Книга Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941-1944 онлайн - страница 21

2. Будущие страны-сателлиты

Советские источники о партизанах признают, что партизаны столкнулись с особыми проблемами на аннексированных в 1939 и 1940 годах территориях, хотя считают само собой разумеющимся, что партизанская кампания там была составной частью усилий, предпринятых для изгнания захватчиков с советской земли и восстановления власти законного правительства. Но партизаны не остановились, достигнув «новых» советских границ. Если верить рассказу в одной из появившихся после войны книг, то партизанский командир получил запечатанный приказ Украинского штаба, который ему следовало вскрыть, по достижении границы. В секретном приказе говорилось: «По прибытии к границе нашей страны помните об освободительной миссии Советского Союза… Действуйте независимо, сообразно существующим условиям, как сознательный советский гражданин»^[90]. Командир, полагаясь на свою «социалистическую» сознательность, истолковал свою «освободительную миссию» следующим образом: «Там, за шатким пограничным столбом, живет и борется братский славянский народ, он проливает свою кровь. Тридцать две партии привели его к войне и поражению… И только одна, рабочая партия, вместе с нами могла вывести Польшу на путь к национальному освобождению…»^[91] «Рабочей партией» была, разумеется Польская рабочая партия, являвшаяся на самом деле коммунистической, но получившей новое название.

Если в 1943 году «кочующие» отряды являлись основным инструментом по «пересадке» партизанского движения из Брянских лесов на Северо-Западную Украину, то в 1944 году они стали основным средством для «привития» хорошо усвоенных партизанских навыков ведомым коммунистами слабым повстанческим силам соседей Советского Союза. Если польских повстанцев, лояльных к находящемуся в изгнании в Лондоне польскому правительству, советские партизаны атаковали и уничтожали, то значительно меньшим по численности партизанам из сформированной коммунистами Национальной гвардии они оказывали поддержку и снабжали оружием и снаряжением. Веной 1944 года между советским командованием и отрядами Национальной гвардии было установлено регулярное радиосообщение, и польские коммунистические партизаны снабжались по воздуху. Примерно в то же время был создан Польский штаб партизанского движения^[92].

За много месяцев до этого советские партизаны на всей оккупированной территории усиленно занимались призывом в свои ряды людей из Восточной Европы. Многие из них (в частности, поляки) прибывали из давно существовавших в СССР колоний или бежали из немецких трудовых лагерей^[93]. Большинство словаков, румын и венгров являлись военнослужащими, дезертировавшими из оккупационных войск стран-сателлитов Германии, или были захвачены в плен партизанами. Вполне вероятно, что еще на раннем этапе войны советский режим предполагал использовать таких людей для создания коммунистического сопротивления в их странах. В феврале 1944 года большое число поляков, служивших в трех крупных «кочующих» отрядах, были выведены из них и вошли в состав Польской партизанской бригады. В апреле прошедшие отбор партизаны польского и чехословацкого происхождения были отозваны для специальной подготовки. В лагере на Волыни их обучали опытные советские партизанские офицеры, радисты и подрывники^[94]. В начале лета напряженная программа подготовки была расширена, как считается по просьбе коммунистических руководителей Чехословакии, Польши и Румынии. Согласно советским источникам, с этой просьбой обратились к Хрущеву, являвшемуся главой Коммунистической партии Украины. Он перепоручил это Украинскому штабу партизанского движения, ставшему главным центром подготовки и управления партизанами во всех этих странах^[95].

Вероятно, советским «кочующим» отрядам и поддерживаемым Советским Союзом коммунистическим партизанам в Польше в целом не удалось добиться существенных результатов. В ряде случаев они вынуждали националистов из Армии крайовой на поспешные действия, вызванные либо желанием защитить поляков от коммунистов, либо призванные продемонстрировать, что националисты являются более действенным сопротивлением, чем коммунисты. Однако, учитывая ту подавляющую мощь, с какой Красная армия безжалостно подавляла националистическое подполье, достигнутые партизанами-коммунистами результаты можно считать в лучшем случае второстепенными.

Положение вдоль юго-западной границы Украины было намного более благоприятным для действий партизан. Здесь, по существу, не было никакой границы. Формально – даже по советским меркам – граница Украинской ССР проходила по гребню Карпатских гор. Дальше лежало Закарпатье, чье население этнически мало чем отличалось от населения Советской Украины. На Закарпатье формально претендовало находящееся в эмиграции правительство Чехословакии, от которой эта территория была отторгнута Венгрией в 1939 году. Большинство украинского населения, сохранявшее относительную пассивность при чехословацкой администрации, резко противилось более жесткому венгерскому правлению. Основная часть коренных жителей выступала в поддержку украинских националистов, но коммунистические элементы здесь были намного сильнее, чем в Галиции. Было создано несколько руководимых коммунистами партизанских групп, хотя они и не проявляли большой активности до подхода частей Красной армии в начале осени 1944 года. Тем временем Эдуард Бенеш, глава чехословацкого правительства в изгнании, по всей видимости, договорился с Москвой о передаче Закарпатья в состав СССР после войны. В результате коммунистическим партизанам было позволено действовать так, словно они уже находились на советской территории. Они формировали «антифашистские комитеты», которые впоследствии стали ядром переходной советской администрации.

Для советского режима большое значение имело важное в стратегическом отношении положение Закарпатья. В этом регионе не только находилось большое количество важных горных перевалов, но там Советский Союз оказывался в непосредственном соприкосновении со Словакией и Венгрией. Эти страны в середине 1944 года стали главными мишенями для расширения партизанского движения. Советские попытки внедрения партизан на территорию третьего закарпатского соседа, Румынию, потерпели полный провал. Советские источники мимоходом упоминают о небольших группах партизан, действовавших в различных частях Румынии, но ясно, что они не играли важной роли^[96]. По всей видимости, сильные антирусские настроения румынских крестьян не позволили «укорениться» коммунистическим партизанам. С практической точки зрения действия партизан в Венгрии едва ли были более значимыми. Один из советских источников признает, что небольшие отряды (чья общая численность не превышала двух тысяч человек), заброшенные при содействии Украинского штаба в Венгрию, не оказали прямой военной поддержки наступающим советским силам. Советский источник лишь утверждает, что существование венгерских партизан имело важное в моральном плане значение^[97].

Положение в Словакии было совершенно иным, и только здесь советскому режиму успешно удалось осуществить «пересадку» партизанского движения за пределы своих границ. В 1939 году Словакия стала номинально «независимой» страной, но по существу она полностью находилась под опекой Германии. Неясно, приветствовала или нет большая часть словаков распад чехословацкого государства, но они, несомненно, были недовольны тяжким бременем, возложенным на них военными усилиями Гитлера, – в частности, отправкой словацких войск для войны СССР. Словацкие части использовались главным образом в качестве войск охраны, они действовали вяло, и многие военнослужащие дезертировали в партизаны. После неудач держав оси в войне в словацкой армии на родине тоже началось брожение, она стала выказывать лояльность находящемуся в изгнании в Лондоне чехословацкому правительству. Но армейское командование хотело совершить революцию по выводу страны из состава держав оси с сохранением большинства ее институтов и с наименьшим риском подвергнуться жестоким репрессиям Германии. С самого начала войны чехословацкие коммунисты и советские источники жаловались, что даже руководство словацких коммунистов внутри страны попало под влияние «лондонской концепции», то есть хотело задержать восстание до тех пор, пока рядом не окажется Красная армия; совершить государственный переворот, а не вести «революционную борьбу»; сохранить «буржуазный» строй^[98].

Такой план, разумеется, не устраивал Советский Союз. Представляется вполне вероятным, что советский режим в сговоре с Клементом Готвальдом, Рудольфом Слански и другими находящимися в СССР лидерами чехословацких коммунистов решил направить усилия всех ведущих борьбу внутри страны за ее выход из состава держав оси, на разжигание крупномасштабных партизанских действий. В 1943 году, совершая свой карпатский рейд, Ковпак послал нескольких находившихся в его отряде партизан словацкой национальности в Словакию для организации партизанских отрядов из коренных жителей. Но последовавший вскоре разгром отряда Ковпака оборвал эти контакты^[99]. В результате основным орудием для выполнения плана по разжиганию партизанской войны в Словакии стали партизанские отряды, организованные и подготовленные Украинским штабом. Смешанные отряды, в состав которых входили 220 прошедших специальную подготовку чехов и словаков и 450 советских партизан, стали забрасываться на парашютах в Словакию начиная с июня 1944 года. К концу августа тридцать таких отрядов, каждый из которых в среднем насчитывал десяток человек, оказались на месте. Они служили ядром для организации и укрепления местных партизанских сил, создаваемых коммунистическим подпольем в Словакии^[100].

К концу августа партизанское движение, в рядах которого насчитывалось 8000 человек, организовало беспорядки на большей части территории страны. По официальной просьбе словацкого марионеточного правительства германские войска начали оккупацию страны. Столкнувшись с таким положением, командование регулярной словацкой армии чувствовало, что должно начать восстание, в противном случае шанс вывести Словакию из состава держав оси будет упущен. Восстание частей регулярной армии началось 30 августа 1944 года. Украинский штаб партизанского движения дополнительно направил много партизанских отрядов (в конечном итоге в Словакии было 3000 советских партизан) и большое количество снаряжения^[101]. Но координации действий со Словацким национальным советом (руководившим восстанием армии) не было, и Советский Союз не оказал восстанию существенной помощи. Отвергнув Словацкий главный штаб партизанского движения, сформированный в середине сентября Национальным советом, коммунистическое руководство обратилось к Украинскому штабу с просьбой прислать специальную руководящую группу. Группа во главе с советским полковником прибыла в конце сентября^[102]. К этому времени оказавшиеся в изоляции силы словацких националистов находились в отчаянном положении и месяц спустя были вынуждены сдаться немцам. Руководимые коммунистами партизаны продолжили партизанскую войну. Их действия не смогли почти ничем помешать оккупации, но в Словакии, традиционно крестьянской стране, начался хаос^[103]. Несомненно, что нарушение привычных устоев во многом помогло коммунистам утвердиться в Чехословакии после прихода Красной армии. Вместе с тем коммунистическое руководство обрело патриотический ореол, благодаря своим антигерманским усилиям. Влияние этих процессов на последующий захват коммунистами власти в Чехословакии трудно оценить однозначно. Но важно отметить, что, будучи консервативной частью довоенной Чехословацкой Республики, Словакия к 1946 году стала оплотом коммунизма.

В целом советская попытка «пересадки» партизанского движения на территорию своих соседей не выглядит впечатляюще успешной, в особенности если сравнивать ее с достижениями югославских партизан, оказывавших помощь коммунистическим повстанцам в сопредельных с Югославией странах. Но советские усилия в достаточной мере свидетельствуют о том, насколько важной советский режим считал партизанскую борьбу для распространения коммунизма. В конечном счете присутствие Красной армии обеспечило приход коммунистических правительств в большинстве восточноевропейских стран, граничащих с СССР. Но военная интервенция не способна создать видимости всенародной поддержки, которой вполне способно добиться разумно направляемое партизанское движение. Насильственное вмешательство в политические институты, являющиеся барьерами на пути коммунизма, было скорее способно вызвать возмущение, чем «спонтанный хаос», возникавший в результате действий партизан. Партизанские действия, даже если их основной движущей силой были советские партизаны, укрепляли уверенность в себе местных коммунистов. Подготовка партизан в СССР и действия партизан на местах к тому же предоставляли прекрасную возможность проводить тщательный отсев среди местных коммунистических руководителей. Путем сравнительно скромного вклада советский режим не только обеспечил вспомогательные силы для Красной армии, но и получил в ряде регионов, где партизаны добились успеха, огромные политические дивиденды.

В целом на примере продвижения партизан в Восточную Европу видно, насколько были условны в советском понимании национальные границы. Продвижение со «старой» советской территории в аннексированные регионы, на тайно обещанную территорию Закарпатья и территории бывших союзников СССР – все это было четко рассчитанными ходами на шахматной доске политической целесообразности. Советские разработчики планов тщательно изучили различия в социальных и политических условиях каждого региона и в соответствии с ними регулировали свою политику. Но соображениям, касающимся соблюдения законных обязательств или национального самоопределения, никогда не придавалось серьезного значения. Повсеместно единственной целью являлось скрытое за формулировками – вроде «помощи рабочим партиям», «развития революционной борьбы» и «свержения буржуазного строя» – установление коммунистических режимов. Экспансионистские цели коммунизма столь глубоко укоренились в сознании, что позволяли режиму рассчитывать на проявление исполнителями инициативы по продвижению динамичной политики за пределы советских границ.