Книга Аргентумный ключ онлайн - страница 2

ГЛАВА 2
ИЗБУШКА ПРЕДАТЕЛЯ

Маленькая избушка на берегу тихого, Домашнего, как окрестил его Март, озера была срублена на совесть, со знанием дела. Вода была совсем рядом, и в кустах возле дома лежала замшелая лодка-плоскодонка, на дне которой источала сомнительные болотные ароматы просочившаяся водица. Окна избушки густо заросли вьюнками и диким виноградом, а в довольно-таки сносной и крепкой крыше темнело отверстие для дымохода. Вот только двери в доме почему-то были сняты – обе створки валялись в траве рядом с дверным проемом, возле покосившихся ступенек.

Внутри избушка, несмотря на свой порядком запущенный вид, была довольно уютная; было только непонятно, когда ее покинули хозяева: повсюду, кроме маленькой кухоньки, лежал густой слой пыли. Зато в подполе, люк которого Эгле нашла сразу, словно это был ее собственный дом, друиды обнаружили настоящее изобилие съестных припасов. Тщательно увязанные мешки с крупой, бочонок с медом, соль, какая-то сероватая мука неопределенного происхождения и еще кое-какие продукты, которые могут долго не портиться и не плесневеть, – все это давало друидам возможность в первые дни не умереть с голоду на острове, который покуда представлялся Яну необитаемым. Впрочем, Травник предположил, что на остров могли иногда заходить рыбаки, а в охотницких и рыбацких обычаях всегда было оставлять небольшой запас еды и кресало для огня в тайниках на лесных заимках или в старых избушках, невесть когда и кем срубленных. Их было немало на диких северных островах. Нашлись в подполе и несколько связок длинных свечей, правда, порядком изломанных, но вполне годных. Так что так или иначе, а у Яна, порядком приунывшего после безрезультатных блужданий по комариным лесам и обветренным скалам, стало немного спокойнее на душе, появилось чувство уверенности, чего нельзя было сказать об Эгле и Збышеке. Но если девушка, поворчав немного для виду о том, что теперь придется наводить порядок в этом запущенном хлеву, сразу принялась хлопотать по хозяйству, прибираться и приводить избушку в порядок, тихо напевая какой-то грустный мотивчик, то Март молча уселся за стол и принялся мрачно ковырять ногтем струганные доски. Они и без того были порядком изрезаны многочисленными зарубками и испещрены царапинами – видать, уже сиживали за этим столом постояльцы, из тех, что вечно пребывают не в духе. Травник, не обращая внимания на Марта, который уже напоминала мрачную черную тучу, сосредоточенно обследовал избу, каждый ее уголок, только еще стены не простучал. Наконец Эгле довольно невежливо согнала Марта с колченогой табуретки, вручила ему помятое ведро, которое она отыскала в подполе, и отправила за водой. Тот подчинился, но по угрюмому взгляду, которым Збышек одарил девушку, Коростель понял: неприятного разговора не миновать. Причиной его было давешнее решение Травника остаться на острове, которое и привело их в эту избушку. Ян сокрушенно вздохнул и принялся помогать Эгле хозяйничать на кухне, однако вскоре едва не схватил оплеуху, увернулся от шлепка мокрой тряпкой и под гневные требования не путаться под ногами выскочил из избы как ошпаренный. Смущенный и обуреваемый уязвленной гордостью бывшего домоседа, Ян неспешно побрел к озеру, благо оно было рядом и от него за версту веяло покоем и тишиной лесной воды.

Между тем за всеми хлопотами друиды и не заметили, как стало смеркаться. К этому времени деревянный дом если и не сверкал чистотой, то, во всяком случае, выглядел вполне опрятно: полы заметно посветлели, паучьи тенета и пыль исчезли, а из кухни вкусно пахло кашей. Эгле раскраснелась, разрумянилась, и настроение у нее основательно улучшилось, зато Март по-прежнему дулся и за едой хмурился и сосредоточенно ковырял своей любимой деревянной ложкой в миске с кашей.

Некоторое время Травник внимательно смотрел на молодого друида, затем вздохнул и слегка хлопнул ладонью по столу.

– Я понимаю твое недовольство, Збышек. Но все уже порядком устали, а у нас теперь все-таки появилась крыша над головой. Поэтому сейчас будем спать. Первым дежурит Март. Я второй, последним – Ян. И давайте обо всем поговорим завтра.

Никто не проронил ни слова. Эгле быстро убрала со стола, а Травник, Збышек и Ян отправились навешивать двери.

– Ума не приложу, кому понадобилось снимать их с петель, – прокряхтел Коростель, когда они с Мартом с трудом взвалили на плечи одну тяжеленную створку.

– Видимо, бывший хозяин был не в меру широк или же растолстел так внезапно, что однажды просто не смог пройти в двери, – мрачно предположил Збышек, помогая Травнику вставить дверь в петли.

– Или же выйти, – добавил Травник, осторожно раскачивая створку из стороны в сторону и подбивая ее кулаком.

– Так и мы тут, растолстеем как бочки, на каше да на меду, – процедил сквозь зубы Март, мрачно сопя и всем своим видом выражая явное неудовольствие.

– Об этом мы с тобой можем ночью поговорить, после первой стражи, – сухо заметил Травник. – Но сначала ты подумай, пошевели мозгами, зачем мы все-таки на этом острове и что в наших силах сделать сегодня, а что – завтра. А теперь давай-ка спать.

Все, кроме Збышека, улеглись, и последнее, что запомнил Коростель, – глубокое дыхание лежащего рядом Збышека. Эгле устроилась спать в кухоньке, заявив, что рядом с мужчинами, конечно, было бы спокойнее, но уж слишком громко они храпят, так что и сторожей не надо – все лесные звери в страхе обойдут избушку стороной. Травник лег в сторонке, под оконным проемом, который Эгле затянула полотенцем – слишком хрупкой защитой от лесных комаров.

«Ладно, хоть кладбища отсюда далеко…» – подумалось Яну, и он тихо и незаметно погрузился в глубокий и тревожный сон.

Ян стоял в осеннем поле, на грязноватом и мокром от мелкого, моросящего дождика жнивье. Холодный и влажный северный ветер продувал его до костей, но он недвижно застыл посреди колючего желто-серого поля, широко раскрытыми глазами глядя на того, кто сейчас был перед ним. Напротив Коростеля стоял журавль. Большая длинноклювая птица, склонив голову, внимательно наблюдала за ним, изредка осторожно переступая тонкими суставчатыми ногами по жесткому ковру жнивья. Она не улетала, а только смотрела на Яна, словно что-то в нем притягивало ее, и это явно не было простым птичьим любопытством. «Стрижи очень быстрые, аисты очень добрые, журавли очень пугливые…» – вспомнилась Яну какая-то фраза из далекого-далекого детства. И тут «очень пугливая» птица неожиданно смело шагнула к нему и подняла клюв. Клюв был идеально прямой, как показалось Яну, чуть-чуть приплюснутый с боков и весьма острый. И этот клюв был нацелен Коростелю прямо в сердце.

Ян облизнул разом пересохшие губы. Он вдруг понял, что впервые видит перед собой такую крупную, чуть ли не в его рост, птицу, которая…

«Аисты совсем не добрые, это только видимость, это только мы их делаем такими в своих мечтах о доме и семейном счастье, – вновь вспомнил Ян чьи-то такие знакомые слова, а журавли, хоть и осторожные, но очень опасные, и их ничто не может остановить, когда они защищают…»

Что защищают журавли, Ян так и не узнал – жесткая ладонь Травника разбудила его, потому что наступило время третьей утренней стражи. Надо сказать, что на этот раз Ян проснулся с явным удовольствием – этот странный, неуютный сон смутил его, а знакомиться с острым журавлиным клювом Коростелю не хотелось даже во сне. Поэтому он быстро поднялся, умылся во дворе ковшом, смыв остатки дурного сна и с лица, и с души, и отправился разводить костер. Март и Травник чаще всего сторожили без огня, а Ян решил показать лесу и всему острову, что этот дом теперь обитаем и с его хозяевами шутки плохи – лучше обойди стороной. Травник не имел ничего против огня и отправился досыпать, поэтому вновь они встретились уже только за столом, доедая остатки вчерашней каши с крупной красно-белой земляникой, собранной Яном на рассвете неподалеку от их нового дома. Правда, справедливости ради надо заметить, что несколько ароматных ягодок Коростель все-таки съел сам. Это были не самые крупные земляничины, но все с маленьким изъяном – про такие ягоды говорят: «их ящерица разок отведала», и они всегда – самые сладкие.

Март за едой помалкивал – видать, ночью они с Травником уже крепко перемолвились. Но Симеон начал разговор сам:

– Скажу сразу: все, что вас всех сейчас беспокоит, в равной степени тревожит и меня. Предвижу разные вопросы, поэтому постараюсь ответить на все, хотя многое мне по-прежнему непонятно, так же как и вам. Тогда с чего начнем?

Март что-то пробурчал себе под нос, Ян подсел поближе, а Эгле пожала плечами и принялась протирать миски, сделав вид: вы тут, конечно, говорите, это дела ваши, но последнее слово очень даже может остаться за мной, по крайней мере если все, о чем тут говорят, будет касаться меня напрямую. Травник неспешно достал свои любимые семена из мешочка на поясе и принялся их перебирать, одновременно размышляя вслух.

– В таком случае начнем – решать надо всем вместе.

– Правильно, – хрипло откликнулся Март, но в голосе его уже слышался вызов. – И лучше побыстрее, а то мне торчать без толку в этом сыром доме уже порядком надоело.

– Если тебе сыро, истопи печку, – огрызнулась Эгле и поджала губы.

– Наших там, может быть, уже на огне поджаривают, а мы тут будем у печки греться… – начал было явно заготовленную тираду Збышек, но Травник предостерегающе поднял руку.

– Помолчи, Збых! Я вижу, что ты дуешься, но только все это зря. Ты не думаешь, надеюсь, что тебе Патрик с Казимиром дороже, чем всем остальным?

Март опустил голову. Травник немного помолчал.

– В том-то и дело, дорогой мой Март, что нам сейчас нужно раз и навсегда уяснить две вещи: что нам делать и почему мы здесь.

– Ну, что делать, положим, понятно, – встрял Ян. – Искать и искать, пока не перероем этот остров и не найдем Патрика и Казимира.

– Или зорзы раньше не отыщут нас, – закончила Эгле.

– И такое возможно, – подтвердил Травник. – Поэтому поиски наши с сегодняшнего дня нужно будет изменить. А начать надо с понимания того, что происходит, что произошло и что еще может случиться.

– А ты не боишься, Симеон, что, пока мы здесь сидим да размышляем, приходим к пониманию и все такое, проклятых зорзов на этом проклятом острове уже и след простыл? – с болью спросил Март.

– Ты правильно заметил – «проклятый остров», – сказал Травник. – Хотя и не стоит слишком часто упоминать проклятия и все, что с ними связано. Этот остров, похоже, действительно проклят, потому сюда, как стервятник, и стремился Птицелов. Потому он и притащил сюда…

Он замялся, но затем договорил:

– Потому и притащил с собой Казимира и Патрика, потому он никуда и не денется с этого острова, пока не сделает того, на что решился.

– Чего же он хочет, этот ваш Птицелов? – осведомилась Эгле, явно избравшая себе до поры до времени роль стороннего наблюдателя.

– Я-то это понял давно, как и ты, Симеон, только я предпочитаю действовать, а вот ты – выжидать и обсуждать. А ведь каждая минута дорога!

Збышек в отчаянии стукнул кулаком по столу.

– Не думаю, что все это время, пока мы на острове, мы занимались говорильней, – заметил Травник. – Но коли тебе и так все ясно, тогда сначала ты и поделись своими соображениями, хотя сразу предупреждаю: по-моему, в них закралась ошибка. Мы долго разговаривали со Збышком этой ночью, – пояснил для Яна и Эгле Травник. – Думаю, не мешало бы это знать всем – легче будет понять, что делать.

– Ну и давай тогда, Збышко-мишко, – сердито уперла руки в бока Эгле. – А то мы с Яном слушаем – дураки дураками, о чем вы там своем спорите.

– Хорошо, я расскажу, – согласился Март. – Я думаю, все дело – в этом острове. И здесь я с Симеоном согласен. Битва ведь тут была страшная, погосты вы и сами видели: половина острова – одно сплошное кладбище. Так вот, как рассказывали уже на четвертый день, когда Север одолели, стали на этом проклятом острове всякие странности твориться. Бои еще шли по всему острову, из скал и между утесами выкуривали свеев, чудь пряталась в болотах, нет-нет, да и озерные саамы вылезали откуда-то, как из-под земли, – в общем, дел еще хватало.

– А ты сам, что ли, побывал на этом острове? – недоверчиво прищурилась Эгле.

– Бывать не бывали, но осведомлены о здешних делах хорошо, – сухо заметил Травник. – Но дело сейчас не в этом. Говори дальше, Збых.

– Так вот, на места сражений да на свежие погосты всегда стремится всякая нечисть, – продолжил Март. – Нелюдь разная ищет поживы, да и мародеров из числа людей хватает. Грабили мертвых, между прочим, здесь все – и свои, и чужие. Ладно, с чуди нечего взять, и совестью она большой не отличается, но и балты, и русины, и мазуры – все были не прочь после битвы пошарить в карманах у погибших. Одного-двух в стане литвинов, по-моему, даже повесили для примеру, да тут все само собой и прекратилось – подошли корабли, и войска стали увозить с острова. Но все это время, дня два-три, пока сборы да погрузка, стали замечать в лесах ходячих мертвецов – тех, что были побиты в сече.

– Это навроде ночных, что ли, как в деревне у Мотеюнаса? – поежился Ян, вспоминая лицо с усиками и шрамом убитого им оборотня.

– Да, пожалуй, нет, ночные – другого поля ягоды, – покачал головой Травник и жестом показал Марту – мол, продолжай.

– Поначалу видевших на смех поднимали, а затем, когда очевидцев стало уж слишком много, обратились за помощью к магам, что были в стане балтов и полян. А те и сказали – не можем ничего сделать, потому как на остров наложено заклятие, причем когда-то давным-давно. А для того, чтобы такое заклятие снять, перво-наперво нужно знать, кто наложил. Это все равно как следы в поле или в лесу: истерлись, и не знаешь чьи. А выберешь другой след – иной раз и бед не оберешься. Только и остается – стирать все следы.

– Ну и стерли бы все подряд, – недоверчиво протянул Коростель.

– Стереть – стерли, да, видно, не все, – ответил Збышек. – После рыбаки, что этот остров навещали, рассказывали, будто видели здесь жуть какую-то и в воздухе чуяли – словно колдовство разлито. Особенно часто – летом и осенью. С тех пор и нарекли остров этот Колдуном. Говорят, будто сам остров ворожит, а кто приплывет сюда – так и вообще со свету сжить норовит.

– Ну, это-то скорее рыболовы сами выдумали, чтобы соперников по рыбацкому делу от своего острова отвадить, – улыбнулся Травник. – Такое сплошь в обычаях у охотников и рыболовов – задурить, запугать, но от своей вотчины, особенно если богата добычей, непременно отвадить.

– Поэтому, как я понял, для чего-то Птицелову и его оборотням нужны Патрик с Казимиром, – продолжил молодой друид. – Словно какой-то отбор он ведет. Средин нас всех, между прочим.

И Март на мгновение замолчал, словно в эту секунду вспомнил что-то, на что прежде, может, и не обратил бы внимания, а тут вдруг всплыло. Эта пауза не укрылась от внимания Травника, который заинтересованно придвинул лавку ближе к столу.

– Ну-ка, ну-ка, говори, что с тобой там, в замке, приключилось? Никак зорзы над тобой что-то учинить хотели?

– Не знаю, что хотели, а только не успели, видно… – Март провел рукой по лбу, словно вспоминая, и мимоходом сдвинул на бок свою любимую черную ленту, расшитую разноцветным узором. Ей он всегда перехватывал свои, в общем-то, совсем не длинные русые волосы, и Коростель был уверен, что это – чей-то подарок.

– Когда меня… ну, словом, когда я уже связанный был в замке Храмовников, водили они меня в одной башне в какую-то комнату или каземат крепостной, я не понял – глаза, подлюки, завязали. Но что-то там было такое необычное, ровно костры горели или один, только большой.

– Почему костры? Может, просто камин? – предположила Эгле.

Март покачал головой.

– Уж слишком жар сильный от огня шел, и еще… запах какой-то… странный. Сами знаете, в Кругу да в Служеньи всяких гадостей довелось нюхать, я и сейчас, наверное, любое лекарство с закрытыми глазами отличу, да и много каких порошков магических унюхаю. А тут… – Март задумался на мгновение. – Странное дело: показалось мне, что смесь запахов была каких-то чудных, они к тому же еще и как бы переливались, перетекали будто бы один в другой. И все это – с едким дымом, так что, помню, закашлялся я жутко. Но самое главное: буквально перед тем, как меня к окну потащили – вам показывать, – при этих словах лицо Збышека залила пунцовая краска смущения, – один из них, кажись, Коротышка, как Ян его называет, сказал второму: добавь мол, зеленого еще…

– Чего зеленого? – почти одновременно проговорили Ян и Эгле.

– Сам не знаю, – пробормотал Март. – Просто «зеленого»… А второй – Колдун, кажись, – ему еще ответил: добавляй не добавляй – все равно синий с желтым уже миновали. Так и сказал. Если только я, конечно, цвета не перепутал…

– Получается, ты не смог узнать и запомнить зорзов в лицо – тех, что тебя в эту комнату водили? – спросил Травник.

– Только их мерзкие голоса, – сокрушенно покачал головой молодой друид. – Они мне еще перед этим здорово по голове треснули, я как в забытье какое-то впал, а потом, перед тем как в эту комнату меня заводить, они мне плотно глаза завязали. В комнате же, где огонь был, меня тут же привязали к стене. Получается, что в ней какие-то крюки или штыри должны были быть – ремням-то нужно на чем-то держаться?

И Збышек озадаченно замолчал, вновь вспоминая и переживая тот злополучный день, когда он в одиночку вознамерился штурмовать целый замок с зорзами.

– Думаю, это еще одно подтверждение того, что зорзы кого-то ищут, – сказал Травник.

– А я думала – что-то! – Эгле иронически скривила губы.

– И ты тоже права, – согласился Травник. – Видимо, они ищут кого-то, у кого есть что-то. И то, что Птицелов с такой легкостью отпустил Збышека, похоже, говорит о том, что у нашего Марта этого нет.

– А Патрик с Казимиром? – спросил Коростель.

– Тут одно из двух, – ответил Травник. – То, что они забрали их с собой, говорит о том, что Казимир с Патриком представляют для зорзов какую-то ценность, известную только им самим. А то, что они забрали обоих, свидетельствует за то, что Птицелова интересует каждый, либо он еще не успел произвести их проверку. Если же только Молчун не ошибся… тогда у зорзов сейчас именно тот, кто им нужен.

– Но зачем тогда им… тело… другого? – смутился Ян. Эгле молча смотрела перед собой остановившимся взглядом.

– А тела может уже и не быть, – невесело покачал головой Травник. – Хотя я почему-то уверен – оба наших у зорзов. И живые.

– Этот остров… он как-то связан с тем, почему мы здесь? – Эгле была внешне бесстрастна, как-то уж слишком, даже нарочито спокойна.

Травник глянул ей прямо в глаза.

– Да, девочка. Зорзов притягивает все, что связано со смертью. Если хотите, в широком смысле этого слова… Они буквально ищут встречи с ней. Поэтому они здесь, поэтому и приволокли сюда пленных.

– Если ищут, они ее найдут, – тихо пробормотал Март, и его лицо вновь начало приобретать угрюмое выражение.

– А почему именно здесь? – одними губами произнесла девушка.

– Как всякие нелюди, которых притягивают к себе погосты, – процедил Травник, и Ян Коростель вдруг ощутил огромное нервное напряжение, которое сейчас, должно быть, испытывал этот человек, говоря с ними в уюте и безопасности деревянного дома – их маленькой крепости в суровом море непролазного леса и угрюмых скал. – То, что зорзы весьма интересуются смертью, я слышал еще давно, когда в северных приморских лесах начали ходить недобрые слухи об их некромантских штучках, отдающих изуверством. Лесные стражи, от которых я слышал парочку таких историй, тогда еще не знали точно кто это творит на заброшенных лесных дорогах и в глухих заимках, отчего иной раз пропадают одинокие путники, которых потом находили со следами того, что и пытками-то назвать трудно. Просто какое-то холодное любопытство бесстрастного насекомого по принципу: а что будет, если я ему это сейчас оторву, а это вот сюда воткну? Теперь-то я думаю, что зорзы искали свои, некромантские, пути к тому, что они нашли сейчас: вот этому острову, который называют Колдуном только потому, что не хотят выговаривать слово «Смерть», чтобы лишний раз не поминать безносую.

Травник помолчал – было видно, что свои теперешние слова он обдумывал долго, тщательно сравнивая все за и против.

– Этот мрачный кладбищенский остров, который и без того вечно подтачивают морские волны, мне сейчас представляется землями, столь тонко отделенными от того, Иного, мира, что, кажется, копни поглубже – и провалишься туда, откуда возврата нет никому, и для этого не нужно ни за откровения на Мосту Прощаний годами жизни расплачиваться, ни в Смертном скиту терять рассудок. Этот остров – такой вечный нарыв, который не проходит, но пока и не прорывается, потому что для этого нужно знать самое тонкое место. Или попытаться почувствовать его.

– Теперь мне все ясно, – твердо заявила Эгле. – Им нужен проводник. Туда.

– Получается, что они давно его ищут, – заметил Ян. Он был подавлен, но в душе его росло какое-то странное, доселе незнакомое ему чувство возмущения, как если бы он возмущался промочившим его дождем или негодовал по поводу пронизывающего до костей ветра.

– И вот теперь, похоже, нашли, – пробормотал Март и, зло сплюнув, прибавил совсем как Травник: – Посмотрим.

Эгле укоризненно посмотрела на русоволосого друида, а Коростель вспомнил, как точно так же Травник сказал «посмотрим», когда они выходили в деревне на двор Мотеюнаса навстречу Ночным.

– А кто же тогда был этот, черный, который Збышека помог вызволить? – спросил Коростель и вдруг осекся – понял.

– Шедув это был, с которым мы с тобой на Мосту Прощаний говорили, больше некому, – тихо ответил Травник, и при этих словах на его лицо словно набежала какая-то тень: скулы резко обозначились под кожей щек, глаза прищурились, расширились ноздри – Травник сейчас походил на усталую гончую собаку, которая только что взяла новый след и теперь выбирает, по какому идти.

– Неужто мертвого оживил и отпустил Темный Привратник? – сокрушенно покачал головой Март.

– Думаю, решали оба, – задумчиво проговорил Симеон. – Видать, послали нам его охранителем, хотя, может быть, что это и не единственная его служба.

– А по мне, так лучше бы Привратники приставили Шедува к тем дверям, через которые Птицелов пройти хочет, – пробормотал Ян, вспоминая темную фигуру на заснеженном мосту. – Хоть и неясно, чего зорзам там надо, но не нравится мне это.

– Мне думается, ищут они в Посмертии силу, – предположил Травник. – Силу или какие-то возможности. Такие, каких до сих пор ни у кого не было. Когда-то давно, когда еще мой учитель был жив, Птицелов встречался с Камероном, тайно, в городе Аукмере. Сманить хотел его.

– Неужто на свою сторону? – недоверчиво воскликнул Збышек, а Яну отчего-то стало не по себе.

– Нет у Птицелова никакой стороны, – сказал Травник. – Он один. Один, как луна, которая думает, что у нее свой свет есть. И все слуги его для Птицелова не более чем псы, преданные ему, но уже заранее преданные им.

– Темно как-то ты говоришь, Травник, – пожала плечами девушка. – Зачем ему их предавать? И кому? Нам, что ли?

– Предать собаку можно, отобрав у нее себя, – ответил друид. – Не ее прогнать – себя у нее отобрать. Как у женщины свое сердце назад вытянуть… А для собаки страшнее этого ничего нет. Так-то.

Травник медленно обвел потеплевшим взором друзей и неожиданно усмехнулся. Март удивленно вскинул брови, а Эгле и Коростель непонимающе переглянулись. Травник покатал на столе невзрачное семечко, потом указал пальцем на дощатый пол под ногами и заметил:

– Да… с жильем нам повезло, прямо-таки, не слишком. Стены-то крепкие, и крыша не худая. Худая память, однако. Помнишь, Март, историю Ивара?

– Какого Ивара? – осведомился молодой друид. – Ивара-изменщика? Из-за которого русинские разведчики полегли?

Травник кивнул.

– Помню эту историю, как же. Кто ее хоть раз услышит – ни в жизнь не забудет, – осторожно ответил Збышек. – Особенно русины. Те, думаю, многое бы отдали, попади он к ним в руки. А ты это к чему сейчас про изменщика вспомнил?

– Ни в чьи руки так и не попался Ивар-изменщик, – заметил Травник. – Осталась о нем только недобрая память. Да еще вот изба…

– Эта, что ли? – недоверчиво протянул Збышек, а Эгле вдруг выпустила из рук пустой чугунок, который с грохотом покатился под стол.

– Именно, – невесело улыбнулся Травник и похлопал ладонью по стене. – Это она и есть – избушка Предателя. Везет нам, а?