Страницы← предыдущаяследующая →
Гораздо больший шок от переворота в российской столице испытал весь остальной мир, и во многом этим он был обязан Вадику Шустерману, хитроумному телеоператору, сумевшему в суматохе тех дней стянуть кассету с записью штурма Кремлевского дворца и расстрелом президента. Покинув столицу, хитрый еврейчик уже шестнадцого июня сумел перебраться через финскую границу, и в тот же день Си-эн-эн впервые прогнало сенсационные кадры по своему каналу. За пленку Вадик выручил два миллиона долларов, после чего попросил в Америке политическое убежище.
Запись была неважной, оператор не успевал регулировать резкость, порой панораму заслоняли широкие спины солдат, сцена расстрела оказалась снята чуть-чуть не в фокусе, но и того, что увидел сытый западный обыватель, оказалось достаточно. Законопослушный гражданин США, немецкий бюргер или английский эсквайр – все они были возмущены до глубины души. Законно избранного президента расстреливают без суда и следствия, и это в двадцать первом веке! Последний такой случай в Европе произошел в Румынии, с Чаушеску, но кто знает, где эта Румыния и кто такой Чаушеску? Но Россия, ядерная держава! Она так многим должна быть обязана Западу. Это они кормили и поили миллионы ленивых русских, каждый год выделяя миллиардные займы для прокорма этих вечно пьяных скотов.
США закинули пробный камень в ООН. Кэтрин Джонс, выступая на очередном заседании, назвала происшедшее в России трагедией для всего человечества.
– Свергнутый президент являлся законно избранным главой своей страны. На прошлых выборах за него проголосовало большинство русских граждан. Хотя мы и не разделяли прокоммунистических идей российского президента, но уважали выбор жителей страны. Мы не можем доверять людям, нарушившим не только присягу, но и основные библейские заповеди. Соединенные Штаты Америки требуют подвергнуть бойкоту эту страну, а также ввести эмбарго на торговлю с Россией.
Ассамблея ООН не приняла предложение госсекретаря, и на обезьяньем личике Кэтрин долго царило выражение презрительной злобы.
– Ерунда, – сказала она своему секретарю уже в кулуарах. – Я им устрою такую счастливую жизнь, что от России останутся одни рожки да ножки.
Тем временем в России продолжало формироваться новое правительство. Лишь теперь Сизов узнал скрытые и довольно неприятные для себя подробности переворота. В свое время Елистов сказал, что их поддерживают несколько офицеров из ФСБ. Как оказалось на самом деле, в перевороте был заинтересован сам глава ФСБ Демин. Шестидесятилетний кадровый разведчик, он прекрасно понимал всю безнадежность ситуации в стране. Страхуясь от провала, Демин, оставаясь в тени, обеспечил поддержку Сизову и компании. Несколько штурмовых групп, якобы сформированных Елистовым из отставников, на самом деле оказались элитными подразделениями «Альфа» и «Витязь». Именно они обеспечили захват Генштаба и всех пунктов связи. Лишь директор ФАПСИ, личный ставленник президента, не принимал участия в этих закулисных маневрах. Может быть, он бы и поддержал переворот, но Елистов его место приберег для себя.
Все это несколько покоробило Сизова. Впервые он почувствовал себя пешкой в игре спецслужб. Но выбирать правила игры не приходилось. Они не изменились со времен Цезаря Борджия и Талейрана. Несмотря ни на что, Сизову пришлось быть любезным с этими людьми, сидеть с ними за одним столом, отдать им ключевые посты в новом правительстве. Так Демин стал третьим лицом в стране после Сизова и Соломина.
– Сазонтьев звонит, – сказал секретарь с погонами капитана, появляясь в дверях кабинета. Заседание Большого Совета, такое название постепенно прилипло к этому органу военного руководства страны, только началось. Пятнадцать человек сидели за овальным столом, из них в штатском были только двое, министр иностранных дел Володин и главный идеолог Фокин, все остальные носили погоны. Первым вопросом в повестке дня стояла война с Японией.
– Вовремя, – заметил Сизов, переключая селектор на громкую связь. – Как дела, Саня?
– Хреново! Как писал Бонапарт Жозефине из Италии: «Приходится много расстреливать…»
– А поподробнее?
– Сегодня расстреляли троих. Бывшего командующего флотом, главного интенданта флота и начальника одной из баз.
– Результат есть?
– Да, мы вернули почти половину проданного ими топлива, это хорошо встряхнуло ворюг-бизнесменов. Но для полноценной десантной операции его все равно не хватает.
– Что ты предлагаешь?
– Вариант номер два. Для него есть почти все.
– Чего не хватает?
– Погоды.
– Ну что ж, будем ждать у моря погоды. Сколько еще?
– Недели две.
– Хорошо, но к десанту все-таки готовься.
– Непременно.
– От нас что надо?
– Прежде всего заткнуть хайло этой суке.
– Осиповой?
– Да. Солдатские матери прорываются сквозь все кордоны и пытаются увести своих сыновей.
Сизов поморщился. Осипова, один из лидеров некогда существовавшего блока «Женщины России», развернула отчаянную, истеричную агитацию против войны с Японией.
– Война – это кровь и жизни наших сыновей! Пускай Япония подавится этими островами, человеческая жизнь дороже каких-то кусков камня, окруженных соленой водой. Если на Кунашир и Итуруп кинут в десант наших детей и внуков, море слез будет пролито уже русскими женщинами… – кричала она на ежедневных митингах.
– Можешь считать, что это уже сделали, – сказал Сизов. – Все телеканалы с сегодняшнего дня принадлежат государству. Ни одна передача не выйдет в эфир без нашего разрешения.
– Слава богу!
Они обсудили еще несколько вопросов, затем Сизов щелкнул тумблер на пульте селектора.
– Все-таки вы склоняетесь ко второму варианту? – тихо сказал Угаров, не глядя ни на кого из присутствующих.
– Да, генерал. Иного выхода нет, все идет к тому.
Угаров покачал головой:
– Минусов от этого я вижу больше чем плюсов.
– Я тоже, – заверил его Сизов. – Но есть один большой плюс. Россия покажет зубы. От этого уже отвыкли. Пусть привыкают. А вы против?
Угаров чуть помедлил. За ним был опыт и сила: Афганистан, Чечня, Северная Осетия, Дагестан, громадный авторитет в войсках. В свое время он, не задумываясь, бомбил кишлаки, если возникало подозрение, что там есть хоть один душман. Но это было двадцать лет назад.
– Да, я не буду отдавать такой приказ.
– Хорошо, мы вас не держим, – сухо сказал Сизов, пристально глядя на профиль генерала. – Можете уходить хоть сейчас, дела сдадите Бутенко.
Генерал-полковник медленно поднялся, по-армейски заученно, коротким кивком попрощался с присутствующими и пошел к двери. Угаров на ходу словно старел, опускались плечи, походка становилась все тяжелей. С трудом отворив дверь, герой Афгана и Чечни, опустив голову, шаркающей походкой побрел мимо изумленного секретаря. Угаров понимал, что сейчас он сам себя вычеркивает из мировой истории, но поделать с собой ничего не мог.
***
Япония высадила свои войска на островах Кунашир и Итуруп спустя две недели после переворота. Именно столько времени понадобилось Кэтрин Джонс и ее ведомству для распределения ролей в новом мировом спектакле. Пробным оселком для испытания сил России должны были стать Курильские острова, до сорок пятого года принадлежавшие Японии и присоединенные к России по личной прихоти Сталина. Госсекретарю США не пришлось долго уговаривать премьер-министра Хироти Идзуми. В последние годы дела в Стране восходящего солнца шли не совсем удачно, сильно пошатнулась экономика, теснимая молодыми соседями по Тихоокеанскому региону. Впервые за последние пять-десять лет появилась такая проблема, как безработица. На биржу труда все больше начало приходить дипломированных специалистов-электронщиков, программистов, менеджеров разорившихся мелких фирм. Рухнули и два мировых автоконцерна с довоенной историей – «Хонда» и «Микадо», едва не похоронив при этом йену. Именно тогда один из последних, невостребованных камикадзе времен второй мировой войны, Хироти Идзуми, восьмидесятилетний миллиардер, кандидат на пост премьер-министра от правящей партии, провозгласил новый курс страны: «Япония прежде всего».
Первым пунктом в этой программе стояло возвращение северных территорий. С началом военного конфликта в стране ожил былой самурайский дух. Страну восходящего солнца охватил массовый психоз, все от мала до велика словно сошли с ума. Воинственные речи звучали по радио и телевидению, дряхлые старики взывали к возрождению духа адмирала Того, генералов Танаки и Тодзио, по улицам городов с белыми повязками камикадзе на головах маршировали стройные колонны сторонников Идзуми. Было разгромленно посольство России, уже оставленное персоналом. Самыми популярными людьми в стране стали военные.
Для наведения порядка из Москвы на Дальний Восток был направлен Сазонтьев. Уже два месяца он отчаянными усилиями пытался вернуть флоту и армии боеспособность. Первым делом он ввел во всем обширном районе до Иркутска военное положение. Теперь все: транспорт, связь, заводы – подчинялось только ему, все работало на войну, и почти все эшелоны шли на восток.
Флот каждый день проводил стрельбы, репетиции высадки десанта, во Владивосток стягивались все более или менее боеспособные части. Но трудно исправить за два месяца то, что уничтожалось годами. Не хватало авианесущих крейсеров, эсминцев, кораблей слежения, бездарно или преступно проданных в свое время за гроши. Лишь несколько дизельных подводных лодок сумели выйти в море, у остальных оказался исчерпан ресурс аккумуляторных батарей. Оказались разграбленными даже неприкосновенные, на случай войны, запасы топлива и продовольствия. Запылали склады и нефтебазы. Это не были диверсии японской агентуры. Так воры в погонах пытались замести следы. Но Сазонтьев быстро положил этой практике конец. Он лично расстрелял начальника сгоревшей нефтебазы и начальника тыла округа. Стоя над телами расстрелянных с пистолетом в руке, Сибиряк сказал фразу, быстро облетевшую всю Россию:
– Если кто еще допустит у себя что-то подобное, пусть лучше сам пустит себе пулю в лоб.
Идзуми знал, что он выиграет. За его спиной стояла Америка. Ударная группа Тихоокеанского флота во главе с авианосцем «Адмирал Честер Нимиц» курсировала в нейтральных водах, претендуя на роль третейского судьи. Пока дело ограничивалось отдельными схватками. Сторожевик «Гремящий» потопил японскую субмарину, но и наши потеряли одну дизельную лодку, хотя никто не знал истинной причины невозвращения в порт К-356. Единственный авианосец страны «Адмирал Кузнецов» в сопровождении эсминцев и противолодочных кораблей сумел пройти по мелководному Северному Ледовитому океану и, отбив несколько воздушных атак, прорваться во Владивосток.
Основные бои происходили в воздухе. Почти ежедневно поднимающиеся с Сахалина самолеты бомбили острова Итуруп и Кунашир. Японцы, врывшиеся в землю с поразительной быстротой, отвечали яростным огнем с судов своего флота и всеми средствами ПВО. Их самолеты старались перехватить штурмовики уже при возвращении на базы, но здесь их встречали силы истребительной авиации Тихоокеанского флота. И над всей этой круговертью на недосягаемой высоте почти беспрерывно кружился стратегический бомбардировщик-разведчик ТУ-22Р, время от времени сбрасывая по ночам осветительные бомбы.
Ни одна бомба не упала ни на территорию Японии, ни на Владивосток. Об этом договорились в первый же день военного конфликта лично Сизов и Идзуми.
– Надеюсь, господин премьер-министр понимает, что все ваши крупные нефтяные терминалы находятся под прицелом наших крылатых ракет. Если хоть одна бомба упадет на материк, то я гарантирую нефтяную блокаду, наши подлодки будут топить все танкеры, идущие в Японию. Кроме того, тогда я не ручаюсь за сохранность ваших атомных электростанций.
После некоторого раздумья Идзуми согласился:
– Хорошо, генерал, пусть будет так.
Двадцать шестого сентября флот вышел в море всеми своими силами. Впереди шли тральщики, за ними под прикрытием эсминцев и больших противолодочных кораблей разрезали волну неуклюжие, похожие на утюги корабли с морским десантом. Пятьдесят тысяч человек, измотанных непрерывными двухмесячными тренировками, крепко спали. Все они понимали, что впереди их ожидает жуткая мясорубка, в которой трудно будет уцелеть, но молодость и усталость брали свое. Несмотря на приличную качку, с авианосца «Адмирал Кузнецов» почти непрерывно взлетали и садились самолеты сопровождения. Они прикрывали штурмовую авиацию с Сахалина, и краткосрочные схватки разыгрывались совсем близко от кораблей.
На пределе видимости, почти у линии горизонта мелькнула вспышка взрыва. Сазонтьев и стоящий рядом адмирал Баранов, командующий флотом, вскинули бинокли.
– Похоже, еще одного косоглазого завалили, – заметил Сазонтьев.
После отставки Угарова он стал министром обороны, или, как он сам любил себя называть, – Главковерхом. Чин этот не соответствовал его положению, Верховным Главнокомандующим, скорее, мог считаться Сизов, но функции членов Временного Военного Совета еще не были до конца точно распределены, и с легкой руки окружения Сазонтьева это звание стало чем-то вроде второго имени бывшего капитана спецназа.
– Да, вот и наши летят, – согласился Баранов, наблюдая, как две точки на сером фоне неба стремительно увеличиваются в размерах.
Вскоре первый из МиГов легко и стремительно опустился на палубу авианосца. Система аэрофиниша цепко поймала его за выпущенный гак, быстро остановив короткий пробег. Самолет оттащили в сторону, и на посадку начал заходить ведомый звена. Сначала все шло нормально, но в последний момент порыв шквалистого ветра качнул истребитель, одно его крыло чуть приподнялось, и, наискось чиркнув по палубе колесами шасси, тяжелая машина вылетела с посадочной полосы. Над бортами появились спасательные сети, они опоздали на какую-то долю секунды. Летчик попытался дать форсаж, из двигателей рванулось пламя, но хвост истребителя уже коснулся воды, машина скапотировала. Непостижимым образом пилот успел рвануть кольцо катапульты за мгновение до того, как МиГ исчез в пучине, и через несколько секунд над серой водой раскрылся белый купол парашюта.
К месту падения летчика тут же устремился эсминец. Каждый из морских истребителей был асом, и потерять человека значило больше, чем потерять машину.
– Американцы хамят, – заметил Сазонтьев, наблюдая в мощный бинокль за спасательной операцией. За стремительными обводами наших эсминцев была видна серая угловатая громада авианосца «Нимиц», лидера американской эскадры.
– Да, чуть ли не под винты лезут, – согласился Баранов.
– Надо бы их осадить, – заметил Сазонтьев, все так же не отрываясь от бинокля.
Адмирал снизу вверх взглянул на рослого главковерха и осторожно возразил:
– Но это может спровоцировать их выступить на стороне Японии.
– Уже нет, не успеют. Так что подсуетись там, пусть дадут этим хамам по морде.
Баранов козырнул и вышел из рубки. Спустившись на палубу, он огляделся по сторонам и подошел к только что приземлившемуся самолету. С видимой усталостью пилот подполковник Демьянов спустился с короткой лестницы и снял шлем. Адмирал перехватил его за локоть, отвел в сторону и сказал на ухо подполковнику несколько фраз. Предосторожности эти были излишни, шум от форсируемых двигателей стоял жуткий. Демьянов оживился, переспросил адмирала, а затем ткнул пальцем в свою грудь. Баранов, уже улыбаясь, вернулся к себе на мостик, а преобразившийся, словно забывший об усталости Демьянов подозвал к себе оружейников, заправляющих его самолет боеприпасами, и дал какие-то указания.
Через час все, кто были на палубе авианосца Соединенных Штатов, услышали близкий рев одинокого самолета. МиГ-29 летел очень низко, на предельно малой скорости, самолет при этом бросало из стороны в сторону, чувствовалось, что летчик с трудом удерживает его на заданном курсе. Под брюхом МиГа что-то дымилось, и адмирал Кларк, командующий флотом, даже пожалел беднягу:
– Смотри, как джапсы разделали этого русского, – сказал он капитану корабля адмиралу Стейку.
– Да, до своих он, похоже, не дотянет.
Самолет прошел над авианосцем очень низко, на высоте не более ста метров. Черная его тень мелькнула поперек палубы, и почти тут же грянул взрыв. Вместе с огненной вспышкой во все стороны полетели обломки палубы, один из осколков, размером с колесо легковушки разнес пуленепробиваемое стекло ходового мостика и разбил голову рулевому матросу.
Поднявшийся с помощью дежурного офицера на ноги тяжело дышащий Кларк стряхнул с мундира осколки стекла и отдал короткое приказание:
– Доложить о потерях и повреждениях.
Через несколько минут командир корабля подвел неутешительный итог:
– Два человек погибло, десять ранено. Выведены из строя подъемник, четыре самолета, повреждена взлетная палуба.
– Больше не подпускать близко ни одного русского самолета! Мне плевать на все, я буду сбивать их в пределах километра! И покрасочней распишите случившееся в телеграмме президенту. Они так жаждали получить хоть какой-то инцидент, – с яростью в голосе скомандовал адмирал.
– Адмирал, на проводе русский командующий, – вмешался в разговор переводчик.
– Что ему надо?
– Он просит извинение за происшедшее. Говорит, что раненый летчик просто избавлялся от лишнего боезапаса. Сазонтьев приносит свои соболезнования по поводу ненужных потерь.
– Он что, хочет перехитрить самого Господа Бога? – со злостью спросил Кларк. – Чересчур неуклюже, господин майор. О, вот так и ответьте: «Спасибо, господин майор!»
Сазонтьев оценил эти слова. Уже месяц он числился генерал-майором. Новоиспеченный генерал ухмыльнулся, он ждал ночи.
Кларк не ошибся, действительно, и Линч и Кэтрин Джонс торжествовали. Это был повод ввести флот США в действие, прикрыв его мощью не очень многочисленные военно-морские силы Японии. Но радость американцев была краткосрочна, как цветение сакуры.
В час ночи Сазонтьев спустился в свою каюту, включил свет и громко скомандовал:
– Подъем!
Спящий на узкой койке щуплый юноша застонал и попробовал укрыться с головой, но Сазонтьев одним рывком сорвал с него одеяло:
– Подъем, сержант Александра!
Лишь теперь стало понятно, что на кровати находилась именно женщина, вернее, девушка, молодая, щупленькая, с угловатой фигурой, с короткой, мальчишеской прической. Два месяца непрерывного напряжения ни для кого не проходят даром, душа и тело требуют отдыха и тепла. Сазонтьев влюбился в телефонистку своего штаба мгновенно, как от удара молнии. От женских прелестей у нее были разве что глаза, красивые, голубые, да коротенький вздернутый вверх носик. Зато характер у нее выдался именно такой, какой нравился главковерху. За свои двадцать четыре года Александра Серова дважды успела побывать в законном браке и еще мно-о-го раз в незаконном. Веселая, разбитная, по-мальчишечьи резкая, она ни в грош не ставила чины своего тезки и, сохраняя видимую почтительность при народе, порой наедине материла главковерха совсем по-мужски.
– Какого хрена, Сашка? – простонала она, зарываясь лицом в подушку. – Я только легла.
– Вставай, конец света проспишь! Сейчас такое будет, чертям тошно станет. Не пожалеешь.
Через пять минут они уже были на командном мостике. Баранов неодобрительно покосился на одетую в камуфляж девицу. К женщинам на кораблях он относился по старинке, с недоверием, но ничего не сказал.
– Где он? – спросил с нетерпением Сазонтьев, вглядываясь в угольную черноту ночи. Она выдалась как на заказ, безлунная и ветреная.
– На подходе. Еще полторы минуты.
– На, – Сазонтьев сунул даме своего сердца черные очки, – одень.
– Зачем? – удивилась она. – Сейчас же ночь?
– Надевай, не спорь.
Сашка покосилась по сторонам и увидела, что все на мостике облачились в точно такие же очки. Одев странный подарок главковерха, она убедилась, что это вовсе не пляжный вариант, в таких удобнее было бы производить электросварку.
– Ну где же он?! – шептал себе под нос Сазонтьев, вглядываясь в темноту.
В то же время на острове Кунашир глубоко под землей оператор радара Кейто Агуто всматривался в зеленый экран с бегущей по диаметру полосой локаторного слежения. Напряжение нарастало с каждым часом, вечерняя бомбардировка была самой жуткой за эти дни. Впервые за три месяца по островам ударили крылатые ракеты морского базирования. Американские «Пэтриоты» половину из них сбили, но и долетевших хватило, чтобы похоронить в бетонных казематах не менее полутысячи самураев. Японские генералы гадали лишь об одном, когда русские бросят в бой десант, ночью или на рассвете.
– Русский самолет, тип «Бэкфайер», высота тринадцать, удаление пятьдесят, – доложил Агути и подумал: «Опять разведчик. Идет курсом как раз на Кунашир».
Усталость давала о себе знать, и Кейто сочно зевнул, затем глянул на экран и замер. За эти секунды цель разделилась на две части. Большая по-прежнему шла своим курсом, а вот меньшая стремительно приближалась к земле.
– "Бэкфайер" сбросил бомбу, – торопливо доложил он. Дальше мысли «разбежались»: «Наверное, опять осветительная. А может нет. Куда она упадет? Вдруг сюда».
Он покосился на серый бетонный потолок и решил, что такой бункер не возьмет ни одна бомба. Это была его последняя мысль в жизни.
Сашка вскрикнула, когда черный мрак горизонта прорезала вспышка, ослепившая ее даже сквозь густую черноту очков. Огненный шар, вырвавшись вверх, быстро приобретал форму гриба и поднимался все выше и выше, поражая своими размерами и мощью. Все то, что она не раз видела в кадрах кинохроники, сейчас, вживую, выглядело гораздо маштабнее и страшнее. Закручивая в спираль ножку атомного смерча, адское пламя продолжало подниматься, пробив облака и растекаясь вширь. Все это время на мостике стояла тишина. Присутствующие были поражены открывшимся зрелищем ничуть не меньше единственной на корабле женщины. Наконец донесся тяжелый, продолжительный, нестерпимо давящий на уши грохот взрыва.
– Цель поражена, отклонение двести метров, – донесся голос из динамика.
– Благодарю за службу, представляю весь экипаж к наградам, а вас, полковник, еще и к генерал-майору! – возбужденно крикнул в микрофон Сазонтьев. Это была его идея сбросить на остров именно бомбу, а не послать крылатую ракету. Как раз крылатые ракеты в последнее время научились хорошо сбивать. А о подобном оружии как-то уже подзабыли, тратить «Пэтриот» на какую-то бомбу было слишком расточительно. Дала о себе знать и усталось японского персонала после долгого обстрела.
– Служу России!
– Возвращайтесь, мы ждем вас.
Тем временем оцепенение на мостике сменилось эйфорией всеобщей радости.
– Мы это сделали, мы смогли! – как заводной бормотал Баранов, пожимая руки всем попадающимся на его пути: дежурным офицерам, мичманам, даже дневальному, принесшему кофе для всей смены.
– Поздравляю, адмирал! – Сазонтьев пожал руку командующему флотом. – Давай, поворачивай свои корыта домой. Меня уже тошнит от этого вашего океана.
После этих слов главковерх повернулся к своей боевой подруге. Обняв ее, он спросил:
– Ну, как тебе зрелище? Предыдущее было почти шестьдесят лет назад. Можешь считать, что это было сделано для тебя. Я так и велел написать на боку бомбы: «Сашка».
– Жутко, – с трудом выдавила девушка, передергивась всем телом. – Сколько их там погибло?
– Тысяч семьдесят было, это только примерно.
Состояние шока испытывала не одна Сашка. На ходовом мостике «Нимица» царило молчание. Командующий флотом и командир корабля неподвижно сидели в своих креслах. Наконец Кларк с трудом выдавил то, о чем думали сейчас все:
– Безумцы… Они смогли это сделать. Сейчас, в наше время!
Утром следующего дня как всегда сдержанный, немногословный Сизов давал свои пояснения к этому потрясшему весь мир событию.
– Руководство России пришло к выводу, что неразумно посылать на гибель десятки тысяч своих солдат, и нанесло ядерный удар по острову Кунашир. Мы сожалеем, что нам пришлось принять такое решение, но другого выхода мы не видели. Кстати, мы руководствовались прецедентом, имевшим место в августе сорок пятого года. Американцы тогда также решили поберечь своих парней и сбросили бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Мы желаем мира с Японией, и поэтому в знак доброй воли возвращаем оба острова, Кунашир и Итуруп, во владение Японии. Они никогда ранее, до сорок пятого года, не принадлежали России. В отношении остальных островов Курильской гряды мы категорически отвергаем все возможные притязания Страны восходящего солнца.
Этого не ожидал никто. Журналисты молчали, первым нашелся корреспондент «Нью-Йорк Таймс»:
– Скажите, а зачем надо было наносить атомный удар, если вы все равно уступаете эти острова Японии?
– А затем, чтобы никто не думал, что от России так легко оторвать кусок территории.
– Вы не опасаетесь, что радиация накроет и Россию?
– Нет. Осенние ветры уносят радиоактивные облака в океан.
– Они могут достичь берегов Соединенных Штатов?
Сизов пожал плечами:
– Я не Гидрометцентр. Вы узнаете об этом раньше меня.
Тут вопрос задал корреспондент «Комсомолки»:
– Скажите, а что Японии делать с вашим подарком? Там же сейчас радиоактивная пустыня?
На губах Сизова неожиданно промелькнула усмешка:
– Насколько я знаю эту нацию, японцы создадут на островах красивейшее кладбище.
Через сутки Хироти Идзуми заявил по телевидению о своей отставке. Девяносто семь тысяч павших в цвете лет парней словно давили на плечи премьер-министра. В самом конце своей речи он неожиданно расплакался. Среди погибших значились и трое внуков самого Идзуми. Вернувшись в резиденцию, Идзуми в сопровождении адъютанта, капитана Миямото, прошел к себе в кабинет. Сняв смокинг, он расстегнул рубаху и, усевшись на циновку, принял из рук капитана короткий самурайский меч для последнего жеста чести.
Несколько минут Идзуми сидел неподвижно, в тишине было слышно, как внизу, на площади перед дворцом, бушевала толпа сторонников продолжения войны. Наконец старик поднял меч, повернул его острием к себе, но лишь только металл коснулся дряблой кожи его живота, как решимость оставила бывшего камикадзе. Опустив меч, он глубоко вздохнул. Стоящий за спиной премьера Миямото скривил презрительную мину и выстрелил в затылок старика. После этого он сам занял место на освободившейся циновке и решительно вонзил меч в район солнечного сплетения. Тяжело застонав, адъютант распорол живот до самого низа, затем утробно закричал и рванул рукоятку меча вправо. Крупные капли пота выступили на лице фанатика, бессмысленный взгляд не видел уже ничего. Капитан прохрипел: «Банзай!» и тяжело завалился набок.
Мирный договор с Японией так и не был подписан, на этом настояла Америка, но война закончилась. Через две недели в Сеуле было подписано перемирие.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.