Книга Рогнеда. Книга 1 онлайн - страница 10

ЭПИЗОД 21

Второй, а может быть и первой по значимости, Сизов и остальные члены совета считали борьбу с наркоторговлей.

– Положение неутешительное, – докладывал на заседании Большого Совета заместитель министра внутренних дел Волошин. – Мы в год только перехватываем больше тридцати тонн наркотиков. Если принять за вероятность десять процентов, то представляете, каковы истинные цифры оборота этой отравы. Не менее трехсот лабораторий вырабатывают синтетические наркотики внутри страны. Оборот черного бизнеса ужасен. Только по предварительным данным он составляет в месяц три миллиарда долларов. За год совершается не менее миллиона преступлений, связанных с наркотиками. Зараза проникла почти во все регионы страны, особенно плохо положение в обеих столицах, Поволжье, некоторых областях Сибири и Калининграда, Владивостоке. В стране официально зафиксирован миллион наркоманов, истинная их численность, как минимум, в пять раз выше. Если не прервать этот поток, то через пять-десять лет наркоманами будет половина населения.

– Откуда больше всего поступает наркотиков?

– Из Средней Азии, в основном из Афганистана. Выращиванием и переработкой мака занимаются талибы. Это их основной бизнес. Границу перекрыть очень сложно, горы, не очень дружелюбное местное население. Так что мы предлагаем установить капитальную границу с Казахстаном и отвести туда войска и погранзаставы из Таджикистана.

– Это будет очень дорого, – сказал Соломин. – Дорого и долго.

– А что же делать? – спросил Волошин. – Придумайте что-нибудь еще, получше.

– Не знаю, что будет лучше, но денег сейчас в бюджете нет, – настаивал Соломин. – Строить границу по всем правилам – это годы и миллиардные затраты.

– Погодите, вы слишком рано расставили все точки над "i", – с досадой прервал спор Сизов. – Отвести войска, и что дальше? Я вам скажу, что будет дальше. Дальше в Таджикистане будет второй Афганистан. Горбачев бросил Наджибулу без помощи и его скрутили за два года. То же самое будет и там. Мы потеряем не только Таджикистан, но и все остальные государства Средней Азии: Киргизию, Узбекистан и Туркмению. В Казахстан просто придется вводить войска, там живет очень много русских, а это опять большая кость прозападной пропаганде. Нам не нужны ваххабитские государства в прямом соседстве, хватает нам и Чечни.

Сизов поднялся, прошелся вдоль стола, посмотрел на карту, принесенную Волошиным, затем ткнул пальцем в район Афганистана.

– А это что тут отмечено? – он указал на несколько пятен серого цвета на зеленом фоне страны.

– А это остатки войск сопротивляющихся талибам. Соединения генерала Дустума, Ахмад Шаха Масуда, Раббани и Мансура, – пояснил Демин. – Они разрознены и почти уничтожены. Все эти соединения настолько слабы, что талибы даже не спешат их добить.

– И кого это они прижали к самой нашей границе?

– Мансура. Сейчас там зима, и только она сдерживает талибов от наступления.

– А если мы ему поможем оружием и припасами?

– Ну, Мансур искренне ненавидит талибов. Он таджик, а они в основном пуштуны. К тому же они попытались его убрать в самом начале, еще когда совместно воевали с нами. Он этого им не простил.

– Что он вообще-то за человек?

Демин улыбнулся:

– Своеобразная личность. Мансур был нашим самым неудобным противником в той войне. Человек удивительной храбрости и ума, многие его просто считают святым. Люди приходят за сотни километров, чтобы потрогать его плащ.

– Разве бывают святые с автоматом? – не удержался от вопроса Соломин.

– А почему бы и нет? Забыл Георгия Победоносца? Да и сам Мухамед был воителем. Вот и Мансур как заговоренный, пуля его не берет, рядом выкашивало десятки людей, а у него ни царапины. Абсолютный аскет, бессребреник. В отличие от всех остальных командиров не заработал на этой войне ни цента. Свои войска он удерживает не деньгами, а огромным авторитетом. Производство наркотиков считает первейшим грехом. Но я не уверен, что он примет нашу помощь. Для него мы по-прежнему «шурави» – основной источник бед его страны.

– Но попробовать договориться с ним надо, – настаивал Сизов.

– Хорошо, я пошлю кого-нибудь из своих востоковедов.

Сизов поморщился.

– Нет, Николай Михайлович, ты не понял. Тут не дипломат нужен и не ученый. Воин поймет только воина.

– Ладно, попробуем поискать кого-нибудь…

В этот момент подал голос Волошин.

– Я знаю такого человека. Он единственный из наших военных, кто встречался с Мансуром в афганскую кампанию.

Все удивленно обернулись в сторону замминистра.

– Его зовут Николай Белов, тогда он был майором, сейчас генерал-майор, правда, запаса. Десантник.

– Откуда у вас такие интересные сведения, Валентин Петрович?

– Просто он муж моей младшей сестры.

«Что же он, так не любит своего зятя, что посылает в самое пекло? – подумал Демин, но, лишь глянув на выражение лица Волошина, сразу отверг это предположение. – А кремень мужик, я бы так не смог».

* * *

Через две недели над заснеженными перевалами Гиндукуша летел вертолет МИ-8. Пассажиров было немного, всего двое, в армейском камуфляже, но без знаков различия. Тот, что постарше и пониже ростом, с густыми черными устами, не отрываясь смотрел в иллюминатор. Его спутнику, Павлу Могильному, молодому офицеру лет двадцати пяти, давно надоел этот пейзаж, и он прокричал на ухо Белову:

– Товарищ генерал, что вы там высматриваете?

– Молодость свою, Паша, молодость! Здесь она осталась, в этих горах. Семь лет, лейтенантом пришел, вышел майором! Брат мой младший здесь навсегда остался. Подбили его БМП, даже костей не осталось, такой силы был пожар. А он только после училища, совсем немного прослужил!

Могильный с сочувствием кивнул головой, хотел что-то сказать, но в этот момент подошел один из пилотов вертолета.

– Товарищ генерал, выше мы подняться не можем, машина идет на пределе, к тому же над перевалом, по нашим данным, сильный ветер. Может бросить на скалы.

– Хорошо, высади нас здесь. Сами возвращайтесь на базу. Когда нужно будет, вас вызовем.

Вертолет, поднимая белое облако взбудораженного снега, сел на единственную в районе ровную площадку и высадил обоих офицеров. Оружия у них было минимум, два пистолета с запасными обоймами и два крепких ножа у пояса. Могильный тащил большую армейскую рацию, два скатанных спальных мешка. Белов же взвалил на плечи большой рюкзак с провизией. Когда вертолет улетел, генерал закурил, взглянул на компас и махнул рукой на юг:

– Нам туда.

Путь этот был нелегок. В рыхлом снегу они проваливались по колено, каждый шаг давался с трудом, сказывалось высокогорье. Ни генерал, ни его адъютант уже больше не курили. Горная болезнь вызвала отвращение к табачному дыму. Белову приходилось туго, он и возрастом был постарше, и за годы отставки подрастерял десантную форму.

– Отвык, – сказал он во время очередного привала, сняв шапку и вытирая с лица обильный пот. – А когда-то… как лось по этим же самым местам…

К полудню они достигли перевала, где действительно буйствовал встречный порывистый ветер, и начали спускаться вниз, в долину. Они не думали, что в этот же день смогут добраться до людей, но уже в сумерках увидели вдалеке огонек и смогли рассмотреть небольшую струйку дыма. Они прибавили хода и по темноте подошли к небольшому полуразрушенному аулу. Десяток убогих домов приютился под высокой скалой, прикрывающей кишлак от постоянного в этих местах ветра.

Офицеры шли не таясь, в полный рост. Могильный нервничал и искоса поглядывал на внешне спокойного генерала.

– Николай Васильевич, неужели вы не волнуетесь?

– Почему, волнуюсь.

– По вам незаметно.

– Знаешь, Паша, в этих краях поневоле становишься фаталистом. Чему быть – того не миновать. Любая, самая длительная и ужасная смерть – только миг по сравнению с вечностью. Я ведь родился и вырос в Таджикистане, так что этих людей знаю не понаслышке, а как бы изнутри. Ну вот, нас уже и встречают…

Действительно, из сумрака ночи бесшумно, словно сгустившаяся темнота, появились люди. Их было трое, и даже в этом мраке было видно, что в руках у всех троих оружие. На гортанный оклик часового ответил сам Белов, потом к разговору подключился и Павел, в совершенстве владевший как пуштунским, так и таджикским и узбекским языками. После длительного разговора их повели в глубь кишлака. Полуразрушенные дома его были мертвы, лишь караул у одного из них предполагал внутри наличие жизни. Конвоиры «шурави» переговорили с постовым, и один из бойцов, отогнув брезентовую занавеску, исчез внутри дома. Белов, не торопясь, скинул с плеч рюкзак, поставил его у стены, то же самое жестом велел сделать лейтенанту. Вскоре посланец вернулся и велел сдать оружие. Когда оба пояса с кобурой и ножи оказались в руках часового, тот жестом разрешил незваным гостям войти в дом.

Перед тем как переступить порог Могильный невольно взглянул вверх, на звезды, по сравнению с равнинными казавшиеся неестественно огромными и яркими.

В доме стоял полумрак. Белов ориентировался по спине своего провожатого, сзади слепым кутенком тыкался в спину генерала Могильный. Генерал не видел, но чувствовал, что кругом, рядом, на полу спят люди. Храп, тяжелое ночное дыхание выдавали их присутствие. Лишь в дальнем углу виднелся свет. Туда и повел непрошенных гостей афганец.

Горела небольшая лампочка типа «шахтерки», подключенная к аккумуляторной батарее и стоявшая прямо на полу. Ее свет падал на страницы беспощадно истрепанной книги с узорчатой вязью арабских букв. Белов ни минуты не сомневался, что перед ним Коран. Кажется, он даже узнал и саму книгу.

«Как они этот аккумулятор подзаряжают?» – удивленно подумал генерал, но тут из темноты показалось лицо чтеца Корана, и Белов забыл обо всем. Казалось, что за прошедшие годы Мансур нисколько не изменился. Худощавое продолговатое лицо с рыжеватой, не очень густой бородой, длинный с горбинкой нос, глубоко посаженные глаза удивительного желтоватого-коричневого, как у тигра, цвета. На голове его была типичная для всех афганцев круглая пуштунская шапка. Мансур улыбнулся, обнажив при этом неровные, выщербленные зубы. Голос его оказался хрипловатым, но мягким и ровным:

– Аллах мне приказал прийти в эти горы, но не сказал почему. Я только знал, что встречу знакомого человека.

Белов по-азиатски устроился на полу перед ящиком, сбоку сел лейтенант. Переводить ему не пришлось. Оба собеседника прекрасно говорили на таджикском.

– Не думал, что придется снова свидеться, но, как у вас говорят, аллах сподобил, – сказал генерал. – Многое изменилось и у нас, и у вас. Афган сожрал Союз, как раковая клетка съедает человека. В те времена вы воевали с нами, теперь – между собой.

– Да, это больно, – признался Мансур. – Пятнадцать лет назад я думал, что все плохое осталось позади. Оказалось, все оно только начинается. Аллах кого хочет наказать – сводит с ума гордыней. Все хотят быть в этой стране главными.

– Насколько мы знаем, наибольшее напряжение наблюдается между вами, старыми моджахедами, и талибами. В чем суть этого конфликта?

– Талибы сами по себе никто. Ими руководят из Пакистана те, кто желает присоединить Афганистан к своей стране. Для этого им и нужны эти недоучки из медресе.

– Наше руководство озабочено подобным положением в Афганистане. Талибы завалили Россию дешевым опием, героином. Для нас это тоже национальная катастрофа. Именно поэтому я здесь. И у меня есть предложение. Скажите, уважаемый, если мы предложим вам помощь в борьбе с талибами, вы примете ее?

Мансур не задумался ни на минуту.

– Да. Сегодня я открыл Коран и ткнул пальцем в первую же попавшуюся суру. В ней было сказано: «Лучше союз с бывшими врагами, чем вражда с бывшими друзьями».

– Хорошо. Что именно и в каких размерах вам нужно для продолжения борьбы? Мы готовы предоставить вам помощь в неограниченных количествах.

Лицо моджахеда дрогнуло, такое выражение бывает у долго голодавшего человека при виде обильно накрытого стола.

– Нам нужно все. В последнем бою трое моих воинов погибли, пытаясь достать автомат убитого талиба. Начали отказывать даже «Калашниковы». Многие из них в бою по двадцать лет.

Обсуждение продолжалось почти два часа. Наконец генерал подвел итоги:

– Итак, на первое время вам потребуется до пятидесяти танков и самоходок, около сотни «Уралов» для перевозки войск, три десятка БМП, топливо, снаряды, тридцать минометов, пять тысяч автоматов, пятьдесят тысяч цинков с патронами, с десяток радиостанций, медикаменты и продовольствие. Легкое оружие, медикаменты и продукты подвезем быстро, вертолетами, тяжелую технику – как вскроются перевалы. У нас есть не менее десяти пилотов-афганцев, готовых воевать на вашей стороне. Захватите какой-нибудь аэродром, и мы перегоним к вам четыре МиГа-двадцать первых, два ЯК-24 и два МИ-восьмых.

– Если это будет так, мы в июне сумеем переломить ситуацию. Надо загнать этих пакистанских выкормышей к своим хозяевам.

Спать гостей уложили рядом с «шахтеркой», оказав этим большую честь и доверие. Было холодно, но перед тем как заснуть Могильный заметил, что за спиной по-прежнему сидевшего над Кораном Мансура маячила темная тень телохранителя.

«Доверие доверием, а глаз с нас все-таки не спускают», – подумал лейтенант и почти тут же провалился в черную яму сна.

Спал он плохо, в доме было холодно, а спальные мешки они оставили на улице, вместе с рацией и рюкзаком. Земляной, кочковатый пол также не способствовал сладости сновидений.

Проснулся он от того, что почувствовал рядом какое-то движение. Осмотревшись по сторонам, лейтенант понял, что все давно встали и рядом с ним устраиваются на полу для утренней молитвы. Моджахедов было не менее десяти человек. Поспешно поднявшись, Могильный вышел из дома, спиной чувствуя настороженные взгляды мусульман.

Белова он нашел раскладывающим поклажу из рюкзака.

– А, выспался! Вот что значит молодость. Я и уснуть толком не мог, ворочался-ворочался. Под утро только задремал. Отвык от подобных «удобств».

– Ничего не стырили? – кивнул Могильный на свою поклажу.

– Обижаешь, брат. Это же истинные мусульмане, для них воровство – первейший грех. У них за такое руки рубят.

Лейтенант немного помялся, но все же спросил:

– Николай Васильевич, что-то ваш Мансур на крупного военачальника не очень походит. И люди-то его где?

– Не делай скоропалительных выводов. У Мансура сейчас как минимум две тысячи бойцов. А такими мобильным отрядами он передвигается в случае необходимости – когда нужно с кем-то встретиться.

Завтракали прямо на улице и своими припасами – тушенкой и хлебом, благо погода этому благоприятствовала: ветер стих и солнце сияло во все небо. Намаз кончился, и бойцы Мансура разбрелись по всему кишлаку, собирая оставшееся скудное дерево для костра.

– А где сам Мансур, что-то я его не вижу? – спросил лейтенант, оглядываясь по сторонам.

– Он еще по темноте ушел куда-то с тремя сопровождающими. Будем его ждать.

– А как вы с ним познакомились?

– Это было в восемьдесят девятом, перед самым выводом. Он тогда контролировал перевалы, надо было обеспечить безопасность вывода войск. Вот тогда я с ним и встретился.

– И что?

– И все. Он же нормальный человек. Договорились, что он пропустит нас без выстрелов в спину, так и произошло. Я ему тогда Коран подарил, вон до сих пор с собой его носит. Кстати, ты знаешь, что он прекрасно говорит по-французски? Он учился в Париже, окончил философское отделение Сорбонны.

Мансур появился лишь перед обедом. При свете дня генерал рассмотрел, что лицо его старого знакомого все-таки изменилось за эти прошедшие годы. Многочисленные морщины изрезали его лоб, волосы бороды поседели.

– Сегодня хорошая погода, мы проводим вас через перевал, там можете вызвать вертолет, – сказал Мансур. Белов согласно кивнул головой:

– Хорошо.

В дорогу выступили немедленно. Впереди шли пять человек, сзади столько же. В середине шествовал сам Мансур с гостями и трое телохранителей. Судя по сдержанным переговорам этой троицы, Могильный понял, что моджахеды чего-то явно опасаются. Через два часа они вошли в узкое ущелье. Группа во главе с Мансуром присела отдохнуть, авангард же продолжил движение. Белов не мог не отметить хорошую выучку моджахедов. На месте своего гостеприимного хозяина он поступил бы точно так же.

Они уже двинулись вперед, когда впереди вспыхнула перестрелка. Пули засвистели и вокруг группы Мансура. Все кинулись в разные стороны и открыли ответный огонь. Бой продолжался с полчаса. К удивлению Могильного, в него не вступил арьергард. Лейтенант понял все, когда отчаянная стрельба поднялась уже непосредственно у них над головой, на вершине скал. Вскоре все утихло, а минут через двадцать вниз спустились пятеро из арьергардной группы с тремя автоматами и снайперской винтовкой в руках.

– Кто это был? – спросил Белов.

– Судя по одежде, узбеки, скорее всего, люди Дустума, – ответил Мансур.

Из его свиты пострадали двое: один был убит в передовой группе. Ранили в руку телохранителя Мансура. Белов торопливо вытащил из рюкзака пакет с бинтами и сам начал перевязывать раненого, рослого светлобородого и удивительно курносого моджахеда.

– Навылет прошла, это хорошо, – подбодрил он парня. Перематывая руку, генерал все пристальнее начал всматриваться в своего пациента. Могильному показалось, что лицо Белова приняло растерянное выражение. Может, поэтому он чересчур туго завязал узел, так, что телохранитель вскрикнул и к изумлению лейтенанта выругался по-русски:

– А, черт!

– Лешка?! Лешка, это ведь ты?! – закричал генерал, хватая раненого за плечи. Тот снова вскрикнул и ответил на чистейшем русском языке:

– Ну что ты так, больно же!

– Прости! – разжав руки, Белов встал перед раненым на колени. – Лешка, Лешка, ты живой?!

– Как видишь, – нехотя признался парень.

– Я бы тебя не узнал, если бы не голос. Голос, братуха, у тебя все тот же.

По лицу генерала текли слезы.

– Значит, ты тогда не погиб?

– Нет. Я один остался в живых. Успел выпрыгнуть из горящего БМП.

– И что потом?

– Потом плен, другая жизнь. Теперь я Абдалла, того, прошлого Лешки уже нет и никогда не будет.

Дальше они шли рядом, тихо разговаривали.

– Тогда, в восемьдесят девятом, ты видел меня?

– Да. Я был тогда в лагере.

– Что же ничего не сказал, не подал знак? Я бы тебя вытащил оттуда, уговорил Мансура.

– А зачем? Я сам выбрал эту жизнь. Я ведь уже больше года жил у моджахедов. Когда я понял, кто мы на этой земле и зачем, решил не возвращаться. Принял мусульманство, женился. Сейчас у меня пятеро детей, еще трое умерли. Это моя плата за все, что мы натворили в Афгане.

– А у нас с Натальей с детьми так и не получилось. Всех докторов обошли, до самых светил медицины добрались – и ничего.

– Это плата за грехи, брат. Аллах справедлив, он дарует и наказывает человека за дела его.

Белов с изумлением посмотрел на Алексея. Тот говорил эти слова спокойно, с убеждением знающего человека.

– Полетели со мной, – предложил генерал. – Мать будет рада.

– Не могу. Моя жизнь здесь.

Он чуть помолчал, затем спросил:

– Когда умер отец?

– В девяносто первом, после подписания беловежских соглашений. Он же у нас был ярый коммунист, первый инфаркт стукнул его после путча, а раздел Союза совсем добил его.

– Как мать?

– Для своих лет хорошо. Жалеет только, что внуков нет. Кстати, а где у тебя семья?

– Тут недалеко, мы сегодня ходили к ним.

Заночевать пришлось в какой-то пещере. Белов понял, что с провизией у Мансура плохо, и поделился своими продуктами: рисом, говяжьей тушенкой, зеленым чаем. К «шурави» все относились уже без настороженности, и генерал с изумлением понял, что еще, как минимум, трое бойцов, включая начальника охраны, русские. Улучив момент, он спросил об этом брата:

– Они тоже добровольно остались здесь?

– Да. Еще двое погибли в прошлом году.

В этом момент вокруг Мансура поднялся дикий гвалт. Афганцы что-то оживленно обсуждали, столпившись около своего вождя. Подойдя поближе, русские гости увидели в руках Мансура Коран. В самой середине его виднелось отверстие. Открыв священную книгу, Мансур перелистал страницы и вытащил из толстого фолианта пулю. Один из телохранителей жестом показал «шурави», что книга хранилась за пазухой у вождя и прикрыла сердце афганца.

– Ну вот и мой дар пригодился, – сказал Белов. – В следующий раз я пришлю другой Коран.

В эту ночь Могильный воспользовался спальным мешком, но несмотря на это часто просыпался и каждый раз слышал рядом негромкий разговор двух братьев. Каменный полок оказался все-таки слишком жестким, и лейтенант, по утру выбравшись из спального мешка, еле разогнулся. В пещере уже никого не было, и первый, кого увидел Могильный на свежем воздухе, оказался сам Мансур. Лейтенант двинулся по естественной надобности, затем его заинтересовала суета вокруг странного сооружения на шесте с пропеллером. Подойдя поближе, переводчик понял, что это не что иное как генератор, работающий от самодельного ветряка. Именно эта конструкция подзаряжала батареи «шахтерки» и старенькой рации армейского образца. Сборкой конструкции занимались как раз трое русских телохранителей, обсуждавшие все подробности этого дела на родном языке.

– Подтяни ремень, а то со шкива слетает, еще, вот хорошо.

– Как там, искра есть?

– Есть. Только сколько ее еще подзаряжать? До вечера что ли с ней возиться?

– Что, есть проблемы? – спросил Белов.

– Да, батареи ни к черту, менять надо давно, – нехотя отозвался один из техников.

Могильный не мог отделаться от ощущения, что Мансур неотступно наблюдает за ним. Куда бы он ни пошел, всегда непременно встречался со взглядом тигриных глаз афганца. Это слегка нервировало лейтенанта. А генерал, подойдя к Мансуру, предложил:

– Мы оставим вам нашу рацию и медикаменты.

– Хорошо, – согласился афганец, потом кивнул в сторону переводчика и неожиданно перешел на французский:

– Твой толмач сегодня погибнет.

Белову показалось, что он ослышался. Французский он знал не так хорошо, как все остальные языки. Просто изучал в школе и, хотя имел способности к языкам, успел его подзабыть.

– Погибнет? – переспросил генерал.

– Да.

– Почему?

– У него печать аллаха на лице.

Белов в смятении оглянулся на своего спутника. Странно, в самом деле ему показалось, что переводчик в это утро выглядел как-то не так. Хотя он и улыбался, переходил от одной группы людей к другой, вступал с ними в разговоры. Ему охотно отвечали. Белов давно знал эту черту характера афганцев. Они враждуют до неистовства, но если кому поверят, то и доверчивы до простоты.

К удивлению лейтенанта он не увидел в лагере Абдаллу-Алексея. Но старший Белов выглядел спокойным, и Могильный не решился его спросить о брате.

– Надо связаться с базой, узнать, когда они смогут нас забрать, – сказал генерал.

То, что они услышали по рации, было неутешительно.

– К вечеру подойдет штормовой фронт, так что забрать вас сможем лишь в ближайшие три-четыре часа. Иначе застрянете там дня на три. Готовить вертолет?

– Да, конечно. Заберете нас из квадрата восемь. Ахундов, ты должен помнить это место, там площадка хорошая, в свое время на ней наш блокпост стоял.

– Ну конечно, помню, я там однажды чуть не сгорел на МИ-восьмом, хорошо, подбили его еще на земле, успел выпрыгнуть.

– Ладно, ждем вас.

После короткого обсуждения весь караван снова выступил вперед. Нужное место оказалось в часе ходьбы от места ночевки. На небольшом равнинном участке остались явные следы нашего пребывания в Афганистане: вросшие в землю приземистые бетонные укрепления, рядом с ними – остовы сгоревших машин и бронетехники. Из-под снега выглядывала и лопасть вертолета.

Время шло, Могильный заметил, что генерал начал нервничать. Он поглядывал на часы, затем вглядывался в окружающие горы. Лейтенант думал, что Белова волнует, не перехватит ли погода вертолет. Сидеть три дня в горах ему тоже не сильно хотелось. Но когда послышался шум вертолета, Белов сдержанно выругался и в первый раз за эти дни закурил.

Винтокрылая машина села, подняв вокруг себя рукотворную метель, в десяти метрах от приметной лопасти на проглядывающую из снега бетонную площадку. Открылся квадратный люк, но генерал не среагировал на призывные жесты вертолетчиков.

– Товарищ генерал, лететь надо, – удивленно напомнил переводчик.

– Сейчас, погоди, – отмахнулся Белов, напряженно всматриваясь куда-то в сторону перевала. Присмотревшись, Могильный заметил вдалеке, на склоне, темную точку. Кто-то явно двигался по их следу. Время шло, но на отчаянно-призывные жесты пилотов из кабины Белов отвечал только характерным постукиванием указательного пальца по наручным часам. Так прошло десять минут, пятнадцать. Вертолетчики не глушили двигатель, и наконец из салона спрыгнул борттехник:

– Товарищ генерал, лететь надо! Циклон идет, еще час и мы не успеем.

– Ну погоди, еще чуть-чуть, немножко, очень прошу! – взмолился Белов.

– Товарищ генерал, керосина может не хватить, и ветер поднимается!

В самом деле, порыв ветра хлестанул по лицу говоривших взбудораженным снегом.

– Родной мой, очень прошу, еще две минуты, очень прошу! Сейчас, они уже идут! Они близко. – И генерал показал в сторону гор. Было уже видно, что идет человек, но Могильного удивило, что Белов упомянул о нем во множественном числе. Лишь немного погодя он понял, что человек несет на руках закутанного во множество одежд ребенка. Последние полкилометра Абдалла бежал бегом. Передав на руки брата свой драгоценный груз, он без сил опустился на снег:

– Лей…ла.. ее зовут… – с трудом сказал он.

– Хорошо, Леша, не сомневайся, всех врачей на уши поставим, но вылечим! Если операция нужна будет – сделаем. Я со многими кардиологами знаком! – прокричал Белов и под отчаянные мольбы механика двинулся к вертолету.

Борттехник проскользнул в машину первым, он принял из рук генерала ребенка, тот уже поставил ногу на лестницу, обернулся назад, чтобы махнуть рукой брату. Могильный шел последним, он пригнулся под винтами, но шквалистый порыв ветра выгнул почти до земли одну из лопастей. Раздался глухой звук удара, и лейтенант упал. Генерал кинулся обратно, опустился на колени рядом с переводчиком и с досадой застонал. Весь снег вокруг головы лейтенанта был забрызган кровью и мозгами. Лопастью Могильному снесло затылок. Со стороны моджахедов подбежали еще трое, в том числе и Абдалла. С их помощью генерал погрузил тело переводчика в вертолет и крикнул пилотам в открытую дверь кабины:

– Поехали!

Сам же он остался стоять в проеме люка. Вертолет уже поднимался, когда он начал лихорадочно расстегивать свой пояс с кобурой и ножом. Скинув его вниз, в белую пелену искусственной пурги, Белов закрыл люк и прошел в салон, где механик маялся с ребенком на руках. Лишь теперь генерал рассмотрел свою нежданно приобретенную дочь. Черноглазая девчонка лет пяти испуганно смотрела на незнакомых ей людей, ее явно страшил грохочущий, непривычно пахнущий керосином вертолет, но она молчала.

– Давай ее сюда, – сказал Белов.

Приняв ребенка, он уселся на жесткое сиденье. Под ногами почувствовал что-то мягкое, глянул вниз. Это было тело лейтенанта. Прижав к себе девочку, генерал пробормотал:

– Все будет хорошо, Лейла.

Девочка, услышав свое имя, вопросительно глянула на этого странного, незнакомого ей, плачущего человека.

* * *

Весной соединения Мансура предприняли наступление на позиции талибов. Несмотря на численное превосходство противника, они прорвали фронт и через две недели упорных боев заняли Кабул. Войска талибов вынуждены были отойти к границе Пакистана. Бесконечная афганская война вышла на новый виток.

Для борьбы с доставкой наркотиков через Казахстан были привлечены казаки. Мобильные группы при поддержке вертолетов контролировали границу, обстреливая пытающиеся прорваться вне дорог машины. При этом они как раз старались не попасть в сами автомобили. В случае обнаружения наркотиков транспортные средства изымались в пользу государства, и уже по дешевке приобретались теми же казаками. Так что стреляли много, но аккуратно, лишь при нужде пробивая колеса.

По всей стране была объявлена операция «Невод». В городах, поселках и деревнях были расклеены телефоны, по которым можно было анонимно «заложить» притоны наркоторговцев. Эти данные поступали не только в местные органы, но и в централизованную службу борьбы с наркотиками в столице. Путем простейших статистических действий высчитывались пути распространения наркозаразы по стране. Порой именно оттуда, из Москвы, в провинцию исходили соответствующие приказы.

– У вас в городе действует лаборатория по производству первитина, найти и обезвредить, – вещал из телефонной трубки начальственный голос.

– Откуда, у нас таких данных нет, – вытирая проступивший пот отвечал начальник местного ГОВД.

– А у нас есть, – настаивал глас руководства. – Именно в вашем городе самый дешевый «винт», далее, по мере его распространения, цена его поднимается. Так что в течение недели выявить и обезвредить всю цепочку. Не мне вас учить. Ищите по химическим заводам, институтским лабораториям и студенческим городкам.

Гораздо труднее было остановить поток синтетических наркотиков со стороны Запада. Провезти лист «промокашки», пропитанный ЛСД, в большегрузном автомобиле через Прибалтику или Польшу не составляло большого труда. Пришлось идти окольными путями и поставить на прослушку все телефонные переговоры, ввести повальную перлюстрацию писем и задействовать особые программы на переговоры по Интернету. Они автоматически выявляли адресатов, употребляющих слова «марки», «промокашка», «кислота».