма, страна неожиданно была шокирована слухами о выгрузке в Астурии семидесяти ящиков с оружием⁴. Государство встревожилось. На большом митинге CEDA в Астурии, в том памятном месте, откуда король Пелайо начал Реконкисту, чтобы отвоевать Испанию у мавров, Хиль Роблес заявил: «Мы не потерпим, чтобы и дальше продолжалось такое положение дел!» CNT и UGT, которые впервые после 1917 года пошли на сотрудничество, немедленно объявили в Астурии всеобщую забастовку, что весьма затруднило делегатам CEDA возвращение домой в Мадрид. Через неделю Хиль Роблес заявил, что, когда кортесы снова соберутся в октябре, он и его партия больше не будут поддерживать правительство Сампера. Тем самым он ясно дал понять, что хотел бы сам прийти к власти. Услышав это, UGT выпустило заявление, осуждающее Хиля Роблеса как «закоренелого иезуита». Если CEDA войдет в правительство, не заявив о своей поддержке республики, UGT не отвечает за их дальнейшие действия. То есть UGT сочло вхождение CEDA в правительство первым шагом к установлению в Испании фашистского режима. Хиль Роблес, мучимый страхом, что в этом случае потеряет много сторонников из правого крыла, неохотно оповестил о своей приверженности республике. Он вроде бы признавал так и не пересмотренные антиклерикальные статьи Конституции. Испанские социалисты из UGT стали свидетелями, как за последние 18 месяцев немецкие и австрийские социалисты потерпели сокрушительное поражение от Гитлера и Дольфуса. А в чем была разница между Дольфусом и Хилем Роблесом?

Близилось время новой сессии кортесов. 4 октября 1934 года Хиль Роблес отказал в поддержке неэффективному правительству Сампера, которое немедленно подало в отставку. Испания затаила дыхание. Ко всеобщему удивлению, президент Алькала Самора не предложил Роблесу сформировать новое правительство. Эта трудная задача снова была доверена Лерру. Но он включил в свой кабинет трех членов CEDA, хотя самого Роблеса среди них не оказалось.

Незамедлительно последовала бурная реакция. В Мадриде UGT объявил всеобщую забастовку, и некоторые вооруженные социалисты даже открыли огонь по министерству внутренних дел на Пуэрта-дель-Соль. Анархисты из CNT не поддержали забастовку. Союз рабочего класса⁵, который Ларго Кабальеро пытался организовать по всей стране из всех партий рабочего класса, обосновался только в Мадриде. В него входили лишь социалисты и немного коммунистов. Ларго Кабальеро пребывал в растерянности. Но к концу дня правительство овладело ситуацией. Все лидеры социалистов были арестованы.

В Барселоне вхождение CEDA в правительство побудило Компаньса объявить о создании «Каталонского государства» как составной части «Федеративной Испанской республики». И снова Компаньса побудил на это непродуманное решение его советник Денкас, который к тому времени уже создал новую милицию «Эскамотс» по образцу фашистской, хотя номинально она служила целям каталонских националистов. Тем не менее основная мысль, выраженная в публичном обращении Компаньса к Каталонии, заключалась в том, что налицо нападение фашистов из CEDA. «Монархические и фашистские силы, которые уже пытались предать республику, достигли своей цели, – объявил Компаньс. – В этот непростой час правительство, которое я возглавляю, от имени народа и парламента берет на себя все властные функции в Каталонии, провозглашает Каталонское государство в составе Федеративной Испанской республики и, укрепляя отношения со всеми, кто прямо выражает протест против фашизма, приглашает их участвовать в работе временного правительства Республики Каталонии». Эта любопытная речь стала объявлением совершенно новых отношений между Каталонией и всей остальной Испанией, а также приглашением оппозиции объявить о своей поддержке правительства, которое в случае необходимости обоснуется в Барселоне. Для Лерру и его министров в Мадриде не было секретом, что в данный момент Асанья находится в Барселоне⁶.

Тем не менее каталонское восстание сошло на нет почти так же быстро, как и всеобщая забастовка в Мадриде. Прошло несколько вооруженных стычек между милицией Денкаса и специальными силами безопасности, созданными для защиты Женералитата, а также между гражданской гвардией и регулярной армией. Погибло около двадцати человек. Анархисты из FAI и CNT держались в стороне. Компаньс послал за генералом Батетом, командиром дивизии, расквартированной в Барселоне, и попросил его заявить о своей преданности новому федеральному режиму. Батет, который сам был каталонцем, помедлив, ответил: «Я за Испанию». И затем арестовал Компаньса и все правительство, за исключением Денкаса, который по канализационным трубам выбрался на свободу⁷. По всей Барселоне сопротивление было быстро подавлено, а Компаньс с достоинством обратился по радио к своим сторонникам с призывом сложить оружие.

«Октябрьская революция» в Мадриде и Барселоне не состоялась.

В остальной части Испании вспыхивали волнения и забастовки, но все они, за одним исключением, были быстро подавлены. Исключением стала Астурия, где революция 1934 года еще ждет своего исследования. Здесь восстанием – именно таковым эти события и были – руководили крепкие и политически высокосознательные шахтеры, представители передового рабочего класса Испании. Их действия носили не столько экономический, сколько политический характер. И хотя повсюду в Испании, когда речь заходила о подготовке восстания, партии рабочего класса не могли найти общего языка, в Астурии по призыву Союза братьев-пролетариев⁸ установилось сотрудничество анархистов, социалистов, коммунистов и полутроцкистов из Союза рабочих и крестьян.

Восстание в Астурии было тщательно подготовлено по всей провинции; центры его располагались в ее столице Овьедо и в соседних шахтерских городах Мьерес и Сама. Повсюду сигналом к началу восстания стало вхождение CEDA в правительство. К тому времени шахтеры были очень хорошо организованы. Они имели запасы оружия, взрывчатку. В их распоряжении были объединенные рабочие комитеты, которые руководили восставшими. Их реакцией на явный захват власти «фашистами» в Мадриде должна была стать по возможности полномасштабная пролетарская революция. «Около половины восьмого утра, – сообщал Мануэль Гросси, – перед зданием муниципалитета Мьерес, уже занятого восставшими рабочими, собралась толпа примерно из двух тысяч человек. С одного из балконов я объявил о создании социалистической республики. Энтузиазм был просто неописуем. Вслед за криками «Виват!» в честь революции следовали другие лозунги в честь социалистической республики. Когда меня снова смогли услышать, я дал указание продолжать начатое…»

Предполагались нападения на посты гражданской гвардии, церкви, монастыри, муниципалитеты и другие ключевые здания в городах и деревнях провинции.

Через три дня после начала революции большая часть провинции оказалась в руках шахтеров. Все города и деревни оказались под контролем революционного комитета, который взял на себя ответственность за снабжение и безопасность жителей. Радиостанция в Туроне взволнованно призывала к соблюдению моральных норм. Оружейные заводы в Трубии и Ла-Веге (Овьедо) были занятым рабочими комитетами и теперь работали круглые сутки. Другие заводы и шахты остановились (последние несколько лет многие шахты и так были частично законсервированы). Призывные пункты объявили набор всех рабочих от восемнадцати до сорока лет в Красную армию. За десять дней мобилизовали 30 000 рабочих⁹. Уровень сотрудничества между различными партиями удивлял их самих. Даже анархисты признали «необходимость временной диктатуры», хотя в дальнейшем они предполагали отделиться от коммунистов. В некоторых пуэбло коммунисты были куда больше заняты установлением собственной диктатуры, чем отправкой людей на фронт. Но как правило, призывы UHR не оставались без ответа.

Шахтеры Астурии успешно устанавливали власть революционных Советов по всей провинции, но давалась им эта акция с боями. Начались они в Овьедо и Гижоне. Регулярных войск, расквартированных в Астурии, было слишком мало для решительного противостояния, и пока им удавалось лишь удерживать район Авильи к северо-западу от Овьедо. Тем временем стало известно, что некоторые революционеры позволяют себе неспровоцированное насилие и мародерство. Местные комитеты занялись наведением порядка и дисциплины, взяв контроль над всем районом. В целом этого удалось добиться. Но кое-где случались вспышки насилия. Были сожжены несколько церквей и конвентов. Во время попытки захватить казармы Пелайо, которые удерживала гражданская гвардия, восставшие разрушили дворец епископа и большую часть университета Овьедо. Было расстреляно несколько священников, преимущественно в Туроне. В Саме осажденные тридцать гражданских гвардейцев и сорок солдат отбивались полтора дня. Когда они сдались, всех расстреляли. Были изнасилованы и убиты несколько женщин из среднего класса. Без сомнения, эти зверства стали результатом не продуманных действий, а всеобщей неразберихи и в значительной мере усугубили кризис.

Правительство в Мадриде оказалось перед лицом подлинной гражданской войны, и этого никто не мог отрицать – ни рабочие, ни буржуазия. Комитеты, контролировавшие шахтерские поселки около Мьерес, стали готовить марш на Мадрид. Лерру и его министры приняли ряд важных решений. Во-первых, они послали за генералами Годедом и Франсиско Франко, которые должны были, возглавив генеральный штаб, руководить подавлением восстания. Во-вторых, приняли совет этих двух офицеров, когда те порекомендовали вызвать для усмирения шахтеров Иностранный легион.

Франсиско Франко Бахамонте как раз минуло сорок лет, когда при правительстве Лерру он был приглашен на службу в военное министерство¹⁰. Родившийся в 1892 году в Эль-Ферроле в Галисии, Франко был сыном военно-морского казначея, и предки со стороны как отца, так и матери имели отношение к флоту. Но мест в школе морских кадет не оказалось. Вместо этого Франко в 1907 году поступил в пехотную академию в Толедо. Оттуда он получил назначение в Марокко, где в быстрой последовательности становился самым молодым капитаном, майором, полковником и генералом. Последний чин Франко получил после победоносного завершения войны. Он командовал Иностранным легионом с 1923-го по 1927 год, разработал, а потом и возглавил в 1925 году высадку десанта в заливе Алхусемас, за линиями Абд эль-Керима, что и привело к победе. Все эти годы Франко всецело отдавался своей профессии. Он никогда не пил, не проводил время с женщинами, но в то же время (как торопятся упомянуть его набожные биографы) не посещал мессы¹¹. Его знали как жестокого сторонника дисциплины. Храбрость Франко не подвергалась сомнению: он более чем достойно вел себя под огнем. Генерал оказался блистательным организатором, и эффективность действий Иностранного легиона в основном объяснялась его стараниями. Первый опыт подавления революционных выступлений он обрел в 1917 году, во время всеобщей забастовки, когда получил временное назначение в Овьедо. После долгих отсрочек, связанных с военными кампаниями, Франко наконец женился на глубоко верующей девушке из хорошей кастильской семьи по имени Кармен Поло. Франко был невысок ростом и толстоват уже в молодые годы. Высоким пискливым голосом он отдавал военные команды так, словно читал молитву. Генералу были свойственны терпеливость и осторожная предусмотрительность, качества типичные для уроженца Галисии, которых так не хватало Касаресу Кироге и Кальво Сотело. Правда, в годы республики осторожность Франко граничила с нерешительностью. Он пользовался великолепной репутацией «блистательного молодого генерала», но постоянно отказывался принять чью-либо сторону в политике. Когда в апреле 1931 года в мадридских кафе пронесся слух, что правительство собирается назначить его верховным комиссаром в Марокко, Франко публично заявил, что откажется от этого поста, ибо в противном случае ему придется проявить «незаслуженно хорошее отношение к только что установившемуся режиму, который без должного уважения относится к людям, еще вчера прославлявшим нацию». Когда монархистов-заговорщиков спросили: «С вами ли Франко?», они не смогли дать однозначного ответа. Его никогда не видели в компании офицеров, которые поддерживали генерала Санхурхо при попытке переворота в 1932 году¹². В то же время, судя по заявлениям, которые Франко произносил, будучи комендантом Сарагосы, республиканцы считали, что он сторонник авторитарного правления. Они знали, что Франко долгое время интересовался политикой. В начале 1926 года он потребовал, чтобы в его штаб-квартиру прислали книги по политической теории. Но брата генерала, Рамона, знаменитого летчика, который первым пересек по воздуху Южную Атлантику, считали республиканцем. И он действительно был таковым в 1930 году, когда сбрасывал листовки (его с трудом удалось удержать от попыток сбросить бомбы) на королевский дворец во время неудачного восстания республиканцев. В то же время свояком Франко – они были женаты на сестрах – был молодой лидер CEDA Рамон Серрано Суньер.

Правительство доверило Франко не только подавление восстания шахтеров, но и командование его старым корпусом, Иностранным легионом, главным образом потому, что сомневалось, удастся ли какой-либо другой части достичь успеха в Астурии. Военный министр, радикал Диего Идальго потом объяснял, что его потрясла представшая перед ним альтернатива послать неопытных юных новобранцев со всего полуострова погибать в Астурии. А ведь им пришлось бы вести бои против опытных мастеров взрывного дела и устройства засад. «Я решил, – писал он, – что необходимо ввести в дело части, которые могут защитить Испанию, драться и умирать, выполняя свой долг». Через несколько часов после появления Франко в военном министерстве Иностранный легион под руководством полковника Ягуэ был послан сменить гарнизоны в Астурии.

Легионеры сразу же добились успеха. При помощи марокканских регулярных войск и авиации они быстро «освободили» Овьедо и Хихон. В этих городах завоеватели дали себе волю и их зверства превзошли и по количеству, и по ужасу все деяния шахтеров. После пятнадцати дней революции и войны, которые, как казалось их участникам, длились всю жизнь, мятежники наконец сдались. Белармино Томас, лидер социалистов, который все эти дни был среди сражающихся, в последний раз обратился к огромной толпе шахтеров, собравшихся на главной площади Самы: «Товарищи мои, красные солдаты! Здесь, перед вами, с уверенностью могу сказать, что мы оправдали тот мандат доверия, что вы вручили нам. Мы с грустью должны признать, что наше мужественное сопротивление потерпело неудачу. Нам пришлось вступить в мирные переговоры с генералами вражеской армии. Но мы потерпели только временное поражение. Мы можем сказать лишь, что рабочие остальных провинций Испании не выполнили свой долг и не поддержали нас. Наша неудача позволила правительству взять под свой контроль всю Астурию. Хотя у нас были ружья, пулеметы и пушки, у нас не было боеприпасов. Нам осталось лишь заключить мир. Но это не значит, что мы отказываемся от классовой борьбы. Наша сегодняшняя капитуляция – всего лишь остановка в пути, когда мы осмыслим наши ошибки и подготовимся к следующей битве, которая завершится победой эксплуатируемых…»

Далее последовали жестокие расправы. Одним из условий сдачи восставших шахтеров был вывод легиона и «Асальто» из Астурии. Условие это не только не было выполнено, но даже не военный министр, а генерал Лопес Очоа дал приказ оставить их на территории Астурии. Эти части вели себя как армия победителей, которая живет за счет страданий покоренных. Примерно 1300 человек было убито в ходе военных действий (и не менее того стали жертвами репрессий) и около 3000 ранено. Но среди погибших было всего 100 гражданских гвардейцев, 98 солдат, 86 асальто и карабинеров. Официально было признано, что погибло более тысячи гражданских лиц – преимущественно шахтеров. Эти цифры значительно преуменьшены, хотя сомнительно, чтобы число жертв репрессий, как считали, превысило 5000 человек. Большинство восставших погибло в конце боев, когда легион установил жестокий террор¹³. В октябре и ноябре в Испании насчитывалось 30 000 политических заключенных. Подавляющее большинство их было из Астурии. Казармы пуэбло в этом регионе были превращены во временные тюрьмы, и мучительное пребывание в них унижало человеческое достоинство. Журналист Луис Сирваль, который осмелился указать на эти ужасные условия, сам был арестован и убит в тюрьме тремя молодыми офицерами легиона. А тем временем в Мадриде генералов Франко и Годеда чествовали как спасителей нации.

Примечания

¹ Хотя декрет, формально изгнавший их, продолжал оставаться законом.

² На самом деле ни Варела, ни Рада не были карлистами; у них не имелось никаких связей с Наваррой. Оба были родом из Андалузии. Варела – сын офицера, с самого детства отличавшийся непомерными амбициями. Его храбрость в марокканской войне стала притчей во языцех.

³ Подробности этой встречи стали известны в ходе Гражданской войны после того, как во время обыска в доме Гойкоэчеа были найдены некоторые документы. Сам Гойкоэчеа рассказал о ней только в 1937 году.

⁴ Это оружие было закуплено в Португалии, в Кадисе, у каких-то революционеров ведущими членами UGT. Теплоход с грузом на борту оставил Кадис, направляясь якобы в Джибути, но потом пошел в Астурию.

⁵ Alianza Obrera.

⁶ Свидетельств, позволяющих утверждать, что Асанья знал о замыслах каталонцев и социалистов, не существует. В то же время, думаю, профессор Пирс был прав в своем предположении, что Асанья был полностью готов принять президентство в новой федеральной Испании, если бы ему предложили эту корону.

⁷ Дальнейшая его история довольно туманна, но не подлежит сомнению, что потом он подвизался как агент Муссолини.

⁸ UHR (Union de Hermanos Proletarios).

⁹ Гросси утверждает, что к концу революции под ружьем было 50 000 шахтеров, но, скорее всего, их было порядка 30 000. Предполагается, что 20 000 были членами UGT, 4000 входили в CNT, а еще 6000 относились к разным другим группам.

¹⁰ До сих пор еще не написана полная и точная биография этого умного, жесткого, терпеливого и бесстрастного генерала. Существуют его хвалебные жизнеописания, но они имеют мало общего с истиной.

¹¹ Его пуританство может быть объяснено разгульным образом жизни отца, который он продолжал вести до самой смерти. Умер он на девяностом году, через десять лет после того, как его сын стал главой государства.

¹² Бертран Гуэль называет его среди тех заговорщиков, которые готовили переворот еще раньше, в 1932 году. В то время Франко был разгневан решением Асаньи распустить академию в Сарагосе.

¹³ По заявлению министерства внутренних дел от 3 января 1935 года, в октябре по всей Испании было убито 1335 человек и 2951 ранен; разрушено или серьезно повреждено было 730 зданий. Овьедо превратился в руины, хотя примерная стоимость ущерба от восстания не превышала миллиона фунтов стерлингов. Было захвачено 90 000 ружей, 33 000 пистолетов, 10 000 динамитных шашек, 30 000 гранат и 330 000 обойм.