Книга Советские партизаны. Легенда и действительность. 1941-1944 онлайн - страница 22

Партизаны в послевоенном СССР

Выше высказывалась мысль о том, что советский режим, по-видимому, рассматривал вырабатываемые партизанской жизнью заговорщические настроения и дурные привычки как потенциальную опасность для послевоенного советского общества. Что касается рядовых партизан, то искоренение этой проблемы началось вскоре после возвращения Красной армии в те районы, где действовали партизаны. За исключением крупных «рейдовых» отрядов и других партизанских частей, чьи действия могли оказаться полезными при дальнейшем продвижении на запад, партизанские отряды в отвоеванных районах подлежали быстрому расформированию. Часто партизанам разрешалось устраивать парад победителей в городах, на окраинах которых они вели свои сражения. После этого им иногда давали отпуск на несколько дней или недель. В это же время, согласно ряду утверждений, которые трудно подкрепить конкретными фактами, шло выявление подозрительных или непокорных элементов, которых отправляли в концентрационные лагеря. Но большинство рядовых партизан очень быстро направляли в Красную армию. В одном из советских источников указывается, что из 3149 партизан в Винницкой области 2345 пошли в армию^[104]. Там – если они оставались в живых – партизаны приобщались к строгой дисциплине, и на смену их особой партизанской выучке приходила армейская выучка военного времени, являвшаяся обычной для всех людей их возрастной группы.

Обращение с командными кадрами партизан было несколько иным. Несомненно, что и в этой группе тоже проводился отсев ненадежных элементов. Но, как правило, такой отсев в рядах партизанских офицеров уже происходил во время партизанских действий. По меньшей мере в одной из областей запрещалось призывать на службу в Красную армию командиров и комиссаров отрядов или вышестоящих партизанских звеньев без согласия секретаря обкома партии. Для режима огромную дополнительную, хотя и незапланированную, пользу партизанское движение представляло в качестве испытательного полигона перспективных руководящих кадров. Если в тяжелых условиях партизанских действий руководитель проявлял положительные качества, он, несомненно, мог представлять интерес в будущем. В частности, если человек проявлял инициативу, сохраняя полную лояльность и самодисциплину даже тогда, когда он не мог быть подвергнут проверке непосредственным начальством, то такой человек мог оказаться полезным в послевоенной тоталитарной системе. Режим, похоже, уже во время войны признавал важность такого потенциала, ибо предпринимал шаги к эвакуации партизанских командиров, таких как, например, Ковпак, когда их отрядам грозило уничтожение. После войны лицам с прошлым партизанского руководителя часто удавалось сделать блестящую карьеру.

Потребовалось бы специальное исследование, чтобы подробно проследить за карьерными продвижениями после войны бывших партизанских руководителей. Но ряд общих тенденций прослеживается довольно четко. Бывшие офицеры НКВД обычно возвращались на службу в полицейские структуры, но на более высокие посты. Так, Наумов и Сабуров, занимавшие до войны незначительные посты, возглавили полицейские органы в важных пограничных областях. С.С. Бельченко, начальник штаба партизанского движения на Калининском фронте, к 1957 году поднялся до уровня заместителя председателя Комитета государственной безопасности. Партийные чиновники обычно возвращались в партийный аппарат на должности, аналогичные их должностям в партизанах. Как правило, они оставались в тех же союзных республиках. В.Н. Малин, начальник политического отдела Центрального штаба, к 1958 году занял пост начальника отдела в секретариате КПСС. Алексей Бондаренко, являвшийся до войны мелким чиновником в одном из районов Брянской области, проявив себя в рядах партизан, стал первым секретарем Брянского обкома. Находившийся до войны на посту секретаря ЦК компартии Украины по кадрам Моисей Спивак, сыгравший огромную роль в организации партизанского движения на Украине и позже являвшийся заметной фигурой в Украинском штабе партизанского движения, после войны в течение нескольких лет занимал ряд ответственных постов. После публикации критических замечаний он бесследно исчез незадолго до смерти Сталина; возможно, он стал жертвой тайной чистки, направленной против евреев. Другие видные члены центрального аппарата украинских партизан, такие как, например, А.Н. Зленко, продолжали занимать высокие посты при Сталине и после его смерти. Большое число мелких чиновников, назначенных на посты секретарей подпольных партийных комитетов, погибло во время оккупации. Такая судьба постигла секретарей Днепропетровского, Харьковского, Кировоградского и Полтавского обкомов, а также многих занимавших более низкие посты. Но немногие (обычно те, кого направляли в качестве замены после первоначального разгрома), кому удалось выжить, после войны в качестве награды получили высокие посты в украинской провинции. С.А. Олексенко, успешно возглавлявший подпольную организацию в Каменец-Подольском, вновь занял пост первого секретаря обкома (в Дрогобыче), потерянный им во время «большой чистки». П.Х. Куманок, руководивший Сумским подпольем, занимал после войны посты второго секретаря нескольких обкомов. Занимавший до войны пост секретаря Винницкого обкома по кадрам Д.Т. Бурченко после руководства Винницким подпольем был повышен и возглавил областную администрацию. М.А. Рудич, возглавлявший подполье Львовской области, стал секретарем одного из райкомов партии Львова^[105].

Помимо своей ценности в качестве испытательного полигона для кадров аппарата партизанское движение обладало огромным потенциалом для использования его режимом в качестве вдохновляющей легенды. О том, что режим распознал такой потенциал, свидетельствует огромное количество выходящих книг о партизанах. Совершенно ясно, что публикация документов, мемуаров и рассказов о партизанском движении тесно связана с изменением «генеральной линии» коммунистической пропаганды и имеет отношение к сильному соперничеству внутри советского режима. Подробное исследование такой связи потребовало бы более пристального изучения, анализа содержания и тем, затрагиваемых в книгах, вышедших в разное время. Такое исследование также должно было бы включать тщательное сравнение пусть и небольших, но часто крайне примечательных текстуальных различий нескольких изданий одной и той же книги. За неимением такого подробного исследования представленные ниже наблюдения в определенной степени отражают личную точку зрения автора, но они все же дают возможность понять основные направления изменений в литературе о партизанах.

Во время и сразу после войны произведения о партизанах стремились рисовать это движение как народное патриотическое восстание против немцев. Хотя партизанское движение никогда не описывалось как спонтанное, роль партии и НКВД в руководстве партизанским движением затушевывалась. Подобная трактовка, похоже, полностью отвечала генеральной линии советской пропаганды, делавшей упор на всенародном патриотизме, пока существовала необходимость использования любых средств для сплочения советских людей против немцев. К 1946 году режим, по всей видимости, почувствовал, что пришло время сместить акценты на исключительную важность партийного руководства и идеологии. В течение двух последующих лет (в рамках того, что получило название «ждановщина») несколько вышедших ранее работ были подвергнуты критике за отсутствие в них упоминания о решающей роли партии в организации и руководстве партизанским движением. Акцент на тесной связи партизанского движения с партией имел прямое отношение к престижу А.А. Жданова, под чьим руководством проводились особо успешные партизанские операции в Ленинградском регионе. Но к началу 1948 года Жданов утратил свое влияние, в августе того же года он умер. Кое-что указывает на то, что покровительство Жданова бывшим партизанам способствовало его политическому закату^[106].

В восточноевропейских странах-сателлитах Советского Союза в период с 1948 по 1953 год принадлежность коммунистического лидера к партизанам могла вызвать подозрения в его «буржуазном национализме» и «титоизме». Несомненно, основной причиной такой подозрительности стали расхождения во взглядах с югославскими лидерами, отстаивавшими точку зрения, что партизанская война является наилучшим средством для прихода коммунистических партий к власти. Следует, однако, отметить, что бывшие лидеры словацких партизан, находившиеся во время войны полностью под советским, а вовсе не югославским влиянием, подвергались в тот период особо интенсивным чисткам. Внутри Советского Союза бывшим партизанам приходилось проявлять осторожность. Наиболее яркий пример той опасности, которую влекло за собой прославление подвигов партизан и подпольщиков, связан с Д.М. Медведевым, чья успешная партизанская карьера первоначально способствовала его реабилитации после споров с высокопоставленными сотрудниками НКВД. В 1952 году Медведев в одном из украинских журналов опубликовал под названием «На берегах Южного Буга» подробный рассказ о деятельности Винницкого подполья. Серия его статей подверглась резкой критике в одной из винницких газет за прославление людей, якобы являвшихся «фиктивными», а отнюдь не настоящими героями подполья. В феврале 1953 года, незадолго до смерти Сталина, эта критика была подхвачена таким влиятельным изданием, как «Литературная газета». После смерти Сталина произведение Медведева, по-видимому без изменений, было опубликовано отдельной книгой тиражом в несколько сотен тысяч экземпляров. В предисловии редакции к одному из изданий говорилось, что написание книги «потребовало не только огромного труда, но и гражданского мужества. Когда Медведев приступал к работе над книгой, в истории Винницкого подполья было много неясного, а отдельные его участники подвергались необоснованным обвинениям»^[107]. Сам Медведев умер в 1954 году в возрасте пятидесяти шести лет.

Сразу после смерти Сталина некоторые видные работники органов безопасности, руководившие партизанским движением, оказались замешаными в конфликт, связанный с Берией. Строкач сыграл ключевую роль в событиях, которые в конечном итоге привели к падению Берии. Одна из причин, видимо, в том, что Строкач (если верить словам его бывшего адъютанта) был ярым антисемитом, – однажды он даже обвинил Хрущева в покровительстве евреям, – а Берия возвращал в полицейские органы евреев, лишившихся своих постов во время сталинских чисток. Но по всей видимости, главной причиной стало нежелание Строкача участвовать в заговоре Берии по дискредитации Компартии Украины. Вполне вероятно, что его нежелание объяснялось тесными связями с партией, появившимися у Строкача (и ряда его подчиненных, также имевших в прошлом отношение к охране границ) тогда, когда он руководил партизанским движением. Во всяком случае, даже после его ухода в отставку в 1956 году с поста министра внутренних дел Украины выходившие книги о партизанах продолжали превозносить его роль в руководстве партизанским движением. С другой стороны, некоторые – но отнюдь не все – высокопоставленные сотрудники органов безопасности, осуществлявшие руководство партизанским движением из Центра и в Белоруссии, подвергались чисткам как сторонники Берии. Судоплатов и Эйтингон, работавшие в Четвертом управлении НКВД, бесследно исчезли со сцены. Л.Ф. Цанава, возглавлявший полицейский аппарат Белоруссии и являвшийся автором одной из самых подробных работ о партизанском движении, лишился своего поста, а вместе с ним исчезла и его книга.

Но большинство бывших партизанских руководителей оказались в выигрыше от прихода Хрущева к власти. По словам некоторых авторов, он еще в 1944 году отдал распоряжение собирать рукописи литературных произведений о партизанах. В 1949 году Хрущев, вопреки существовавшей при Сталине тенденции с подозрением относиться к партизанам, открыто восхвалял их. После обретения Хрущевым контроля над Компартией Советского Союза в советских произведениях о партизанах стала особо подчеркиваться «братская помощь», оказанная партизанам коммунистами в восточноевропейских странах, и партизанское прошлое в этих странах снова стало знаком отличия. В СССР резко выросло количество выходящих мемуаров и сборников документов о партизанском движении. Но по непонятным причинам Хрущев весьма неодобрительно отнесся к системным историческим исследованиям партизанского движения. В марте 1962 года в речи на Пленуме Центрального комитета КПСС он презрительно сравнил диссертацию «Партизанские операции в лесах Белоруссии во время Великой Отечественной войны» с диссертацией по теме «Экологическое и экономическое значение европейского белого журавля, черного журавля и серой цапли для Белоруссии». Обе диссертации, по его словам, были «пустой» тратой советских денег. Если и нужно давать трактовки партизанского движения и прочих этапов войны, то пусть этим занимаются авторы мемуаров, статей и литературных произведений.

В связи с частой сменой курса Хрущевым было бы не вполне разумно делать вывод о том, что в будущем не следует ожидать появления подробных исторических исследований партизанских операций. Однако его высказывания являются весьма примечательными в долгосрочном плане. Как отмечалось выше, партизанское движение обеспечило режиму весьма полезную легенду, которая входит составной частью в эпос под названием «Великая Отечественная война», представляющий собой героическую страницу в истории того поколения, которое находилось у власти в СССР. Партизанская легенда имеет то преимущество, что она превозносит роль коммунистической партии, тогда как особый акцент на действиях регулярных войск способствует поднятию престижа армии. В ряде вышедших мемуаров утверждалось (пусть это и довольно сомнительно с точки зрения исторической правды), что служить в партизанах было труднее, опаснее и даже более почетно, чем в Красной армии^[108].

К тому же историю партизан можно легко приспособить для закрепления в сознании молодежи коммунистических идей. Легенды об отрядах бесстрашных и связанных единой целью молодых людей, живущих под открытым небом, сражающихся против превосходящего противника и мстящих худшим из мерзавцев, привлекали внимание молодежи со времен Робин Гуда до эпохи покорения Дикого Запада. Добавьте к этому рецепту в качестве ингредиентов элементы детективного триллера, и у вас в руках окажется идеальное орудие пропаганды. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что литературные редакторы (а в ряде случаев и талантливые писатели с партизанским прошлым, такие как, например, П. Вершигора) переработали воспоминания настоящих партизан, сделав из них произведения, наделенные особой драматургией. Будучи безыскусными, такие книги резко отличаются от большинства скучных, написанных поучительным тоном советских произведений, получивших официальное одобрение. В то же время «литературная» переработка партизанских мемуаров предоставляет умелым пропагандистам широкие возможности сделать особый упор на позитивных сторонах партизан и косвенно предостеречь против действий, рассматриваемых режимом как негативные. Таким образом, жанр партизанской литературы создавался с тем, чтобы стать немаловажной и действенной частью механизма советской пропаганды. И эта роль вряд ли будет преуменьшена в обозримом будущем.