Книга От Тильзита до Эрфурта онлайн - страница 6

IV

Статьи, относящиеся к Англии и Турции, были составлены так, что представляли видимое соотношение. Действия того или другого императора, мирные или военные, смотря по обстоятельствам, должны идти параллельно, хотя и в разных местах. Каждый должен действовать в пользу союзника. Помощь, которую мы окажем России на Востоке, будет соответствовать услугам, которые окажет нам Россия против Англии, с той только разницею, что Александр брал на себя положительные, а Наполеон только условные обязательства.

Прежде всего Александр обязуется предложить лондонскому кабинету свое посредничество для восстановления мира между Францией и Англией: он употребит все силы, чтобы доставить успех желанному делу. Если Англия согласится заключить мир, признавая, “что флоты всех государств должны пользоваться равной и полной свободой на морях”,^[157] возвратит все завоевания, сделанные за счет Франции или ее союзников, начиная с 1805 г., – дело шло о французских, испанских и голландских колониях, – Наполеон возвратит ей Ганновер. Если к 1 ноября 1807 г. Англия не примет посредничества России или, приняв его, не согласится вести переговоров на вышеуказанных основах, петербургский кабинет в последний раз обратится к ней с требованием. Если к 1 декабря это требование не произведет действия, русский посланник возьмет свои верительные грамоты, и начнется война.

Тогда франко-русский союз должен вполне развить непреодолимую мощь своих средств. Не довольствуясь употреблением всех своих сил против общего врага, императоры принудят всю Европу целиком присоединиться к своему делу. Они не потерпят более нейтральных государств на континенте, так как Великобритания не признает таковых на морях. До сих пор одна великая держава, Австрия, и три второстепенных, но выгодно расположенных для морской борьбы, Швеция, Дания и Португалия, остались нейтральными или верными Англии. От дворов Стокгольма, Копенгагена и Лиссабона будет потребовано, чтобы они закрыли свои гавани для английской торговли, чтобы они отозвали из Лондона своих посланников и объявили войну. В случае отказа к ним будут немедленно применены принудительные меры. Со Швецией, король которой кичится своей доходящей до безумия враждой к Наполеону и финляндские владения которого представляют честолюбивым стремлениям Александра заманчивую добычу, поступят особенно сурово: не только Россия и Франция не пощадят ее, но и заставят и Данию принять участие в войне. Для вовлечения Австрии в общую войну удовольствуются “мерами настойчивого, нравственного воздействия”, не прибегая к силе оружия. Пользуясь попеременно то материальным, то нравственным воздействием, Наполеон и Александр употребят все усилия для создания против Англии европейской лиги и превратят союз в коалицию.

В течение периода, предшествующего чрезвычайным мерам, в то время, когда петербургский кабинет будет употреблять все усилия для достижения мирного соглашения с Англией, Наполеон со своей стороны посодействует заключению мира между Россией и Портой. Он предложит свое посредничество туркам и царю, который и примет его. При его содействии будет заключено перемирие на Дунае. Главное условие предусмотрено уже теперь: Россия должна будет очистить Княжества, причем султан будет лишен права занимать их войсками. Хотя Наполеон, чтобы пощадить самолюбие турок и сохранит за собой их доверие, и настоял на том, чтобы эта статья вошла в подлежащий огласке договор, но на словах он дал понять Александру, что не придает ее выполнению большого значения и не будет настаивать на эвакуации русских войск.^[158]

По прекращении враждебных действий на Дунае, переговоры о мире будут продолжаться в назначенном месте. Задача Франции, которая будет председательствовать во время прений, будет состоять в примирении взаимных требований. Однако, “если, вследствие перемен, могущих произойти в Константинополе, Порта не примет посредничества Франции, или, если, после принятия посредничества, окажется, что в течение трех месяцев после открытия переговоров они не приведут к желательному результату, Франция будет действовать заодно с Россией против Оттоманской Порты. Обе высокие договаривающиеся стороны придут к соглашению об изъятии всех провинций Оттоманской империи в Европе, кроме Константинополя и Румелии, из-под ига и притеснения турок”.^[159]

Как видим, раздел Оттоманской империи ставился в зависимости от исхода переговоров, которые Франция, в роли посредницы, пользуясь своим грозным престижем, имела возможность направлять, ускорить или затянуть, прервать или довести до конца. Благодаря этой оговорке Наполеон сохранял за собой право определять размеры своих уступок России и оспаривать и увеличивать их в зависимости от услуг, которые он от нее потребует и в зависимости от требований войны с Англией. Вместо того, чтобы круто изменить свою восточную политику, он просто принимал меры к ее видоизменению, если обстоятельства его к этому вынудят, и для выбора того или другого решения оставлял в своем распоряжении несколько месяцев. Правда, впоследствии император Александр утверждал, что Наполеон во время разговоров в Тильзите шел гораздо дальше и определенно обещал России приобретение на Дунае. Но следует заметить, что такой смысл был придан императорским словам приблизительно через четыре месяца после свидания, тогда, когда Александр разобрался в своих собственных домогательствах, когда сознал, что его вожделения выросли и приняли определенную форму. Однако, если и предположить, что Наполеон допустил неясность, благоприятную для русской политики, он запасся трудноопровержимым аргументом, который в случае надобности мог ее рассеять и который был не что иное, как самый текст договора, т. е. письменный документ, на который только и можно было ссылаться при разногласии между императорами. На несвоевременные или преждевременные требования Александра он мог бы всегда ответить, как он это и сделал впоследствии: “Мне указывают, что я не придерживаюсь более Тильзитской песни: я признаю только песню, положенную на ноты, т. е. букву договора”.^[160]

Следует еще заметить, что если бы раздел и состоялся, условия его были плохо определены. Только вопрос о Константинополе определенно был изъят из обсуждения. Выражение “Румелия”, употребленное для обозначения стран, которые вместе со столицей оставались за Портой, было особенно растяжимо; можно было применить его в тесном смысле к территориям, непосредственно сгруппированным вокруг Константинополя, и можно было распространить его на все центральные провинции европейской Турции, которые обозначались в оттоманском словаре под именем “Румелия”. С другой стороны, договором не воспрещалось, чтобы в вопрос о разделе были включены некоторые положения об островах; одна статья говорила определенно, что Неаполитанские Бурбоны получат “в вознаграждение Балеарские острова или остров Кандию, или что-либо иное такого же значения”,^[161] если при заключении общего мира у них отнимут Сицилию. Наполеон теперь же присудил себе драгоценную частицу приморского Востока, а именно: рейд Каттаро и семь ионических островов.^[162] Если бы ему понадобилось еще бороться и завоевывать, они могли бы служить ему путем к более обширным приобретениям, он мог бы найти в них предмет для обмена и вознаграждения во время своих переговоров с Англией, если она не откажется “благодетельствовать человечество заключением мира”.^[163]

Все статьи, по которым состоялось соглашение между императорами, были распределены в трех актах: договор о мире, предназначенный к немедленному обнародованию, отдельные секретные статьи и, наконец, тайный договор о союзе. Эти акты взаимно дополняли и объясняли друг друга, и из всей их совокупности вытекала система, принятая обоими императорами для совместного разрешения мировых вопросов. Независимо от совместных шагов по отношению к Англии и Турции, тайный договор включал в себе общий наступательный и оборонительный союз. “Его Величество Император Французов, король Итальянский и Его Величество Император Всероссийский обязуются действовать заодно, будет ли то на суше, будет ли то на море, наконец на суше и на море, в каждой войне, которую Франция и Россия должны будут предпринять или поддержать против какого бы то ни было европейского государства. В случае, если наступит момент для действия союза, и всякий раз, когда это действие может быть предусмотрено, высокие договаривающиеся стороны определят особым соглашением силы, которые каждая из них должна будет выставить против общего врага, и места, где эти силы должны будут действовать; но они отныне же обязуются, если потребуют обстоятельства, употребить всю полноту своих сил, как морских, так и сухопутных”.^[164]

Договоры были подписаны 7 июля и утверждены 9. Несмотря на неопределенность некоторых статей, Александр был, по-видимому, вполне счастлив и в предвидении крупных выгод беззаветно отдавался радости. По мере того, как свидание близилось к концу дружба обоих императоров становилась еще более демонстративной. Они хотели, чтобы их хорошее настроение передалось другим. Начались раздача и обмен знаков отличий, заранее условленных между императорами; Александр собственноручно составил список новых кавалеров большого ордена Почетного Легиона, таковыми были: великий князь Константин, князья Куракин и Лобанов и барон Будберг. Новый Вестфальский король, великий герцог Бергский, князья Невшательский и Беневентский получили Андрея Первозванного. С той и другой стороны главные начальники и особенно отличившиеся офицеры получили похвальные отзывы в лестных выражениях. Войска также не были забыты; хотели, чтобы примирение армий послужило знаком примирения народов. Между французской императорской гвардией и батальоном Преображенского полка, расположенными в Тильзите рядом, установились превосходные отношения. Когда войска должны были брататься торжественно и по приказанию, их примирение состоялось по естественному влечению. В один прекрасный день в Тильзите, на месте прогулок, под зеленой сенью деревьев были поставлены столы; солдатам обеих гвардий было устроено обильное угощение. Наполеон приказал привезти съестные припасы и вина из Варшавы, Данцига и еще более отдаленных мест. Вечером заразительная веселость наших французов увлекла за собой угрюмых во хмелю северных солдат. Обменявшись своими головными уборами и знаками отличия, в вывороченных на изнанку костюмах они смешанными группами весело проходили мимо окон, у которого стояли императоры. Ночь прошла в шумных играх при неистовой пушечной пальбе.^[165]

8 июля Наполеон сделал прощальный визит Александру. После продолжительного разговора оба императора вышли вместе. Перед домом стоял под ружьем батальон Преображенского полка и взял на караул. Тогда-то Наполеон попросил у царя позволения наградить орденом лучшего гренадера России. Приказали выйти из рядов одному храброму старому воину по фамилии Лазарев. На императоре был крест Почетного Легиона, но в этот день утром он приказал не очень крепко прикреплять орден,^[166] собираясь устроить эффективное зрелище и обеспечить за ним верный успех, Он снял его и надел на грудь Лазареву; старый солдат по русскому обычаю поцеловал ему руку, затем полу его мундира. По рядам пронеслись громкие радостные крики.

На другой день императоры расстались, и Александр опять переправился через Неман. В то время, когда удалялась лодка, Наполеон, стоя на берегу, делал своему союзнику рукой дружеские и прощальные знаки. В десять часов вечера он уехал в Кенигсберг, отправив сперва приказания, долженствовавшие ускорить перемирие с Турцией и передачу в наши руки ионических островов.

Сцены в Тильзите и великое зрелище примирения произвели на всех присутствующих неизгладимое впечатление, тем более сильное, что оно было почти единственным в это грозное боевое время. Во Франции радость по поводу заключения мира была даже сильнее гордости от побед. Как будто небо внезапно прояснилось. До сих пор думали, что эпоха войн будет бесконечна; теперь предвидели более спокойное будущее; вообразили, что император, закрепив дело своих побед соглашением с могущественным Северным монархом, пожелает и признает возможным прекратить войны на континенте. Мечта, которую история не может разделять! Пока не кончится морская война, – этот далекий и не всегда видимый источник, из которого вытекали все другие войны, – императору было предназначено судьбой вступать в союзы только для того, чтобы сражаться и без устали подвизаться на поприще завоеваний. Хотя наши континентальные враги и будут неоднократно побеждены и рассеяны, Англия всегда будет подле них, чтобы предложить им пристанище и сборный пункт, чтобы платить за возмущения и поощрять измену; и до тех пор, пока эта глава коалиции будет оставаться неуязвимой, ее разбросанные члены будут всегда стремиться к сближению и соединению. Раздробленная Пруссия, униженная Австрия, – столько побежденных, покоренных и недовольных государств не покорятся своей судьбе; наши вассалы постараются избавиться от тяжелой опеки, наши друзья будут ненадежны, и даже русский союз только с трудом устоит перед продолжительностью мирового кризиса. Тильзит отнюдь не закрепил судьбу мира, он даже не закрепил союза с Россией. Хотя оба монарха поклялись в вечной дружбе и неизменном доверии и клятвенно обязались оказывать взаимную помощь, хотя и обсуждали в духе союза важные задачи, которые разъединяли их до сих пор, они, откровенно говоря, не решили ни одной из них. Вопрос о Пруссии был окончен только внешне; польский вопрос по-прежнему был чреват опасностями; по восточному вопросу договор скорее давал надежду на его решение, чем уверенность. Как только дело пойдет о более точном определении интересов той и другой стороны в том положении, какое создалось для них соперничеством в прошлом и в особенности потребностями, вытекающими из последней войны, так и представится случай увидеть, что они по-прежнему враждебны и в самом основании противоречивы. Это облако, нависшее над будущим, не ускользнуло от Наполеона. Он сознавал, что Англия располагала еще бесчисленными средствами для разрушения шаткого здания его союзников; что его врагу достаточно будет оставаться неуступчивым и затянуть хотя бы пассивное сопротивление, чтобы снова найти союзников и соучастников; что следовало его преследовать без отдыха, сломить его, не откладывая этого дела, опасаясь, что он снова подымет вопрос о результатах, добытых с такой славой; что Франция не может ждать, пока мир придет к ней, но должна его завоевать. Поэтому-то и составил он в Тильзите, пользуясь первым горячим порывом Александра, самый грозный из всех созданных им доселе планов войны для того, чтобы сломить британское упорство. Но его план заключал в самом себе громадные опасности. Побуждая императора к применению еще более строгих мер, заставляя его доводить до крайнего раздражения побежденные и насиловать нейтральные государства, он тем самым давал новое оружие в руки Англии и, доводя гнет до последнего предела, должен был подготовить против нас всеобщий взрыв и дать ему оправдание. Тем не менее Наполеон покидал Александра с надеждами и был доволен своим делом. Он впервые заключил союз с великой державой и нашел помощника для борьбы, которую вел с заносчивой нацией. С его, хотя бы кратковременной, помощью он рассчитывал приступить ко всем своим предприятиям и выполнить их. Наполеон надеялся быстро укротить или разбить Англию, лишь бы царь, хотя бы не надолго, остался ему верен, и не так скоро прекратилось на него его обаяние, лишь бы Александр продолжал следовать в Петербурге импульсу, данному в Тильзите. “Всеобщий мир в Петербурге, говорил он после свидания, дела всего мира там же”.^[167] Примирение с Россией отнюдь не обеспечивало всемирного покоя, но союз с нею мог его дать; хотя в Тильзитском соглашении ничто не было доведено до конца. Наполеон все-таки видел в нем средство все покончить.